Переломный момент
11 ноября 2019 г. в 01:32
На палубу корабля Диего Аделаида поднимается как на эшафот. Когда бежала, она думала, будто сможет выиграть хотя бы несколько месяцев свободной жизни, а оказалось… Не прошло и двух дней, как «Первую Ласточку» настигли, и теперь Диего по праву возвращает себе невесту.
— А вот и наша беглянка! — усмешка кривит лицо, расчерченное шрамом от брови до подбородка (как только глаз уберёг?), и Аделаида вздрагивает, словно от удара. — Что, думала скрыться от своей судьбы? Не выйдет. Падре, приступайте.
Надменно вскинув подбородок, Аделаида щурит глаза и шипит в ответ:
— Человек сам творит свою судьбу, дон, и вам это известно. Но прежде чем обсуждать высокие материи, нам следовало бы подтвердить наш договор. То, что я стою здесь, обеспечивает безопасность «Первой Ласточке»?
Жёсткие пальцы сжимаются на её запястье — Диего рывком притягивает девушку к своей груди. По-мужски одетая, Аделаида не скована пышной юбкой из нескольких слоёв ткани, и оттого она ясно, слишком ясно, ощущает, как нечто твёрдое упирается в бёдра. Щёки опаляет краской, а когда мокрый язык касается шеи и проводит по ней, внизу живота тянет и по спине бегут мурашки предвкушения.
— Почему тебя это волнует? — жаркий шёпот с трудом пробивается в сознание Аделаиды, поглощённой водоворотом чувств. Никого не стесняясь, Диего кладёт ладонь на брюки девушки, пальцами касаясь между ног, а вторая его рука сжимает Аделаиду за горло, мягко, но сильно: показывая, что в этот раз сбежать не выйдет.
— Потому что в вопросе флибустьеров ты можешь быть не хозяином своему слову, — слова даются с трудом, дыхание сбивается. Аделаида вынуждена прилагать поистине героические усилия, чтобы продолжать разговор. Её спина выгибается, бедра подаются назад, плотнее вжимаясь в мужское тело. — Это ведь не шпага?
Тихий смех разносится по палубе. Аделаида облизывает губы, сжимает руки в кулаки и понимает, что ещё немного, и она скажет пожалуйста, прося его о близости… Взгляды матросов огненными язычками горят на коже, делая неведомое чувство лишь сильнее. Она чувствует их желания, знает, что красива, что соблазнительна, и это кружит голову ощущением эфемерной власти над чужими сердцами. Власти гораздо более серьёзной, нежели власть любого приказа.
— Немедленно прекратите! Это… Этот… Разврат!!! Дон, вы ещё не стали ей законным мужем, как вы смеете!
Чей-то голос рушит очарование момента, разбивая его на мелкие осколки. Аделаиду захлёстывает волной стыда, и она пытается освободиться от рук Диего, чувствуя, как на глазах наворачиваются слёзы.
Кажется, будто бы она только что искупалась в грязи — всё, дно, ниже просто некуда, она уже показала себя падшей женщиной. Подстилкой.
Леди не дозволено!
— Молчать! — рык Диего громом проносится над палубой, и Аделаида почти уверена, будто слышит эхо. — Это моя невеста, и я имею полное право проверить, не подсунули ли мне порченный товар.
Эта фраза обжигает, точно пощёчина, и Аделаида отталкивает Диего, злобно кривя губы. Товар? Она — товар? Да пошёл он к чёрту, если так! Она сбежит снова, и снова, и будет делать это до тех пор, пока до него не дойдёт, какого отношения она заслуживает!!!
— Держите себя в руках, — оскорблённо поджимает губы священник, неодобрительно глядя на Диего, пытающегося удержать девушку. — Всё это должно происходить за закрытыми дверями спальни!
— Хорошо, — неожиданно для Аделаиды соглашается Диего. — Делайте, что должно, и мы немедленно отправимся за закрытые двери спальни.
— Это незаконно! — Аделаида изо всех сил пытается найти способ избежать брака, но, похоже, Диего просто надоедает ожидание, и он, схватив невесту в охапку, несёт её куда-то.
От страха Аделаида совсем теряет голову, и принимается пинаться, кусаться и царапаться, как маленький зверёк. Она молотит по плечам, отбивая руки об ордена, но всё это бесполезно: Диего куда как сильнее и больше, для него все удары невесты — мелочь, недостойная внимания.
— Вы видели письма её родителей, видели, как она явно выразила согласие. Этого должно быть достаточно, чтобы усмирить вашу совесть, — отрывисто бросает Диего, замирая напротив падре. — Клянусь, если ты сей же час не обвенчаешь нас, я наплюю на все запреты и обесчещу эту девчонку прямо тут! Выбирай: спасти нас от греха, или разделить его бремя с нами?
— Я не… — Аделаида не успевает договорить, поскольку Диего затыкает ей рот весьма неоригинальным способом: он просто целует её, напористо и жарко, почти грубо, словно цунами накрывая губами губы и сминая их в сумасшедшей страсти.
Слова падре доносятся откуда-то издалека, будто через толщу воды, и Аделаида едва замечает, как клянётся «быть вместе и в горе, и в радости, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит…»
На палец легко скользит обручальное кольцо из белого золота, выполненное в виде змеи, кусающей собственный хвост. И в который раз за день страх сменяется сладкой дрожью предвкушения.
Он отстраняется, заглядывая ей в глаза, и этого мига достаточно, чтобы сломить гордость:
— Пожалуйста…
Двери каюты захлопываются с громким стуком, и последнее, что слышит Аделаида — выкрик какого-то не слишком умного матроса:
— Капитан, «Первая Ласточка» у нас на хвосте, что делать?!
А дальше начинается безумие.
Диего опускает свою ношу на постель и встает на колени рядом. Его взгляд шальной, абсолютно сумасшедший, Аделаида заглядывает в глаза и ей кажется, что в них отражается целая вселенная: мерцающие искрами отблески света на чёрной, почти как зрачок, радужке, кажутся заблудившимися звёздами. Неловкость от того, что теперь её ждёт, охватывает Аделаиду, и она нервно теребит пальцами ремни своей формы, никак не решаясь расстегнуть их.
Наконец со стыдом удаётся справиться, и форма сползает, обнажая плечи и грудь. Диего почти одновременно расстаётся с собственными вещами и нависает над Аделаидой, теперь уже полностью обнажённый.
— Тебе идёт беззащитность, Адель… Не убегай больше, иначе мне придётся тебя наказать, — его пальцы аккуратно подцепляют ремень брюк Аделаиды, и через пару секунд девушка теряет последние остатки одежды.
Из-под ресниц взглянув на пах Диего, она заливается краской и невольно сжимается: в голове проносятся все скудные подробности, которые ей известны про соитие, и невольно возникает вопрос: это вообще реально? Почему-то воображения на то, чтобы представить, как весьма немаленький член проникает внутрь неё, Аделаиде не хватает, и она инстинктивно сжимается, пытаясь закрыться ладонями.
Диего с понимающей усмешкой ловит её запястья, и заводит руки наверх, не позволяя ничего лишнего.
— Обещаю быть аккуратным, жемчуг мой, тебе будет не больно. Просто доверься мне.
И Аделаида доверяется, закрыв глаза, позволяет ему обернуть шелковой лентой крест-накрест её сведённые над головой руки, доверчиво раздвигает ноги, когда он слегка надавливает ладонями на внутреннюю часть бёдер, и не протестует, когда её лодыжки обвивает такая же шёлковая лента, что и руки.
— Так… Всегда? — осторожный вопрос, попытка отвлечься от всех страхов и расслабиться, отдаться уверенным рукам. Голос Диего, хриплый, обволакивающий, проникает в каждую клеточку тела и странным образом успокаивает. Аделаида хочет, чтобы он продолжал разговаривать с ней. Хочет снова услышать его обещания…
— Нет, — тихий смешок, пальцами Диего медленно поднимается от ступней вверх, поглаживая, лаская нежную светлую кожу. — Так только со мной и только тогда, когда я этого захочу. Тебе не нравится?
Аделаида дрожит, ерзает на постели, тяжело дыша и следя за руками Диего напряжённым взглядом. Но отвечает почти уверенно:
— Я этого не говорила.
Диего смеётся и, резко склонившись вперёд, обхватывает губами сосок Аделаиды. Она вскрикивает и выгибается, а когда шершавый, как у кота, язык задевает ареолу — стонет, с трудом контролируя себя. Между ног становится мокро и некомфортно, хочется потереться обо что-то, сжать бедра, чтобы избавиться от этого ощущения, и Аделаида почти умоляет:
— Ещё!
Горячие пальцы касаются низа живота, рисуя какие-то узоры, и заставляя тяжело дышать. Затвердевший сосок задевают зубы, а второй осторожно массирует шероховатая, мозолистая ладонь. Аделаида чувствует себя слишком отзывчивой, слишком податливой, но не может остановиться — она даже дышит через раз, с всхлипами и присвистом, потому что чувства сошли с ума, их слишком много.
Диего отстраняется, и Аделаида видит, что ему немногим легче: его лицо искажено судорогой, пот течёт по шее, а пальцы дрожат. Рваными, какими-то суматошными движениями, Диего перемещает руку, лежащую прежде на животе Аделаиды, всё ниже и ниже, сначала касаясь лобка, затем слегка надавливая на него, что заставляет Аделаиду сделать движение бедрами вперёд и шире раздвинуть ноги.
— Ты безумно красивая, жемчуг мой, — шепчет Диего, поглаживая завитки белоснежных волос.
— Я сумасшедшая, — смеётся в ответ Аделаида.
Его пальцы медленно, слишком медленно проникают внутрь, осторожно раздвигая складки кожи, и Аделаида вскрикивает, чувствуя их в себе.
Это странно, это невозможно, это нельзя представить себе по описанию и об этом нельзя узнать из чужого рассказа. Это можно только ощутить, и ощущения слишком ярки для того, чтобы говорить о них.
Аделаида хрипит и выгибается, умоляя его о продолжении, а он продлевает мучения, со вкусом растягивая и готовя её. Только тогда, когда Аделаида понимает, что ещё немного и у неё больше не останется сил, Диего наконец-то делает это не пальцами, плавно и легко вводя член во влагалище, заставляя её распрощаться с девственностью раз и навсегда.
Крик захлёбывается в упоительно нежном поцелуе, и слёзы, выступившие на щеках от мимолётной боли, очень быстро высыхают. Аделаида сама целует Диего, и новые движения не приносят болезненных ощущений — незнакомые, странные, какие угодно, кроме боли.
Ещё несколько толчков, короткий рык Диего, пальцы, судорожно вцепившиеся в плечи Аделаиды, а затем в голове словно взрываются звёзды, всё внутри сжимается, и как-то резко приходит чувство опустошения, а по ногам что-то течёт. Аделаида обмякает, расслабленно выдыхая, Диего скатывается с неё в сторону и замирает рядом.
— Ты не представляешь, как же долго я этого ждал, — разгорячённый, он выглядит так, что Аделаида почти готова сказать ему заветное «Я люблю тебя», но следующая фраза не даёт этим словам сорваться с губ: — Ни одна женщина прежде не могла устоять перед моим обаянием. И ни с одной мне не было так хорошо.
«Ненавижу тебя» — думает Аделаида, пока он развязывает ленты. «Ненавижу» — думает она, пока одевается и выходит на палубу. «Ненавижу!» — мысленно кричит она, пока он раздаёт указания солдатам. «Я сбегу, и попробуй снова меня поймать» — обещает она себе, когда Диего отдаёт команду готовиться к возможному абордажу.
И потому, когда ей предоставляется возможность, она встаёт на сторону "Первой Ласточки".
Между любовью и ненавистью тонкая грань: если ты перейдёшь на другую сторону — там найдётся место. Но этого ли ты хочешь?