Принц-лебедь

      — Пап, а куда ты? — Эдди, сидя на кровати, с любопытством смотрит на собирающего небольшой рюкзак короля. Уильям останавливается, застигнутый врасплох вопросом, и улыбается сыну:       — Мне нужно кое-куда сходить. Это важно.       — Это туда, куда ты ходишь каждый год? — спрашивает мальчик, пытаясь заглянуть в рюкзак, но Денбро закрывает его и легонько щёлкает сына по носу:       — Да, туда. И тебе нельзя со мной, ты знаешь.       — Да, — вздыхает белорусский принц расстроенно, ковыряясь пальцем в покрывале, — я знаю. А почему, пап?       Уильям бросает на понурого мальчика ласковый взгляд, присаживается рядом с ним и обнимает, крепко-крепко, так, что Эдди фыркает и даже отпихивает его от себя с криком «Ну па-а-ап!».       — Тебе туда нельзя, потому что это место очень-очень особенное, и не всем разрешает войти. Когда-нибудь, может быть, я тебе его покажу, если ты захочешь и ничего не поменяется, — король треплет мальчика по тёмным кудрям, — я ненадолго, ты и соскучиться не успеешь, тем более, что у тебя тут друзья.       — Ричи не хочет со мной дружить, — насупленный принц дует губы, — он теперь злится на меня за то, что я разбил случайно ту дурацкую вазу.       — На которой был ужасный рисунок? — хмыкает Уильям, закидывая рюкзак на плечи. — Мне кажется, Бев была только рада от неё избавиться. Она называла её ошибкой молодости и глупости.       — Ричи так не считает, — Эдди вздыхает и валится на спину, на кровать, разглядывая потолок в комнате короля. Мужчина замечает, как принц хмурит брови, и присаживается рядом, целуя его в лоб:       — Мне кажется, он просто хочет привлечь твоё внимание, но не знает как, поэтому ссорится с тобой из-за таких пустяков.       — Но ему же больше, чем мне! — Эдди садится на кровати и бьёт ладонью по покрывалу, возмущённо глядя на своего отца. — Почему он такой глупенький?       Уильям хмыкает и пожимает плечами:       — Он не глупый, синичка, иногда даже умные люди не могут поступить так, как надо, потому что им страшно или очень волнительно… А сам ты не пытался с ним поговорить?       — Пытался, он не слушает, и мы только ссоримся, — Эдди похож на нахохленного воробушка, и король снова обнимает его, стараясь успокоить. Он не знает, может, у него плохо получается, потому что сын растёт, и обычные объятия уже не помогают так, как раньше, развеять все проблемы, как ветер развеивает пыль. Но Эдди расслабляется, обнимает Уильяма в ответ, прижимаясь щекой к папиной груди, и говорит «спасибо».       — Ладно, малыш, я пошёл, — король встаёт с кровати, салютует машущему ему сыну и поправляет на плечах рюкзак. — К обеду не ждите, слушай Беверли, кушай хорошо и гуляй больше на свежем воздухе! ***       Ива стоит на своём месте. Она стоит посреди леса, вдали от воды, и совершенно непонятно, как дерево оказалось здесь когда-то. Уильям никогда не перестаёт удивляться этому факту, но тайну разгадать не пытается — незачем. Достаточно того, что ива стоит, тихонько покачивая серебристой листвой, не похожая на остальные деревья. Солнце подсвечивает каждый листочек, пробираясь сквозь крону, и от этого ива словно сияет персиковым изнутри, притягивая и маня.       Губы короля трогает лёгкая улыбка, похожая на отражение солнечных лучей, и он, осторожно отодвигая рукой висящие вниз «пряди», подходит к самому стволу, кладёт на него ладонь и вздыхает. Напитанная теплом кора с мелкими золотыми прожилками приятно касается руки, льнёт к ней, давая почувствовать, как дышит, как живёт дерево, как доверяет пришедшему сюда человеку. Уильям знает, что эта ива — нечто особенное, и думает о ней, как о давнем друге.       Колышущиеся гибкие веточки замирают, давая солнечным лучам поймать себя в неподвижное объятие, Денбро присаживается на корточки, достаёт из рюкзака огромное лоскутное покрывало, стелет его на землю, прямо возле ивовых корней. Мужчина расправляет уголки, садится и прислоняется спиной к стволу.       — Привет.       — Привет, — Уильям улыбается, вставая навстречу мужу, и целует протянутое запястье. — Ты прекрасно выглядишь, любовь моя.       Стэн улыбается, польщённый (хоть и ожидаемым, но всё равно очень приятным) комплиментом, и изящным движением поправляет слегка сползший венок. Он правда выглядит потрясающе: на чёрных кудрях рассыпаны строгим кругом ромашки, делающие и без того ясные глаза бывшего князя ещё ярче, а белоснежная, идеально выглаженная рубашка с орнаментом на рукавах слепит глаза, отражая солнечный свет. У Уильяма перехватывает дыхание от его красоты.       — Когда ты на меня так смотришь, мне становится неловко, — замечает Урис с лёгким румянцем на щеках, когда король увлекает его на лоскутное покрывало, усаживая рядом с собой. — Я начинаю ощущать себя каким-то произведением искусства.       — Ты и есть искусство, — Уильям в порыве чувств притягивает мужа поближе и целует в кончик носа, — но хочешь, я прекращу? Не обещаю, но ради тебя постараюсь держать себя в руках.       — Не надо, — Стэн оставляет мягкий поцелуй на лбу прикрывшего глаза короля и садится совсем вплотную к нему, положив голову на плечо мужчины. — Мне это нравится. Я тебя люблю.       Уильям жмурится от всколыхнувшего всё внутри «люблю», окатившего сердце жгучей нежностью, и переплетает их пальцы:       — Я тоже тебя люблю, синичка. Ты самое прекрасное, что случилось со мной в жизни.       — Ничего я не случался, я сам пришёл, — Стэн лукаво улыбается, глядя на практически мурлыкающего от переполняющей радости короля, и, неожиданно привстав, перебирается на колени к мужу, прислоняясь спиной к его груди. — Я хочу сидеть так. Ты не против? Тебе не тяжело?       Уильям обнимает его талию руками, прижимаясь щекой к щеке, и слегка покачивает головой:       — Нет, Стэнни, мне не тяжело. Мне отлично, — он легонько фыркает, как ёжик, в ухо взвизгнувшему и захихикавшему Стэну, усмехаясь, — особенно потому что я могу делать так.       — Ты засранец, — безапелляционно заявляет мужчина, потирая «пострадавшее» ухо о плечо. — И кстати, тебе надо побриться, ты колючий. Когда-то у тебя была борода, но твоё лицо приятнее целовать, когда на нём нет растительности.       Он проводит ладонью по щетине мужа, пошкрябывая её аккуратно подстриженными ногтями.       — Я не хочу, чтобы мой муж, король уважаемого государства, выглядел как бомж, который только что вылез из помойки.       — Ты бываешь так жесток ко мне, милый, — притворно вздыхает Уильям и утыкается носом в кудри Стэна, вдыхая его цветочно-чистый запах. Он пахнет так практически всегда, и иногда королю кажется, что его муж — какой-то колдун, владеющий секретами красоты, которые другим недоступны. — Кстати, я ещё не поздравил тебя с нашим днём. С днём любви и верности тебя, синичка.       — Тебя тоже, — Денбро не видит лица, но слышит проскользнувшие в голосе ласковые нотки. — Забавно, что ты признался мне в этот день. Признайся, готовился?       — Ничуть, — честно отвечает Уильям, — если бы не София, я бы ещё долго не решался сказать тебе, как люблю.       — Ты такой дурашка, — Стэн слегка поворачивает голову и целует его, невесомо, сладко, как умеет только он (поцелуев других, если честно, Уильям даже знать не хочет). Денбро ловит губами дыханье мужа...       ...и открывает глаза. Если погрузиться дальше в воспоминания, то можно не выйти. Уильям со вздохом садится на покрывале и складывает его обратно в рюкзак.       Пора возвращаться в реальность.