Fasikke! Ты удивлена. Гоблин пишет письмо. Смешно. Мне было бы. Если ты это читаешь, то я умер. Наконец-то. Я был один. Много веков. Много невест. Давно не слышал свой народ. Свою семью. Своих друзей. Один. Только я, Taanavi и невесты. Много напуганных невест. Ты тоже была напугана. Но ты не сдавалась. Я сильно на тебя надеюсь. Я так давно хотел умереть. Я жил слишком долго для гоблина. Мы живём не больше пяти десятков лет. Я хочу уйти в Великий Тоннель, где нет света, только земля, темнота и вода. И все наши. Хочу сказать спасибо. Хочу помочь открыть дверь с руной. Когда-то я встретил одного эльфа. Он рассказал мне о руне ворья. Вот как она называлась: Valstenrik. Это ключ, он открывает всякую дверь, даже магову дверь. Он сказал о ней так: с нею нужно быть понежнее, ибо открытие замка есть тонкая работа. Это сильная и опасная руна. Очень. Стало быть, такая же, как и руна Taanavi. Я нарисую её. У меня хорошая память. Папа всегда говорил, что я хорошо всё помню и мне бы книжником быть. Если ты это читаешь, то мой дух там, в Великом Тоннеле. Что мне теперь до тела! Можешь делать с ним всякие магические штуки. Пожалуйста, только произнеси над моим прахом вот что: Лупаарки, сын Ликке из племени Ванки, да будет твоя дорога темна, да поглотит тебя земля, и будешь ты веки вечные охотится со своими предками в Великом Тоннеле. Ещё раз скажу спасибо. Спасибо! Да побережёт тебя тьма и земля. От Лупаарки, сына Ликке из племени Ванки.
Внизу была начерчена руна Valstenrik. Хастрей улыбнулась. У гоблинов был примитивный язык. Да и самих гоблинов все считают примитивными дикарями, глупыми и безграмотными. Теперь Хастрей видела, что это было не так. Шепотом она прочитала последнее напутствие на гоблинском. А потом собрала прах в мешочек — она хотела развеять его над горами. Не хотелось бы, чтобы он покоился здесь. Всё. Пути назад не было. Как и времени на раздумья и печаль. Нужно было действовать. Причём как можно быстрее. Словно в ответ на её мысли, замок затрясло. Хастрей выбежала из гардеробной и понеслась вниз по коридору. Вдали замаячила та самая дверь, руна на ней заманчиво сияла. Хастрей вновь достала письмо и резко резанула осколком по руке. Морщась от боли, она принялась перерисовывать руну. Valstenrik. Не антипод вратам, Faraesinn. Ключ воров, способный открыть любые двери, даже те, что состоят не из материи. Она сама по начертанию похожа на ключ. И теперь она увидела, что она похожа на ту руну, которая начерчена на двери — та была в виде странного, причудливого замка. Хастрей нарисовала ключ возле замка, чувствуя, как тёплая кровь стекает по руке. И ощущение настоящего тепла было непривычным, но приятным. — Ну же! Ну же! — торопила она, сосредотачиваясь. Она вновь и вновь водила по ней окровавленным пальцем, однако мерцание её руны не шло ни в какое сравнение с руной Морозного Принца. Метка на безымянном пальце зудела и жгла. Замок затрясло ещё сильнее, земля ходила ходуном, и Хастрей с трудом держалась на ногах. Кроме того, она слабела от потери крови. На что ты готова ради свободы? Метка сияла, прожигала кожу. Хотелось содрать её вместе с мясом. В исступлении Хастрей попыталась это сделать, и кровь лужей стекалась на пол. Не обращая внимания на боль, она вновь и вновь проводила пальцем по руне, сосредотачивалась и взывала к ней. Она представляла, как держит в руках этот призрачный ключ воров, вставляет его в замок и поворачивает, а замок тугой и старый, и чтобы открыть его, придётся поднажать. Нет. Не так. С замками нужно быть нежным, как говорят взломщики. Она закрыла глаза и схватила пальцами пустоту, а потом плавно повернула воображаемый ключ. И раздался долгий, протяжный скрип, похожий на старушечий вздох. Дверь медленно открылась, царапая ледяной пол. Обрадованная Хастрей побежала по проходу, пошатываясь и оставляя после себя кровавую дорожку. В глазах темнело, ноги едва слушались, а воздуха, казалось, не хватало. Но она бежала и бежала по длинному, извилистому коридору. Только бы не оказалось, что он не ведёт к выходу! Коридор казался бесконечным, словно глотка гигантского зверя. Он уходил вверх, всё сильнее и сильнее, и всё хаотичнее были ледяные образования, всё менее он походил на помещение замка. А землетрясение продолжалось и усиливалось. Ты действительно думаешь, что я тебя отпущу, девочка? Казалось, он был повсюду. Но ветер дул в спину. Холодный, потусторонний, пронизывающий ветер. Хастрей обернулась и увидела дракона, заслонившего собой проход. У него была полупрозрачная голубая чешуя и красные, голодные глаза. Он тихо рычал, и рык этот был подобен раскатам грома. — МЫ СВЯЗАНЫ МЕЖДУ СОБОЙ. ОТ ТВОЕГО РОЖДЕНИЯ И НАВЕКИ. Этот голос ни на что не походил. Он был мёртвым, безжизненным и хрипящим, а из пасти несло гнилью и запёкшейся кровью. Брачная руна заболела ещё сильнее. — Тогда я подаю на развод! — решительно крикнула Хастрей. Осколком она впилась в безымянный палец, рассекая кожу и мясо и добираясь до кости. Секунда колебания — и острый осколок распиливает её. Хастрей истошно кричит, истекая кровью. Ей вспоминается, как она помогала женщинам на кухне, разрезая мясо. Палец с руной падает на пол. Морозный Принц издевательски хохочет. Сосуд на руке Хастрей засветился голубым сиянием. — Я ВЕДЬ ГОВОРИЛ. МОЖЕШЬ ОТРЕЗАТЬ СЕБЕ ПАЛЕЦ, НО ЭТО НЕ ПОМОЖЕТ, ИБО РУНА ВЫСЕЧЕНА НА ТВОЁМ СЕРДЦЕ. «На что ты готова ради свободы?» Человек принадлежит вечному циклу жизни и смерти, Askeria. И когда смерть мчится за ним по мятам, порой он совершает безумства. Под страхом смерти, страхом за то, что ему дорого, рождаются великие подвиги. Открываются доселе неизвестные силы и закрытые двери и пути. Хастрей не была ведьмой. Она была целительницей. И знала, что некоторые целебные заклинания что огонь для демонов. Она выставила вперёд руки, собирая остатки сил, и вызвала целительный свет — простейшее заклинание, доступное даже самым юным врачевателям. И чем сильнее был колдующий, тем сильнее было заклинание: самые могущественные могли демонов убивать этим светом. Дракон отступил, мерзко завизжав. Хастрей выпустила световой снаряд, оставив его висеть в воздухе, служа преградой для Таал-Рикке, пусть и временной. Зажимая рукой рану, она побежала дальше по коридору. Прочь, прочь отсюда. Как можно дальше, как можно быстрее. Коридор петляет, изгибается, уходит наверх, а потом вниз, и снова наверх, словно морские волны. Землетрясение не прекращается. Как и кровотечение. Далеко позади кричит Таал-Рикке. Скорее всего, он уже смог преодолеть световую преграду и мчится к ней. Хастрей не боится. Бояться она будет потом, когда это всё закончится. Сейчас для неё главное — выбраться. Стать свободной. Или умереть, так и не став рабыней злобного демона. Кто-то смердящий и давно мёртвый таится в сгущающейся тьме. Кто-то застывший в этих льдах, обескровленный, без кожи, без жизни, без голоса. Лишь хрип и голод. И вечная агония. Хастрей вспоминает сон про сад статуй. Когда глаза привыкают к потёмкам, то она видит замороженные, обнажённые и обескровленные тела, их взор навеки застыл, а рот открыт в безмолвном крике. Невесты. Хастрей смотрит на них с сожалением — она их бросает, она не сможет дать им свободу, ибо слишком слаба. И возвращаться сюда нет никакого желания. Остаётся лишь надеяться на героя, который их спасёт. — Приди же, герой, — в истерике смеётся она. — Приди и спаси нас, ибо мы ждём тебя! Приди же, тот, кто одним своим существованием опровергает логику и здравый смысл. Тот, кто сам плетёт нити своей судьбы, и ничто ему не преграда и ничто не помеха. Приди, герой, и освободи север от засевшего здесь демона! Мертвецы всё наступают. Их плоть покрыта инеем и льдом, их глаза сияют потусторонним светом, их глотки исторгают утробный рык. — Мертвецы должны лежать в земле, а не ходить по ней! — закричала Хастрей, вновь зажигая целительный свет. — Принадлежащие Askeria принадлежат ей навеки! Мертвецы шипят от обжигающего света. Слово Askeria тоже жжёт не хуже огня. Хастрей продолжает бежать, пошатываясь, пытаясь сосредоточиться и разогнать пелену, застилающую взор. Боль уже стала чем-то привычным. Наконец повеяло свежим воздухом. Хастрей остановилась. На полу были начерчены руны, многие из которых ей были незнакомы. Хастрей взяла осколок и нацарапала на своих стопах руну защиты, Garkasill. Позади раздался толчок и яростный рык Морозного Принца. Он уже был близко. Конечно, она тренировалась в начертании рун. Но это дело такое, что требует месяцы упорных тренировок. И всё же… — Пожалуйста, защити меня. Пожалуйста, сработай, — зашептала она, дрожа от боли и усталости. — Хотя бы сейчас. Хотя бы дай умереть на свободе. И её окутал мягкий свет. Она почувствовала облегчение. Хастрей побежала — нет, поплыла по рунам, и они не причинили ей никакого вреда. Любовь текла по её венам, наполняла сердце и лёгкие, забирала боль. Это была сама жизнь, чистая и тёплая, и Хастрей вдруг заулыбалась, сама не понимая почему. Garkasill. Защита. Жизнь. А Хастрей дышала жизнью, она готова была сразиться с кем угодно за неё. Но это не значило, что она боялась смерти — напротив, вечного рабства у демона она боялась куда больше. И Garkasill оценила её преданность. — У тебя ещё есть шанс всё исправить, — мягко и ласково прошептал Морозный Принц. — Вернись ко мне, и я всё забуду, я буду ласков и добр с тобой. Скажи только лишь «да». — Никогда! — Что ж… Тогда беги, дитя, беги прочь как можно быстрее, ибо стоит лишь тебе остановиться, и я настигну тебя. И ты станешь навеки моей. И наконец… свобода. Хастрей бежала по широкой сводчатой пещере, полной сосулек и сталактитов. А впереди было небо. — Небо! Настоящее! — не смогла сдержать крика она. Девушка выбежала из пещеры, раскинув руки и подставив тело порыву ветра. Вокруг были высокие горы, уходящие в небо, и пропасть впереди. И ветер, и простор, и свежий ледяной воздух, и тёмная тайга внизу. Хастрей стояла на узком проходе по щиколотки в снегу. Проход был длинным и тяжёлым, практически непроходимым. Девушка поёжилась, чувствуя подступающий холод. Теперь, без магии Морозного Принца, она могла насмерть замёрзнуть в этом платье и шерстяной накидке. Заклинания и руны отняли у неё все силы, да ещё и она потеряла много крови. Теперь целительница уже не бежала. Она медленно брела, пошатываясь, дрожа и загребая ногами снег. Проход вёл к плитам, плиты — к ещё одним проходам. Хастрей шла, карабкалась, падала, но была полна решимости. Силы постепенно оставляли её, конечности немели от холода, снег попадал в нос и глаза. Наконец она вышла на небольшое плато. С трудом дойдя до его края, она раскрыла мешочек и развеяла прах Лупаарки по ветру. — Прощай, — прошептала она. — Надеюсь, ты уже веселишься там со своими родичами. Теперь мы свободны, Лупаарки. Теперь… свободны. Сказав это, она упала в мягкий снег. Снежинки медленно опадали с неба, и ей казалось, что она движется по тоннелю. Будто вновь она лежит в тундре, принесённая в жертву, ожидая, когда Морозный Принц за ней придёт. Но теперь она была свободна. Вот только… куда ей было идти? И как? Горы полны опасностей… Раздались тяжелые шаги и скрип сыромятной кожи. Большая тень накрыла Хастрей, белая медвежья голова склонилась над нею. Незнакомец был из Йа-Туу — воинственного племени, живущего лишь битвой да набегами на соседей. И они были одной из самых главных опасностей, подстерегающей путников в горах. Воин жадно оскалился.На что ты готова ради свободы?
17 ноября 2019 г. в 20:21
— Ну вот и всё… Ни боли, ни страха, ни страданий. Один лишь пепел.
Хастрей грустно смотрела на разлетающийся пепел. Она была рада, что Лупаарки наконец обрёл покой, но в то же время ей отчего-то хотелось плакать. Не такой он конец должен был встретить. Не здесь, в чужих безжизненных чертогах, вдали от сородичей.
Вдруг её внимание привлёк кусок бересты. Она взяла его в руки, очистив от праха. На нём неожиданно аккуратным почерком было начерчено письмо.