Яд и Пламя

      Мы живём в удивительно прекрасном мире. В мире, где никто не голодает, каждый имеет крышу над головой, а порядок здесь не нарушает даже собака…. Звучит смешно, правда? Слишком лживо для вас — людей, которые уже влились сюда, поняли весь порядок. Но вы видели лишь одну сторону медали. Одну самую ужасную сторону медали со стороны ведьм. Вы ведь и вправду считаете, что правда за ними? Вы действительно верите, что они вам не лгут? Здесь же так легко обвести вокруг пальца.       Я спешиваюсь, подавая поводья своей лошади мигом подбежавшему конюху, и поднимаю взгляд к небу. Чудесная погода, сказать честно, — на небе слишком идеальные тучи, будто срисованные с картины какого-то всемирно известного художника, солнышко греет землю, создавая контраст с холодным западным ветром. Кривлю губы, пытаясь заглушить мысли об учёбе какими-то бессмыслицами и картинками с нотными листами. Тяжёлый выдох сам вырывается из меня, когда я слышу недовольный визг своей гувернантки, которую пытается перебить моя тётушка.       — Повторяю ещё раз, госпожа! Он ещё не приехал и в своём письме указывал, что прибудет только на следующей неделе, не раньше! — Кажется, я вовремя прибыл… Но как только двери поместья распахиваются, ударяясь об мраморную дверную раму, меня за ворот тянет чья-то хватка и прячет мою тушку под ступенями. Точно! Совсем забыл, что отец так и не заделал это место после того случая с ядом саламандры.       — Моя мама тебе голову открутит, если узнает, что ты уже здесь, — снова на меня кричат, пусть и шёпотом, но агрессивную тучку надо моей головой я ощущаю. Мной ещё раз встряхивают за плечи, случайно ударяя затылком об стёсанный камень, и я уже начинаю молиться, дабы меня лучше нашла тётушка, нежели моя любимая кузина. — Ты совсем забыл за то, что ей обещал?       — А что я… — На место ранения камнем прилетает тяжёлый подзатыльник, шиплю: — Ай, Эр, ну за что на этот раз? Да, забыл… но насилие не выход! Особенно твоей тяжёлой рукой в… серьёзно, как тебя ещё не услышали в этом?       — Это из ткани, в которую вшиты стальные нити, а под низом крепкая кольчуга. Они не скрипят так громко, как мои обычные доспехи. Я едва ли уговорила маму, чтобы я это надела, — Эрза надувает губы, скрестив руки на груди и явно отвлёкшись от избиения невинного меня. Это хороший шанс сбежать: голосов тётушки Ирен и гувернантки я не слышу, а аловолосая отвлеклась на жалобы о своей «тяжёлой» жизни с непонимающей матерью и тупоголовым другом, который якобы нашёл себе невесту. — Ещё этот идиот не видит дальше своего носа, хотя я была ещё ближе, чем его нос, но он всё равно не понимает!       — Воу-воу, подруга! Ты смогла завалить «монашку» и прикоснулась к его невинным устам? Вот с этого места давай поподробнее! — Я взбудоражено смотрю в её глаза, которые она пытается сейчас скрыть под длинной чёлкой, и тихо смеюсь с неё: бесстрашная Эрза Скарлетт боится рассказать своему братику о своём первом поцелуе. Да и ещё с кем! С таким же замкнутым в себе астрономом из небольшого поселения прямо под южной стеной столицы. Шутливо я притягиваю аловолосую к себе, крепко сжимая в объятиях и пуская «скупую мужскую» слезу. — Святые угодники, ты наконец повзрослела, я так рад за тебя, моя малышка! Надеюсь, вы одного из своих детишек назовёте в честь меня.       — Кретин! Я старше тебя, вообще-то, — бурчит девушка мне в плечо, но я её перебиваю, почти вжимая Эрзу себе в грудь и выбивая из неё весь воздух. — Больно надо, чтобы моя кровиночка была такой же отбитой на всю голову, как ты. Фиг что я тебе расскажу после этого, даже не проси!

***

      Я не умел прятаться. Как бы это глупо не звучало, но прятки действительно не моё. Ещё в далёком беззаботном детстве, когда родители не обременяли меня разными важными делами, когда я едва ли не каждый день веселился вместе с другими детьми важных шишек нашей иерархии, я не показывал хороших результатов в «Прятках». Меня находили одним из первых, скидывая на мою неусидчивость и вечный шум, да и когда я водил и никак не мог найти других детей, то быстро сдавался, загораясь злостью и недовольством.

Часто это заканчивалось трагически.

      Каждый, буквально каждый, кто находился под защитой Королевского купола и находился в столице Фиора, должен быть чистой крови. В его родословной должны быть только представители знати, пусть и часто это приводило к отношениям с дальними родственниками. Никаких ведьм, никаких нимф, сирен, простых крестьянок, что находились за стенами столицы. Наказание за нарушение этого обязательства было действительно ужасным. Ребёнка, в чьей крови смешались два разных класса, убивали прямо на глазах у матери, не терпя отговорок или клятв хранить молчание об этом.       Были исключения. Очень редкие, дорогостоящие исключения, которые очень долго обговаривались с заместителями королевы и придворными. Даже некоторой знати, что проживала близь замка, не было по карману это исключение. Но это был лучший исход для всех. Ребёнок оставался живым, но навсегда будет отобран у родителей. На протяжении месяца ему подготавливаются все важные документы и подыскиваются родители, которые живут далеко-далеко отсюда, навязывая не своего ребёнка в семью (им действительно всё равно, если в семье уже есть несколько детей) и, приказывая до конца жизни притворяться, что любят подкидыша.

Иногда лучше убить невинное дитё, дать ему родится там, где его ждут, нежели отдавать в настоящий Ад, из которого никогда никому не выбраться.

      Я мог бы быть одним из них. Моя жизнь могла бы также легко оборваться, даже не начавшись толком. Если бы не моя мать, я бы не смог познать пусть и маленькую часть красот этого мира. Она была великой ведьмой, сердцеедкой, если верить словам отца, которая на всю жизнь вскружила голову Игнилу. Мои воспоминания о ней почти стёрлись под давлением психологов, пытающихся выбить её из моих мыслей, но я до сих пор отчётливо помню ощущение её мягких рук на моих волосах, запах лесной мяты, веточку которой она всегда носила на шее от злой магии. Я помню, как мы с ней часто гуляли по лесу, заглядывали в её домик, помню, как радостно носился с ней на пляже магического озера.       Я её любил. Всем еством любил бы, если не одно «но». Одна важная деталь, которую она оставила мне в память о себе после своей смерти. Огонь. Внутри меня вместе с кровью «великих» Драгнилов растекается настоящий огонь. Необузданный, сжигающий всё на своём пути, если перестать его контролировать. И с каждым годом это всё сложнее и сложнее. Огонь сжирает меня изнутри, пытается пробраться сквозь мой рассудок и захватить контроль надо мной.       В тот день я впервые не смог сдержать тебя. Всё было как в тумане, я не различал силуэтов ни детей, ни взрослых, которые мигом сбежались на крик. Я смотрел только на неё, буквально прожигая в ней новую дыру. В тот день огонь напевал мне сладкую песню, убаюкивая и успокаивая, будто это было нормой. Лишь на задворках сознания, где-то в маленьком уголке, я понимал, что это, чёрт возьми, не нормально. А огонь развлекался моим телом, лаская наши самолюбия.

В тот день, на мой седьмой день рождения, мои руки окропились кровью.

      Девочка не выжила. Просто не смогла бы выжить из-за тех ожогов, что я огонь нанёс ей. Страшнее то, что никто тогда не знал мой секрет. Никто, кроме матушки, что в миг же подхватила меня и унесла глубоко-глубоко в лес, пока её нежные ступни не сбились в кровь, а огонь на время отстал от меня. Она ещё долго просила у меня прощение за это проклятие, за мою будущую жизнь, что разлетелась, словно карточный домик. А я не понимал её, смотря на свои обожжённые руки и бесконечно спрашивая, почему моя кофточка в крови.       Потом мы жили в лесу, в небольшой деревушке под каким-то странным куполом, за пределом которого не было видно этих милых домиков. Мама говорила, что это её родной дом и что на некоторое время мы останемся здесь. Я и не был против, ведь моих сверстников здесь оказалось достаточно, чтобы я вновь почувствовал себя не лишним и не особенным. Только… я был там единственным мальчиком. Мне приходилось подолгу сидеть на краю поселения и, всматриваясь в мигающие разными цветами знаки на границе «щита», размышлять, что здесь делают с мальчиками? Может, съедают? Или делают из них девочек?       Ещё с первых дней меня здесь полюбили. И не только старшие женщины, которые вечно были намерены меня покормить или поговорить. Мама шутила, что я идеально смешал в себе обаятельность и миловидность своих родителей, которые также легко могли завоевать внимание противоположного пола. Я не осознанно смог привлечь самую вредную девчонку, которая приходилась дочерью Королевы; девочка вечно пыталась меня подколоть, задеть, ставя подножки или подсыпая песок мне в рубашку, за что и получала от меня ответы. Ох, как же мы «развлекались» вместе, доводя до ручки своих матерей.       Но я искренне полюбил эту пору, когда жил там. Я был готов навечно остаться в женской деревушке, помогать матери присматривать за хозяйством, учиться варить зелья, играться и расти со здешними девочками, ведь многие из них были милы на лицо и чисты на душу. Здесь я чувствовал себя своим, не должен был прятать вспыхивающего во мне огня, что с каждым днём становился всё сильнее и сильнее. Но всё хорошее рано или поздно кончается.       — О чём задумался? — Отцовский голос раздался прямо за моей спиной, заставляя невольно вздрогнуть: он никогда без повода ко мне не обращается и всегда говорит прямо. Что за отцовский инстинкт на него нахлынул вдруг? В пол оборота становлюсь к нему, продолжая справляться с пуговичками рубашки, и непонимающе изгибаю бровь. Правда, мгновенно кривлюсь от его слащавого голоса, когда в несколько шагов он пересекает расстояние между нами, хватая за крепкие плечи и разворачивая к себе: — Какой же ты у меня красивый вырос! Небось, уже все подруги вешаются на тебя?! Ай да весь в…       — Скажи сразу, что тебе нужно и не задерживай меня… — Я и не замечаю, как холодная сталь скользит в моём голосе, уколов отца прямо туда, откуда вдруг вылез его «отцовский инстинкт», и Игнил наконец отпускает мои плечи, снимая маску заботливого папаши. Так бы и сразу начал, а не разыгрывал тут сценку с заботой и лепетом, что именно горячая кровь Драгнилов сделала из меня Аполлона местного производства. С тяжёлым выдохом продолжаю, видя, как недовольно щурятся его глаза, — …пожалуйста. Меня Грей и Эрза ждут на опушке леса Санго, а задерживать этих двух живодёров не стоит, сам знаешь. И да, никто на меня не вешается… не буду благодарить того, кто вечно отправляет меня на «важные» деловые встречи, вместо того, чтобы дать мне отдохнуть и действительно кого-то подыскать.       — Даже если бы я тебе давал спуск, ты словно та борзая гнался бы сразу в лес «на охоту» или просто «выпустить пар», — возмущённо фыркает отец, скрестив руки на груди; мой взгляд с гневом провожает его в сторону входа из моих покоев, и я очень надеюсь, что мне больше не придётся выдерживать его компанию, пока он стоит в проходе и напоследок бросает: — Перед тем, как пойти и осмотреть лес на новую добычу, загляни в конюшню — нового племенного жеребца привезли. Вроде, арабский чистокровный красавец, так что в скорости можешь не сомневаться. Ах, да, Эрза ещё вчера уехала с Ирен обратно к себе в поместье, а Грей по приказу королевы должен допрашивать ведьму, так что заодно можешь выгулять лошадь. Я люблю тебя.       Когда я киваю в ответ, то нахожу, что стою уже один. Надо же, какой внимательный стал, даже заметил, что я прямо лгу ему. Поправляю чешуйчатый шарф, пропитанный мятным ароматом, и захлопываю за собой дверь, двигаясь в сторону конюшни. Давно я не слышал от отца такой лжи.

***

      — Ты совсем с ума сошёл? — Мои зрачки сужаются, что их едва ли видно на потемневшей радужке, рука заносится, дабы ударить что-то и посильнее, но безвольно опускается. «Ударь его! Он ведь так нагло врёт тебе, своему родному сыну, даже не краснеет», — в голове эхом проносится довольный лепет огня, я уже представляю, как он кровожадно облизывается, через мои глаза видя всю картину. Игнил Драгнил — один из самых богатых людей во всём королевстве — на самом деле скупной и действительно отупелый человек, совесть которого совсем не мучает.       Конюх слишком сильно дёргает за поводья, заставляя лошадь испуганно визгнуть, когда отец резко вскидывает руками и ругается матом прямо на меня. Надо же, а всего лишь несколько минут назад он распевал мне песни, какой я у него хороший и порядочный сын. В тишине я не остаюсь, в ответ, крича на него и хватая за грудки, пытаясь потянуть и без того высокую фигуру отца ещё выше… так чтобы он закашлялся от нехватки воздуха. Чтобы кровь ударила ему в голову, доставляя жизненно важный кислород, и он наконец раскрыл глаза на правду и на то, что он сделал.       — Ну, так иди и снимай заклятие или проклятие, раз такой умный! Думаешь, раз твоя мать… — Он смотрит своим пылающим взглядом прямо мне в глаза, багровея от накаляющего гнева и агрессии, но вовремя осекается, начиная говорить за мать. Эта тема у нас уже ровно пятнадцать лет запрещена для разговора или простого упоминания. Из-за простого уважения к моей матери или тупой боли, разрывающей мою грудь от воспоминаний о ней. — Катись на все четыре стороны, Нацу. Вместе со своим «проклятым» жеребцом, если так желаешь. Больше от меня ничего не жди.       Разбежался просить. Уже на выходе я догоняю горе-отца, восседая на этом несчастном гнедом жеребце, и бросаю на него злой взгляд. Так поиздеваться над невинным существом мог только он, а теперь всё исправлять мне, дабы животинка не убилась и никого не убила в любой неудобный момент. Разворачиваю лошадь в сторону леса, приударив стальными пятками сапог ему в бок; как бы ещё вспомнить дорогу к тому скрытому поселению ведьм, чтобы они смогли помочь жеребцу вновь жить нормальной жизнью.       Блуждал я лесом долго. Очень долго. Солнце уже почти осветило алыми красками небо, но я до сих пор одиноко блуждал извилистыми тропинками, разодрав свой костюм и всю морду скакуна. И с каждым метром втоптанной травы я всё сильнее понимал, насколько было безрассудно пытаться найти хоть одну ведьму или намёк на их существование в этих окрестностях. Лес ведь действительно огромен, потеряться здесь будет просто даже для опытного следопыта. А концентрация магии в воздухе здесь выжимала из меня последние силы, вдохнуть полной грудью было практически невозможно.       До тех пор, пока я не вышел с какой-то стороны леса. Хриплый кашель разодрал мне глотку, когда я закашлялся и наконец смог выдохнуть лесной аромат из своих лёгких, сменив его на степную жару. Всё же здесь было необычайно красиво. Ветер мягко щекотал мои мелкие царапины от острых игл лесных кустов, журчащий ручеёк создавал прекрасную, успокаивающую мелодию под аккомпанемент шелеста листьев и травы.       А потом я заметил её. Одиноко сидящую на камне девушку, которую так яростно пыталось облизать какое-то чудище. И мой взгляд застыл на ней. Застыл на её длинных волосах цвета чистого белого золота, на её тихом хохоте… и на чёрной шляпе с острым концом подле неё, обозначающие лишь одно.       — Я приказываю тебе немедленно сдаться, сучья ведьма! — рука автоматом потянулась к закреплённому на поясе бастарде*, и я опасливо отвёл жеребца себе за спину, прикрывая себе тыл на случай, если она оказалась здесь не одна. Блондинка продолжала сидеть ко мне спиной, поправляя улетающую шляпу, но белое крылатое чудище похожее на львицу мигом среагировало на меня, хищно скалясь и готовясь к атаке. Значит, это её чудище-хранитель, которого… она вызвала заранее? У этой девицы магия виденья будущего? — Повернись ко мне и убери чудище-хранителя, и я обещаю, что не трону тебя. У меня есть к тебе лишь деловое предложение, не больше.       — Поверь, уморительно слышать эти слова от человека, как ты, — с её уст слетает тихая насмешка, и я пытаюсь внимательно следить за происходящим вокруг: всё не может быть так просто и обязательно в каком-то кусте прячется её подруга, с которой они вместе смогут меня разодрать на кусочки. Но ведьма слушается меня: зло рыкнувшая кошка разлетается в золотой пыли, и мы остаёмся с ней один на один. — От такого же предвзятого дворянина, который только и желает, что сейчас проткнуть мне сердце своим мечом. Кстати, я помогу тебе, если ты выкинешь меч подальше.       — Откуда ты узнала, зачем я сюда пришёл? — Согласен, действительно глупый вопрос, но это поможет мне подтвердить свою догадку; я неспешно открепляю крепление меча, специально подолгу возясь с ним, и незаметно слежу за блондинкой. Когда слышится глухой звук в траве, светловолосая довольно оборачивается в мою сторону и, быстро шагая, почти летя над землёй, приближается ко мне.       — Вы по другому поводу и не являетесь к нам. Только и требует от нас невозможного, чтобы потом обернуть это против нас, — девушка держит расстояние, ловко огибая меня сзади, и аккуратно притягивает коня к себе, всматриваясь своими тёмными глазами в зрачки жеребца. Кажется, между ними пробегает какая-то дикая искра, ведь лошадь неожиданно тяжело задыхается и встаёт на дыбы, пытаясь разорвать с ней зрительный контакт. Но я почему-то уверен, что так и надо, лишь отступая на шаг назад, чтобы мне не размозжили череп копытом; ведьма довольно ухмыляется, передав коня мне и неожиданно выдаёт:       — Я помогу тебе, если ты поможешь мне попасть во дворец.

Я без раздумий делаю самую большую ошибку. Даю обещание самой настоящей ведьме.