Конец зимы

Темнолесье стоял на холме, возвышаясь над морем покрытых снегом деревьев. Его деревянные поверхности были так непохожи на теплые камни Винтерфелла, что Сансе приходилось собираться с силами, чтобы не утонуть в тоске по дому, что уносила ее прочь от реальности. День был яркий, низкие облака становились все тоньше и выше с каждым днем. "Однажды они растворятся полностью, и серебряное небо снова станет голубым". С террасы можно было видеть Волчий Лес на многие и многие мили вокруг. Ширен могла быть где угодно. Ширен пропала после обеда. Санса снова слушала болтовню леди Гловер, о прощальном пире, который она собирается дать в честь короля в этот вечер, когда в поисках принцессы вбежал напуганный Стеффон Сиворт. Когда она видела ее в последний раз, принцесса Ширен вежливо отказалась от приглашения леди Гловер к чаю, объявив, что собирается отдохнуть до празднований. Порадовавшись про себя возможности покинуть общество другой дамы, Санса пошла прямиком к своему мужу, что изливал свою ярость на сир Джендри. – Ты клялся защищать ее ценой своей жизни! Возвращайся с ней или не возвращайся вовсе! Гнев короля, несомненно, был потрясающим зрелищем, но рыцарь принимал позор с достоинством, ни разу не опустив глаза. Потом он ушел. Как только он удалился, ее муж организовал несколько поисковых партий, и многие из них к этому времени уже вернулись без принцессы. Тем временем, Санса организовала собственную поисковую партию. Рикон настаивал, чтобы с ней отправились несколько человек, которых он отобрал специально для ее защиты. "Ты не отправишься в эту мышеловку в одиночку" – твердо сказал он, и она не собиралась протестовать. "Нам остается только ждать", – подумала Санса, и внезапный порыв холодного ветра унес ее вздох, напоминая, что зима все еще сжимает мир в жестоких объятьях. Она крепче обернула вокруг себя меховой плащ и вернулась в деревянные стены замка Гловеров. Но она тут же остановилась, вспомнив, из-за чего сначала вообще вышла наружу. Ее муж ходил по комнате взад и вперед, словно медведь в клетке, глухой к любым попыткам завязать беседу с тех пор, как стало известно об исчезновении принцессы. Санса отступила на шаг и оглядела его. Его шаги отдавались от деревянных стен громким эхо, его осанка была еще напряженнее обычного, словно он не мог принять удобной позы, каждое движение его было напряженным и вымученным. Он не произносил ни слова, но было очевидно, что он был вне себя от беспокойства, лицо его было мрачно, словно на уме у него были самые разные ужасные варианты того, что могло случиться. Это было довольно новым для нее времяпровождением, к которому ей следовало привыкнуть. Обычно она старалась изучить его, словно ученик, изучающий новый предмет, и старающийся получить как можно больше знаний о нем. Некоторые вещи были легче других. Теперь она знала, что он никогда не улыбался и не расслаблялся, что он не знал явных пороков и не признавался в явных грехах. Она изучала его мрачное лицо и его усмешки, смотрела, как он скачет с другими мужчинами или сидит рядом с ними. Он одевался, как они, ел то же, что ели они, но все же было в нем что-то, что отличало его от всех остальных. Или она просто слишком опасалась его, как опасаются незваного гостя, который не собирается уходить. – Ваше величество, вам не следует беспокоиться, – сказала Санса, стараясь говорить ровно, но не справляясь с этим. Она терпеть не могла тон, которым всегда говорила с ним, всегда немного бездыханным, никогда не владея голосом в полную силу. – Уверена, принцесса вернется в любую секунду. – И как вы можете быть в этом уверены? – он все ходил и ходил взад-вперед. Санса не волновалась, пока нет. Она знала Ширен. Уйти на прогулку, исследуя новые места, пока ее любопытство не будет полностью удовлетворено, было обычным для нее. На самом деле было облегчением видеть, что девочка снова испытывает к чему-то интерес. Что на самом деле волновало Сансу, так это чудовищное безразличие, овладевшее ее подругой с тех пор, как они покинули Винтерфелл. Ширен проводила большую часть дня в постели или глядя окно. Ее книги непрочитанными лежали у кровати, арфа забытой стояла в углу. Даже Мормонты, Бэнди и Шира не могли ее разговорить. Обычно любопытная, разговорчивая принцесса отвечала односложно и грустно вздыхала. – Она просто беспокоится из-за путешествия, ваше величество, – отвечала Санса на вопросы своего мужа. Она слишком хорошо знала, что безразличие принцессы не было связано с путешествием, а имело куда более глубокие корни. Санса могла узнать симптомы, потому что и сама чувствовала то же. Она скучала по Винтерфеллу так сильно, что каждое воспоминание о нем было словно огненная стрела, прожигающая дыру ее сердце. Она скучала по теплым стенам, запахам, звукам и чувству безопасности. А больше всего она скучала по людям... Рикон всегда был в ее мыслях. Санса прикусила губу и покачала головой, отчитывая себя за то, что позволила мыслям отправиться в этом направлении. Тоска была столь же жестокой игрой, как была игра престолов. – Скоро спустится ночь, и она вернется, – заметила Санса. – Она делала такое раньше? – резко, сердито спросил он, тоном, каким он обычно допрашивал своих людей. – Это ее привычка, прогуливаться перед ужином... Ее слова заставили его остановиться, и он зло посмотрел на нее. – Привычка, говорите? И куда она ходила? – В башни, в богорощу, в крипту... – куда угодно, куда ей хотелось, и куда позволял мороз. – И вы ей позволяли? – на его лбу набухала вена, когда он злился. – Почему я должна была отказывать принцессе в скромных удовольствиях? – спросила она, не приходя в восторг от того, какое направление приняла беседа. – Она была воспитанницей Винтерфелла, а не заложницей. – Девочкой наедине с животными и дикарями, – в его голосе звучало отвращение. Она хотела заверить его, что никогда бы не позволила Ширен одной бродить по опасным участкам, что обычно Рикон или Лохматый Песик были с ней, и насколько знала Санса, рядом с ними было безопаснее всего. Но его плохое отношение к ее людям заставило ее показать зубки. – В Винтерфелле нет дикарей, ваше величество... – резко ответила она, ее терпение держалось на тоненькой ниточке. – А как еще вы зовете одичалых и лютоволков? – Лохматый Песик совершенно не опасен... – она встретила его прямой взгляд. – Для Ширен. Одно время нам обеим было спокойнее спать, зная, что он охраняет нашу дверь. – Нам не нужно больше об этом говорить, – он прошел мимо нее на балкон и вцепился в деревянные поручни. Санса глубоко, расстроенно, вдохнула и медленно выдохнула. Было неудивительно, что их разговоры всегда заканчивались одинаково. Она винила за это его. Почему ему так надо быть таким вредным и сердитым? Иногда казалось, что он делал это нарочно, чтобы позлить ее. – Не делайте ошибки, моя королева. Король может быть упрям как мул, – предупредила ее леди Мелисандра. – Но он слушает. Ему может не понравиться то, что он услышит, и он явно даст вам это понять, но он всегда выслушает, прежде чем примет решение. Он даже иногда слушал меня. Сначала Санса ей не поверила, тяжело выученные уроки о том, что следует с большим тщанием следить за тем, чтобы давать кому-то знать свое мнение, слишком глубоко засели в ее разуме. "Пусть поиграют в догадки. Слушай больше чем говоришь, а когда говоришь, скажи то, что они хотят услышать", – говорил ей Мизинец. Но скоро она поняла, что жрица была права. Король желал выслушать свою королеву. Или, вернее, он требовал, чтобы она говорила, прямо приказывал это, желая услышать прямые ответы. И так как Рикон не стремился повиноваться королю, ей пришлось взять на себя обязанности ее брата на бесчисленных собраниях совета. И все же, несмотря на то, что они могли более-менее свободно говорить, он игнорировал ее попытки поговорить по душам, словно у нее были скрытые мотивы на то, чтобы узнать своего мужа лучше. "И вот такое оно, мое благословенное будущее?" – почти спросила Санса леди Мелисандру, перед отъездом женщины в Белую Гавань, откуда она собиралась отправиться на корабле с изрядным количеством провизии из хранилищ Винтерфелла в столицу. – Луковый Рыцарь ждет моей помощи, – сказала красная жрица своим зловеще спокойным голосом. – Он с большей охотой ждет возможности лишиться последних пальцев. Но если надо, то езжай, – ответил король. Он не высказал никаких чувств при отбытии жрицы, и хотя Санса была этому рада, ей было неприятно сознавать, что другая женщина знает ее мужа лучше, чем она. Но Санса училась, училась читать его, и теперь он был обеспокоен, вне себя от беспокойства, и не мог это скрыть. Вот почему ей хотелось обрушить на него свой гнев, но она не смогла. Проглотив неуверенность, она подошла к нему и положила свою ладонь на его, вторую руку положив на его локоть, стараясь не задеть заживающую рану. Мейстер Аллерас настаивал, чтобы он подвязывал руку к телу, но король категорически отказывался. Ее жест вырвал его из его темных мыслей, и он обернулся и посмотрел на нее, как всегда хмурясь. Она собралась, ожидая услышать грубую выволочку, но ее не последовало. С самого дня свадьбы они держались друг от друга на осторожном, выверенном расстоянии. Они прикасались друг к другу только будучи в перчатках, всегда будучи тепло и плотно одетыми, только если жесты требовались сложившейся ситуацией или правилами хорошего тона. Он обнимал ее за талию, когда помогал ей спешиться, она опиралась на его плечи для равновесия, чувствовала его тепло, когда они сидели рядом за трапезой. Но конечно же, не было ничего неприличного в том, чтобы коснуться его руки; несомненно, она имела право хоть на такую близость, как его жена. – Ее лошадь пропала с конюшни, – пробормотал король. – Еще светло, и снега не так много... – Снега по колено... – Едва выше копыта... – перебила она, усмехаясь. – Достаточно глубоко, чтобы человек мог увязнуть, – настаивал он. – Погода спокойна, а принцесса очень любит ездить верхом... – спокойно возразила Санса. – В отличие от королевы, – добавила она, стеснительно улыбаясь. Санса никогда не любила выходить за стены и ненавидела ездить верхом, от этого болели бедра, по всему телу были синяки, и вся она была в полном беспорядке. Когда она была маленькой, ее постоянно дразнила Арья за неумение ездить, которая сама ездила так, словно она была одним целым с лошадью. В последний раз до этого Санса ездила верхом, когда возвращалась домой, и с тех пор никогда не испытывала желания делать это снова. Несмотря на это, она была уверена, что мастерски скрывала свое неудобство от короля. Только когда они достигли Темнолесья, через несколько дней путешествия через Волчий Лес, она поняла, какое жалкое зрелище из себя представляла. Ее муж помогал ей спешиться, как обычно, она поблагодарила его и едва сдержала стон от боли, и он нахмурился в ответ, посмотрел на нее своим обычным, похожим на нож, взглядом, к которому она уже начала привыкать, и в этом взгляде она уловила в этот раз тревогу. Тогда он объявил, что они останутся у Гловеров дольше запланированного, и это было самое милое, что она когда-либо слышала от него с их самой свадьбы. Она бы поцеловала его в щеку за это, если бы не знала, что он не одобряет подобных жестов. – Но ваше величество... Это затянет наш путь... – попробовал уговорить его лорд Масси, но король заставил его замолчать лишь одним тяжелым взглядом. У него был достаточно полезный талант устрашать своих подданных, не затрачивая усилий. – Я рад, что вы, ваше величество, и принцесса здесь, – признался позже сир Джендри ей и Ширен. – Король никогда не делает исключений и не останавливается в обычных ситуациях. Санса слышала от нескольких человек, что ее муж никогда не колебался, если приходилось приказывать его людям ехать сквозь снежную бурю. Тем не менее, он никогда не обрекал своих людей на испытания, которые не был готов принять сам, и его печально известная непоколебимость, пусть и устрашающая его врагов, была качеством, вызывавшим уважение у тех, кто следовал за ним. Это делало его справедливым правителем, тем, кто применял все законы ко всем одинаково. "Закон следует соблюдать, для этого и существуют законы", – услышала она как-то его слова. Он был полностью подчинен своему долгу. Она подозревала, что долг для него всегда будет выше, выше семьи или его самого. Санса начала гордиться, что стала женой такого человека. Белые плащи гордо говорили об их походах. Дядя Бринден часто хвалил тактические решения короля. Даже леди Гловер была счастлива принять его гостем, постоянно восхваляя его отвагу, благодаря которой она была освобождена из щупалец Аши Грейджой. Из-за этого король избегал леди Гловер так, словно она страдала какой-то заразной болезнью. На самом деле, он хмурился в ответ на любые попытки лести. И все же, она говорила себе, что смогла бы привязаться к своему мужу, когда-нибудь, если бы только он не старался быть таким мрачным и неприступным, человеком, что никогда не произнесет и слова, если сгодится и молчание. Теперь Санса знала, от кого Ширен унаследовала свои внезапные приступы безмолвия. – Возможно, она вернулась в Винтерфелл, – усталые глаза с надеждой смотрели на нее, словно умоляя успокоить его страхи, и ей показалось, что ее сердце сжалось. – С чего бы ей поступать так необдуманно? – спросила она, отлично зная, с чего. – Полагаю, вы совсем не знаете свою дочь, – сказала Санса и тут же пожалела о своих словах. Тень какого-то горького, темного чувства пробежала по его лицу, и он отвернулся, глядя на пейзаж перед ним. Она несколько раз видела, как он смотрит на Ширен, печально хмурясь, словно не мог понять, что именно он видит. Санса предполагала, что это было неизбежно, время и обстоятельства меняли людей, и если ты не рядом, чтобы видеть, как постепенно проходят изменения, перемены могут шокировать. "Он оставил маленькую девочку, а вместо нее нашел юную женщину". Юную женщину, чьи мягкие манеры скрывали твердую независимость ее характера. И Ширен отвыкла спрашивать разрешения делать то, что ей нравится, но насколько знала Санса, девочка всегда мудро пользовалась своей свободой. – Она не стала бы этого делать, – заверила Санса. – Она слишком разумна для этого. – Даже разумные иногда теряют разум. Он казался злым. "Злым на себя?" Его тяжелый вздох заставил ее задуматься, не о своем ли опыте он говорил. И если это было так, что именно заставило такого человека, как он, потерять разум, человека, чья воля была так сильна, что пугала ее. – Мои люди найдут ее, – сказала Санса, стараясь говорить уверенно. С ней была охрана из десяти дюжин умелых молодых одичалых, возглавляемая Хэлом Молленом. Старших воинов не удалось уговорить снова покинуть Винтерфелл, не после того, что случилось в прошлый раз. Они бы сделали так, как приказал бы Рикон, но Санса уговорила его не обрекать на эту судьбу кого-то еще. – И в этом вы тоже уверены? – спросил он с иронией в голосе. Он обернулся к ней, держась одной рукой за перила. – Да, – ответила она, уверенно улыбаясь. – Свободный народ умеет читать следы на снегу столь же четко, как вы, ваше величество, читаете эти скучные отчеты. Они ее найдут. Нам остается только сидеть и ждать, желательно у огня, – она мягко потянула его за руку назад в зал, но он не двинулся с места. – Это так вы пережили зиму? Сидя на одном месте и надеясь на лучшее? Если бы она не знала точно, то решила бы, что он ее дразнит. – О, я действительно надеялась, но никто не сможет сказать, что я сидела на одном месте. Никто из нас не сидел, – они пережили зиму в поту и крови. – Не время было для праздности. – Я так и слышал. Хотя Санса старалась не волноваться о том, что он мог о ней слышать, она затаила дыхание, когда заметила, что они оба опирались теперь о перила, стоя лицом друг к другу, и он все ближе и ближе придвигался, склоняясь к ней Она продолжала держать его за руку. И снова казалось, что он изучает ее, в его глазах играло любопытство. Возможно что-то в ней озадачивало и его. "Вряд ли", – фыркнула она про себя. Прибытие нескольких человек заставило их отвернуться друг от друга. Лорд Гловер, лорд Масси, Алисанна Мормонт и несколько мужчин вошли и поклонились перед ними. – Дядя! – Санса подбежала к сиру Бриндену, когда вошел и он. Ее муж последовал за ней. Она вопросительно посмотрела на Черную Рыбу, но в ответ получила лишь отрицательное покачивание головой. Теперь Санса начала волноваться. Где могла быть Ширен? Она посмотрела на мужа и увидела, как шевелится его челюсть, сузились глаза, его лицо окаменело. – Стеффон! – проревел он. Сквайр, который всегда был поблизости, немедленно принес несколько карт и разложил их на столе, одна из них изображала план Волчьего Леса и деревень поблизости. Санса встала рядом с мужем, наблюдая, как он отдает распоряжения. – На этот раз мы проверим пограничные деревни. Попросите мейстера отправить ворона в Винтерфелл. Скажите лорду Старку, чтобы начал поиски со своей стороны. – Это действительно необходимо, ваше величество? – спросил удивленный лорд Гловер. Король ударил кулаком по столу, тяжело глядя на лорда Гловера, и тот немедленно поклонился и вышел. Все остальные замерли. "Одним претендентом на Дредфорт меньше", – подумала Санса. Некоторые лорды покинули Винтерфелл вместе с королевской свитой, заявляя, что намерены присутствовать на королевской свадьбе в столице, но на самом деле они хотели убедить короля назвать нового лорда бывшего замка Болтонов. Поиски Ширен прервали еще одно из собраний, где обсуждали этот вопрос. Судьбы проклятого замка вызвала несколько крупных ссор в последние недели, но никто не мог заставить короля продолжать заседание, пока неизвестно, где находится его дочь. Когда он начал было говорить, что возглавит поиски сам, как и следовало сделать с самого начала, он не заметил сначала, что вошла принцесса, в сопровождении сира Джендри и лорда Гловера. Санса подтолкнула его и кивнула в сторону входа. Она услышала его резкий выдох и вздох облегчения. Бледная и дрожащая, Ширен удивленно моргнула, увидев, сколько пар глаз внимательно разглядывают ее. – Ваши величества, – она неуклюже сделала реверанс. – Леди Мормонт, милорды. Король внимательно оглядел ее, а потом подошел к девочке, резко остановившись перед ней. На секунду показалось, что он хочет обнять дочь, как сделал бы любой обеспокоенный отец, но что-то его остановило. Некоторое время они смотрели друг на друга. Они никогда не говорили много, но в их молчании был какой-то странный мир. – Где ты была? – спросил он мрачнейшим тоном. – Я поехала кататься верхом и потеряла счет времени... – ответила принцесса тихим, стеснительным голосом. "Вот видите!" – хотела сказать Санса. Она с триумфом посмотрела на мужа, но его взгляд был прикован к принцессе. – Я прошу прощения, если заставила вас волноваться... – то, что принцесса так стойко выносила обвиняющий взгляд отца, много говорило о ее характере. – Почему ты уехала без сопровождения? – Я просто хотела прогуляться. Я говорила лорду Гловеру о том, как восхитили меня его прекрасные земли. Я никогда раньше не была так далеко в Волчьем Лесу, это напомнило мне об историях о Детях Леса. Я просто смотрела, а лошадь сама выбирала путь. Лорд Гловер довольно улыбнулся, и принцесса попыталась ответить тем же. Но ее подбородок начал дрожать, и было очевидно, что она борется со слезами. – Это больше не повторится. Тебе ясно? – довольно сурово сказал король. Он никогда не был груб или насмешлив с Ширен, даже его хмурость всегда была мягче в ее присутствии. Умирающая от стыда девочка едва кивнула в ответ, явно неготовая к такому допросу. Санса решила, что нужно вмешаться, прежде чем ее подруга сломается и расплачется. – Принцесса замерзла, – сказала она, сочувственно улыбаясь, и обняла одной рукой Ширен, погладив ее по плечу. – Прошу нас простить, милорды. И не дожидаясь никого, она быстро вышла из зала. По дороге она приказала слугам приготовить ванну и принести что-нибудь теплое из кухни для принцессы. – У сира Джендри неприятности? – обеспокоенно прошептала Ширен, когда они уходили. – Нет, он будет в порядке, – заверила ее Санса. – Я все время забываю, что он должен меня сопровождать. Не хочу, чтобы его из-за меня наказывали. Ширен не следовало знать, как близко был сир Джендри к тому, чтобы лишиться головы. Пока не следовало. Они вошли в комнаты принцессы, и служанки, сидевшие там, встали, оставив шитье. Санса попросила Ошу поспрашивать среди девушек, не желает ли кто-нибудь из них прислуживать ей в Королевской Гавани. Бенди и Шира, две милые девочки, маленькие подружки Роберта, как он любил их называть, вызвались первыми. Они немедленно начали хлопотать над Ширен, помогая ей избавиться от тяжелой промокшей одежды. Когда они закончили, Санса отпустила их, объявив, что дальше сама поможет принцессе. Когда Ширен избавилась от запаха лошадиного пота и оделась в чистое ночное платье, уже стемнело. Санса посадила девочку посреди кровати, закутав ее в одеяла и меха, согретые у огня. Потом она протянула ей горячего молока с медом и присела рядом с принцессой, чтобы расчесать ей волосы. Пес звал Сансу пташкой, но это именно Ширен всегда напоминала ей птичку. Худенькая, с густыми темными волосами и огромными любопытными глазами, которые всегда все замечали, она двигалась быстро, но грациозно. "В твоем гнезде тепло, птаха-толстуха?" – шутил Рикон, когда она садилась с книгой у камина, завернувшись в несколько слоев мехов и погрузившись в собственный мир. Но от этого поддразнивания девочка только смеялась и шлепала его книгой, если он садился близко. У нее была теплая, добрая улыбка. Санса была бы не против иметь такую дочь, совсем не против. – Твои волосы все еще спутаны, – вздохнула Санса, изображая недовольство. – В следующий раз, когда поедешь верхом, не забудь заплести их. – Извини, – тихо ответила принцесса. – Ты правильно извиняешься. У тебя такие красивые волосы. – Ничего особенного, – отмахнулась девочка, выглядя пугающе похожей на отца. Но в отличие от него, Ширен отмахивалась только от похвал в свой адрес. – Они просто скучно черные. – Шелковисто-черные, – настаивала Санса, немного рассердившись. – И я знаю как минимум двух юных лордов, со мной согласных. Мысль об этих двух вызвала улыбку на их лица. Санса несколько волновалась, оставляя их одних. "Ты снова превращаешь Роберта в сироту", – Оша хотела просто пошутить по поводу материнской заботы Ширен о лорде Долины. Она не могла знать, до какой степени Санса была замешана в смерти Лизы Аррен. Санса никому не рассказывала правды, кроме дяди Бриндена. Роберт никогда этого не узнает. В эту минуту, годы спустя, уродливая сцена гибели ее тети казалась ненастоящей, чем-то, не имеющим отношения к нынешней жизни Сансы, чем-то, что привиделось ей в туманном кошмаре. Возможно, ее разум решил спрятать эти воспоминания рядом с другими неприятными мыслями. Она знала, какие трюки может играть с человеком разум: выдумывать воспоминания о том, чего не было, преувеличивать ужас или доброту других воспоминаний, полностью стирая из памяти третьи, только так, обманывая себя, люди способны вынести вес всего того, что они видели, переживали или сделали. Но некоторые вещи были навеки запечатлены в ее памяти. "Я спас тебя от Ланнистеров, и я спас тебя от Лунной Двери. Девы должны благодарить рыцарей поцелуями". Она не не должна была думать о них, они оба мертвы, и больше не причинят ей вреда. – Как ты думаешь, они кормят Роберта? – спросил ее дрожащий, взволнованный голосок. Санса не смогла сдержать смеха, но Ширен говорила серьезно. – Они могут о нем забыть! У него болит нога, и он не может ходить! – Уверена, Оша не позволит Роберту голодать. – Оша всегда занята, все в Винтерфелле так заняты. Все всегда что-то делают... – Не волнуйся. Если кто-нибудь только подумает забыть о Роберте, он начнет кричать и ныть, и напомнит им, – Санса широко улыбнулась, заплетая волосы девочки в косу. Ширен закончила молоко, и Санса поставила кружку на столик. – Но теперь мы одни, может, расскажешь, что ты на самом деле делала? – Завтра мы уезжаем. Это был мой последний шанс попрощаться с Лохматым Песиком. – С Лохматым Песиком? – недоверчиво повторила Санса, садясь перед Ширен. – Он шел за нами с тех пор, как мы уехали. Ты не заметила? Она не заметила. Сначала она старалась удержаться в седле, потом боролась с ломотой во всем теле, это требовало всего ее внимания. К счастью, режущая боль в ее мышцах медленно проходила. Она должна была быть благодарна своему мужу, что он дал ей время, чтобы прийти в себя, вместо того, чтобы двигаться дальше. – Он не хотел меня отпускать. Я накричала на него, чтобы он меня оставил, – грустно сказала Ширен, ложась и кладя голову на колени Сансы. – Пожалуйста, скажи, что я не испортила заседание совета. – Эти заседания длятся куда дольше, чем следует. Если честно, ты оказала отцу услугу. – Он очень злился? – Нет, нужно большее, чтобы он рассердился на тебя. Но он был так обеспокоен. Ширен приподняла голову, глядя на нее с пониманием и интересом. – Вы хорошо ладите, правда? – она улыбнулась нежной, знающей улыбкой, и снова легла. – Я очень рада. Санса не знала, что заставило Ширен такое предположить. Годы, которые она притворялась быть кем-то другим, не подготовили ее к роли жены Станниса Баратеона. Вся их жизнь была пока чередой несогласий. Их мнения часто расходились, и Санса винила за это его. В конце концов, это он настаивал, чтобы она сообщала свои мнения и несогласия ясно и четко. Она часто чувствовала, что он видел ее насквозь, через учтивость и фальшивое спокойствие. Санса никогда не могла полностью на чем-то сконцентрироваться, когда он был рядом. Ее руки всегда немного дрожали. Ее кожу покалывало, словно она стояла на морозе без мехов. Дело было не в том, что он ее пугал. Насколько она знала, уверенная по причине, которую она никогда не могла назвать, он никогда не причинил бы ей вреда. Он не станет брать ее силой, забирая то, что его по праву, и если бы он захотел, никто не стал бы его останавливать. "Он жаждет иметь наследника..." Она знала, что у него есть права, пусть даже ей невыносима была мысль, что у кого-то есть права на нее. Но он никогда не пытался подойти слишком близко. Она всегда полагала, что для мужчины должно быть непросто сдерживать некоторые желания, учитывая, скольких мужчин, которые чего-то хотели от нее, она встречала за свою жизнь. "С ним я в безопасности" – удивленно осознала она. И все же что-то заставляло ее ежиться в его присутствии, а его – дичиться ее. Или же она была ему неинтересна, и его безразличие больше беспокоило ее, чем она хотела признаваться. Словно они плыли, никак не умея достичь гавани, и она жила в постоянном ощущении ожидания, на грани чего-то, что не могла преодолеть, страстно желая окончания этой ненормальной, незаконченной ситуации. "Его жена, и не его жена". Это не было проблемой в Винтерфелле, где у них были отдельные комнаты. Но с тех пор как они уехали, это превратилось в постоянную неловкость. Санса не могла игнорировать вопросительные взгляды, когда по утрам выходила из комнат Ширен, а не его. Ей было нужно, чтобы что-то случилось, что угодно, что положило бы конец постоянному напряжению. Она не могла жить наполовину. "Больше никогда". Она лежала по ночам, глядя в темноту, ворочаясь в постели, которую делила не с ним, заложницей собственных мыслей, ожидая... "Чего ожидая? Он меня даже не целовал..." Ее целовали раньше, но никогда по ее собственной воле. Поцелуи отдавали вином и мятой, они то возбуждали ее, льстили ей, или же вызывали в ней стыд и отвращение. В его близости не было страха или стыда. Он был ее мужем, и ее часто изумляло, что все чаще и чаще его близость не казалась ей пугающей. Наоборот, его сила успокаивала, и она часто задумывалась, как бы было... Она покраснела, желая, чтобы была возможность просто запереть то место, откуда пришли такие мысли, как хорошо, что Ширен не читала мыслей. Казалось, девочке доставало собственных неприятных размышлений. – Споешь мне? – спросила Ширен. – Конечно, – улыбнулась Санса, гладя ее по волосам, радуясь, что можно отвлечься. – Что ты хочешь послушать? Принцесса некоторое время подумала. – Ту, что научила Оша, – наконец ответила она, печально вздохнув. – Песню про великана. – О, но она такая грустная. Разве ты не хотела бы послушать что-нибудь веселое? – Санса с радостью спела бы ей даже ужасную песню про "Медведя и прекрасную деву", если бы это обрадовало ее подругу. Ширен покачала головой. – Не надо. Санса тяжело вздохнула. Иногда все, чего хочет печальный человек, так это потешить свои печали. А потому она завела грустную песню об одиноком великане. Эта песня всегда говорила ей о тоске. Ширен слушала, закрыв глаза, в мрачной тишине. Печали великана всегда трогали ее, вызывая слезы. Почему-то эта песня была любимой и для Рикона. Они были вдали друг от друга всего две недели, и все же казалось, что Санса потеряла часть себя. "Он не ребенок, он справится" – эту песню пела она про себя. Они долго держались друг за друга в день ее отбытия, не желая отпускать. Санса не стала говорить ему обычных слов успокоения и сочувствия. Это было для людей, к которым она не чувствовала настоящей привязанности. Она собиралась контролировать себя, и перенести разлуку с достоинством, пусть ее глаза горели, она не давала волю слезам ради гордости. – Пообещай мне одно, пожалуйста, – сказала она, удивляясь тому, что тонкие звуки, вырвавшиеся из ее рта, сложились в понятные слова. – Что угодно, – ответил он. Но что бы важное не хотела она сказать, слова пропали, когда ее взгляд упал на его руки. – Боги! Ты Хранитель Севера и брат королевы! Неужели ты не можешь почистить ногти? – это было всем, что она сумела сказать своему брату. Он шутливо ответил, что король публично отречется от нее, если она так и будет такой невыносимой. – Но не бойся. Я с радостью приму назад свою опозоренную сестру, когда это случится. Она толкнула его и ушла, зная, что не сможет сдержать рыданий, если не уйдет как можно скорее. Они избегали слова "прощай". "Что за предательское, злобное слово" – подумала она. – Он так одинок, правда? – тихий голос Ширен немного напугал ее. – Кто? – Великан, – принцесса издала долгий, печальный вздох. – Затравленный и отчаявшийся, и никого, кого он мог любить. – Он великан, он должен найти в себе силы, чтобы это вынести. Я видела, как маленькие люди выносили большее, чем одиночество, – она тоже кое-что знала о затравленности и отчаянии. – Я видела великана, когда была на Стене. Он был таким напуганным и грустным, как великан в песне, – сказала она неровным голосом, водя пальцами по невидимым узорам на одеяле. – Люди делают ужасное, когда они печальны, вещи, которых не должны делать, только чтобы почувствовать что-то другое. Люди Ночного Дозора убили его. Я слышала, как они говорили, что оказали ему добро. Это было так? Санса не знала, что ответить на это, но осталась на месте, мурлыкая тихие песни, пока ее подруга не уснула. Она тщательно подоткнула одеяла и меха вокруг спящей девочки, молясь о том, чтобы сны ее были тихими и мирными. Потом она на цыпочках вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. В коридоре ее встретило что-то белое, и на секунду ей показалось, что есть опасность, но потом поняла, что ей больше незачем бояться белых плащей. "Ни этого, ни верного сира Девана". – Ваше величество, – сказал сир Джендри, неловко поклонившись. – Сир Джендри, – ей постоянно приходилось напоминать себе, что не следует делать реверанс. Королева должна кланяться только королю. – Я слышал пение, – сказал он, покраснев. – Ваше величество, вы поете как птица... – и он покраснел еще гуще, осознав, что сорвалось с его языка. Санса ободряюще улыбнулась ему. Она высоко ценила сира Джендри. Кузнец, ставший рыцарем, при этом более достойным, чем любой из тех, кто служил Джоффри. Она была рада, что он был другом Арьи, пусть и недолго. – И что это была за песня? – в нем была какая-то несгибаемая прямота, напоминающая ей о Мие Стоун. – О последнем великане, это песня свободного народа, – ответила она. – принцесса любит ее. – Принцесса здорова? – тревожно нахмурившись, спросил он. – Она в порядке, просто немного устала, – сказала она. "Слишком устала, раз так легко уснула". – Я обещаю, ваше величество, что больше никогда не упущу принцессу из виду. Король доверил мне величайшую честь... – А значит у него были на это причины. – Я не разочарую его снова, – решительно сказал рыцарь. В последнее время казалось, что целью каждого стало достичь лишь единой цели – не разочаровать его величество. Санса понимающе посмотрела на него и ушла, чтобы приняться за свои обязанности. Хэл Моллен ждал ее в конце коридора. Он сопроводил ее в зал, и Санса похвалила его за прекрасную работу в качестве капитана ее стражи. По дороге они встретили сира Девана и Стеффона Сиворта, и сквайр сообщил им, что король отпустил братьев Сивортов, заявив, что у него много работы, и он не желает, чтобы его беспокоили, пока совет не возобновит заседание. – Очень хорошо, – Санса не была удивлена. Казалось, что ноша пира леди Гловер теперь была взвалена на нее одну. Возможно, это было и к лучшему. Ее муж с огромным трудом выносил светские беседы и в обычных обстоятельствах, после же событий этого дня он должен был быть особенно вспыльчив. Она подумала было вернуться в свои комнаты и сменить платье, но передумала, опасаясь найти его там. За это следовало благодарить леди Гловер. Предположив, что новобрачные не желают спать в разных спальнях, женщина взяла на себя смелость поселить их вместе. Она выглядела такой довольной, что Сансе не хватило духу отчитать ее и потребовать отдельную спальню. Она несколько раз входила в комнату и находила мужа работающим за столом. В таких случаях он тактично удалялся, она же пользовалась возможностью сменить наряд и сбегала в комнату Ширен до его возвращения. Принцесса так привыкла делить постель с Сансой, что не задавала вопросов. "Лучше оставить его одного". Она забыла перчатки в комнате Ширен, но решила, что сможет согреть руки в складках своего плаща. Ее волосы были собраны в узел на затылке. Это должно было сойти. Пир показался несколько подавленным. Еда была достаточно вкусна, играли все те же старые песни. Санса делала то, что от нее ожидалась: коротко поблагодарила хозяев, провозгласила тост за здоровье короля. И все же леди Гловер не могла скрыть своего разочарования его отсутствием. Санса особенно поблагодарила женщину за гостеприимство, а также за то, что она помогла уговорить лорда Гловера позволить железнорожденным рубить деревья в Волчьем Лесу. Король доверил Аше Грейджой восстановление королевского флота, и им нужна была древесина для кораблей. Убедить Рикона было куда тяжелее. – Ты уже на его стороне! – обвинил ее брат. – Я просто стараюсь как лучше... – ответила она. – Разрешая Грейджоям свободно бродить по нашим землям? Кому от этого лучше? Уверен, эта сука восстановит собственный флот и пойдет против него при первой возможности! Это научит оленя, что бывает с теми, кто верит кракенам. Они тонут! Скажи своему мужу, пусть платит своим союзникам из своего кармана! – несколько театрально прорычал он. – Это его карман, – ответила она. – Он король, и не нуждается ни в твоем, ни в моем согласии! – и как бы она не уговаривала брата, он не соглашался. В конце концов они договорились. Рубить деревья и готовить лес должны были люди Темнолесья, а потом бревна отправятся на Пайк. Пытаться угодить всем было очень тяжело и утомительно. Санса подавила зевок, чувствуя, как тяжелеет ее голова, желая отправиться в постель. Лорды за ее столом были не слишком приятной компанией в этот вечер. Они явно старались не пить в эту ночь. Даже известные пьяницы, вроде Грейтджона или Вилиса Мандерли, который приехал вместо своего отца. Она прислушивалась к их разговорам, видела их напряженные лица. Их разговоры крутились об одном и об одном. Некоторые старались повлиять на решение короля лестью и шутками, одни лучше, другие хуже. Леди Дастин была так же пряма, как Санса от нее и ожидала. – Его величество наконец решил, кто станет лордом Дредфорта? – Его величество не станет открывать решения никому, кроме членов совета, – Санса сидела рядом с женщиной, а потому ее трудно было игнорировать. – Несомненно, это будет лорд Мандерли, – ядовито уверенно сказала леди Дастин. – Это ведро дряни не сдохнет, пока не станет богатейшим на Севере. Санса оглянулась на женщину с легким удивлением. Она сама была уверена в том же, о чем и говорила королю. Правда в отличие от леди Дастин, она пыталась прикрыть свои слова учтивостью, но это только его разозлило. – Говорите прямо наконец! – потребовал он. Чувствуя себя несколько не в своей тарелке, она сказала, что ей не кажется правильным, если Мандерли из Белой Гавани станут более влиятельным домом, чем правящий дом Севера. – Белая Гавань – оживленный порт. Лорд Мандерли уже и так достаточно богат. С землями и доходом Дредфорта он станет богаче нас, – сказала она. "Нас, Старков". Она все еще не считала себя Баратеон. – И кто был бы выбором королевы? – спросил он, и в каждом его слове было недоверие. – Никто. Я бы предпочла, чтобы его сожгли дотла, как Близнецы, – ответила она с такой яростью, что изумила их обоих. – Любой, кроме лорда Мандерли и леди Дастин, – Санса упомянула женщину исключительно из злости. Но в разговоре она была интересной собеседницей. Когда лила свой яд на других. – Его следующим шагом станет родство с Домом Старк, помяните мое слово, – сказала леди Дастин. – Он многие годы строил такие планы. Почему еще его хорошенькая внучка все еще не замужем? Вашему брату придется рано или поздно жениться. Санса заметила намерения Мандерли, как только они прибыли в Винтерфелл. Вилла Мандерли и Рикон во стольком были похожи. "Характер, происхождение, предпочтения...". Это мог быть или прекрасный брак, или ужасный. – Жаль, что лорд Старк смотрит в другую сторону, – между прочим сказала леди Дастин. Санса смотрела на свой кубок, стараясь скрыть удивление. Эта женщина была чересчур проницательна. – Что-то в Старках привлекает Баратеонов. Или наоборот? – И почему вы думаете, что выберут лорда Мандерли? – спросила Санса, пользуясь правом королевы менять тему разговора, когда она пожелает. – Он заявляет, что первым принял сторону короля. Добавьте еще его уговор с Луковым Рыцарем вернуть брата королевы из мертвых. Кажется, что это достаточно для такой награды. "Лорд-слишком-толст", это было самым вежливым, как король называл лорда Белой Гавани. Санса постаралась не расхохотаться, когда впервые это услышала. Лорд Масси и леди Мелисандра были там, и она не хотела показаться им ребячливой. – Он не был первым. Это был лорд Флинт, – ответила Санса. Обе женщины посмотрели на старика, что разговаривал с дядей Бринденом и Алисанной Мормонт. Это с помощью горных кланов король смог взять Темнолесье. – У любого дома больше шансов, чем у Дома Дастин. Мы открыли ворота королю во время осады, но теперь это редко вспоминают. – Возможно вам стоит сменить девиз вашего рода на "Мы открыли ворота", чтобы напоминать другим. Добрые дела помнятся хуже, чем оскорбления, – дружески предупредила ее Санса. Ответом леди Дастин была необеспокоеная ухмылка. Сансе было достаточно этого пира. От нее ждали, что она будет готова рано утром, потому ей следовало вернуться в постель. Одна мысль о том, чтобы снова сесть на проклятую лошадь едва не вызвала у нее громкий стон, но не было другого способа проехать через грязные дороги. Прежде чем она удалилась, лорд Гловер поднял тост в ее честь. После этого дядя спросил, следует ли ему проводить ее в комнаты, но она отказалась, предложив ему наслаждаться празднованием. Вместо этого с ней пошел сир Деван. Когда она наконец открыла дверь в их комнату, холод в ней едва не заставил ее захлопнуть дверь снова. Как оказалось, слуги не поддерживали огонь в комнате короля. Умирающее пламя тускло светилось, наполняя комнату густыми тенями, делая ее неприятно морозной. Она поежилась и подоткнула теплый шарф. Пройдя ближе к камину, она подняла два бруска дров. – Что вы делаете? – раздался тихий голос в темноте. Санса была горда собой. Она не подпрыгнула и не завизжала, хотя ее сердце пропустило несколько ударов. Она стояла без движения, словно вор, пойманный за руку, потом медленно оглянулась через плечо. Ее муж сидел на стуле в самом темном углу комнаты. – Раз-зжигаю огонь, – ответила она, ее горло немного пересохло. – Позовите слуг. – Я справлюсь. – Вам холодно? – А вам нет? – фыркнула она, задаваясь вопросом, что он делал там, в темноте. За два медленных, размеренных шага, он подошел к ней и накинул тяжелые меха ей на плечи. Санса затаила дыхание, удивленная таким учтивым жестом. – Спасибо, – пробормотала она. Тогда, не говоря ни слова, он взял дрова из ее рук и начал сам разжигать огонь. Она смотрела, как он ворошил угольки железной кочергой, пока не открылись еще горящие и светящиеся, и положил на них дрова. Они молча стояли какое-то время, в неловком, ужасном молчании, что часто повисало между ними. Она предпочитала спорить с ним. – Отсутствие вашего величества многих расстроило, – сказала она первое, что пришло ей на ум. – Леди Гловер была безутешна. – Работа должна была быть сделана, – ответил он с утомленным раздражением. "В холоде? В темноте?" – подумала она. – Я так ей и сказала, – сказала она вместо этого. – В конце концов, это было не слишком веселое празднование. Слишком многие были озабочены судьбой Дредфорта, чтобы думать о другом. – Неужели? – нахмурился он, вороша дрова, которые загорелись огнем. – Север, Юг, Восток, Запад, все хотят одного. Все хотят награды за исполнение своего долга, хотя их верность должна была принадлежать мне без вопросов, хотя я и не жду такого от своих подданных. – И которого из своих верных подданных вы наградите в этот раз? – спросила она, чувствуя любопытство. Он окинул ее долгим, изучающим взглядом, прежде чем ответить. – Лорда Флинта из Горных Кланов. Она удивленно улыбнулась. – Кажется, это самый разумный выбор. – Рад, что королева одобряет мое решение, – сухо ответил он. – Горные кланы первыми ответили на зов короля, и другие лорды не могут с этим спорить. Несомненно, это положит конец всем спорам, – сказала она, чувствуя как по ней разливается тепло, что значило, что она покраснела. Но в полутьме он принял эту ее реакцию за другое. – Еще холодно? – нахмурился он. – Стены здесь деревянные. В Винтерфелле всегда было так тепло, что я забыла, что весь мир замерз, – сказала она, потирая руки под плащом. – Вы так скучаете по нему? – спросил он, глядя в огонь. Долгое время казалось, что весь мир состоит из одного Винтерфелла, а за его стенами не существовало ничего. Иногда она верила, что подпитывается силами из этих теплых, темных камней. Это было место, где она чувствовала себя счастливой, единственное место, где она ощущала счастье. – О, я очень скучаю по нему, – призналась она, глядя в огонь, словно могла увидеть в нем Винтерфелл, но этот дар принадлежал только леди Мелисандре. – Ширен тоже скучает по нему? – спросил он, глядя в пламя. – Это был ее дом несколько лет. Она оставила там многих друзей. – Друзей вроде лорда Старка? – спросил он, словно обвиняя ее в неподобающем поведении. – Вы провели некоторое время вдали друг от друга. Она кивнула. – Как долго? – спросил он несколько резко. – Что? – Как долго вам понадобилось времени, чтобы облегчить отчуждение между вами? Его мрачный тон заставил ее прикусить губу, чтобы не выдать того, как ее развеселили эти слова. – Я не могу назвать точное количество дней, – насмешливо ответила она. Он нахмурился и посмотрел на нее так, что она мигом проглотила свое веселье. Он положил кочергу на место, готовясь уйти. На этот раз она забыла приличие и подошла ближе к нему, взяв его за руку, чтобы не дать ему уйти, чтобы доказать, что она не хотела быть неуважительной. – Но когда оба готовы стараться, это не занимает много времени, – напряженно продолжила она, глядя на его руки. Если бы она посмотрела на него, она бы перепугалась. Она чувствовала на себе его взгляд. "Он слушает". – Ваша дочь любит вас, и это никогда не изменится. Дайте ей время и позвольте себе снова ее узнать, потому что бессмысленно и опасно держаться за наше старое мнение о ком-то, хорошее или плохое. Это стоило мне... – ее голос затих. Это стоило ей всего, потому что она отказывалась забыть иллюзию о свадьбе с прекрасным принцем. Ее идеализм был бесконечным, если она вообще могла принять Джоффри за прекрасного принца. Она внезапно почувствовала непереносимую жалость ко всем мечтам, что она когда-то так лелеяла. "Я не должна думать об этом". – Это едва не стоило мне любви моего брата. Мы были потеряны друг для друга и так отдалились друг от друга, что иногда мне казалось, что это расстояние никогда не пересечь. В начале она не знала, что делать с этим маленьким дикарем перед ней, незнакомцем, чья внешность была болезненно знакомой. Почему-то она не могла с ним поладить и злилась на него за собственный провал. Но вскорости она перестала искать в нем других людей, и просто приняла его таким, как он есть, со всеми ужасающими изменениями в его характере, на которые она вскоре стала смотреть сквозь пальцы. Разве она сама не изменилась? – Но это отчуждение, оно начнет исчезать, – сказала она, сплетая свои пальцы с его, думая, исчезнет ли когда-нибудь отчуждение между ней и ее мужем. – Пока все не станет снова таким знакомым, словно пара старых сапог... – медленно сказала она, голосом едва громче шепота. Со стыдом, Санса осознала, что снова бормочет что-то в его присутствии, но это было неизбежно, раз ее муж ненавидит говорить. Из-за разговора они стояли друг к другу ближе, чем когда-либо. Достаточно близко, чтобы почувствовать его запах, дерева, дыма и пота, нисколько не неприятный запах. Она ощутила его дыхание на своей макушке, и ее одновременно напугали и заворожили его сила и тепло. Он рассеянно поглаживал ее руку большим пальцем, и она пожелала про себя, чтобы на нем не было перчаток. Собравшись со всей своей смелостью, она подняла голову и посмотрела на него. Она полагала, что он удалится в любую минуту, но в первый раз казалось, что он не стремился уйти как можно скорее. Вместо этого он разглядывал ее, и под его внимательным взглядом ее пульс ускорился. Их взгляды встретились. Его пальцы обхватили ее руку. Он приблизился к ней, и ее губы приоткрылись в тихом вздохе. Не от страха, это не был страх. Она сама потянулась к нему. Она не замечала, что делает, пока он вдруг не отошел на шаг. Санса нахмурилась, странным образом расстроенная его отступлением; она начала думать, что что-то в ее груди готово лопнуть без надежды на поправку. Он напряженно подобрался, словно между ними была прочерчена линия, которую он не мог пересечь. Но она могла. Словно ведомая невидимой силой, она медленно приподнялась, прикасаясь дрожащими пальцами к его лицу, жесткому, но теплому. Ей нравилось ощущать это тепло. Она все еще не была уверена, что делает, это не подобало леди, но она не хотела портить этот момент размышлениями. Она отпустила его ладонь и скользнула своей по его руке выше, берясь за плечо. Она немножко приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку, в ответ получив тихий вздох, нисколько не отпугнувший его. Но тут он дернулся и резко посмотрел на нее, выпрямившись. Она слишком крепко схватилась за него? Тут она вспомнила. – Ваша рана! Я... ? – ахнула она, устыдившись,подумав, что слишком крепко схватила его еще не зажившую руку. – Нет, – его голос был похож на хриплое бормотание, и она ощутила отзвук его слов в ее груди. Он внимательно оглядел ее лицо, и внезапно она поняла, что он тоже постоянно думал о ней. Он протянул руку и коснулся ее щеки. Воздух между ними стал словно гуще, звуки раздавались откуда-то издалека. Она подумала, каким было бы ощущение его прикосновения, если бы на нем не было перчаток. Он провел пальцем по ее нижней губе, и от этого мягкого прикосновения, ее дыхание участилось. Когда он начал склоняться к ней, она почувствовала, что в животе что-то дернулось. Санса закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на этом ощущении. Ожидание и напряжение играли с ее нервами, и прежде чем она смогла разобраться, что к чему, вежливый стук в дверь вспугнул их. Он дважды раздраженно вздохнул, прежде чем ответить. – Что? – крикнул он, сверкая глазами от злости. Санса поджала губы, чтобы подавить внезапное головокружение. – Простите мое вторжение, – сказал Стеффон Сиворт. – Но ваше величество, вы велели мне дать вам знать, когда соберутся члены совета... Санса почти слышала стеснение в нервном голосе сквайра. Король искоса посмотрел на нее, его челюсть двигалась. Санса хотела было снять со своих плеч его плащ и вернуть ему, но он поднял руку, останавливая ее. – Оставьте. И можете оставаться в комнате. Заседание скорее всего будет длиться всю ночь. Вам следует отдохнуть. Мы отправляемся на рассвете. – Вам тоже следует отдохнуть, – сказала она, ощутив тревогу. Она никогда не видела, чтобы он отдыхал. – Отдохну на корабле, – сказал он. Некоторое время он просто смотрел на нее. – Вы проверите, чтобы Ширен было удобно? – Я делаю это с того дня, как впервые ее встретила, – ответила она уверенно. Он кивнул и вышел из комнаты, тени плясали за ним. Только услышав, как закрылась дверь, она двинулась с места. Ей было жарко, она была немного слабой, словно горячий пар бежал в месте, где был ее позвоночник. Ее губы изогнулись в улыбке, когда она подумала, что возможно, все ее страхи и неуверенность не имели под собой основания.