When ain't nobody watchin' (for Moonstone)

      Ричи давится июльской духотой, задыхается от горячего воздуха и собирается искать спасительную прохладу в центре игровых автоматов. Сегодня его никто никуда не звал, так что Уилер предоставлен исключительно самому себе. Немного личного пространства после дурацких семейных встреч ему уж точно не повредит. В помещении и правда гораздо свежее — холод сочится из включенных на полную кондиционеров. Народу вокруг предостаточно. Подростки столпились возле всевозможных автоматов с новейшими игрушками и развлекаются в своё удовольствие. Что ещё делать посреди лета? Ричард оглядывается. Ищет, где бы обосноваться, перебирает в кармане скопленную мелочь. Он вдруг замечает знакомый затылок — сумасбродная девчонка с огненно-рыжей головой жмёт на рычаг, сосредоточено наблюдая за происходящим на экране. Ричи идёт к ней. — Ну здравствуй, милочка, — шепчет над самым ухом.       Макс резко оборачивается, отвлекаясь от игры. — Снова ты, — фыркает Мэйфилд, косясь в его сторону. — Неужто соскучилась? — ухмыляется широко и встаёт рядом. — Вот ещё. Тебе чего? — Да так, поиграть заскочил. В общем-то, как и все. Позволишь мне присоединиться или я тут просто так стоять буду? — Не горю желанием видеть твою морду рядом, Уилер, — Макс торопливо бьёт по клавишам. — О, детка, так вот в чём дело! Я всё понял, — озаряется Ричи самой хитрой из своих улыбок. — И что же ты понял, Энштейн? — не отрываясь от игры спрашивает Макс. Нотки её голоса раздражённые, но всё ещё сдержанные. — Ты боишься мне поиграть. Кстати, по статистике, девчонки не могут играть лучше мальчишек. Не в вашей природе. Это ак-си-о-ма, — раздражающе пищит Уилер над самым ухом. — Ты откуда эту статистику вытащил — из собственного тощего зада? — Хорошо, что спросила. На самом деле поинтересовался у твоей… — Блин! — Макс проигрывает, раунд подходит к концу. — Одно слово о моей матери, и в свои четырнадцать ты будешь мямлить, как беззубый старикан! — Макс наконец оборачивается и легонько толкает его в живот. — О, так вот что тебя возбуждает! — Закройся, — бурчит Макс и идёт к аэро-хоккею, а Ричи следует за ней. — Тогда давай партию на спор, если не боишься. — Ладно, если ты отвянешь, — соглашается Макс, тряся головой. — Предупреждаю — я тебя обыграю в два счёта! — Ха! Разве что в собственных снах.

***

      Поначалу Макс смотрит на Ричи настороженно, с опаской, словно он способен прокрасться в её дом тёмной ночью и срезать скальпы со всей семьи, а наутро пойти в школу, как ни в чём не бывало. Максин щурится подозрительно, заправляет за ухо прядь ярких волос. Мэйфилд видит в нём отражение Майка, разве что более растрёпанного, придурковатого и говорливого. Думает, что Ричи манипулятивный, надменный и заносчивый, что от него у всех будут лишь проблемы. Уилер оказывается другим: он умеет за одну минуту рассмешить до колик в животе; отвратительно танцует; делает забавные пародии на кого угодно; ест пепперони, маслины и ананасы в пицце, слушает старый-добрый рок-н-ролл. Ричи носит нелепые аляповатые гавайские рубашки, таскает сигареты из отцовских пачек и наизусть читает монологи из фильмов, которые мало кто смотрел до конца. Он смеётся искренне, игнорирует всё плохое и никогда не теряет веры.       Их дружба рождается внезапно, греет вечерними посиделками у костра на старой свалке, разожжённого в засаленной жестяной бочке. Они подставляют руки ласковому пламени, жарят зефир и маршмеллоу на тонких прутиках, уплетают печёные сосиски и делятся даже самыми глупыми мыслями. Мэйфилд вдруг становится жутко стыдно за то, что огрызалась на него месяцами и невольно сравнивала с близнецом, нагло укравшем внимание её лучшей подруги, таявшей от него, как мороженое на солнце. Макс с Ричи могут часами болтать без умолку, а бывает, что просто сидят в тишине. Это нисколько не портит атмосферы уюта, обнимающей за плечи мягким кашемировым пледом даже в самые зябкие вечера. — Я хочу сказать тебе кое-что. Вернее спросить, — Ричи сидит напротив неё, а в стёклах его очков отражаются огоньки пламени. — Спрашивай, — Макс поднимает глаза и кивает ему. — Ты когда-нибудь влюблялась? — Откуда вдруг такие вопросы? — Мэйфилд вновь щурится, заправляет за ухо прядь волос в привычном жесте. — Ну, мы ведь друзья и делимся секретами. Я тебе доверяю. На самом деле мне нужен совет. — По поводу? — Макс смотрит внимательно, наклоняется вперёд, опираясь ладонями о колени. — Не знаю, догадалась ли ты… В общем-то я никогда не говорил ни с кем об этом, но, но мне нравятся мальчики. Точнее один конкретный — наш Эдс.       С минуту они молчат. Ричи не поднимает глаз, а его щёки стыдливо залиты краской. Этот момент признания — первый в его жизни. Он распланировал и выверил всё до мелочей, потому что хотел раскрыться именно перед ней. Перед рыжей девчонкой, которая бесится с его брата; говорит в лоб; умеет драться и играть в автоматы не хуже любого мальчишки, да ещё и катается на скейте. Мэйфилд ведь ворвалась в его жизнь разноцветными фейерверками и залпом огненных искр. Такая, как есть, с бутылками вишнёвого пива и крепкими сигаретами, звонким смехом и багажом ошибок наперевес, чтобы развеять страхи и разрушить до основания все сомнения — он может быть кем пожелает, ровно как и она. Если и быть честным, то перед кем же ещё? — Я так и знала, что что-то у тебя к нему есть! — говорит она, а Ричи вздрагивает. — И почему ты не мог сказать этого раньше? У Ричи словно камень спадает с души. Он шумно выдыхает, а потом расплывается в улыбке. — Потому что страшно было. Не знал, как ты отнесёшься. Значит, всё нормально? — Ну конечно же, придурок! Если Эдди тебе нравится, чего ж ты тогда яйца не чешешь? — Как это? А если он не такой, как я? А если… — Ты не узнаешь, пока не признаешься. К тому же ты видел, как он на тебя смотрит? Он еле сдерживается даже на самых тупых твоих шутках. А та кассета с песнями, которую ты для него записал! Он же таскает её с собой, словно дар божий! — тараторит Макс. — А вдруг всё не так и я для него просто друг? Тогда между нами всё разрушится. Не хочу питать больших надежд, если в по итогу они будут уничтожены. — По-твоему лучше вместо этого сидеть и тоскливо мечтать о нём до самого колледжа? Хватит сидеть сложа руки! Ты же Балабол! Действуй!       Макс Мэйфилд умеет ободрять и утешать, как никто другой. Она вовсе не похожа на тоскливо-отстранённого Стэна с его вечным нейтралитетом в любой ситуации. Не похожа ни на кого из тех, с кем Ричи знаком. Она как вольная птица с ветром в распахнутых крыльях и силой в прямой спине, не дающей ей сдаться. Может быть она — Огненный Феникс, восстающий из груды серого пепла семейных дрязг и общественного осуждения?       Макс с Ричи часто проводят время вместе: шатаются по городу до поздней ночи; смотрят кино каждые выходные, по очереди выбирая кассеты, взятые по скидке в кино-прокате. Карен даже позволяет Макс оставаться переночевать в игровой, а наутро Мэйфилд встаёт самой первой и жарит всем яичницу с беконом. Нэнси думает, что Макс влюбилась в её брата, но та лишь смеётся в ответ. Их связь с Ричи совсем другая — это узы прочной дружбы, рушащей общественные стереотипы. Макс заботливо срезает скорки с ломтиков свежего зернового хлеба, мажет их арахисовой пастой и обильно поливает джемом. Закуска готова, так что девочка ставит тарелки на стол, пока сонный Уилер наливает себе кофе с молоком. Вместе они почти что непобедимы, когда отвечают на нападки банды Бауэрса или шутят над Майком, давая друг другу пять. Макс пропускает Ричи через окно в собственную комнату, когда уставший с тренировок Билли засыпает в своей комнате. Они пьют пиво прямо из горла и читают комиксы. Стэн говорит остальным, что уж очень-то эти двое привязались друг к другу, а Беверли лишь улыбается: — Они же родственные души.