В свете синих фонарей

Чернели, будто наливались лавой, засохшие прутья веток. Их предсмертная песня треском отзывалась рваному пламени и сплеталась с привычным стрекотом неугомонных цикад. Молчать хотелось равно как и говорить. Смотреть в глаза прямо, а не украдкой. И показать сгорбленные плечи, повернувшись спиной. Мисаки больше не ощущал себя в маленькой темной коробке, где стены и потолок готовы раздавить, но и парящим назвать себя не мог. Все было настолько странно, что хотелось на короткий миг спрятать лицо в ладонях и освободить мученический вопль, застывший где-то в глотке. А потом уже можно и накинуться с ворохом непонятных вопросов, расспросов и прочего, заставить флегматично опущенные веки распахнуться под стеклами, а губы двигаться в потоке речи, а не ужимок, ясных одному лишь обладателю. Фушими никогда не отличался особой экстравертностью, но сейчас это выбивало из колеи более ощутимо. Сторонний закатил бы глаза, обратись Ята с советом и упреками, адресованными экс-товарищу: «Возьми да сам начни беседу, это же тебе нужно, а не ему, раз молчит». Но в том-то и подводный камень: Мисаки желал проявления хоть толики интереса со стороны скипетровца. Чтобы Сарухико захотел поговорить, внести ясность в сложившееся. Захотел участия в жизни Яты. Признаться в подобном такому гордому ох как тяжело. Что уж и говорить о проявлении других манипуляций. Потому и съедался противоречиями, ерзая на прогнивших досках старого храма, и изредка грея руки о самодельный очаг. Инерционно, нежели от холода. Дежавю. Ята дернулся, пытаясь прогнать навязчиво возникающие картинки в своей памяти. Он усиленно старался думать о Микото-сане, днях проведенных с ребятами из Хомры, о его нелепых вылазках с Камамото. Гнал прочь то, от чего щемило в груди. «Думай о хорошем, думай о хорошем,» - мысленно вторил сам себе Мисаки. Но вот Сарухико Фушими вальяжно пинает ногой дверь школьной крыши, лениво двигаясь в сторону Ятагарасу, который задумчиво разглядывал свою портативную приставку. - Сломал, наконец? – хмыкнул Фушими, приваливаясь к спине друга. Мисаки вздрогнул и слегка заерзал, пытаясь то ли сесть поудобнее, то ли отсесть от Сарухико подальше. Он сам точно не решил в тот момент. Разговаривать не хотелось. Тягучий душный воздух походил на облако дымки. Ята периодически протирал руки от пота о форменные брюки, дергал за ворот рубашки. И не говорил ни слова. - Ты сегодня странный, Мисаки, - голос Фушими показался слишком громким в уже привычной затишке. Ята молчал. Даже имя свое не оспорил. Открывал рот в некоторые моменты, словно вот, сейчас польется поток речи, но в итоге так ничего и не произносил. Они могли так просидеть вечность, если бы Сарухико не наскучило. Его всегда раздражали непонятные ситуации. Вздремнуть в такой атмосфере не выдалось, и, потеряв всякую надежду, Фушими направился обратно в класс. - Понравилось… с девушкой-то? – тихо, почти шепотом раздалось за его спиной. - О, так вот почему ты молчал? Не решался расспросить о подробностях, маленький девственник? – ну, наконец-то, Ята оживился. Сарухико уже порядком устал без его неугомонности. - Ребята рассказали, что ты вчера… ну… А я думал, что ты… что мы… Голос Яты растворился в дежурном школьном звонке, оповещающем о начале следующего урока. - Тц, чертов звон. Что ты сказал? Повтори, я не расслышал, - лениво и безучастно протянул Фушими. - Да пошел ты, глупый Сару, - Ята вскочил с места и, показав язык, ураганом промчался вперед Сарухико, не позабыв обидчиво хлопнуть дверью. - Хм… - Фушими поправил дужку очков и пожал плечами в своей обычной манере. - Явно ерунда. Чертово дежавю. - Сару, скажи мне… - Ята понял, что тот неоконченный разговор вечно будет мучить и преследовать его, поэтому решился на шаг. - Хмм? А я думал, ты не наелся и язык проглотил, Мисаки. - Черт бы тебя побрал, Сару! – Мисаки вскочил и грозно ткнул пальцем в обидчика, - ты хоть раз, хотя бы раз можешь не быть таким?! - Тихо, тихо, а то жилка на лбу вздулась, сейчас тебя разорвет от гнева, - хмыкнул Сарухико. Ох, как же ему нравился привычный Ята. - Да ну тебя, идиот, макака несносная, – Мисаки надулся и устроился на прежнем месте. Фушими пристально наблюдал за ним, как он обиженно супится, сдувает отросшую челку, пыхтит что-то об отросших волосах и надобности резинки. А затем внезапно поднялся, обогнул очаг и накрыл руками копошащееся тельце. Ятагарасу замер и умолк. Руки Сарухико по-змеиному обвили его со спины, крепко притянув к груди. - А если я буду таким, ты не возражаешь? – тихий ехидный голос раздался над самым ухом. - Что за вопрос ты так и не смог задать тогда, когда мы еще были школьниками? – поинтересовался Фушими, не разжимая рук. Ята так и сидел, укутанный объятиями, и не решался сделать хоть одно движение, будто боясь спугнуть этот момент. Все было так странно, так несуразно и непонятно, что ворох вопросов роился тучей – попробуй в такой ситуации сфокусироваться на чем-то одном. Щеки горели. Руки горели. Он весь сейчас горел то ли от стыда, то ли от долгожданности свершившегося, то ли от всего вместе взятого. - Сару… Я никогда тебя, наверное, не смогу понять, - наконец выдохнул Мисаки. Уголки его губ тронула грустная улыбка. - Я тебя тоже, Мисаки, - Фушими осторожно коснулся пальцами подбородка Яты, притягивая. Что-то взорвалось в душе у Яты в тот же миг, как он ощутил губы некогда лучшего друга на своих собственных. Он не умел целоваться, но отвечал, пытаясь коснуться языком нёба, как читал в смущающих журналах, сплести свой язык с языком Фушими. То и дело Мисаки покусывал нижнюю губу Сарухико, стараясь не переусердствовать и не прокусить. Они целовались странно, но этот поцелуй был самым красивым, как думалось Мисаки. Красивее, чем показывали в фильмах. Он хотел столько вложить в это мгновение, что от переизбытка чувств внезапно ощутил слезы. Ята сам не знал, от чего. Ведь именно сейчас все казалось таким, каким и должно было быть всегда. Не существовало ничего: ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Только их поцелуй и трещащие искры огня. Для него это была самая интимная близость, напрочь уничтожившая всё то гнилое и пошлое, что творилось с ним ранее. Сарухико медленно и осторожно гладил напряженные лопатки, мягко касался пальцами позвонков. Он чувствовал, как Ята едва заметно подрагивает от каждого касания и внутренне ликовал. Плавно и аккуратно губы Сарухико скользили по скуле, приближаясь к шее Мисаки. Тот часто задышал, огорчаясь прерванному поцелую, но не мог контролировать мимолетные стоны, ощущая холодные мокрые губы на своем уже обнаженном плече. Не прерывая касаний губами, Фушими осторожно освободил Мисаки из кокона старого флисового пледа, которым тот был укутан, расстилая его на ветхой циновке. Ята прикрыл глаза, ощущая дрожь на веках и, ведомый руками скипетровца, опустился на покрывало. - Сару… ты… - вяло запротестовал Мисаки, когда почувствовал руки Сарухико на своих бедрах. Последний намеренно игнорировал то, что слышал, продолжая раздевать. Мисаки ощущал стыд и всячески пытался свести колени настолько, насколько позволяли его силы в заплывшей дымке происходящего. Такие манипуляции, естественно, не оказывали должного сопротивления для Фушими. Он хотел. И ничего больше не имело значения. Когда же Мисаки остался полностью обнаженным, в отличие от одетого Сарухико, которому попросту было лень думать о собственной одежде, он внезапно сжался в клубок и крепко зажмурился, пряча лицо в ладонях. - Я… грязный. Я шлюха, Сару, - едва слышно прошелестел рваный голос Ятагарасу. - Тц, - Фушими больно сжал запястья Мисаки, открывая полное отчаяния лицо. - Я ЛЖЕЦ, Я ПРЕДАТЕЛЬ, Я ШЛЮХА! – отчаянно выкрикнул Ята, выпуская на волю все то отчаяние, что сидело в нем. Рыдания раздирали горло, оседая комом где-то в гортани, будто он не полностью высказался. Сарухико резко приблизился к лицу последнего, резко сминая губы, целуя. Фушими целовал рьяно, ожесточенно. Не терпящий прикосновений, впервые в жизни он хотел передать все чувства тактильностью. - Ты – мой Мисаки, - прошептал в самые губы Фушими, - ты самый чистый и прекрасный Мисаки. Это они – грязь и гниль, - лепетал Сарухико, с несвойственной нежностью выцеловывая каждую частичку на лице Яты. Мисаки остервенело вцепился в его плечи, прижимая к себе настолько сильно, будто бы хотел слиться в одно целое. - Сару, я так ждал тебя, ублюдок, я так долго тебя ждал, - слезы продолжали бежать рваными дорожками по щекам. Фушими продолжал целовать, касаясь губами яремной выемки, ключиц, лаская языком соски. Его руки блуждали по всему телу Мисаки, словно он хотел лишний раз убедить себя в том, что он настоящий. В том, что он сейчас с ним. Ята млел от каждого прикосновения, стыдливо краснел, но больше не пытался остановить. Все манипуляции Фушими казались ему неким обрядом очищения от всего, что довелось испытать. Он открывался. И готов был снова поверить, все простить, отдать всю кровь, все кости, всю душу Сару. Фушими вылизывал языком ребра, заставляя Мисаки подрагивать от едва нахлынувшей щекотки, касался пупка и слегка выпирающих ребер. Когда он облизал головку напряженного члена, Ята охнул и широко распахнул глаза. Мучительные ласки. Фушими играл с головкой, касался языком едва заметных венок, руками тем временем сминая соски Мисаки. Ята выгнулся в какой-то странной неестественной позе, ощутив, как Фушими заглотил его плоть целиком. Руки Мисаки цеплялись за края пледа, царапали циновку, беспорядочно касались спины Сарухико. Тот, почти не прекращая действия, смочил пальцы правой руки и осторожно коснулся ануса. Ята невнятно заскулил, чувствуя теплый палец Фушими внутри себя. - С-сару, Сару, Сару, мой Сару… - бессвязно бормотал Мисаки, в напряжении сжимая пальцы ног. Сарухико был предельно осторожен и растягивал аккуратно и бережно, хотя самообладания не особо хватало. Он думал о Мисаки. Да, Мисаки на первом месте. Он больше не позволит, чтобы было как-то иначе. Находясь на пике, Фушими выпустил член Яты изо рта, не давая полной разрядки последнему, и, быстро расправившись с молнией, неторопливо вошел в расслабленное размякшее тело. Мисаки вскрикнул, скорее от неожиданности и крепко обвил ноги вокруг поясницы Сарухико. Они двигались почти одновременно, Фушими постепенно наращивал темп, ускоряясь. Мисаки протяжно застонал и бурно кончил, пачкая смятую рубашку Сару, которую тот так и не снял. Пара толчков – и Фушими излился следом. Он навалился на Мисаки, лениво целуя ключицу, и поглаживая руками взмокшие волосы Яты. - П-почему… почему ты не … ну, внутрь меня, - сбивчиво и неуверенно прошептал Мисаки, все еще пытаясь отдышаться. - Представляю, как сильно же ты зарделся, выдавая подобное, - хмыкнул Фушими. - Дурак, дурак, - вяло засмеялся Ята. - Потому что здесь нет душа. Не хочу, чтобы ты ныл о том, как неудобно ходить со спермой в заднице, - выдал Сарухико. - Чертова макака! - Мисаки в тот же миг отпихнул от себя все еще млеющего Фушими и зарылся в кокон из одеяла. - Фу, мокро… - Я тебя высушу, Мисаки, - бархатно отозвался Фушими, бесцеремонно распутывая Яту из пледа и укутывая в свой пиджак. - Я же… ну, мокрый, грязн… - Ты восхитительный. Фушими прижался, крепче обвивая руками тело Мисаки.