До чего же мы несчастные царевны,
Нам законом запрещается любить
В царских семьях уж таков порядок древний
По расчёту надо замуж выходить
Достоинство
Выгода
София, старшая княжна литовская, смотрит на эти слова, искусно выточенные на стене комнаты, и тяжело выдыхает. Впечатанное в камень вечное напоминание о том, как должна себя вести княжна и чего искать в жизни, угнетает её с рождения. У старших сестёр намного больше обязанностей и возложенных родительских надежд, чем у младших. София с этими надеждами всё ещё справляется плохо. Мать требует от неё найти себе уже жениха, потому что она «так состарится и станет синим чулком, если не перестанет всё своё время уделять образованию», а отец, наоборот, говорит быть приземлённее и не витать в облаках. София их очень любит, но понимает, что любые споры бесполезны. Они видят её только с одной стороны, вдобавок, потеряв сына, князь и княгиня литовские утроили свои старания пристроить всех дочерей, чтобы появились наследники и род Урисов продолжился. Маленького Эдди они почему-то в расчёт не берут. София не согласна с таким положением дел, но родительская воля есть родительская воля, и ей нельзя противостоять, а можно только повиноваться. В целом, размышляет княжна, отходя от стены и бросая взгляд на разложенный на кровати чемодан, всё не настолько плачевно. Отец наказал отправиться в Варшаву и заключить договор о торговле с местными купцами, а мать уже практически не заикается о замужестве, понимая, что София слишком стара для тех партий, которые могли бы ей подойти («все сплошные сопливые юнцы, Сонечка, незачем тебе с ними якшаться, будь они хоть трижды принцы Саудовской Аравии»). София подозревает, что не это останавливает пожилую княгиню, а намерения отца сделать старшую дочь главным компаньоном, чтобы было на кого оставить огромную сеть лавок, которая раскидывается уже за пределы родной Литвы. Хотя, мать всё ещё периодически пытается наставить дочь на нужный ей путь, посоветовав в Варшаве сходить на конференцию по управлению землями, мол, там будет много князей, может, кто и приглянётся. София пообещала сходить, про себя отметив, что дольше трёх минут она там не пробудет ни за какие коврижки. В любом случае, её постепенно оставляют в покое, и это не может не радовать. Пусть замуж выходят сёстры, которые этого хотят, например, Оливия, за которой хвостиком ходят принцы и князья. Софие этого не надо, по крайней мере, пока что, ей хватает дел, которые намного важнее замужества. Воспитание маленького белорусского принца, к примеру, входит в этот список под номером два, сразу после деловых сделок. Эдди очарователен, пусть и не слишком похож на Стэна внешне — София помнит, как в первую минуту их знакомства её пронзила стрела разочарования: ни голубых глаз, ни красивого греческого профиля, ни даже вьющихся роскошных кудрей у мальчика не было. Эдди казался ей похожим на Стэнли поскольку-постольку, просто потому что она знала, что её брат был его отцом, но со временем… Со временем она поняла, что сходство намного, намного больше и глубже, чем видно: в любви к животным, в умении к каждому находить свой подход, не ради выгоды, а из любопытства и желания общаться, в усидчивости и трудолюбии и других качествах, которые нет-нет, да проглядывают в Эдди. И София не хочет его потерять, как потеряла брата. Она искренне полюбила племянника и, наверное, благодаря ему впервые задумалась о том, что скорбеть всю жизнь по Стэну она не сможет. Река времени течёт дальше, унося с собой горечь, принося новые впечатления, не заставляющие забыть о горе, но сглаживающие его. И одним из этих впечатлений является Эдди. София достаёт рисунок, подаренный принцем летом, и не может сдержать улыбки — мальчик, в силу своего возраста, рисует кривыми, совсем не академическими линиями, но это придаёт особый шарм шести человечкам с улыбающимися лицами. Княжна без труда узнаёт короля Уильяма, держащего сына за руку с одной стороны, и себя саму с другой. Возле короля на рисунке стоит его советник, королева Беверли и её сын, а возле княжны Урис стоит Оксана. София, получив рисунок, очень удивилась и сразу спросила у мальчика, почему он нарисовал наставницу с ней, а Эдди, пожав плечами, ответил, что они хорошо смотрятся вместе. София хмыкает, вспоминая этот детский, непосредственный ответ. Она и Оксана — из совершенно разных миров, и для княжны загадка, с чего вдруг ребёнок изобразил их рядом. Оксана — колдунья, загадочная, таинственная и чарующая своей уверенностью. София не такая. София умеренная и спокойная, и ей прекрасно известно, какое первое впечатление она производит. В Оксане виден огонь, полыхающий внутри, возможно, от магии, а может, сам по себе, Софие скорее ближе гладь озера, умиротворённая, нерушимая. Княжна качает головой и, положив рисунок на место, захлопывает чемодан. Пора отправляться в путь.***
София любит Варшаву. Почему-то этот город кажется ей родным, хотя она приехала сюда в первый раз. Княжна, быстро управившись с делами (и, разумеется, так и не сходив на конференцию по управлению земель), решает погулять, посмотреть, как живут люди за пределами Литвы. Не то чтобы она не знала, но ведь в каждой стране свои обычаи, так? София неторопливо шагает по улице, с интересом рассматривая старинные здания, одежду прохожих, краем уха слушая их разговоры и пытаясь разобрать слова. Княжне дали отличное образование, но польским она не сильно занималась, зная, что даже местные купцы умеют говорить по-английски, так что узнавать в чужой речи какие-то похожие звуки весьма любопытно. София проходит ещё пару кварталов и выходит на Рыночную площадь, неожиданно заполненную народом, раскинувшимися палатками, перевозными лавками и телегами. Людей на площади столько, что не протолкнуться, и всё же в центре, неподалёку от памятника сирене — той, которая по легенде пообещала защищать Варшаву — и небольшого питьевого фонтанчика стоят подмостки, возле которых ещё осталось немного свободного места. На грубо сколоченной деревянной сцене стоит молодой парень, в чёрном жилете и чёрных брюках с поясом-платком, и громко вещает: — Люди добрые, не проходите мимо! Только сегодня и только сейчас для вас станцует знаменитый табор, прибывший из далёких краёв! Наша шувани служит при дворе, наши цыганочки способны вскружить голову одним движением юбки, наши цыгане умеют укрощать самых диких лошадей! Парень кричит что-то ещё, но София не обращает внимания, задумавшись и чувствуя радость. Шувани? Служит при дворе? Может ли это быть Оксана? Если да, то стоит посмотреть и, может быть, продолжить прогулку вместе с ней, всё же, они достаточно знакомы, чтобы непринуждённо поболтать на отвлечённые темы. Вдобавок, как бы Варшава не была красива, княжне, привыкшей к вечному обществу своих сестёр, становилось всё скучнее любоваться городом в одиночку. Так что она протискивается в первый ряд, не слушая возражений, придерживая зонтик, который взяла на всякий случай с собой. Музыка нарастает постепенно, на сцену танцевальной развалочкой выходят парни в цветастых рубашках, все как на подбор, с широкими улыбками на лицах и сладко поющими инструментами. Поёт струнчатая гитара, ей вторит другая, третья, слышны звуки барабанов, ворохом разноцветных юбок рассыпаются по сцене цыганки — на вид некоторым едва ли больше шестнадцати — и замирают, образуя полукруг. На середину сцены выходит женщина в широкой разноцветной юбке, взмахивает длинным рукавом (так, что ряды мониста на груди тонко звякают) и начинает танец. София знает, что это Оксана, она узнаёт её с первого взгляда, но сейчас это будто не наставница королевского сына и племянника княжен уважаемого рода, а настоящий живой огонь, древний, как и сам кочевой народ. Княжна слышала много разных слухов и сплетен, вьющихся вокруг цыганских таборов из-за их загадочности и смелой бродячей жизни, но ничто из этого не может описать эти движения смуглых рук, частый стук каблуков и волнистые завихрения одежд, расцвечивающих монотонные цвета варшавских жителей, как розы, сразу привлекающие к себе внимание. Начинает накрапывать дождь, но никто не двигается с места, заворожённо глядя на танцовщицу. Мальчик, бегающий по рядам с шапкой в руках, уже едва удерживает её от количества сыплющихся монет. София раскрывает зонтик, замечая, как в её сторону на пару секунд оказывается направлен взгляд. Её увидели. Оксана направляется к краю сцены, не прекращая танца, начиная бархатную песню. Кажется, это романс, но княжна не уверена — она не вслушивается в слова, следя за танцем, пестрый подол вертится так близко, что начинает рябить в глазах, но, стоит Софие поднять взгляд выше, и рябь переходит в головокружение. У Оксаны неожиданно крепкая, но изящная талия и рассыпавшиеся по плечам чёрные колдовские локоны. Кто-то из стоящих рядом мужчин присвистывает, а княжна впервые задумывается, почему раньше не обращала внимания на красоту женского тела. Танец продолжается, ритм ускоряется, заставляя даже зрителей нетерпеливо подпрыгивать на месте, и выступление завершается неожиданно синхронным взмахом юбок, похожим на огромную разноцветную волну, грозящую накрыть с головой — некоторые люди в передних рядах даже отшатываются, испугавшись. София отходит от толпы и встаёт неподалёку, дожидаясь, пока Оксана соберёт все цветы, прилетевшие от восторженных зрителей, и спустится к ней. — Ваша светлость, — Оксана, несмотря на сбившееся после танца дыхание, присаживается в реверансе. Княжна отвечает лёгким кивком и слегка морщится: — Прошу, не надо формальностей, мы же знакомы, — она оглядывает чуть вспотевшую (а может, уже начинающую промокать от набирающего силу дождя) женщину и приподнимает зонт, приглашая встать рядом, — идите сюда, не то простынете. — Благодарю. Можете не переживать, я не простыну, я же не зря шувани, — Оксана улыбается, встаёт рядом с княжной и, взяв Софию под руку, взмахивает свободной ладонью, рассыпая в воздух ворох искр, и в доказательство её слов вокруг женщин словно образуется защитное поле, не позволяющее дождю пробиться. Даже лужи, казалось, высыхали ненадолго, стоило им попасться в периметр этого маленького волшебного убежища. София с интересом наблюдает за происходящей магией и, закрыв зонтик, спрашивает учтиво: — Оксана, а как же Ваш табор? Разве Вы не должны быть с ним? Оксана качает головой, отвечая: — Нет. Я приехала, чтобы повидаться с ними и потанцевать, вспомнить былую молодость, так сказать. Возможно, я вижу их в последний раз, наши жизненные дороги расходятся, однако я не стремлюсь их снова соединять. В её словах нет грусти или горькой тоски, но София всё же чувствует, что тема не благоприятствует непринуждённому общению, и решает сменить её, подшучивая: — А на кого Вы оставили Эдди? Разве он по Вам не скучает? Оксана бросает на княжну взгляд, чтобы понять, говорит ли та всерьёз или нет, и, увидев лёгкую как лучик улыбку, подыгрывает: — Я оставила Эдди на Альфию и короля Уильяма. Не знаю, по силам ли эта задача Его Величеству… Но он сильный мальчик, переживёт, — колдунья выдерживает небольшую паузу, — Эдди, разумеется, не король Уильям. Женщины смеются: София — прикрывая рот ладонью, помня о правилах этикета, Оксана — запрокинув голову, сияя белоснежными зубами, но обе от души. — А Вас что привело в Варшаву? — интересуется Оксана, когда София приглашает её в номер, попить чаю и хотя бы немного обсохнуть: магия магией, а всё же вымокнуть они успели изрядно. Они переодеваются и усаживаются в кресла возле камина, слушая, как по стеклу барабанит дождь. Княжна, облачившись по возвращении в длинный, небесно-голубого цвета враппер, кидает взгляд на сохнущее платье, выданное ей княгиней перед отъездом, и вздыхает: — Увы, я здесь по делам, заключала договор с купцами, — княжна не любит жаловаться и не собирается говорить дальше, но Оксана, сидящая в кресле напротив, одетая в запасной лавандовый враппер Софии, смотрит на неё, и блики огня, разведённого в камине, танцуют в тёмно-карей, практически чёрной радужке, словно подначивая. София отпивает из чашки и продолжает, — её светлость княгиня, конечно, ещё хотела, чтобы я пошла поискала себе жениха, но… Не лежит у меня к этому сердце, то ли не нагулялась ещё, то ли и без того забот хватает. Да и не понимаю я, зачем мне так спешить? Мне сорок, и я довольна своей жизнью. Оксана кивает понимающе, встаёт, подходит к своему платью, сохнущему рядом с платьем княжны (забавный контраст аристократической ухоженности и пёстрой, немного потрёпанной свободы), и достаёт откуда-то из складок ткани стопку карт. Колдунья возвращается на своё место и, начиная тасовать колоду, интересуется: — Хотите, я Вам погадаю? Будет что возразить её светлости, мол, судьбу не обманешь, — София улыбается уголками губ, немного недоверчиво, но затем вспоминает о брате и его супруге, о том, как и когда они познакомились, и кивает. Возможно, в её жизни судьба играет гораздо большую роль, чем она предполагает. Да и потом, верить или нет, решать ей. Оксана, хорошенько перемешав карты, снимает верхнюю часть колоды, переворачивает, подкладывает под низ, снова тасует и выверенным движением раскладывает на столике веером: — Выберите шесть карт. Только рубашкой вверх. София наугад тянет карты, отдаёт их Оксане, та складывает их в стопочку в том порядке, каком их подаёт княжна, и, убрав мешающуюся колоду, открывает, кладя на столик. Княжна рассматривает непонятные рисунки, надписи и руны и несколько недоумевает, как можно в этом увидеть чью-то судьбу. Но, Оксана, похоже, знаток своего дела: она недолго разглядывает каждую карту, беззвучно шевелит губами и наконец задумчиво произносит: — Интересно, — княжна вся обращается в слух, ловя каждое слово цыганки, — сразу скажу, судьба Ваша полна препятствий, особенно в любви. У Вас был долгий поиск партнёра, не подходящего конкретно Вам, но сейчас он подходит к концу, причём весьма удачно. Однако… выбор будет весьма необычен и лишён того, что Вы находили в прошлых, ммм, женихах. Только не могу понять, чего именно, здесь замешаны и деньги, и чувства, и что-то ещё. Рискну предположить, что всё вообще будет по-другому, но, к сожалению, для того, чтобы достичь гармонии в отношениях, кому-то из вас придётся побороться с собой. Не меняться целиком, а разобраться с сомнениями, навязанными извне. Ваш партнёр, кстати, склонен к закрытости, впрочем это никак не будет вам мешать наслаждаться друг другом. Есть ещё внешние препятствия, хотя при таком количестве благоприятных карт они скорее всего будут устранены. Не сразу, разумеется, но всё же… София слушает, поражаясь до глубины души. Если первую часть гадания ещё можно спихнуть на то, что она сама только что пожаловалась Оксане на требования матери, то всё остальное остаётся подозрительно детальным. Не то чтобы она собирается этому верить, но… колдовское искусство впечатляет. Оксана, разглядев в ауре княжны её недоверие, не принимает это близко к сердцу, а легко улыбается: — Ваша светлость очень осторожна с магией. Что ж, это правильно. В магии не всё истина. Оксана встаёт, поправляет отогнувшийся воротник и вздыхает, бросая взгляд на платье: — Мне так неловко, что я стесняю Вас. Возможно, Вы хотели бы побыть наедине с собой, а приходится принимать гостью, — София прерывает её взмахом ладони и качает головой, жестом приглашая сесть обратно: — Честно говоря, моя душа наоборот жаждет чьей-нибудь компании. И я рада, что именно Вы её составляете, в прошлую нашу встречу мы не успели толком пересечься, а мне хотелось бы узнать больше о наставнице своего племянника. Да и Ваш наряд будет сохнуть ещё долго. Давай отдохнём и проведём это время за чаем и беседами. Что скажете? Оксана склоняет голову и садится обратно, закидывая ногу на ногу, скрывая кончиками пальцев улыбку: — Скажу, что согласна.***
Третья, самая долгая, встреча случается на дне рождения Эдди, когда тому исполняется девять лет. Тот носится с наследным принцем Соединённых Штатов Америки наперегонки, пробуя новые кроссовки, подаренные «старшей тётей» (София вполне довольна этим прозвищем). Оксана находит княжну в саду, в беседке, где та сидит, наблюдая за птицами. — Здравствуй. — Здравствуй. Оксана поворачивает голову, отслеживая направление взгляда Софии, и поднимает бровь: — Птицы? София кивает, записывая что-то в очень старый и потрёпанный, весь обросший закладками и заплатками, но явно любимый блокнот. Страницы изгибаются так, что обложка еле сдерживает их, и всё же княжне удаётся закрыть его, стоит маленьким невзрачным птичкам улететь. — Мой брат любил следить за птицами. Даже на наших с Уильямом свиданиях он, выполняя наказ родителей, попутно умудрялся подмечать маленькие детали. Я не так заинтересована в этом, но нахожу своё очарование в птицах. Они… забавные. И во многом напоминают людей. Оксана аккуратно присаживается рядом, обращая внимание на ауру княжны. Та излучает зеленоватое спокойствие, но подёрнута серой дымкой грусти. Колдунья вспоминает, как сияла аура Софии, когда она привезла её в Литву, как раз после той поездки в Варшаву, пригласив в гости — и сияла по-своему, спокойно, как водная гладь под лучами солнца, но так же красиво. — И какой бы птицей ты хотела стать? — спрашивает Оксана, закидывая руку на спинку скамейки. София не обращает на это внимания: они успели уже крепко подружиться, и, несмотря на то, что в манерах второй придворной колдуньи иногда проскальзывает фамильярность, княжну это не тревожит. Она обдумывает вопрос (и как только Оксане приходит в голову спрашивать о таких сложных вещах?) и отвечает, немного помолчав: — Не уверена. С любой, наверное. Стэн всегда ассоциировал себя с неразлучником, даже задолго до того, как встретил Уильяма, и тоже часто спрашивал меня об этом. Я не знаю. Мне нравятся все птицы, даже самые страшненькие, мне нравится их свобода и их полёт, и при этом ни одна из них не похожа на меня достаточно. — Я не очень разбираюсь в птицах, но когда я ходила в лес по грибы, то часто видела всяких пернатых, — Оксана снимает с головы платок и накидывает его на плечи, — мне кажется, ты похожа на соловья. Не самая яркая птица, но зато поёт красиво. В ауре княжны появляются светло-розовые пятна смущения и золотистые крапинки веселья, перетекающие в тон её голоса: — Соловей? Интересный выбор. Когда я ездила к Её Величеству Беверли, то видела одну очень красочную птицу… У неё оперение точь-в-точь как твоя одежда, — София открывает блокнот, подхватывает пару выпавших листиков и, заложив прядь за ухо, начинает искать. Оксана прикрывает глаза, гася астральное зрение. Ей оно не нужно, чтобы понимать поведение княжны и видеть её едва заметное волнение. — Красный кардинал, вот! София поднимает взгляд и обнаруживает, что лицо цыганки находится слишком близко. Княжна растерянно застывает, словно примагниченная к месту выражением чёрных глаз, потом наклоняется вперёд, оставляя лёгкий поцелуй на чувственных губах, и возвращается к блокноту как ни в чём не бывало: — Хотя люди менее искушённые, наверное, и вовсе назвали бы тебя снегирём… Оксана двигается ближе, с интересом слушая рассуждения Софии, и мысленно улыбаясь. Значит, ей не показалось.