Несломленный

      — Сэр…       Белый дым вырвался из щели кроваво-красной улыбки.       — Чего тебе, седьмой…       Человек со сломанным носом и обгоревшей до черноты черепушкой неловко помялся на месте, не зная, куда деть свои руки: то ли сложить их на груди — типа он крутой, — то ли уже в который раз дотронуться до опухшей переносицы, чтобы убедиться, что отек увеличивается.       — Эм… — его голос был похож на хриплый писк, который издают канализационные крысы, — мистер Крок попросил передать, что сегодня в семь часов вечера будет ждать вас в Старом Готэме на Аппер-стрит… эм… — Седьмой не выдержал и коснулся кончиками пальцев переносицы.       Еще один выдох, за ним последовало дымное кольцо, которое, пролетев пару ярдов, разбилось о металлическую конструкцию.       — А поточнее?       — Мм… эм… он сказал, что вы сами разберетесь…       Джокер широко улыбнулся, рассматривая догорающую сигарету. Он кинул окурок на голый бетонный пол и размазал его мыском туфли, в котором при желании мог увидеть свое отражение.       — Естественно, эта образина нашла себе очередной уютный уголочек в канализации. — Худая нога поверх другой, белоснежный носок между ботинком и концом бордовой брючины.       — В-вероятно так, сэр… — вторя ему улыбнулся седьмой — казалось, он немного расслабился.       — Это он тебя отделал?       В голосе мужчины слышалось безразличие вкупе с любопытством. Безусловно, сам он постарался бы сильнее, чтобы разукрасить этого блаженного за один только мерзкий голосок, который вырывался из его паршивой глотки каждый раз, когда он открывал свой рот и обнажал ряд почерневших гнилых зубов. В услужении у ублюдка должны быть только и только ублюдки.       — Ох, не страшно, со мной все в порядке…       — Я спросил не потому, что волнуюсь за тебя, придурок, а потому что хочу знать, стоит ли мне чего-то опасаться.       Ей богу, когда он набирал в свои ряды этих уголовников, стоило дать им тест на IQ, ну или хотя бы спросить, как спрыгнуть с десятиметровой лестницы и не разбиться.       — Оу… когда я к нему спустился, он был один. Мистер Крок разбил мне нос, — седьмой потупил смущенно взгляд, — потому что я ему не понравился.       — Это произошло, вероятно, потому, что ты, мудила, назвал его мистером Кроком. Черт возьми, как тебе такое только пришло в голову? — вопрос сочился неприкрытым отвращением и брезгливостью.       — Ох, сэр… но… но Убийца Крок звучит довольно… эм… неуважительно.       У Джокера, казалось, подходило к концу терпение — в белках глаз полопались сосуды, а на лбу проступила напряженная жилка.       — Просто Крок, Убийца Крок, Гребанныйхренокрок, но никак не мистер! Ясно, седьмой? Иначе, в следующий раз он тебя… — Джокер за секунду расслабился, разом подавив раздражение и цокнув звучно языком. — А знаешь, зови этого зеленого ублюдка, как пожелаешь. Естественный отбор в криминальном мире еще никто не отменял. Седьмой вопросительно уставился на своего босса, пытаясь понять, что он имел ввиду, когда последовал еще один вопрос:       — А с башкой что?       — Это я сам…       Никакого терпения с ними не хватит. А Джокер и так уже натерпелся от идиотов. Сейчас пустить пулю в лоб седьмому ему мешало лишь то, что он снова ужасно хотел курить, да и портрет Бэтси, нависший над ним, как-то слишком неодобрительно смотрел на него — впрочем, как и гипсовый бюст Бэтси в дальнем углу стола, который был завален разным хламом, начиная от бэт-сюрикенов и заканчивая клочками ткани и газетными обрывками.       — Вали, — устало выдохнул Джокер, разворачиваясь на седушке к портрету и касаясь его ладонью, любовно проводя вдоль рисованного плеча, по кевларовой пластинке на груди.       — Ох, Брюс, ты, наверное, сильно разозлился на меня за Барбару, — блестящие глаза в обрамлении синей краски смотрели на рисунок с неприкрытым обожанием. — Прости, что причиняю боль, но именно боль пробуждает в человеке самые низменные инстинкты. Яблочко от яблони, Брюс…

***

      — … в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.       Почему в самые отвратительные дни обязательно идет дождь? Будто недостаточно того, что на Готэмском кладбище закопали в землю ту, которая еще долго должна была жить. Будто не достаточно бледного обросшего щетиной лица Гордона, который выкуривал уже седьмую сигарету — Брюс считал.       Селина крепко сжимала его ладонь. Он видел, что под черной вуалью ее глаза наполнены слезами. Они с Барбарой никогда не были близки, но когда Брюс показал ей запись убийства, Женщина-кошка вмиг растеряла свою холодность и безразличие. Она поняла посыл убийцы — он объявил охоту за теми, кто близок к герою Готэма. И судьба Барбары настигнет каждого, если что-нибудь не предпринять. Если бы Селина сбежала, Брюс ее не винил бы, но он не мог ей этого позволить, потому что только находясь под его крылом, она оставалась в безопасности. И он гнал от себя мысли о том, что не уберег ту, которую тоже должен был защищать.       — Брюс, мне нужно кое-что тебе сказать, — Селина сняла вуаль, как только они сели в машину и водитель повел ее в сторону Башни Уейн Энтерпрайзис.       Брюс выглядел довольно мрачно. Общение с Гордоном ясно давало понять, что тот вовсе не собирается сидеть сложа руки. Вполне вероятно, что его отстранят от дела на время расследования, если вообще не отправят в отпуск, заставив сдать оружие и значок. Но было ясно как день, что это только развяжет ему руки. У комиссара в городе было много подвязок и осведомителей, безупречная интуиция вполне могла бы навести его на верный след, но он не учитывал самого важного — его усилия ничто без поддержки. Брюс опасался, что помимо всего прочего ему придется присматривать за ним. Поэтому он предусмотрительно прикрепил микроскопический маячок на ремешок его часов. Экран на линзах в фоновом режиме отображал перемещение новой цели, которая светилась желтым огоньком и показывала, что объект ехал на машине в противоположную сторону от Башни.       — Брюс…       — Да, Селина. — Он отвлекся, взглянув в серые глаза Женщины-кошки, но в тот же момент раздался звонок по защищенной связи. Охотница. — Минутку.       — Мы с Диком сейчас в Чайнатауне. В подвале одной из закусочных мы нашли вещи Барбары. Здесь повсюду следы насилия и… кажется, их было по меньшей мере трое. Брюс беззвучно сжал кулаки. Селина, которая тоже слышала голос Охотницы, поджала губы.       — Выходит, что после съемки ее увезли в этот подвал, — еле слышно прошептала она, а Брюс закончил за нее:       — Возможно, после выстрела она была еще в сознании.       — Это вряд ли, — вмешался в разговор Дик, подключаясь к их разговору.       — Я знаю его лучше, чем все вы. На видео у кольта была сильная отдача, траектория выстрела сместилась. Первичная судебная экспертиза подтвердила, что Барбара скончалась от выстрела в голову, но протоколы позволяют не производить вскрытие черепа, если выстрел производился в голову, так как выжить в подобных случаях…       — Невозможно, — перебила Охотница.       — Нет, лишь маловероятно.       — Тогда какого черта им рисковать и перевозить ее тело с места на место? — задал резонный вопрос Дик.       Брюс не был уверен в своей догадке на сто процентов, но он мог похвастаться тем, что чаще всего поступки Джокера и его действия лежат перед ним как на ладони. Годами изучая образ его мышления, он мог поклясться, что понимал его и совершенно перестал удивляться. Времена шокирующих откровений давно прошли.       — Все очень просто. После выстрела Джокер поручил своим шестеркам разобраться с телом. А если точнее — делать с ним все, что тем вздумается.       В салоне и на том конце связи повисла оглушающая тишина. Правда казалась ошеломляюще мерзкой и отдающей истинным безумием. Каждый из участников разговора думал сейчас о том, что бы случилось, если бы об этом обстоятельстве узнал Джеймс Гордон.       — Приберитесь там. Чтобы ничего не говорило о том, что произошло.       — Понял, — отчеканил Дик, прежде чем сбросить звонок.       Медленно. Слишком медленно, думал Брюс, массируя виски, вспоминая тот факт, что человек Джокера уже сделал первый шаг в направлении следующего преступления.       В офисе было много дел: совещания, которые не следовало бы переносить, и встречи, которые не следовало бы отменять. Ему было тошно от осознания, что приходится вести обычную жизнь, в то время как каждый из тех, кто приближен к нему, находится под прицелом. Джокер не мог все время использовать импульсную пушку и не мог находиться на одном месте, поручая дела шестеркам: рано или поздно он должен засветиться хотя бы на одной из камер. Алгоритм ИИ должен оповестить об его появлении, и тогда Брюс, несмотря ни на что, помчится туда и сделает все, чтобы достать Клоуна.       Нельзя было терять ни минуты драгоценного времени. Этот сумасшедший пытался вывести их из себя, ведь в гневе человек теряет рассудительность и начинает действовать хаотично — клюет на любые уловки и рано или поздно попадает в западню. Но Брюс не собирался утрачивать трезвость мышления, не сейчас.       Джокера нельзя было назвать злым гением, потому что порой он совершал глупые промахи и напарывался на кулаки Бэтмена, но то, как он умудрялся сбегать из клиники и скрываться от бэт-радаров, а иной раз и от самой смерти, поражало. А еще — невероятно бесило. Мало кому удавалось вывести из себя героя Готэма, но Клоун в этом очень преуспел.       Тем временем машина подвезла их к главному входу в Уэйн Энтерпрайзис, а водитель вышел, чтобы открыть дверь со стороны Брюса.       — Ох, прости, совершенно забыл. О чем ты хотела поговорить? — Брюс видел, как Селина улыбнулась ему и подмигнула, коснулась плеча и слегка сжала.       — Хорошего дня, дорогой. Разговор подождет до вечера.       Брюс расслабился от прикосновения, перестал сжимать губы и хмуриться. Он сказал водителю, чтобы тот отвез Селину в поместье Уэйнов, и вошел в фойе. Переключиться из героя и защитника Готэма в бизнесмена-миллиардера ему было уже не впервой. Все же, благодаря семейному делу ему удалось быть тем, кем он является вне бюрократической машины. В совете директоров периодически возникали недовольства и достаточно радикальные идеи, которые следовало подавлять, так что он не мог просто взять и бросить все, как бы этого ни хотелось. Что бы сказал Гордон, если бы узнал, что Бэтмен, вместо того, чтобы искать убийцу своей дочери, заседает в офисе, поручив расследование кому-то другому? Но долг был превыше всего, и если в Уэйн Энтерпрайзис наступит кризис или же внезапная смена власти, никому в этом городе не будет от этого легче. Думать в интересах большинства — то, чему он учил свою Бэт-семью и всех тех, кто был на его стороне. Лишь Джейсон не следовал этим устоям, и за него Брюс тоже переживал. И пусть тот преуспел в боевых искусствах и имел доступ ко многим бэт-девайсам, все же Брюс сам оставил открытым доступ ко многим убежищам в городе, но Джокер никогда еще не выглядел так убедительно. Показательно убив Оракула и заявив о своих дальнейших намерениях, он, конечно же, раскрывал свои карты, но отнюдь не во вред себе. Минуло двадцать шесть часов, а у них все еще ничего. Крошки на земле находятся слишком далеко друг от друга, и приходится плутать, прежде чем обнаружить очередную зацепку.       День прошел в напряженной работе. Многие упоминали недавнее громкое убийство и спрашивали его — Уэйна — мнение по этому поводу. Людям всегда нужно было знать, что по поводу волнующих их вещей думают влиятельные мира сего. Брюс выражался довольно расплывчато, и каждый такой разговор вызывал очередной приступ головной боли, так что под конец дня у него ныли виски и пульсировало в районе затылка.       По пути домой он включил новости, но быстро понял, что от них у него еще больше разболелась голова. Так что дальнейшая дорога прошла в молчании и выслушивании коротких рапортов от ИИ о том, что ни черта камеры не обнаружили и что никто больше с ним связаться не пытался за время тишины в эфире, когда он отключал связь на время важных переговоров. Поэтому, когда он зашел в дом, то тут же вознамерился спуститься в бэт-пещеру и связаться со всеми преследователями — потребовать отчета, а еще, вполне возможно, выйти самому в патруль. Но Альфред, который всегда тонко чувствовал состояние Брюса, сначала заставил его плотно поужинать, а потом принять обезболивающее.       Когда он более или менее пришел в себя, то вспомнил, что до сих пор не видел Селину. Не стоило надеяться, что она, как примерная девочка, будет дожидаться его дома. Брюс тяжело вздохнул, растерев лицо в ладонях и пару раз шлепнув по щекам, отряхнулся, смахивая с себя сонливость, и, наконец, спустился в бэт-пещеру.       В дальнем углу цельной каменной стены, защищенный от времени за многотонной металлармированной дверью находился архив, где в длинных выдвижных ящиках с маленькими пометками букв алфавита хранились досье на каждого. Начиная суперзлодеями и заканчивая жалкими неудачниками, которым было не суждено даже мелькнуть в газетах — так быстро их ставили на место. Перед патрулированием Брюс решил изучить досье Джокера. Уже в который раз — пора бы выучить наизусть и произносить как молитву перед сном, — он раскрыл папку, и на него уставилось мрачное, искаженное психической болезнью лицо без грима. Волосы с зеленцой, зачесанные назад, впалые щеки, запавшие в глазницы глаза, смотрящие будто в самую душу и пытающиеся извратить даже на расстоянии. Оранжевый воротник робы совершенно не вязался с ним. Из наблюдений Брюс заметил, что тот все время носил костюмы-тройки. Цвета, подобранные невпопад, очень точно отражали суть его мышления — хаос.       «Артур Флек. 1966. Родился в Готэме, мать и отец неизвестны. В три года был усыновлен некой Пенни Флек, которая, проработав в Уэйн Индастрис десять лет, оказалась в Аркхеме. Муж подвергал насилию и избиению шестилетнего Артура и Пенни. Когда об этом узнали органы опеки, Роберта Оруэлла посадили на тридцать лет (выпущен под залог после десяти лет отсидки, местонахождение неизвестно). Пенни Флек пробыла в Аркхеме два года, затем забрала сына из приюта Биллбэйнс. Дальнейшая жизнь Артура остается на поверхности — школа (если точнее, их было три, вероятно, мальчик подвергался издевкам), после — множественные подработки, затем — срыв. Рапорт полицейского: «Подозреваемый Артур Флек был предположительно избит тремя нападавшими, после чего с истеричным смехом накинулся на них с осколком стекла. У двоих — тяжелые телесные повреждения, третий — в критическом состоянии в реанимации». После этого Артур Флек был признан невменяемым, и его положили в Аркхем. Выпущен через два года с оговоркой посещать социального психолога раз в неделю и принимать препараты. Работал клоуном в агентстве развлечений. Был вовлечен в восстание «клоунов» в апреле 1986, признался на шоу Мюррея Франклина, что убил троих мужчин в метро, затем застрелил и самого телеведущего в прямом эфире».       Брюс смотрел запись того вечера, и по его спине бежали мурашки. Артур, еще молодой, полный сил и ненависти призывал общественность к восстанию.       «Дело Артура Флека выкрадено из лечебницы Аркхем во время первого его побега», — на этом досье заканчивалось. Были пометки, в которых Брюс от руки писал, что Клоун использует гранаты и бомбы с часовым механизмом, огнестрельное оружие и разного рода колюще-режущие орудия. В целом, ему удавалось проворачивать ограбления и разного рода провокационные выходки лишь благодаря последователям, которых он обзывал числами. Как символично — это значило лишь то, что он использовал их, как пушечное мясо, чем они в итоге и становились. Именно благодаря смертям ему удавалось сбежать, эти уроды по совершенно неясным причинам жертвовали собой ради своего босса. Либо были слишком тупы и легко поддавались внушанию, либо он им хорошо приплачивал. А, может, и то и другое.       В целом, в Джокере уже не было такой загадки, которую стоило бы прятать под маской грима. И в этом Брюс чувствовал свое превосходство. Он знал его прошлое, с настоящим были небольшие проблемы, но на этот раз стоило бы заморочиться над тем, чтобы этот ублюдок уже никогда не вышел из лечебницы!