В тихом омуте

День клонился к вечеру, и алый свет заходящего солнца струился в распахнутые окна, не столько разгоняя царящий в комнате полумрак, сколько придавая зловещий оттенок происходящему. Хотя на самом деле ничего особенного не происходило. Мы просто сидели за столом и молча разглядывали друг друга. Внимательно так, изучающе. Как дуэлянты перед схваткой. Разумеется, о настоящем поединке с владельцем этого замка я мог лишь мечтать. Оружие у меня забрали как только я покинул арену. Спасибо хоть дали возможность привести себя в порядок и даже расщедрились на нормальную одежду и обувь — хоть и явно с чужого плеча, но по крайней мере все чистое и сухое. Не знаю, что за дрянь текла в жилах той твари, которую я убил, но гидрокостюм был безнадежно испорчен. Прорезиненная ткань буквально расползалась там, где на нее попали брызги крови и яда убитого чудовища, так что оставалось только радоваться, что во время схватки эта пакость не попала мне в глаза. Других поводов для радости у меня пока не было. Во-первых, я понятия не имел, ни кто этот тип, ни что творится у него в голове, и мог только гадать, с чего это вдруг он решил сменить гнев на милость, и как долго продержится это его настроение. Внутренний голос подсказывал, что особо обольщаться не стоит. Я по-прежнему его пленник. И то, что мы сейчас сидим друг против друга в его покоях, а не в камере пыток, на самом деле ничего не значит. В коридоре полно стражи. Достаточно одного его слова, и все может измениться. За спиной скрипнула дверь, затем раздался шелест чужих шагов, и я невольно обернулся на звук. Это оказались слуги — обычные люди в одинаковых ливреях в уже знакомых красно-зеленых тонах с тяжелыми подносами уставленными тарелками со всяческой снедью в руках. Не говоря ни слова, они накрыли стол, зажгли свечи, разлили вино по бокалам и ушли, прикрыв за собой дверь. Мой визави проводил их тяжелым взглядом, потом поднял свой бокал, повертел в руках. Перевел взгляд на меня, неприятно улыбнулся. — За вашу победу, принц, — сказал он, поднимая бокал. — Признаюсь, это было весьма впечатляюще. И демонстративно сделал внушительный глоток. Я осторожно пригубил свой бокал. Вино оказалось терпким и довольно крепким. Оно пахло медом и какими-то травами, и оставляло после себя непривычное сладковатое послевкусие. Неплохо, но пить это я не рискну. Мне нужна сейчас холодная голова, этот разговор легким не будет. Черт его знает, что за игру затеял этот тип, но ставкой в ней явно будет моя голова. — Ничего особенного, — как мог небрежно отозвался я. — Мне доставляет истинное удовольствие убивать всяких тварей. Что, проглотишь? Проглотил и даже глазом не моргнул. Неужели принял за чистую монету? Ладно, посмотрим... — Да, я слышал, — протянул он. — О вас говорят всякое, Джулиан. Мне всегда было любопытно, что из всех этих слухов правда, а что нет. Даже знать не хочу, что именно он мог слышать и от кого. — Боюсь, что не могу сказать того же о вас... герцог, ведь так? Уж простите мне мое невежество, но так уж вышло, что нас не представили друг другу. — Я — Ларсус, глава Дома Хендрейк, — сказал он и смерил меня выжидающим взглядом, явно рассчитывая увидеть хоть какую-то реакцию на свое имя. Пришлось его разочаровать. Даже притворяться не понадобилось, ни его имя, ни его титул мне ничего не говорили. — Никогда о вас не слышал. — Неудивительно. Амбер слишком долгое время был изолирован от Истинного Мира. Но, к счастью, теперь все изменилось. К счастью? Вот уж не сказал бы. Чем бы там ни был этот самый "Истинный Мир" в его представлении, до сих пор мы очень даже неплохо обходились без него. — Я всю жизнь наивно полагал, что Амбер и есть Истинный Мир. Ларсус покачал головой. — Истинен только Хаос, давший жизнь всем нам, — сказал он снисходительно, словно учитель объясняющий нерадивому ученику что дважды два будет четыре, а никак не три и не пять. — А Амбер... Амбер будет разрушен. Теперь это всего лишь вопрос времени. Вот как? Даже не "должен быть", а "будет"? Черта с два! — Ваша уверенность производит впечатление, герцог, но не могу сказать, что я ее разделяю. Это далеко не первый военный конфликт в Амбере, врагов, желающих его завоевать или уничтожить, всегда хватало. И где они все? Их кости давно истлели, их имена забыты, а Амбер по-прежнему стоит на вершине Колвира и будет стоять вечно. Со мной или без меня. Улыбка Ларсуса стала еще шире и неприятнее. — На этот раз все будет совсем иначе, принц. Впрочем, чего это я... Извините, я не слишком гостеприимный хозяин, последнее время мне нечасто выдается принимать гостей. Ешьте. Слово Хендрейка, вам нечего опасаться. Еда не отравлена. Я не стал отказываться. На самом деле я был чертовски голоден. Последний раз я что-то ел еще в Ребме, в компании Ллевеллы, незадолго до того как мы отправились в путь. Хотел бы я знать как там она, и чем закончилась та злосчастная схватка с собаками. Судя по тому, что Ллевелла до сих пор так и не попыталась со мной связаться — ничем хорошим. Или это ее зов я почувствовал тогда, на арене? Я не был уверен. Но даже если это и была Ллевелла, с тех пор прошло уже несколько часов. Она вполне могла бы попытаться еще раз выйти на связь. А отравы я не опасался. Это было бы слишком мелочно. Да и к чему такие сложности, если этот тип и впрямь хотел бы меня убить, то возможностей у него и без того хватало. Он мог еще на арене спустить на меня еще чудовище-другое из казематов своего замка, вряд ли убитая тварь была у него единственной. Или же он мог просто-напросто отдать приказ своим людям, и я ничего не смог бы сделать. Но нет. Вместо этого он играет в радушного хозяина, словно это не по его приказу на меня натравили ту тварь на арене. Интересно, скольких несчастных ей удалось сожрать до нашей встречи? Не уверен, что и впрямь хочу это знать. Я качнул головой, прогоняя эти мысли. И заставил себя сосредоточиться на настоящем. Багряный закат за окном, потрескивание огня в камине, мягкое мерцание свечей, расставленных по всем поверхностям. Хорошая еда, терпкое вино, могущественный враг... Прямо почти как дома, в родном Амбере. Вот только вежливое обращение в устах Ларсуса отдавало насмешкой, а столовые приборы были сделаны из мягкой тупой меди, которая разве что не гнулась под пальцами, так что нечего было и думать о том, чтобы попытаться использовать их как оружие. А жаль. Было бы здорово взять этот нож и всадить кое-кому в горло по самую рукоять... Эх, мечты-мечты. Немного утолив голод, я отставил в сторону вилку и нож, отодвинул тарелку. Посмотрел на Ларсуса. Вопреки своим заверениям, он сам к еде практически не прикасался, лишь потягивал вино, наблюдая как я ем. Взгляд у него был задумчивый, изучающий. Дорого бы я дал за возможность заглянуть в его мысли. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга... Я не выдержал первым. — К чему все это? — напрямик спросил я. — Что вам от меня нужно? — Ничего, — улыбнулся он. — Все, что мне нужно, у меня и так уже есть. Мне просто было любопытно, вот и все. Я хотел посмотреть на вас вблизи прежде, чем приму решение. — Какое решение? — За последние пару часов не меньше полудюжины моих подданных обратились ко мне за разрешением вызвать вас на поединок. Среди них — мой собственный сын. Я пока думаю, что им ответить. Да, занятные у них здесь порядки... — Если у вас есть лишний сын-другой, то почему бы и нет? Ларсус пожал плечами и пропустил угрозу мимо ушей. — У меня четверо сыновей и дочь, и все они отличные воины, — сказал он. — Как и все члены моей семьи. И это должно произвести на меня впечатление? Извини, вынужден разочаровать. Не вижу особых поводов для гордости. — Тогда и впрямь одним больше, одним меньше... Ларсус хмыкнул, но и только. А я внезапно осознал, что все это совершенно бессмысленно. Не важно, что я сейчас скажу или сделаю. Я могу сулить ему золотые горы, могу оскорблять его, могу умолять... Все это не имеет никакого значения. На самом деле он уже все решил, и я ничего не могу изменить. Я не могу предложить ему ничего, что могло бы его заинтересовать. У него и так есть то, что ему нужно. У него есть Дейрдре. Не знаю, что их связывает и связывает ли вообще, не знаю что за чертовщина между ними происходит, но наверняка я знаю одно — Дейрдре его ключ к Амберу. А я ему не нужен. Он просто отправит меня снова на арену и заставит сражаться со своими людьми и чудовищами до тех пор, пока кому-нибудь из них не удастся меня прикончить. Так все и будет. Так все и было. Последующие дни слились в показавшуюся бесконечной череду сражений. Я очень быстро утратил счет поединкам, в которых был вынужден принимать участие. Чудовищ вроде той, первой твари, больше не было. Теперь моими противниками были люди, ну или почти люди — на мелочи вроде не совсем человеческих черт, когтей и лишних конечностей я очень быстро перестал обращать внимание. Как-то не до того было. Меня больше интересовало то, как мои противники были вооружены и как вели себя в бою, чем то, как они выглядели. Занятно, но все они свято блюли какой-то не совсем понятный мне церемониал, словно происходящее было своего рода турниром, правила которого были неизвестны только мне. Но они очень старались играть честно. Ну, насколько это было вообще возможно. Ларсус никогда не выставлял против меня больше одного противника за раз. Да и оружие было хоть и временами непривычным, но при этом всегда точно таким же, как и у моих врагов. Такого откровенного хлама, как в первый раз, мне больше не предлагали. Вот только и возможности выбирать оружие у меня больше не было. Я вообще больше ничего не мог выбирать. Меня держали в крохотной камере в подземелье, в темноте, выводя на свет только для очередного поединка. Ларсус меня больше не звал, я видел его только издалека на трибунах. И рядом с ним всегда маячила неизменная черная тень — Дейрдре. И каждый раз, при взгляде на них, в душе закипала бессильная ярость. Я ненавидел их обоих. Ларсуса, за то, что он так небрежно и мимоходом решил мою участь, отправив умирать на арене. Дейрдре, за то, что она так легко отреклась от меня. Хотя удивляться этому, пожалуй, не стоило. Мы с ней никогда не ладили. И у нее и впрямь был повод на меня злиться — последнюю нашу стычку я забуду нескоро. Ллевелла тогда заставила нас заключить перемирие, но это перемирие было действительно лишь в водах Ребмы. Дейрдре сказала мне это прямо в лицо, и теперь мне даже не в чем ее упрекнуть — свое слово она сдержала. Я сам свалял дурака и подставился, пытаясь ее защитить. Осознавать это было горько, и я старательно гнал эти мысли прочь. За все это время никто из семьи даже не попытался со мной связаться. Ни Ллевелла, ни Эрик, ни Кейн. Никто меня не искал. Мимолетная попытка контакта во время первого боя с той тварью так и осталась единственной. Да и была ли она, эта попытка, на самом деле? Может быть, мне тогда просто почудилось, может быть я просто принял желаемое за действительное? Я не был уверен. Теперь уже я ни в чем не был уверен. Единственное, что я знал наверняка — я должен побеждать. Первый же проигранный поединок станет для меня последним. И я побеждал. В отличие от моих противников я не собирался играть в благородство. Я использовал все грязные трюки, которые только знал, не гнушаясь при случае ни бросить песок в лицо противнику, ни ударить в спину если выдавалась такая возможность. Может быть для них происходящее и было развлечением, но не для меня. Для меня каждый поединок был схваткой не на жизнь, а на смерть. И я выигрывал, пусть временами грязно и подло, нарушая все мыслимые правила чести, но все же выигрывал. Иногда мне удавалось убить поверженного противника. Иногда стража вмешивалась прежде, чем я успевал нанести смертельный удар. Ни тот, ни другой исход, похоже, никого всерьез не беспокоил. Поток желающих сразиться со мной не иссякал. А Ларсусу, похоже, было плевать, что я убиваю и калечу его людей. Иногда я задумывался, а разрешил ли он своему сыну выйти против меня. Может быть, он был одним из тех, кого я уже убил? Вряд ли. Ларсус говорил о своих детях с плохо скрытой гордостью. Это только в нашей безумной семье принято предавать и убивать друг друга... Не знаю, как долго это все продолжалось. Время очень быстро утратило свой смысл. Я жил от поединка к поединку. И с каждой новой схваткой все отчетливее осознавал — это не может длиться вечно. Рано или поздно удача отвернется от меня, и тогда все закончится. Это было неизбежно, и однажды это все-таки произошло. В том поединке не было ничего особо примечательного, так же как и в моем тогдашнем противнике. Мечом он орудовал мастерски, да, но я знавал фехтовальщиков и получше. Дело было вовсе не в его мастерстве... Наверное, я просто устал. От постоянного напряжения, от безнадежности и отчаяния, от собственного бессилия и неспособности переломить ситуацию, от ожидания неминуемого конца. И я совершил ошибку. Я отвлекся всего лишь на долю секунды, но этого оказалось достаточно. Лезвие чужого меча пробило мою защиту, и я не успел ни парировать удар, ни уклониться. Бок обожгло болью, хлынула кровь. Я машинально прижал ладонь к ране и одновременно попытался достать противника контратакой. Безуспешно. Он успел защититься и следующим ударом выбил оружие из моей руки. Я отшатнулся и, внезапно потеряв равновесие, рухнул на колени. Чужой клинок метнулся к горлу и замер, едва касаясь шеи. Смертельный удар был лишь обозначен, а не нанесен. Повисла мертвая тишина, и время замерло, застыло, потеряло свой смысл. Все вокруг казалось болезненно четким и резким. Яркий солнечный свет, блики, играющие на лезвии моего меча, отброшенного в сторону, — он был слишком далеко, чтобы я мог до него дотянуться. Алая кровь на белом песке, моя собственная. Крови было слишком много. А мой противник почему-то все медлил и медлил. Усилием воли я заставил себя вскинуть голову и посмотреть ему в лицо. Он не смотрел на меня. Он смотрел куда-то поверх моей головы, и проследив за его взглядом, я понял и на кого он смотрит, и чего ждет. Ларсус Хендрейк молча смотрел на нас, и на его лице отчетливо читалась скука и какая-то отвлеченная досада, словно его отвлекли от важного дела ради ерунды, не стоившей и толики его внимания. Но вот он отрицательно качнул головой, и мой противник медленно опустил оружие, потом протянул мне руку. Я проигнорировал его жест и попытался встать сам. Вот только в глазах потемнело, и я потерял сознание. О том, что происходило дальше, я могу только догадываться. Смутно помню, как периодически выныривал из спасительного беспамятства, и боль раскаленными зубьями вгрызалась в тело, а горячий тяжелый воздух плотным комком вставал в горле, не давая дышать, и я задыхался, будучи не в силах даже кричать. Какие-то люди мелькали вокруг, их лица смазывались в мутные пятна, а голоса сливались в неразборчивый гул, эхом отдающийся в голове. А потом они ушли, и боль начала утихать, постепенно становясь переносимой. Дышать стало легче, страх ушел, растаял в окружавшей меня темноте, и я провалился в глубокий сон. Меня разбудило прикосновение холодных пальцев и тихий голос, позвавший меня по имени. Я с трудом разлепил глаза. Я лежал на спине на узкой кровати. Было темно. Дейрдре стояла совсем рядом, и крохотный огонек, пляшущий на фитиле свечи, которую она держала в руке, освещал ее лицо. По стене за ее спиной метались тени, большая же часть комнаты тонула во мраке. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга. Я не знал, что и сказать, да и не был уверен, что смогу произнести хоть слово. Во рту пересохло, а горло словно сжало невидимой рукой... Лицо Дейрдре казалось восковой маской, безжизненной и начисто лишенной эмоций, и было так странно и непривычно видеть ее такой. — Пить хочешь? — спросила она. И, не дожидаясь ответа, поставила свечу на прикроватный столик, отошла. Раздался тихий плеск, потом она вернулась, протянула мне чашу. Я не стал отказываться, только рука чуть дрогнула когда наши пальцы случайно соприкоснулись. Я сделал несколько глотков, и только несколько секунд спустя запоздало осознал, что это не вода. У жидкости, которую я пил, был неприятный привкус и странный запах. — Что это? — спросил я, и не узнал собственный голос. Хриплый и надтреснутый, он казался чужим. — Цианистый калий, — безмятежно отозвалась Дейрдре. — Пей. Я поперхнулся. — Ты спятила? Мало того, что меня едва не убили, так еще и ты... Уголки ее губ едва заметно дрогнули, и лицо Дейрдре перестало походить на маску. Ледяная отстраненность исчезла. — О, вот теперь я вижу, что с тобой все в порядке, — сказала она. — Со мной не все в порядке! — возмутился я. — Если ты не заметила, меня проткнули чуть ли не насквозь! — Я заметила. Ты потерял много крови, Джулиан, лекарям пришлось изрядно потрудиться чтобы не дать тебе умереть. — Не то чтобы я жаловался, но все же — с чего это такая забота? Мне казалось, что твой приятель все это время именно этого и добивался. Дейрдре вздохнула, покачала головой. — Болван ты все-таки, — почти ласково сказала она. — Во-первых, Ларсус мне не приятель. Во-вторых, если бы он и впрямь хотел тебя убить, то давно бы уже сделал это вместо того чтобы затевать весь этот цирк. — Тогда чего же он хочет на самом деле? — Того же, что и его друзья, приходящие по Черной Дороге. Амбер должен быть разрушен, ты же слышал. Ну да, слышал, и не раз. Амбер должен быть разрушен, — так говорили те твари, которых мы убивали в Арденнах, на подступах к Истинному Миру, по крайней мере те из них, что были в состоянии говорить. Амбер будет разрушен, — так заявил Ларсус в нашем тогдашнем разговоре, ведь у него якобы есть то, что ему нужно. И я поверил ему, не мог не поверить после того, как увидел рядом с ним Дейрдре. Вот только какого же тогда черта он до сих пор сидит в этой Тени и развлекается, наблюдая как я убиваю его людей? Чего он на самом деле ждет? Никаких предположений на этот счет у меня не было. Единственное, во что я по настоящему верил, хотел верить — что бы он там ни затевал, ничего у него не выйдет. Ни у него, ни у его соратников. Амбер выстоит, со мной или без меня. — Не дождутся! — как мог уверенно отозвался я. Дейрдре снова вздохнула. — Хотелось бы и мне верить в это... — задумчиво проговорила она. — Последние месяцы положение все ухудшается и ухудшается, даже в Ребме это было заметно. Ларсус что-то затевает, и я хочу знать, что именно. Мне нужно еще немного времени. А тебе нужно время, чтобы восстановить силы. Джулиан, я знаю, прежде мы никогда не ладили, но, если ты не против, давай оставим это до лучших времен. Просто поверь мне на слово. Пей, это всего лишь снотворное, вреда от него не будет. Ты просто проспишь еще сутки или около того. Я с сомнением посмотрел на жидкость в чаше, потом перевел взгляд на Дейрдре. Я почти ей верил. Или, быть может, я просто очень хотел ей верить... Я качнул головой, прогоняя сомнения, и одним глотком осушил чашу до дна. Будь что будет. В конце-концов, терять мне уже нечего. Дейрдре улыбнулась, потом осторожно вынула чашу из моих рук. — Спокойной ночи, — сказала она. Я уже проваливался в сон когда она, наклонившись ко мне, легко коснулась губами моего лба и едва слышно прошептала: — Мы выберемся отсюда, слышишь? Что бы ни происходило помни, ты не один. Я очень хотел в это поверить, но это было слишком невероятно чтобы быть правдой. Скорее всего, мне это просто приснилось. Когда я открыл глаза в следующий раз, то обнаружил что темнота рассеялась. В комнате царил мягкий сероватый полумрак. Небольшое окно было чуть приоткрыто, и свежий воздух струился внутрь вместе с тусклыми сумерками — не то раннее утро, не то вечер, не разберешь. Обстановка в комнате была довольно скудной — небольшой прикроватный столик, полки на стенах, заваленные какими-то склянками, пучками высохших трав, свитками и тому подобным барахлом, большой стол у дальней стены, пара стульев возле него. Кровать, на которой я лежал, была узкой и жесткой. Одеяло валялось на полу; судя по всему, я сам сбросил его во сне. Тугая повязка перетягивала ребра и живот. Я осторожно приподнял подол рубашки. Бинты были чистые, похоже, их сменили не так уж давно. Крепко же я спал. Дейрдре говорила, что я просплю около суток, и, похоже, так оно и произошло. И все это время регенерация шла полным ходом. Значит, пора. Я должен выяснить пределы своих возможностей. Я сделал глубокий вдох и попытался сесть. В глазах потемнело от боли, и я машинально прижал ладонь к правому боку. Задержал дыхание, зажмурился, пытаясь одновременно и справиться с головокружением, и унять бешено бьющееся сердце. Некоторое время спустя мне это удалось. Да, судя по всему, вставать мне еще рано. Если я попытаюсь сейчас подняться на ноги, то скорее всего рухну на пол и уже не смогу забраться обратно в постель. Лучше пока даже не пытаться. Может быть, чуть позже. Я немного посидел, потом снова откинулся на подушки и попытался расслабиться. Получалось плохо. От недавних усилий все тело сотрясала дрожь, а по спине тек холодный пот. От слабости меня мутило, стены комнаты кружились перед глазами. Давно мне так не доставалось... Кажется, я снова задремал. Из поверхностного неглубокого сна меня выдернул скрип открывающейся двери и звук чьих-то шагов. Это оказался пожилой мужчина, по всей видимости врач. Заметив, что я пришел в себя, он подошел, пощупал мой лоб, проверил повязки, потом принес мне воды. Последнее было весьма кстати, пить хотелось неимоверно. — Я распоряжусь чтобы вам принесли что-нибудь поесть, — сказал он и ушел, прикрыв за собой дверь. Щелкнул замок. Как и следовало ожидать, даже в таком состоянии меня держали взаперти. Интересно, как Дейрдре прошлой ночью ухитрилась войти? Может быть, тогда дверь была не заперта? Или у нее был ключ? Или этот ее визит мне только приснился? Я не знал, что и думать. Еду мне и впрямь вскоре принесли — какое-то безвкусное варево, что-то вроде похлебки в которой плавали кусочки овощей и разваренного мяса, и ломоть хлеба. Аппетита не было, напротив, меня мутило от одного только взгляда на еду, но я заставил себя съесть все до последней крошки. Я должен восстановить силы, и как можно скорее. Внутренний голос мрачно подсказывал, что возможности долго отлеживаться у меня не будет. Покончив с ужином, — к тому времени за окном окончательно стемнело, и теперь комнату освещал лишь неровный свет свечи, которую принес слуга вместе с подносом, — я снова попытался подняться. На этот раз дело пошло на лад. Мне удалось сесть, а потом и встать. Пришлось, правда, ухватиться за спинку кровати чтобы не упасть, но ноги меня держали. Пока я переводил дыхание и набирался смелости чтобы попытаться сделать хоть шаг, дверь снова распахнулась. Ларсус Хендрейк на мгновение замер на пороге, смерил меня оценивающим взглядом. Я мысленно ругнулся. Принес же черт, и так невовремя... — Вижу, вам уже лучше, принц, — заявил он, заходя внутрь, затем придвинул один из стульев, развернул и уселся на него верхом. — Вы быстро восстанавливаетесь. Я осторожно, по-прежнему опираясь на спинку кровати, присел на край постели. Сердце колотилось как бешеное. — Это семейное, — ответил я, надеясь, что голос меня не подведет. Не подвел. Вот только руки мелко подрагивали от напряжения. Я сцепил пальцы, пытаясь подавить дрожь. Ларсус усмехнулся, но от комментариев воздержался. Вместо этого он прищурился, провел рукой над кроватью. Воздух сгустился, слабо замерцал под его пальцами, и я заметил, как его ладонь окутало слабое радужное мерцание словно при контакте через карту... Миг, и прямо на смятых простынях появился большой сверток, завернутый в плащ. Ларсус бросил на меня быстрый взгляд и жестом фокусника откинул ткань, демонстрируя содержимое свертка. По-правде говоря, я очень надеялся что больше никогда не увижу это барахло. На кровати лежало то, что уцелело от моего подводного снаряжения — ласты, компенсатор и баллон со сжатым воздухом. Я бросил все это на пляже, закопал в песок. А Ларсус, видимо, нашел. Несколько секунд я просто разглядывал свое снаряжение, гадая, зачем Ларсус притащил все это сюда, потом все же вопросительно посмотрел на него. — Мои люди нашли это недалеко от того места, где встретили вас, — сказал он после недолгой паузы. — Это все ваше, ведь так? Отрицать очевидное не имело смысла, так что я ограничился коротким кивком. — Не хотите объяснить мне, что это такое, и как этим пользоваться? По-правде говоря, я не хотел. Тон Ларсуса и его вопросы мне совсем не нравились, главным образом потому, что я не очень-то понимал к чему он клонит. Но не похоже, что у меня был выбор. — Это аппарат для подводного плавания, — немного поколебавшись, ответил я. Вряд ли Ларсус и впрямь не понимал, что у него в руках. — А пользоваться им нельзя, он неисправен. Между прочим, так оно и было. Регулятор был поврежден в бою, когда на нас напали собаки. А судя по отметке на датчике давления, воздуха в баллоне осталось совсем немного. На еще одно погружение не хватило бы, даже будь регулятор исправен. — Значит вы пришли сюда через Ребму. Это не было вопросом, и я не стал ничего отвечать. Хотел бы я знать что, черт побери, Дейрдре ему наговорила, если это оказалось для него новостью. Судя по всему, ей хватило ума спрятать собственное снаряжение получше, чем это сделал я. И придумать легенду поубедительней. Жаль, что она не сочла нужным посвятить меня в детали... — Как вы это сделали? — спросил Ларсус после недолгой паузы. — Что именно? — уточнил я. И тут он взорвался. Стул, на котором он сидел, полетел в сторону, а сам Ларсус моментально оказался на ногах и, одним шагом преодолев разделявшее нас расстояние, схватил меня за плечи, с силой оттолкнул назад, так что я ударился спиной об стену и невольно охнул от боли в раненном боку. Лицо Ларсуса вдруг оказалось совсем близко, и в нем больше не было ничего человеческого. Рыжеватая чешуя покрывала его лоб и щеки причудливыми узорами, на голове появились изогнутые витые рога, а когда он открыл рот, я заметил острые клыки. — Хватит делать вид, что не понимаешь! — рявкнул он. — Я спрашиваю по-хорошему в последний раз! И если я не услышу сейчас внятного ответа, то мы продолжим этот разговор уже совсем в другом месте, и, клянусь, я заставлю тебя выложить все, что тебе известно, даже если для этого мне придется запытать тебя до смерти! Несколько долгих, показавшихся целой вечностью, секунд мы просто смотрели друг на друга. Я не шевелился и, кажется, даже не дышал, отчаянно пытаясь сообразить что сказать ему чтобы не разозлить еще больше. Придумать ничего толкового никак не удавалось, но молчать и дальше было опасно. — Я не могу ответить на вопрос, который не понимаю, — как мог спокойно сказал я, глядя ему в глаза. — И даже под пыткой не смогу сказать больше того, что знаю. Что именно вы хотите знать? Некоторое время он сверлил меня взглядом, я тоже не отводил глаза. Но вот его хватка ослабла, а черты лица потекли, как плавящийся воск. Рога и клыки исчезли, чешуя побледнела, слилась с кожей. Несколько ударов сердца, и его лицо снова стало обычным, человеческим. Он отпустил меня, выпрямился, скрестил руки на груди. Поднял свой стул и снова уселся на него. — Правду, принц, — сказал он почти своим прежним голосом. — Я хочу знать, как вы сумели воспользоваться Черным Потоком и остаться в живых. А еще где вы все это взяли, — он взглядом указал на мое снаряжение, — и для чего оно было вам нужно. — Мне дала это снаряжение моя сестра Ллевелла, — ответил я на показавшийся мне более безопасным вопрос. Никакой пользы из этой информации Ларсус не почерпнет. А Ллевелла все равно далеко. — Я не знаю, в какой Тени она это нашла. Ларсус нахмурился, но угрожать мне больше не стал. Вместо этого он продолжил допрос: — И с какой целью? — Мы собирались поохотиться. Его глаза слегка расширились, выдавая его недоумение. — Поохотиться? — переспросил он. — Да. Она говорила, что последнее время в окрестностях Ребмы полно чудовищ, и позвала меня принять участие в охоте на них. — И что же произошло? — Несчастный случай. Одна из тварей повредила мое снаряжение, и я не смог ни выплыть, ни вернуться в Ребму. Меня затянуло течением на глубину, а потом вынесло в эту Тень и вышвырнуло недалеко от берега. — И Дейрдре тоже, так? Она была с вами с самого начала? Ох, до чего же нехороший поворот... И не отвечать нельзя. Ларсус поймет, если я солгу. Он и так знает, что я пытался защитить Дейрдре от его людей. И он видел одежду, в которой она была — такой же гидрокостюм, что и у меня. Если у него есть хоть капля мозгов, то он уже и так все понял, а он далеко не глупец. Он просто проверяет меня этим вопросом. Извини, сестренка. — Да. Ларсус поморщился, потер глаза. Когда он снова посмотрел на меня, взгляд у него был очень усталый. — Хорошо. Только это все равно не объясняет, как вы сюда попали. То течение, которое вы упомянули, это и был Черный Поток? Судя по тому, как он это сказал, он не очень-то мне верил, но все же решил выслушать до конца, по всей видимости рассудив, что исполнить свои угрозы всегда успеет. — Не знаю. Что именно вы зовете Черным Потоком? — спросил я. Ллевелла говорила, что нет никакой связи между нападениями собак и тварей, приходящих вместе с Черным Потоком, и по ее карте это было видно весьма отчетливо. Предположим, просто предположим, что так оно и есть. Все это время собаки приходили с этого острова через не до конца запечатанную тропинку сквозь Тень, ту, что осталась от Торгового Пути, когда-то связывавшего этот мир с Амбером. Кейн должен был уничтожить этот Путь много лет назад, но не довел дело до конца. Из-за взрыва маяка Путь ушел под воду. Долгие годы им пользовались только рыбы и прочие обитатели морских глубин. А потом его обнаружили бродящие по острову собаки, скорее всего совершенно случайно. Ларсус даже не подозревает о существовании этого Пути. Его беспокоит только то, что кто-то мог воспользоваться Черным Потоком чтобы сюда попасть. Почему? Потому что Черный Поток — это его рук дело. Именно он все это время посылал в воды Ребмы всяческих чудовищ. И людей? Я не был уверен. Ллевелла ничего толком не говорила о Черном Потоке, кроме того, что он непостоянен и непредсказуем. И если верить ее карте — он всегда появлялся в пограничных районах, словно та же самая магия, что делала воды Ребмы пригодными для дыхания, защищала их от проникновения чужаков. Вот почему Ларсус так заинтересовался моим снаряжением. Если до сих пор ему удавалось открыть Поток только в районы с непригодной для дыхания водой, где его люди не могли долго находиться, то неудивительно, что он хочет знать как можно продлить для них время пребывания под водой. И если он поймет, как это сделать... Его люди прорвутся в воды Ребмы и захватят город. Отношения между Амбером и Ребмой сейчас довольно напряженные, связи почти нет. Скорее всего Эрик даже не узнает о произошедшем пока не станет слишком поздно. Ларсусу и его людям ничто не помешает подняться по Файелла-бионин. А прибрежные районы практически не охраняются. Большая часть наших войск сосредоточена в Арденнах и в долине Гарнатх, ведь именно там пролегла Черная Дорога. Удара со стороны Ребмы никто не ждет, так что у них будет неплохой шанс застать нас врасплох и... Амбер будет разрушен. Вот почему Ларсус все еще здесь, в этой Тени, вот чего он на самом деле все это время ждал и искал. Он искал способ захватить Ребму и уже почти нашел. И единственное, что сейчас стоит между ним и его планами, это мой неисправный акваланг. Будь он исправен, Ларсус уже штурмовал бы Подводное Царство. Я этого не допущу. — Ну так что вы на это скажете, принц? Что вы думаете о моем предложении? Голос Ларсуса донесся словно издалека, и я понял, что все это время он продолжал что-то говорить, а я его совсем не слушал, поглощенный собственными мыслями. Это внезапное озарение было для меня гораздо важнее, чем все, что он мог мне предложить. И хотя я не имел ни малейшего представления, что именно он предлагал, я знал одно — соглашаться нельзя. Что бы там он ни сулил, все это ложь. Я и так знаю, чего он на самом деле хочет. И я не позволю ему уничтожить все, что мне дорого, и уже тем более не стану ему в этом помогать. Лучше смерть. Медленно, как во сне, я покачал головой. Нет, герцог, мы не договоримся. И мне совсем не жаль. Я ожидал еще одной вспышки гнева, но Ларсус лишь покачал головой. — Я знаю, это непростое решение, и я не жду немедленного ответа, — сказал он. — Я даю вам время до утра. Подумайте над моими словами. И над перспективами. Вы же разумный человек, Джулиан, и понимаете, что если мы не договоримся по-хорошему... Он замолчал, позволив несказанным словам повиснуть в воздухе. Я прекрасно понимал, что именно он не договаривает, но реагировать на так и невысказанную вслух угрозу не стал. Ларсус смерил меня внимательным взглядом и поднялся на ноги. — Доброй ночи, принц, — уже в дверях сказал он. — Утром мы продолжим этот разговор. Надеюсь, вы сделаете правильный выбор. Я криво улыбнулся. Мне не нужна была ночь на размышления, я и так знал, что никакого выбора на самом деле у меня нет. Амбер я ему не отдам.