«Его сознание медленно выплывало из тумана», — вдруг появилась в его мозгу фраза, которая абсолютно не соответствовала действительности. С одной стороны, он пришёл в себя рывком, а с другой — сознание было очень далеко от ясного, оно было затуманено дикой болью, ощущаемой, казалось, во всём теле. Он громко застонал, почти заорал, и его вопль тут же был услышан.
— Вот, мистер Поттер, выпейте это, — произнес заботливый женский голос, а к его губам прижали край стеклянного сосуда.
Он (мистер Поттер?) залпом выпил жидкость совершенно омерзительную на вкус, чуть не вытошнив её обратно, и хотел было уже начать ругаться, как почувствовал, что боль резко отступает. Из общей, создающей впечатление, будто его поджаривали на медленном огне, боль разбрелась по отдельным местам, органам, узлам.
«Это что, меня настолько сильно избили эти жирные свиньи Вернон и Дадли?», — подумал «мистер Поттер», в этот момент вспомнив, что его зовут Гарри. Однако ощущения были совершенно не похожи на последствия предыдущих избиений. Дико болела, практически раскалывалась голова, всё ещё не давая мыслить адекватно. Он снова застонал, пытаясь дотронуться до неё правой рукой. Не получилось — рука не чувствовалась совсем, зато попытка пошевелить ею вызвала новую вспышку боли.
Женщина тяжело вздохнула, но, похоже, его вид был столь удручающим, что она одно за другим дала ему ещё два каких-то лекарства. Одно такого же вкуса, другое чуть приятнее. Вскоре в голове наступила легкость, и он заснул.
Когда Гарри вновь проснулся, было ещё темно, рассвет лишь начал окрашивать верхушки видимого вдали за окном леса. Боль в теле практически исчезла, а в голове снизилась до вполне приемлемых размеров. Он вытащил руки из-под одеяла и привычным, хотя никак не мог вспомнить, откуда, движением взял со стоящей рядом тумбочки очки и нацепил их на нос. Туман перед глазами тут же исчез, и Гарри стал с интересом осматриваться.
Он явно лежал в больничной палате, хотя и в какой-то странной. Ему доводилось видеть их по телевизору, в подсмотренных в щелку передачах, и он сразу заметил полное отсутствие медицинской техники и приборов. Кровати и прочая мебель, ширмы, которыми огромная палата делилась на отсеки, высоченный потолок. Странно. Он в привычном жесте изумления поднёс к голове руку, чтобы почесать затылок, и в ужасе замер.
Панически быстрым движением поднёс и вторую, затем приподнялся и откинул одеяло, чтобы рассмотреть свое тело. Да. Никакой ошибки. Последний период своей жизни, что он отчетливо помнил — лето, в которое ему исполнилось одиннадцать. Сейчас же ему было лет на пять-шесть больше, и их он не помнил. Совсем. «Ретроградная амнезия», — научное определение этого «совсем» вдруг пришло ему на ум, причём откуда он знал такие умные слова — он тоже не помнил. Совсем.
Дальнейшие раздумья были прерваны женщиной, одетой так, что сразу становилось понятно — она из медицинского персонала. Обрадовавшись, что Гарри пришел в себя и не испытывает сильных болей, она, тем не менее выдала ему новую пару мерзейшего вкуса лекарств, а затем принялась за невероятно странное занятие — начала махать над ним деревянной палочкой, что-то при этом приговаривая и изредка удовлетворенно улыбаясь. Вот тут Поттеру стало по-настоящему страшно. Это же к каким то ли безумцам, то ли сектантам он попал? Хотя лекарства до этого были более чем эффективными, а никакого вреда от странного ритуала он не чувствовал.
«Бля… Писец», — пронеслось в голове парня. Он не знал, что это за слова, но был уверен, что они идеально описывают сложившуюся ситуацию.
— Ну что же, мистер Поттер, — произнесла женщина, прекратив своё занятие, — думаю, ещё день, а может и два вам придётся у меня полежать. Но снотворного зелья вам пить более не стоит, так что сейчас позавтракаете, а потом вас наверняка навестят друзья.
Так всё и случилось. После вкусного и весьма разнообразного завтрака дверь в палату открылась, и вошли двое. Парень и девушка примерно одного с ним возраста. Парень высокий, на голову выше девушки, рыжий, мускулистый, с рассыпанными по лицу веснушками. Особого опасения он не внушал, но и особого расположения тоже. Девушка довольно симпатичная, пожалуй, если её причесать, накрасить и нормально одеть — была бы и красивой. Пока же дикая копна каштановых волос обрамляла напряжённое, обеспокоенное лицо. Лицо, на котором тут же появилась улыбка при виде того, что он в сознании и смотрит на них. И да, оба были одеты в странную форму, при виде которой в сознании всплыло слово «мантия».
— Как жизнь? — с ходу поинтересовался рыжий.
А девушка тут же начала:
— Гарри Джеймс Поттер, во что ты опять ухитрился влезть?
«Какая же она напористая», — подумал Гарри. Интересно, кто она ему, раз позволяет себе сразу наезжать на него, даже не поинтересовавшись, как он себя чувствует? Девушка? Вряд ли. Не стал бы он терпеть от свой подруги такого командного тона. Впрочем, будь она красивее и больше следила бы за собой, он бы мог за ней приударить. Хотя, может, она настолько хороша в постели, что он закрывает на такое глаза? И снова сомнительно. Откуда-то всплыла мысль, что вот от таких женщин: напористых, сильных, самостоятельных и независимых — в постели можно ждать лишь много работы и мало удовольствия для себя, любимого. Вообще, по его мнению, девушка должна быть или суперкрасивой, или женственной, в старом, патриархальном смысле этого слова, а ещё лучше и суперкрасивой, и женственной одновременно, но вот такое уже встречалось крайне редко. Да и вряд ли у неё вообще есть парень. Наверное, она его сестра. Старшая. Вдруг Гарри стало совестно, что он подумал, возможно, о своей сестре в таком ключе, но та продолжала:
— Как вы с Малфоем оказались в женском туалете и чем там занимались?
«Может, всё же она моя девушка и ревнует к какому-то Малфою?.. Ой, бля! — подумал Гарри. — То есть мои травмы — это последствия занятия чем-то непонятным с каким-то парнем?» — впрочем, поскольку сильнее всего болела голова, а вовсе не задница, то это «что-то» было явно не тем, о чём он изначально подумал. Скорее уж они крепко подрались. Но почему в ЖЕНСКОМ туалете-то, другого места не нашлось?
Видя смену эмоций на лице парня, девушка смягчилась и присела на его кровать.
— Ох, Гарри, Гарри. Ты всё никак не можешь избавиться от своих подозрений в отношении Малфоя?
От необходимости отвечать Гарри избавил длинный, полный неизбывной муки стон, раздавшийся слева из-за ширмы. Туда сразу же быстрым шагом направилась женщина, которая так торопилась, что оставила открытым разделяющее их полотно. Все трое повернулись и посмотрели на страдающего пациента.
Блондин с холодным аристократическим лицом, тонкие, выверенные многими поколениям предков черты, пронзительные глаза, взгляд которых с ощутимым презрением мазнул по их троице. Впрочем, он тут же погас, когда на их владельца накатила новая волна боли. Но даже страдал и пил лекарства парень так, что было видно воспитание. Гарри стало не по себе, он ещё не глядел на себя в зеркало, но из того, что помнил о себе одиннадцатилетнем — он и в подметки не годился по внешности этому парню.
Блондин закрыл глаза и явно уснул, а Гарри с облегчением отвернулся, лег на спину и выдохнул всплывшее и глубины памяти слово:
— Убийца!
Парень и девушка закивали.
— Да, приятель, действительно, похоже Хорёк чуть тебя не убил, — согласился с ним рыжий.
— Хорёк? — удивился Гарри. Вот уж на это животное ледяной аристократ с утончёнными манерами был абсолютно не похож, скорее уж на крупного хищника из семейства кошачьих, типа саблезубого тигра.
Девушка тут же была готова пуститься в объяснения. «Какая же она надоедливая», — раздражённо подумал Гарри. Наверное, он должен был ценить такую готовность помочь, но она говорила таким тоном и так подбирала слова, что всем своим видом демонстрировала не требующую доказательств аксиому «Я здесь самая умная». Типичная зубрила-отличница, вроде бы такие его раздражали еще со школы, которую он посещал до Хогвартса. Странно, но как он ни напрягал память, вспомнить хоть одну одноклассницу тех времен не смог. Но откуда-то же взялось это чувство неприязни по отношению к такому типу людей?
И вновь его спасли от разоблачения, хоть и ненадолго, действия других людей. Точнее, человека. Очень пожилого, высокого и худого человека с длинными, до пояса, серебряными волосами и бородой. Он был одет в длинную сиреневую мантию и остроконечную шляпу, на крючковатом носу сидели очки-половинки. Гарри судорожно сглотнул от столь невиданного зрелища и пристально уставился на вновь прибывшего. Это оказалось его роковой ошибкой.
Кроме пронизывающей мозг боли, хотя и не столь интенсивной, как в предшествующий день, он почувствовал лёгкую щекотку. И чем сильнее она становилась, тем больше расширялись от изумления и ужаса глаза старика.
***
Остаток дня превратился в полнейший хаос. Вокруг его постели толпились, бегали и махали этими чёртовыми деревяшками самые разные, как ему успели втолковать между процедурами, маги и ведьмы. Среди прочих побывал рядом с ним и по-настоящему мерзкий и злобный тип, в чёрной мантии и с нечёсаной копной грязных волос. Впрочем, учитывая состояние прически Гарри, не ему было этим возмущаться. Нет, мерзопакостность его состояла совсем в другом. Едва войдя в палату, он окинул Гарри презрительным взглядом:
— Отдыхаете, Поттер?
После этих слов достал палочку и пристально посмотрел Гарри в глаза. В отличие от лёгкого щекотания, которое ощущал Гарри, когда в его глаза смотрел пожилой мужчина по имени Дамблдор, этот поганец махнул палкой, и в мозг парня как будто начала ввинчиваться раскалённая добела игла. Он истошно заорал и попытался прервать зрительный контакт — но, увы, даже зрительные мышцы словно парализовало. Не выдержав и нескольких секунд таких мучений, Гарри скатился в чёрное беспамятство. Он уже не заметил ни презрительную усмешку Северуса Снейпа, отрицательно покачавшего головой в ответ на вопросительный взгляд Дамблдора; ни расстроенное, но начинающее принимать новую реальность выражение лица последнего; ни слёз на щеках девушки, бросившейся на грудь своего рыжеволосого друга и тихо причитающей: «Гарри… Гарри…»
***
Следующее утро, с одной стороны, выдалось куда более спокойным, народ вокруг него более не толпился, медицинский работник по имени мадам Помфри кратко осмотрела Гарри и сказала, что завтра, скорее всего, выпишет его, после чего убежала хлопотать к только-только пришедшему в себя блондину. Судя по времени беспамятства, ему досталось больше, чем Гарри, а вот исходя из потерянных лет — ровно наоборот. Если Поттер ничего не помнил за последние пять, то Малфой сохранил воспоминания об экзаменах в конце прошлого учебного года и дороге домой, после чего всё как будто обрывалось. Во всяком случае, такой вывод Гарри сделал из расспросов блондина и мадам Помфри тем мерзким преподавателем, на которого он вообще не собирался смотреть.
С другой — это было утро открытий. Парень и девушка, что провели вчера добрую половину дня в его палате, сегодня заявились с самого утра и начали рассказывать. Вещи дикие, странные, удивительные… магические. Да, в магию Гарри поверил сразу, особенно после всех происходивших вокруг него событий, но окончательно его убедило другое. Ему сунули в руку точно такую же деревяшку, показали жест и сказали слово. Гарри усмехнулся и согласился попаясничать, но, к его дикому изумлению, рука как будто помнила движение, и от слова «Люмос» на кончике палочки зажглась лампочка ватт этак на сто.
— Я всегда знала, что ты великий волшебник, Гарри! — радостно произнесла девушка и было бросилась его обнимать, но в последний миг передумала.
Парень же радостно похлопал его по плечу. Кстати, попутно в ходе открытий нового мира выяснилось, что это его лучшие на протяжении последних шести лет друзья. Рыжеволосого парня звали Рон Уизли, а девицу — Гермиона Грейнджер. Не девушка? Не сестра? Подруга? И за какие такие заслуги он вообще терпит-то эту зазнайку? В общем, до обеда всё шло просто замечательно: он выслушивал разные истории, выучил одиннадцать заклинаний, превратил подушку в кошку и обратно, пообедал, наконец. Всё это сопровождалось комментариями Гермионы, которая старалась рассказать всё, что знала о каждом заклинании. Гарри это снова начало несколько утомлять и… раздражать. Конечно, приятно, когда девушка уделяет тебе столько внимания, но он не был в ней заинтересован, уж слишком она занудная. А вот интересно, испытывает ли она что-то к нему? Не зря же пытается так помочь. А может, у них вообще что-то было? Так, по-дружески и без обязательств. Рон же, видя реакцию Гарри, только сочувствующе посмотрел на него. Блондин за ширмой тоже пришел в себя, но не выказал ни малейшего стремления к общению, и Гарри его прекрасно понимал.
Мир рухнул, когда солнечный диск испуганно дотронулся до верхушек деревьев «Запретного леса». В очередной раз открылась дверь в палату. Гарри бросил на неё беглый взгляд и остолбенел. Застыл в неудобной позе, неспособный пошевелиться и, кажется, даже вздохнуть. Лёгкой, от бедра, походкой в комнату вошла Богиня. Длинные гладкие тёмные волосы волнами спадали на плечи, обрамляя лицо, прекраснее которого Гарри не доводилось видеть в своей жизни. Или доводилось? Почему-то её красота показалась ему знакомой. Не такой знакомой, как «Вингардиум Левиоса», но всё же… Миниатюрную фигурку красиво обрамляла черная мантия, украшенная благородными изумрудным и серебряным цветами. Впрочем, на ней красиво бы смотрелась абсолютно любая тряпка, а ещё лучше бы на ней не было ничего. Из-под подола мантии выглядывали изящные щиколотки. Под перестук каблучков она шла вперёд. Шла к нему. Гарри с трудом поднял глаза и посмотрел ей прямо в лицо. Да, такой взгляд мог заставить умереть любого мужчину. Гарри попытался как-то отморозиться и поприветствовать её, хотя на задворках сознания билась тревога. Мантии Рона и Гермионы имели совершенно другую, алую с золотым, окантовку.
Но Гарри наивно надеялся на чудо до последнего, до момента, когда ОНА повернула в сторону и, отодвинув ширму, подошла к лежащему там блондину.
— Привет, Дракусик! Соскучился по мне? — с лучезарной улыбкой спросила она, наклоняясь над ним.
«Отличный же вид ему сейчас открывается», — с завистью и ревностью подумал Гарри.
Малфой приподнялся на локте, и девушка нежно поцеловала его в губы. Мир Гарри Поттера померк. Из него разом ушло волшебство. Он откинулся на подушку и крепко, до боли, закрыл глаза. Рон и Гермиона продолжали что-то говорить, но он их не слышал. Нет, он не может сейчас жить. Он подумает об этом завтра…
