Фаворит

1935 год.

Итачи оперся спиной об стенку и посмотрел в потолок. Мысли смешались, он не мог поверить в то, что сказал ему мужчина. Ему казалось, что все, что он когда-либо знал, когда-либо помнил — разбилось на мелкие острые осколки в один момент. Он Учиха. Он принадлежит к одному из самых знатных кланов Японии. Парень перевел взгляд на Мадару и убирает свои волосы за уши, качая головой. А еще он любит своего собственного дядю. Мадара зол, как черт. В его глазах бурлит ярость, губы были сжаты, а ноздри расширены. Он тяжело дышал, а Итачи вновь опустил взгляд черных глаз. — Это безумие, Мадара, — говорит он тихим голосом, а Мадара, наконец, смотрит на него. Ярость черных глаз быстро сменяется какой-то неподобающей для Мадары грустью. — Может быть, ты путаешь что-то, а я… — он не успевает договорить, потому что Мадара тянет его за руку и подводит к зеркалу, становясь сзади. Его рука приподнимает подбородок Итачи, заставляя посмотреть на них в отражении. Мадара упирается подбородком в его макушку. Одна его рука лежит на плече Итачи, мягко сжимая, а вторая держит подбородок, не давая опустить взгляд. Их глаза пересекаются в зеркале, и Итачи чувствует безысходность. Он откидывается на грудь Мадары, а тот крепко его обнимает. — Я просто глупец, раз не заметил сходство между нами раньше, Итачи, — говорит Мадара, а Итачи берет его руки за запястья, стараясь согреть свои ладони. — Все Учихи между собой похожи, нас легко выделить среди толпы, я… просто даже не подумал, что такое могло произойти, — Итачи поворачивается в его объятиях и смотрит в глаза. Он поднимает руку и касается щеки Мадары. — Итачи, это ничего не изменит. — Это неправильно, Мадара, — качает головой Итачи, а когда он хочет отстраниться, он чувствует, что Мадара с силой сжимает его запястья, причиняя боль, и толкает к стене. Его руки перемещаются на грудь Итачи, глаза которого раскрываются от удивления и смотрят в лицо Мадары. Тот сжал зубы и нахмурил брови. — Клянусь, Итачи, если ты не прекратишь говорить, что это неправильно, я тебя изобью! Если тебя смущает неправильность, то давай начнем с самого начала! Неправильно было продавать свое тело мужчинам! — Я делал это не по своей воле! — Итачи постарался вырваться, но Мадара не позволял ему это сделать. — У меня не было выбора! — У тебя и сейчас выбора нет. Ты мой. Плевал я на все, — он сжал запястья Итачи над его головой и уткнулся носом в его скулу, вдыхая сладкий аромат. Итачи до сих пор старался вырваться, и Мадара прижал его к стене всем телом, поворачивая голову и впиваясь требовательным поцелуем в губы. Он чувствовал, как Итачи с силой кусает его нижнюю губу, но не отстраняется, а наоборот углубляет поцелуй. Он остервенело целует пухлые губы юноши, а тот, все-таки вырвав руки, обвивает шею Мадары и прижимается к нему всем телом, выстанывая ругательства в поцелуй. Когда Мадара отстраняется и собирается посмотреть в черные глаза, которые, как он уверен, были сейчас злые, он чувствует, как Итачи сжимает руку в кулак, а в следующий момент отшатывается, когда кулак проходится по его челюсти. Он удивленно смотрит на парня. — Еще раз посмеешь упрекнуть меня… — говорит Итачи и обходит Мадару, направляясь к столу. Мадара улыбается и двигает челюстью, прикасаясь к ней рукой, смотря в спину юноши. Тот подбирает со стола резинку и завязывает волосы в хвост. — Хороший удар. — В следующий раз будет лучше, — отвечает Итачи, подходя к софе и садясь на нее. Он смотрит на Мадару. Мужчина подходит к нему и усаживается рядом, но Итачи упрямо поджимает губы, чем вызывает тихий смех Мадары. — Не обижайся на меня, малыш, — говорит мужчина, а Итачи, не отвечая, отводит взгляд. Мадара обнимает его за талию, а в следующий миг Итачи уже сидит на его коленях. Его руки лежат на плечах, но сам он все равно в его глаза не смотрит. Тогда Мадара берет подбородок Итачи и приподнимает его голову, мягко целуя подбородок. — Улыбнись мне. — Не буду, — Мадара поцеловал нежную кожу его ключиц и улыбнулся. Он дотронулся пальцами до нежных губ парня и положил на уголки пальцы, двигая ими вверх. Итачи шлепнул его по рукам и недовольно посмотрел. — Я говорил тебе, что ты сволочь? — спрашивает Итачи, а его руки опять ложатся на плечи Мадары. Руки мужчины припустили кимоно с плеч Итачи, а его губы опустились на его острое плечо. Итачи прикрыл глаза и выгнулся в его руках, зарываясь руками в длинные, черные волосы. — Очень много раз, — Итачи прикусил губу, когда почувствовал губы Мадары на своей шее, где уже красовалось множество засосов. Сильные руки оглаживали его тело, избавляясь от кимоно. Итачи вытянул ноги, кладя их на софу, а Мадара положил руку на его щеку, притягивая к себе для нежного поцелуя, который спустя считанные секунды превращается в страстный. Итачи перекидывает ногу и теперь обвивает бедра Мадары, скрещивая их на пояснице, пока пальцы мужчины сжимают его бока. Он прикрывает черные глаза и хрипло шепчет имя мужчины, когда чувствует его пальцы в себе. — Тебе хорошо? — тихо спрашивает Мадара, прикусывая кожу ключицы. Итачи выгибается в его руках ничего не отвечая. Да и нужны ли были ответы? Итачи обхватывает лицо Мадары руками и прикасается своим лбом к его лбу. Их губы в сантиметре друг от друга. — Ответь, малыш, — просит Мадара, а Итачи кивает, чувствуя, как пальцы мужчины выходят из него. Чуть приподнимаясь, Итачи садится на возбужденную плоть мужчины, откидывая голову назад. Он хрипло выстанывает его имя, на грани сознания слыша рык Мадары. Его руки не переставая проходились по всему его телу, останавливаясь на пояснице, притягивая к себе еще ближе, заставляя увеличивать темп и выгибаться. Вторая рука зарывается в его волосы и тянет назад, открывая усеянную засосами шею. Губы Итачи приоткрыты, и Мадаре кажется, что они просто заставляют впиваться в них. Он с упоением целует их, продолжая глубоко вбиваться в парня, который стонет в его губы. Глаза Итачи приоткрыты, а его пальцы сжимаются на плечах Мадары, оставляя отметины. Мадара начинает ускоряться, и Итачи чувствует, что он уже на грани. Его глаза зажмуриваются, а губы ищут губы Мадары, который с готовностью отвечает на поцелуй, а через миг, обмякнув в руках возлюбленного, Итачи чувствует, как тот изливается в него. Руки Мадары крепко обнимают его и прижимают к себе, пока голова Итачи покоится у него на плече. Его глаза прикрыты, и ему кажется, что он вот-вот заснет. Взяв юношу на руки, Мадара поднимается и осторожно кладет его на футон, ложась рядом. Мужчина смотрит в красивое лицо своего племянника и опускается над ним, мягко целуя нежные, пухлые губы. Итачи открывает глаза и улыбается в поцелуй. — Мадара…? — Хм? — мужчина не отрывается от его губ, и Итачи потягивается. — Расскажи мне про отца. И про мать, — Мадара открыл глаза и чуть отстранился от парня, который внимательно на него смотрел. Мадара кивнул и сел, скрещивая ноги. — Что ты хочешь узнать? — Итачи тоже сел напротив него. — Мой отец – кто он? — Сейчас он не работает. Около двадцати лет назад мой отец оставил наше дело ему, а мы уехали за границу. Позже он сказал, что ему нужна наша помощь и мы вернулись в Японию. Мы с моим братом были еще малы, Изуне было двенадцать, а мне тринадцать. Фугаку сказал, что ты погиб от болезни, — он взял руку Итачи в свою и переплел их пальцы. — Когда мне исполнилось шестнадцать отец отправил нас с Изуной обратно учиться в США, а до тех пор сам управлял всеми делами. Потом я доучился и в двадцать три вернулся в Японию. Отец сказал мне помогать Фугаку. Ему было жаль его, мало того, что его возлюбленная умерла при родах Саске, так еще и старший сын погиб от болезни, — Итачи кивнул и придвинулся к Мадаре. Он потянул его на себя, заставляя лечь на спину, а сам положил голову на его плечо, кладя руку на грудь там, где бьется сердце. — А что насчет моей матери? — он приподнял голову и посмотрел на появившуюся улыбку Мадары. — Что за улыбка? — Мадара рассмеялся и прикоснулся к щеке Итачи. — Твоя мать была очень красивой женщиной. Свою красоту ты взял от нее, — усмехнулся мужчина, а Итачи еще более удивленно на него смотрел. — Сколько себя помню, она всегда была к нам добра и очень любила твоего отца. Ее смерть и подкосила Фугаку, возможно, все было бы по-другому, будь она еще жива, — он провел рукой по его волосам и дотронулся большим пальцем до длинных ресниц. — Она очень любила тебя. Помню, мы приехали сразу после твоего рождения в Японию, отец хотел посмотреть на тебя. — Получается, ты видел меня раньше? — спросил Итачи. — Я почти не помню этого, — ответил Мадара, притягивая его к себе. — Помню только то, как Микото кормила тебя грудью и улыбалась так… не знаю, по-матерински. — Что случилось с твоей мамой? — поинтересовался Итачи, а Мадара, зевнув, пожал плечами. — Я никогда не знал ее. Отец выгнал ее за измену через год, после того, как родился Изуна. — Тогда получается, что у твоего отца был брат, который является моим дедушкой? А вы с отцом двоюродные братья, — Мадара кивнул и развернулся, подминая Итачи под себя, утыкаясь носом в его скулу. Итачи обнял его за спину и прикрыл глаза, чувствуя, как веки наливаются свинцом. — Мне кажется, будто это происходит не со мной… Это так странно, — говорит Итачи уже в полудреме, чувствуя, как сильные руки только крепче прижимают его к себе. — Я не собираюсь прогибаться под обстоятельства. Я полюбил тебя тем, кто ты есть. Ничто не имеет значения. Только ты, — говорит он, а Итачи облегчено вздыхает, чувствуя, как губы растягиваются в слабой улыбке. «Я чувствую то же самое» Итачи проснулся раньше Мадары. Выбравшись из-под его рук, он тихо, чтобы не разбудить мужчину, нацепил халат и вышел из комнаты, чтобы попасть в ванную. Он видел, что на часах стрелка приближается к середине, а значит сейчас полседьмого утра. Многие уже проснулись. Итачи наполнил ванну и, заколов волосы, опустился в нее, прикрывая глаза от приятной теплоты. Его руки скользили по воде, а сам он откинул голову. Все, что рассказал ему Мадара, казалось глупым вымыслом. Ему и в голову не могло прийти, что он может оказаться кем-то из столь знатной семьи. Он вообще и не надеялся узнать, кто он. Кем были его родственники. Узнать свои корни. Через десять минут он вылез из воды и вытерся полотенцем. Расчесав волосы, он заплел их в низкий хвост и направился в свою комнату, замечая, как по лестнице спускаются юноши и дети на завтрак. Дети заулыбались, увидев его, а он, махнув и улыбнувшись им, зашел в свою комнату. Мадара лежал на спине, раскинув руки. Итачи мягко улыбнулся и подошел к своему шкафу, вытаскивая белое кимоно. Скинув с себя халат, он встал перед зеркалом, оглядывая свое тело. Шея и ключица были в багровых пятнах, на бедрах были маленькие синяки от пальцев мужчины. Под его глазами были синяки из-за того, что он не выспался, а пухлые губы были совсем красными от вчерашних поцелуев. Надев кимоно и сандалии, он вышел из комнаты. Спустившись вниз он прошел к столовой и сел за свой стол. Рядом с ним сидела еще одна девушка, которая пила чай и заинтересованно на него смотрела. Итачи знал только то, что у нее тоже есть покровитель и на данный момент из фаворитов в борделе есть только Итачи и она. — Ты чего такой уставший? — ее настоящего имени никто не знал, а сама себя она называла именем, которое ей дал ее покровитель. — Не спал всю ночь? — улыбнулась она. У девушки была смуглая кожа и большие карие глаза. Ее волосы были короче, чем у Итачи, и она всегда заплетала их в косу. — Тсунадэ-сама сейчас здесь? — спросил он, игнорируя ее вопрос. Она кивнула. Итачи положил подбородок на руку и принялся завтракать. Отдав пару буханок хлеба детям, на которых уже гаркали женщины, он встал из-за стола и направился к кабинету наставницы. Конан вышла к нему навстречу и улыбнулась. — Доброе утро, Итачи, как настроение? — добродушно спросила она, а Итачи вздохнул и покачал головой. — Я позже все расскажу тебе. Жди меня в моей комнате сегодня к часам пяти утра, — девушка взволнованно на него посмотрела, а он, сжав на секунду ее запястье, направился к комнате Тсунадэ. Он встал перед дверью, коротко постучав, и дождавшись тихого «войдите», открыл ее. Тсунадэ сидела на софе, проверяя какие-то бумаги, а увидев Итачи, заинтересованно посмотрела на него. — Что случилось, мой хороший? — Вы же знали об этом да? — в голосе Итачи не было ни капли упрека. — Вы были против Мадары не потому, что я что-то чувствовал к нему. Вы знали, что он мой родственник, — Тсунадэ нахмурилась и, вздохнув, отодвинула бумаги. Итачи выжидающе на нее смотрел. — Разумеется я знала, однако, я не имела права что-то запрещать ему или же рассказывать ему о твоем происхождении, — ровным тоном сказала она, а Итачи свел брови, отводя взгляд. — Но вы могли сказать мне, Тсунадэ-сама. Или же дело в деньгах? — Тсунадэ покачала головой и поднялась с софы, становясь перед Итачи. Она дотронулась рукой до его щеки, а он опустил взгляд. — Дело никогда не было в деньгах. Я прекрасно знала, что ты сможешь заработать для нас их достаточно. — Тогда… — Итачи, — остановила она его и посмотрела в его глаза. — Посмотри на себя, — он нахмурился, поворачивая голову, чтобы посмотреть в зеркало, но она остановила его. — Нет. Я не об этом. В этом доме я повидала столько несчастья, столько горя… я привыкла смотреть на страдания всех, кто здесь по своей или же не по своей воле, — Итачи удивленно на нее посмотрел, а на его лице начало появляться понимание. — Вы сделали это… ради меня? — спросил он и опустил взгляд. Женщина не ответила, а Итачи, взяв руку, что лежала на его щеке, прижал ее к своим губам и прикрыл глаза. — Спасибо. За все, — прошептал он, а женщина погладила его волосы. — Иди к своему покровителю. Ты должен быть рядом, когда он проснется, — сказала она поучительным тоном, а он кивнул. Поклонившись ей, он вышел из комнаты и направился на второй этаж. Когда он зашел в свою комнату, Мадара уже не спал. Он стоял к нему спиной и смотрел в окно. На нем были только штаны, а его растрепанные после сна волосы закрывали его обнаженную спину до лопаток. Итачи подошел к нему сзади и обнял со спины. — Уже проснулся? — Куда ты уходил? — Завтракать, — Мадара развернулся в его объятьях и прикоснулся губами к переносице. — У тебя сегодня много дел? — Мадара кивнул и потянулся, а Итачи развернулся и пошел к его одежде, поднимая и отдавая ее мужчине. Когда тот оделся, Итачи завязывал ему галстук и, закончив, приподнялся, чтобы поцеловать в губы. — Ты придешь сегодня? — спросил он, и Мадара кивнул выходя из комнаты. Итачи пошел за ним. — Да, к ночи жди, — они спустились на первый этаж. Итачи проводил его до двери, провожая взглядом до тех пор, пока Мадара не пропал из виду. Развернувшись, он привычно заметил несколько завистливых взглядов. Ухмыльнувшись самому себе, он поднялся на второй этаж, слыша за собой злые перешептывания.

***

Конан заплетала Итачи косу, пока тот недовольно смотрел на нее через зеркало. Было уже около пяти часов утра. Мадара и правда пришел к ночи, но на долго не задержался из-за каких-то важных дел, которые мало интересовали Итачи. Ровно в три к нему пришла Конан, и он рассказал ей все с самого начала. Она, конечно, удивилась, но сказала, что могло быть и хуже, а «двоюродный дядя» — не является совсем уж близким родственником. — Ты оставишь мои волосы в покое? — спросил парень и встал на ноги, расплетая косу и затягивая волосы в хвост. — Как думаешь, как дела у Дейдары? — спросила девушка, наклоняя голову. Итачи свел брови и вздохнул. Они редко обсуждали его. Многие сделали вид, что Дейдара и вовсе не существовал никогда. — Помнишь, когда нам было всем по семь-восемь лет, мы еще как-то пытались веселиться. В нас была надежда, — ее губы начали дрожать, а глаза заблестели. — Почему я не чувствую надежды? — Итачи опустился перед ней и взял ее руки в свои. — Мы выберемся отсюда, Конан. Даже не сомневайся, — сказал он, сжимая ледяные руки девушки. Конан кивнула, а по ее щекам текли редкие слезы вперемешку с черной тушью. На ее щеках появлялись черные разводы. Итачи не знал, как утешить девушку. Он также не знал, насколько чистая у нее может быть душа, раз в ней не было ни капли зависти к нему, к Дейдаре, и она не поглотила ее полностью, оставляя за собой только злобу и ненависть. Приобняв девушку Итачи мягко провел по ее волосам, слушая тяжелое дыхание и очень-очень тихие всхлипы. Когда он почувствовал, что девушка больше не плачет, он помог ей лечь на футон. Накрыв ее одеялом, он лег рядом также засыпая. Когда он проснулся девушки уже не было в его комнате, а часы показывали девять утра. Едва разлепив глаза, он услышал стук в дверь, а в следующий момент она распахнулась и в комнату зашел Мадара. Он был одет в черный костюм, его волосы были затянуты в хвост, хоть непослушные пряди и выбивались из-под резинки. В его руках был какой-то пакет, и приглядевшись, Итачи понял, что в пакете одежда. — Что ты здесь делаешь? — первым делом спросил парень, смотря на часы. — Сейчас девять утра. Тебе нельзя сюда, — он встал на ноги и начал тереть глаза. Мадара протягивает ему пакет, и Итачи заглядывает внутрь, начиная хмуриться. Он переводит недоуменный взгляд на Мадару. — Я переговорил с Тсунадэ. Собирайся, я привезу тебя обратно позже, — Мадара приподнял его лицо за подбородок, а Итачи зевнув, отдал пакет Мадаре и пожал плечами. — Я должен умыться, — говорит он и, приподнимаясь на носочки, прижимается к губам Мадары. Через пять минут он вернулся, а Мадара протянув пакет, начал ждать, когда парень оденется. В пакете были обычные черные брюки, белая рубашка и кожаные туфли. Итачи скинул с себя ночную рубашку и принялся одеваться. — Ты расскажешь, в чем дело, или спрашивать смысла нет? — поинтересовался Итачи, застегивая рубашку на белые пуговицы. Он посмотрел на себя в зеркало, удивляясь, как непривычно он смотрится в этой одежде. С детства его приучили ходить в кимоно. Мадара подошел к нему и заправил его рубашку в брюки. Он поправил воротник и, достав золотые запонки – надел и их. — Ты сам узнаешь, — угрюмо говорит Мадара, а Итачи лишь удивляется плохому настроению мужчины. Вся ситуация была странной и, наверное, не видя настроения Мадары, Итачи бы и не поехал никуда, пока не узнал бы в чем, собственно, дело и зачем ему вообще надо куда-то ехать. Мадара дал ему расческу, и Итачи, наскоро причесавшись, завязал тугой хвост. Надев туфли, он понял, что Мадара ошибся на размер, взяв больше, и теперь ему было еще более некомфортно в этой одежде. Осмотрев его, Мадара кивнул сам себе и вышел из комнаты, зная, что Итачи пойдет за ним. Когда они спускались по лестнице все удивленно смотрели им вслед. — Ты должен привести его до трех часов дня, — говорит Тсунадэ, которая сидит на диване и даже не смотрит на них. В ее руке белая чашка чая, а сама она читает книгу. Мадара ничего не отвечает, а Итачи приподнимает брови. Конан, сидевшая рядом с Тсунадэ вопросительно на него смотрит, и он пожимает плечами. Когда они вышли на улицу, Итачи с упоением вдохнул свежий утренний воздух. Небо было ярко-голубым, солнце ярко светило в глаза, и было очень тепло. — Итачи, не тормози, — слышит он Мадару, который идет к машине и садится на задние места. Итачи, оглядываясь на бордель, подходит к машине и тоже садится в нее. Он осматривает черный салон и смотрит на водителя, который без каких-либо указаний Мадары начинает движение. Мадара смотрит в окно, а Итачи хмурится и дотрагивается до его руки. — Мадара, все в порядке? — спрашивает Итачи. — Меня пугает твое настроение, если ты вдруг решил устроить мой побег, то… — Мы никуда не бежим. — Тогда можешь объяснить, что вообще творится? — вспылил Итачи, не обращая внимания на водителя, который старался не прислушиваться к их разговору. Мадара закатил глаза и вздохнул. — Что из предложения «ты сам все узнаешь» тебе непонятно? Если дело в доверии, то я надеюсь, что за столько лет, я его все-таки заслуживаю. — Если бы я тебе не доверял, я бы и не сидел здесь, но я все-таки имею право знать, куда ты меня везешь, а если… — Мадара резко повернулся к Итачи и прервал его тираду поцелуем. Итачи раскрыл глаза, удивленно всматриваясь в злой взгляд мужчины, а когда тот отстранился, то резко отвернулся, вновь начиная смотреть в окно. Больше Итачи никаких вопросов не задавал. Он смотрел на улицы Токио через окно, замечая спешивших на работу людей, идущих в школу детей, да и просто прогуливающихся жителей. Проезжая булочную, он учуял великолепный аромат выпечки. Он осматривал дома, вспоминая, как Тсунадэ рассказывала ему про японскую архитектуру. Они проехали и несколько больших садов, где была еще нерасцветшая сакура. В один момент он почувствовал, как его руки касаются пальцы Мадары и крепко сжимают ее. Итачи был почти уверен, что Мадара в таком расположении духа просто из-за того, что жутко нервничает. Правда, почему он нервничает, Итачи не может понять. Он заметил, что дома становятся более некрасивыми и старыми, когда они выезжают с центра Токио. Тут дома были меньше. В каких-то местах на них и вовсе были глубокие трещины, а окна были мелкими, казалось, они даже не пропускали утреннего света. Итачи заметил, как скорость автомобиля снижается, и они останавливаются у одного из таких домов. Мадара минуту сидит просто вперившись взглядом в никуда, а потом, резко сжав руку Итачи, открывает дверцу и выходит из машины. Итачи вышел за ним. Мадара посмотрел на него и, подойдя, взял его руки в свои. — Я хочу, чтобы ты знал, Итачи, — он притянул его к себе, а его губы коснулись лба Итачи. — То, что сейчас будет – должно случиться. Иначе не может быть. Каждый должен быть в ответе за то, что сделал, — Итачи почувствовал, как его сердце начинает биться сильнее, а в его душе заселяется страх. — Все хорошо. Я с тобой, малыш, — Итачи злило то, что он не понимал в чем, черт возьми, дело. Мадара взял его за руку и повел в дом. Они поднялись по лестнице на два этажа вверх и остановились у шаткой, деревянной двери. Мадара начал громко стучать кулаком по ней, заставляя Итачи вздрогнуть. — Открывай! — Итачи переводил взгляд с него на дверь. Мадара продолжал стучать по двери. — Открывай немедленно! — дверь распахнулась, и сердце Итачи ухнуло в пятки. Его взгляд столкнулся с черными, почти стеклянными глазами отца. Брови мужчины чуть приподнялись, уголки его тонких губ были припущены, скулы выпирали от его худобы. Его плечи были опущены, сам он был одет в старый халат, давно потерявший свой настоящий цвет. Мадара оттолкнул мужчину, проходя в маленькую квартиру, таща Итачи, который от шока не мог сфокусировать взгляд на чем-то одном, за собой внутрь. Он видел старое радио, которое негромко что-то вещало. На деревянной тумбе рядом с серым диваном стояла черно-белая фотография его матери, а рядом копия той же самой фотографии, что хранилась у Итачи в шкатулке. — И зачем ты привел этого мальчишку сюда? Если Саске ему что-то должен, это явно не мои проблемы, — сказал мужчина тихим и грубым голосом. Итачи свел брови, а Мадара разъяренно на него посмотрел. — Ты думал, что это никогда не откроется, верно!? — громко спросил он, а его рука дотянулась до халата мужчины, притягивая его. — Не хочешь внимательнее посмотреть на него? — Фугаку постарался вырваться из хватки Мадары, но послушно посмотрел на Итачи. Он видел, как глаза мужчины потихоньку начали расширяться, а тонкие губы, что до этого были сжаты, теперь были приоткрыты в удивлении. Итачи даже показалось, что на минуту в черных, стеклянных глазах появились эмоции. Фугаку протянул руку, чтобы коснуться щеки Итачи, но Мадара крепко сжал ее отталкивая. — Не смей до него дотрагиваться! — Этого не может быть… — приговаривал Фугаку, оглядываясь на ту самую фотографию Микото. — Ты… — Мадара не дал Фугаку договорить. — Правда же, что он копия Микото? Твой сын, которого ты продал, — Мадара толкнул его в грудь, и мужчина, споткнувшись об маленький столик, упал, ударяясь локтем. Он не переводил взгляда с Итачи, которому казалось, что он не может и слова из себя выдавить. Его отец здесь. Тот, кто продал его, обрекая на жизнь в борделе. Тот, кто заставил его жить, продавая свое тело. Он должен чувствовать ненависть к этому человеку, но он не чувствует ничего. Абсолютно ничего. — У меня не было выбора, Мадара! — закричал Фугаку, а Мадара, взяв его за грудки, поднял с пола и толкнул к стене. Итачи видел, что в глазах Мадары бурлит ярость. Он видит, что его рука сжимается в кулак и готовится для удара и, казалось, в последний момент Итачи успевает и хватает его замахнувшийся кулак двумя руками, останавливая. — Мадара, прошу, не надо! Это ничего не решит! — крикнул Итачи, а Мадара, резко развернувшись, недоуменно посмотрел на него. Итачи свел брови, но руку не отпускал. — Это его вина, что твоя жизнь сложилась так, как она сложилась! Ты мог бы быть богатым, мог бы с детства жить так, как тебе хочется! Он сломал жизнь своего сына собственными руками! — Мадара не сдерживал крика, а Итачи не сводил взгляда со своего отца. — Пожалуйста, Мадара. Он не стоит того, — быстро говорил Итачи, чуть ли не сорвавшимся голосом, а Мадара, переводя взгляд с Фугаку на Итачи, вдруг, разъяренно рыкнул и, схватив Фугаку, резко ударил об стену и отпустил, позволяя мужчине упасть на пол. Мадара опустил взгляд. Его кулаки были сжаты, ноздри расширены, а губы сжимались в тонкую линию. Итачи подошел к нему со спины и обнял, кладя руку на грудь там, где яростно колотилось сердце. — Все хорошо, Мадара, успокойся, — тихо говорил он, чтобы мог услышать только Мадара. — Я люблю тебя, пожалуйста, успокойся, — Мадара взял его руки в свои и глубоко вздохнул. Биение его сердца начало замедляться, пока не стало размеренным. Повернувшись к Итачи, Мадара почувствовал, как парень кладет руку на его щеку, заглядывая в глаза. Во взгляде Итачи было все: доверие, любовь, отчаяние, боль. Мадара прикрыл глаза и вздохнул, вновь поворачиваясь к мужчине, который закрывал лицо руками. — Вся наша семья никогда тебя не простит, — ровным тоном начал говорить Мадара. — Отец узнает о том, что ты сделал, даже не сомневайся. А я больше не дам тебе ни йены. Живи на что хочешь и как хочешь, — он перевел взгляд на Итачи и вздохнул. — Если бы дядя был жив, он бы сам убил тебя. Ты предал Микото. Ты предал даже память о ней, — Мадара говорил это с отвращением. — Как ты сам с собой жить можешь после того, что сделал? — Мадара не стал дожидаться ответа и, посмотрев на Итачи, положил руку на его плечо и сжал. — Я буду за порогом. Если тебе есть что ему сказать – не сдерживайся, — Итачи прикусил губу и кивнул. Он дождался, пока Мадара выйдет из квартиры и перевел взгляд на отца, который даже не смотрел в его сторону. Итачи горько усмехнулся. Его отец не может смотреть на него не из-за чувства вины, а из-за того, что он очень похож на свою мать. — Ты ненавидишь меня? — вдруг услышал Итачи тихий голос. — Нет. — Тогда… — Фугаку, наконец, перевел на него взгляд, а Итачи не договорил. — Я ничего не чувствую к тебе. Ни ненависти, ни даже жалости, — продолжил он, опуская лицо так, что челка закрывала глаза. — Не было ни дня, чтобы я не вспоминал о тебе, Итачи, — парень приподнял брови и, улыбнувшись, покачал головой. — Думаешь, это оправдывает то, что ты сделал? Продав беззащитного ребенка в шесть лет в бордель, ты надеялся не чувствовать вину? — Я должен был хоть как-то содержать твоего младшего брата… — Ценой моей жизни!? — сорвался Итачи, яростно глядя на него. — Я… никогда не прощу то, что ты сделал. Я не знаю, как ты себе смог это простить, — Итачи развернулся и быстрым шагом направился к выходу из квартиры и остановился он только тогда, когда услышал тихий голос своего отца. — Я и не простил, — Итачи прикрыл глаза, тяжело вздыхая, но заставил себя выйти из квартиры. С каждым шагом вниз по лестнице он чувствовал, как успокаивается его душа. С каждым пройденным расстоянием от квартиры отца, он чувствовал свободу, которая буквально заполняла его. Да, он до сих пор не принадлежит самому себе, он до сих пор является проституткой борделя, но теперь он знает. Теперь он знает – кто он. Теперь он точно знает, чего он хочет.

***

Итачи проводит вверх по груди Мадары руками, а его голова покоится на его плече. Громкая музыка и ярко-розовый свет даже не раздражают его. Он чувствует руки Мадары на своем теле, а сам он сидит на его коленях. Мадара сидит на большом диване и пьет виски, пока Итачи выцеловывает его шею, оставляя маленькие засосы. Он чувствует, как пальцы Мадары перебирают его распущенные волосы, которые спадают вниз по спине. За прошедшее время они доросли чуть ниже лопаток, а челка обрамляла его лицо с двух сторон. Они с Мадарой сидят на первом этаже, где почти все клиенты присматривают себе проститутку на ночь. Он чувствует на себе чужой взгляд, но как только хочет повернуться, Мадара приподнимает его голову за подбородок и впивается в губы поцелуем. Он проводит по пухлым губам языком, заставляя их приоткрыться, а когда Итачи хочет углубить поцелуй, Мадара отстраняется и смотрит за его спину. Парень усмехается, он почти уверен, что Мадара переглядывается с каким-то мужчиной, который, видимо, посмотрел на него. Итачи начинает целовать линию скулы мужчины, и он чувствует, что рука, освободившаяся от пустого стакана виски, опускается на диван. — Принести тебе еще? — спрашивает он, заглядывая в глаза мужчины. Тот вновь целует его, на этот раз коротко, и кивает. Итачи встает с его колен и забирает стакан. Он не хочет отходить от Мадары сейчас, когда тот, почему-то, захотел посидеть на первом этаже перед тем, как подняться в его комнату. Подойдя к спиртному, Итачи старался не сводить глаз с мужчины. Он видел, как с двух сторон от него садятся девушки, а Мадара им улыбается. Когда стакан был наполовину полон, Итачи поправил красное кимоно и, кинув в стакан лед, возвращается в комнату, протягивая стакан мужчине. Итачи бросает испепеляющий взгляд на девушек, которые испуганно покосились друг на друга, начиная отстраняться от Мадары. Этот самый взгляд должен был означать «он мой», и он прекрасно выполнял свою задачу. Все в борделе до сих пор помнили, что случилось с Тэккой. Если к Мадаре и подходили девушки и юноши, они старались это делать так, чтобы Итачи не видел, боясь в первую очередь за себя. В борделе все знали про то, что к Итачи, кроме Мадары, мужчины не имеют права приходить. Им оставалось только смотреть на это с черной завистью в глазах, спрашивая, почему им не повезло так же, как и Итачи. — Ничего больше не хочешь? — спросил Итачи, вновь садясь на колени Мадары, кладя свои руки на его плечи. Мадара ухмыльнулся, а его руки легли на щеки Итачи, сжимая их. — Разве что тебя. — То, что ты хочешь, — глаза Итачи выражают желание, и Мадара не может сопротивляться порыву прижаться к пухлым губам, чтобы вновь ощутить их сладость. — Давно принадлежит тебе, — Итачи говорит это в поцелуй, и Мадара ставит свой стакан виски рядом с собой на диван, не опасаясь того, что он может упасть, и берет Итачи на руки, чувствуя, как руки того сжимаются на его плечах. Он прикасается своим лбом ко лбу Мадары и прикрывает глаза. В борделе играет громкая музыка, а ярко-розовый свет раздражает глаза. Вокруг грязь и разврат, а Итачи чувствует себя счастливым, когда руки Мадары крепко сжимают его в объятьях. Он каждый раз задается вопросом: Что было бы, если бы Фугаку все-таки не продал его в бордель? Вырос бы он таким смышленым или же был бы глупым, избалованным мальчишкой? Был бы у него такой характер, который Мадара часто называл невыносимым и упрямым? А самое главное, любил бы он Мадару так, как любит сейчас? Или же они просто считали бы друг друга дальними родственниками, встречаясь только тогда, когда это необходимо? Чувствуя губы Мадары на своих, чувствуя его вкус, его сильные руки на своем теле, он понимает, что готов простить своего отца только за то, что позволил ему узнать вкус этой любви, которую он бы никогда и ни на что не променял.

1940 год.

Итачи сидел в своей комнате за столом и перебирал в руках деньги, подсчитывая их в уме. Он иногда посматривал на себя в зеркале, но потом вновь возвращался к подсчетам. Он положил деньги в нижний шкафчик, где лежала шкатулка с фотографиями, и закрыл его на замок. По его расчетам, он сможет выкупить себя из борделя меньше, чем за две недели. Его губы начали растягиваться в улыбке, а сам он встал и пошел на выход из комнаты. Подумать только, прошло еще пять лет. Итачи казалось, что это всего лишь миг. Он не чувствовал никакой разницы, а время пролетело так быстро, что он и не успел осознать, что в этом году ему исполняется двадцать пять. Его внешность почти не менялась, разве что ушла детская округлость лица, чуть заострились черты, а ямочки под глазами стали еще более глубокими. С фигуры ушла некая мальчишеская угловатость. Спустившись вниз по ступенькам, он заметил, что девушки и юноши сидели на диване и слушали вещание по радио. Тсунадэ тоже была там, а ее лицо было напряженным. Он встал рядом с ней и начал вслушиваться в вещание. Его брови приподнимались от удивления с каждым словом диктора. Он видел напуганные взгляды юношей и девушек, а сам посмотрел на Тсунадэ, которая прикусывала губу. Когда вещание закончилось, еще совсем юный, тринадцатилетний мальчик испуганно посмотрел на всех. — Началась война? Но как же так? Теперь мы все… — Нас это не касается, — сразу перебила его Тсунадэ, строго смотря на всех. — Я не желаю видеть ваши испуганные лица. На фронте будут сражаться мужчины, а вы будете делать то же, что и всегда делали, вам все ясно? — юноша сразу замолк, а остальные начали переглядываться друг с другом. Тсунадэ наклонилась, чтобы выключать радио. Смерив всех недовольным, злым взглядом, она пошла к своей комнате. Итачи проводил ее взглядом и нахмурился. Он редко видел ее в таком расположении духа. Она очень редко нервничала. — Кто бы мог подумать, что начнется война… — сказала одна из девушек, а Итачи приподнял бровь. — Война началась год назад, — ровным тоном сказал он, даже не глядя на нее. Со стороны можно было сказать, что его взгляд был высокомерным. Итачи не мог этого отрицать. Он всегда считал, что не знать элементарные вещи – неправильно. — Не умничай! — сказала уже другая девушка, а Итачи, не удостоив ее ответом, пошел вслед за Тсунадэ. Итачи удивился, когда увидел, что дверь комнаты Тсунадэ не закрыта, коротко постучав по ней, он зашел внутрь и увидел, что Тсунадэ сидит на своей кровати, смотря на какую-то фотографию и поджимает губы. Он заметил, что ее подбородок подрагивает. Заметив Итачи она мигом убрала фотографию, а он мог поклясться, что увидел в ее глазах блеск. — Тсунадэ-сама? — Разве я не учила тебя стучать, прежде, чем зайти!? — грубо спросила Тсунадэ, разъяренно смотря на него. — Я стучал, — Итачи опустил глаза в пол, а потом вновь посмотрел на нее. Ее плечи опустились, и она прикрыла глаза руками. Он медленно подошел к ней и опустившись на колени, отвел ее руки от глаз. — Тсунадэ-сама, вам не стоит так переживать. Ваш муж вернулся после первой мировой в целости и сохранности. Он хороший солдат, а главное хороший стратег. — С тех пор прошло более двадцати лет, Итачи. Он немолод, но… — ее взгляд стал жестче, она посмотрела в черные глаза Итачи. — Это не твои проблемы. Тем более, — она горько усмехнулась, проводя рукой по его щеке. — У тебя своих достаточно, — она встала с кровати, обходя Итачи, который поднялся вслед за ней, и пошла к своему зеркалу. — Скажи, мальчик мой, сколько тебе не хватает денег для того, чтобы выкупить себя? — поинтересовалась она, расплетая свои светлые волосы. Она взяла в руку расческу, начиная вести ей по волосам. — Не очень много, — неопределенно говорит он, пожимая плечами. — Думаю, что я проведу здесь еще максимум месяц. — А что ты планируешь делать потом? — спрашивает она, глядя на него через зеркало. Ее карие глаза блестят, а губы растягиваются в слабой улыбке. — Ты рос на моих руках, — в ее глазах показалась грусть, но сразу же исчезла. — Я никогда раньше не видела таких красивых детей, как ты, — Итачи ничего не ответил, а она продолжила. — Ты был таким маленьким, потерянным. Ты знаешь, твой отец сначала продал тебя Орочимару, — на ее красивом лице отразилась брезгливая гримаса. — Ты многое слышал о нем, ведь так? — оставляя вопрос без ответа, она продолжила. — Он сказал, что ему не нужны дети и продал тебя мне. Жалел потом сильно, когда впервые увидел тебя. Ты этого не помнишь, — она вновь заплела свои волосы в два хвоста и пошла к софе, садясь на нее. — Он столько раз просил продать тебя ему. Какую только цену не предлагал, а я говорила ему, что ты принесешь мне денег во много раз больше, чем он предлагает, скрывая, что уже тогда привязалась к тебе, — Итачи удивленно раскрыл глаза и свел брови. Тсунадэ никогда не говорила ему этого. Он всегда считал, что он для нее является лишь учеником, как и многие фавориты до него, а сейчас, видя ее взгляд, он даже представить не мог, как сильно ей плохо. То ли от того, что ее мужа призвали, то ли от самого факта вступления Японии в войну, то ли от всего вместе взятого. — Так скажи же, малыш, чем ты собираешься заниматься, когда уйдешь отсюда? — Итачи присел рядом с ней, а уголок его губы дрогнул в слабой улыбке. — Хочу учиться, а потом работать. Так, как работают все. Ни от кого не зависеть. Жить так, как хочется мне. — А твой Учиха? Ты будешь поддерживать связь с ним и далее? — Итачи, не думая ни секунды, кивнул. — Да. — Сейчас многих призывают, Итачи. Почти весь молодняк уходит на фронт. Да и не только. Нам остается только надеяться, что жертвы будут минимальными… Честно говоря, думаю, что бордель прекратит свое существование. — Что будет с теми, кто здесь работает? — спросил Итачи из интереса. — Для нескольких приближенных у меня есть работа, в которой не нужно будет продавать свое тело. Остальные же пусть делают, что хотят. Если хотят продолжать работать в этой сфере, Орочимару может позволить взять их к себе. — Орочимару является вашим другом? — интересуется Итачи, а Тсунадэ пожимает плечами. — Мы знакомы с детства. Скорее он уже очень давний соперник. — Позвольте задать еще один вопрос, — попросил он, опуская взгляд черных глаз в пол. — Что будет с Конан? После того, как я уйду, а бордель закроется, она… — Я же сказала, что приближенные останутся со мной. Конан одна из них, — улыбнулась женщина и вздохнула. — Итачи, мой мальчик… — она покачала головой, а ее руки легли на волосы Итачи. — Ты же знаешь, что ты мог бы быть на свободе еще давно, если бы дал нам найти Дейдару. — Дейдара обрел свое счастье, — сказал Итачи. — Я не мог взять и отобрать это счастье у него. Он не виноват, что его мать задолжала вам. — Ты тоже не был виноват в том, что сделал твой отец, Итачи. — Дейдара бы поступил также, Тсунадэ-сама, — женщина кивнула. — Вопрос о том, почему ты не дал Учихе выкупить себя, я не буду задавать. Я знала, что ты не позволишь этого, будь то Учиха или же кто-либо другой. Я горжусь тобой, мальчик мой, — Итачи кивнул ей и, взяв руку, которая перебирала его волосы, он поднес ее к своим губам, оставляя поцелуй. — Благодаря вашему воспитанию, Тсунадэ-сама, — сказал он, а она кивнула. Когда через полчаса разговора о том, как женщину беспокоит нынешние положение, она уснула прямо на софе, Итачи вышел из ее комнаты, осторожно закрывая за собой дверь. Часы показывали пол четвертого, в зале вовсю проводилась уборка. Входная дверь была открыта и в больших запечатанных коробках внутрь вносили выпивку. Он прошел к лестнице и поднялся в свою комнату. Пройдя к шкафу, он достал кимоно потеплее. Сейчас было только начало ноября, и на улице было прохладно. Скинув с себя привычное белое кимоно, которое он уже давно про себя называл домашним, он невольно посмотрел в зеркало на татуировку в виде ворона. Она больше не была такой ярко-черной, цвет становился более тихим, можно сказать даже с темно-зеленым отливом. Если дотронуться до плеча, можно было ощутить шрамы от ожогов, оставленные Тэккой. Мадара часто целовал это плечо, проводил по шрамам языком, срывая с губ Итачи стоны. Он часто говорил ему, что ни один шрам не в силах испортить его. Часто говорил Итачи, что он до безумия красив, вместе с этим умудряясь каким-то образом подкалывать его. Итачи улыбнулся сам себе, неспешно надевая на себя нежно-голубую ткань. Сейчас он и представить себе жизни без Мадары не может. Разумеется, за пять лет они успели множество раз поссориться и также множество раз помириться. Итачи буквально чувствовал, что не может дышать, если Мадара не приходит к нему больше, чем три дня. Не признаваясь самому себе, что ему бывает не по себе, когда Мадары нет и дня. Мужчина всегда целует его так, будто это в последний раз. Его объятия так крепки, что заставляют Итачи таять в них. За один взгляд Мадары, он готов на все, что угодно, но мужчине всегда его мало. Каждое их занятие любовью сопровождается словами Мадары о том, что Итачи принадлежит ему и только ему. Он берет его с жадностью, ставит свои метки в виде засосов и синяков, а Итачи все никак не может донести до мужчины, что он прав. Что Итачи, который всегда остерегался того, чтобы кого-то так полюбить, полностью зависим от Мадары. Итачи закрыл свою комнату на ключ и спустился на первый этаж, собираясь выйти на улицу. Снаружи хоть и был ветер, все равно светило солнце. Не такое яркое, как по утрам. Оно уже принимало красный оттенок, предупреждая о будущем закате. Итачи любил так прогуливаться, тем более, когда дел, в общем-то и нет. Он помнил все улицы, по которым гулял в детстве с Дейдарой и Конан. Помнил, где именно впервые встретил Мадару, который чем-то угостил его. Помнил все последующие случайные встречи. И помнил их первый поцелуй, который произошел возле незнакомого пустого дома, что находился неподалеку от борделя. Наверное, если бы Итачи не знал, что Мадара зависим от него так же, как и он зависим от Мадары, он бы не позволил себе опуститься с головой в их странную, но все равно сильную любовь. Когда Итачи вернулся к борделю, он понял, что гулял около трех часов. Поужинав, он направился к себе в комнату. Когда дверь в его комнату раскрылась в следующий раз, часы показывали ровно девять, а на пороге стоял Мадара. Итачи, читавший книгу, оторвался от ее строк и улыбнулся. Положив книгу на софу, он прошел к мужчине, протягивая руки для объятий. Они обвили шею Мадары, а тот, не говоря ни слова впился в губы Итачи. Поцелуи Мадары были не такими, как обычно. Они были более медленными, а нежность странным образом преобладала над страстью, что бывало очень редко. Он чувствует, как руки мужчины расплетают его волосы и зарываются в них, прижимая Итачи еще ближе, углубляя поцелуй. Итачи всегда позволял Мадаре доминировать, и когда сильные руки легли на его бедра, подхватывая его, Итачи даже не удивился. Не разрывая поцелуя, Мадара пронес его через всю комнату, останавливаясь у футона. Поставив Итачи на ноги, Мадара, наконец, заглянул в черные глаза, встречаясь взглядами. Сердце Итачи тревожно застучало, когда он увидел взгляд Мадары. Он был какой-то… рассеянный. Никогда прежде он не видел такого взгляда у мужчины. Ложась на Футон, Итачи позволил Мадаре самому раздеть себя. Мадара привычно припустил его кимоно с плеч, и там, где участок тела открывался, сразу появлялись поцелуи Мадары. Развязав пояс кимоно, Мадара лег между ног Итачи, которые поспешно обхватили его бедра. Руки Итачи помогали снимать рубашку Мадары, чуть царапая длинными, накрашенными черным лаком, ногтями. Мужчина перехватил его руку и прижался к ней губами, прикрывая глаза. — Что произошло? — тихо спросил Итачи, дотрагиваясь до щеки Мадары, который отрицательно покачал головой. Итачи не знал, что этот жест мог значить. То ли то, что ничего не произошло, хоть он и знал, что это не так. То ли то, что Итачи не нужно знать, что именно произошло. У Итачи не было возможности понять. Он чувствовал, как Мадара проводит языком по его шее, чуть покусывая кожу и спускается на ключицы. Пальцы мужчины подготавливают Итачи для себя, своими движениями вырывая с его губ тихие стоны, вперемешку с именем Мадары. Итачи приподнимается, чтобы вновь прикоснуться к губам Мадары. Он помогает Мадаре снять штаны, а когда мужчина прижимается к нему обнаженным телом, Итачи прикусывает губу, выстанывая что-то, понятное только ему самому. Он чувствует возбужденную плоть Мадары, чувствует, как его сильные руки оглаживают каждый миллиметр его тела, чувствует губы Мадары, которые находились, казалось, везде. Его волосы разметались по подушке, на бледной коже виден яркий румянец, а губы были опухшими от поцелуев. Он почувствовал поцелуй в лоб и раскрыл свои глаза, встречаясь взглядом с Мадарой, который начинает вести носом от его виска до скулы. Его губы ловят мочку уха Итачи, заставляя того покраснеть еще сильнее, а по телу пройтись мурашкам. — Малыш… — Итачи прикусывает губу, а Мадара продолжает шептать. — Ответь мне, почему я так хочу тебя, что никак не могу насытиться? — Итачи чувствует, как его сердце начинает биться еще сильнее, хотя он не знал, что это возможно. Он не понимал, почему у Мадары такой голос. Он не понимал, почему Мадара ласкает его так… медленно, нежно, совсем не в своей манере. — Почему мне кажется, что если тебя не будет в моих руках – мне нет смысла жить? Итачи поворачивает голову к нему, мягко целуя его губы, стараясь показать, что он всегда будет в его объятиях. Что ничто не сможет их разлучить тем более после того, что они пережили вместе. Итачи чувствует, как Мадара кладет его ногу себе на плечо, а к его входу прижимается его возбужденная плоть. Он прикусывает губу, когда Мадара совершает первый толчок, удивляясь, что после стольких лет, он до сих пор чувствует боль, когда Мадара входит в него. Его руки царапают спину Мадары, хватаются за его волосы, пока тот входит в него до конца. Он начинает медленно двигаться, и останавливает Итачи каждый раз, когда тот хочет увеличить темп. Не позволяет. Будто бы мучает. Их губы вновь слились в поцелуе, прерываясь только на то, чтобы глотнуть воздух. Итачи вскидывает бедра навстречу мужчине каждый раз, когда плоть внутри проходится по простате. Он выгибается в руках Мадары, которые лежат на его талии, мягко сжимая ее. Итачи не мог вспомнить, когда Мадара брал его так, как берет сейчас. Нежно, не торопясь, прочувствовав каждое прикосновение друг к другу, каждый толчок, каждый поцелуй. Итачи начинает стонать в губы мужчины, когда его рука обхватывает возбуждение Итачи, а сам мужчина все-таки ускоряется, но не сильно, все равно держа темп. Итачи прижимается к нему всем телом, прикрывая глаза. Он прикусывает плечо Мадары до крови и зажмуривается, изливаясь на его живот и грудь, а Мадара, продержавшись не многим дольше, крепко обнимает его, а в следующий момент Итачи чувствует его семя внутри себя. Они стараются отдышаться, а Мадара расслабленно целует его скулу, не выходя из него. — Мадара…? — Хм? — Что произошло? — мужчина заглядывает в его глаза и, коротко поцеловав, выходит из него, поднимаясь на ноги. Взяв свои штаны, он достал что-то из заднего кармана и протянул Итачи. Итачи понял, что это была сложенная в четыре раза фотография Мадары. На ней ему было около двадцати пяти лет. Нахмурившись, Итачи вновь перевел взгляд на него. — Итачи, — он наклоняется и накрывает на плечи Итачи одеяло, укутывая его. Помогая ему встать, он придерживает его за талию, а Итачи выжидающе смотрит на него. — Меня призвали, малыш, — ровным тоном говорит Мадара. Итачи в шоке раскрыл глаза, и ему показалось, что весь воздух разом выбили из легких. — Что?! Как… но ты же… — мысли перепутались в голове, Итачи чувствовал лишь резкую боль в районе груди. — Но разве ты не можешь… — Если бы я мог того избежать, то поверь, не стал бы терять возможности. Факт остается фактом, — он видел, что зрачки Итачи расширились, и он начал часто дышать. Мадара начал понимать, что у парня начинается истерика. — Итачи, послушай меня, — парень отмахивался от его рук, продолжая удивленно смотреть в его глаза. Он задавал сразу несколько вопросов до тех пор, пока Мадара не ударил ладонью по его щеке. Это был слабый, но ощутимый удар, который немного привел его в себя. — Малыш, послушай меня, — он сжал щеки Итачи в своих руках, не давая отвести взгляд. — Я не могу тебе обещать, что вернусь, Итачи. — Не говори так, прошу, — Мадара видит, что глаза у парня на мокром месте, а его лицо бледнее, чем обычно. Он старается укутать его в одеяло сильнее, чтобы согреть хоть как-то, потому что чувствует, что у него ледяные руки, хоть он и знает, что у Итачи руки холодные только в том случае, если он нервничает. — Я знаю, что тебе осталось совсем мало, чтобы не работать здесь. Выполни одну мою просьбу, — Мадара поджал губы и пронзительно посмотрел на парня. — Возьми недостающую сумму у меня. Я знаю, что тебе претит это, но я не вынесу, если буду знать, что кто-то другой касается тебя, я этого не переживу… — он наклоняется, чтобы прикоснуться своим лбом ко лбу Итачи. — Я сделаю все, чтобы вернуться к тебе. Я буду слать тебе письма при любой возможности, а когда ты переедешь отсюда, то напишешь свой новый адрес, хорошо? — Итачи кивал, а его губы начали дрожать, заставляя Мадару приподнять его подбородок и мягко прикоснуться к этим губам. Он обнял его за плечи, а Итачи прикрыл глаза теряясь в этих сильных руках. Он чувствовал, как Мадара зарывается носом в его волосы, и к его горлу подкатывает горький ком. — Я сделаю все, как ты скажешь, но ты должен пообещать мне, что вернешься, — Итачи поднимает голову и упрямо смотрит в черные глаза. Мадара поджимает губы. — Итачи… — Пообещай мне, что вернешься, Мадара! — он повысил тон, чувствуя, что слезы все-таки наворачиваются на его глаза, а мужчина кивнул, начиная сцеловывать редкие слезы, скатившиеся с щеки Итачи. — Я вернусь к тебе, — тихо говорит Мадара, а потом добавляет: — Обещаю. Когда мужчина поднимает Итачи на руки и идет к софе, садясь на нее, тот уже почти пришел в себя. Осознание происходящего все равно казалось ему чьей-то очень злой шуткой. Он чувствует, как Мадара сажает его к себе на колени и утыкается носом в его шею. Итачи почти уверен, что у мужчины закрыты глаза. Взгляд Итачи привлекает фотография Мадары, что он оставил у футона, и он отстраняется, чтобы посмотреть в его лицо. В лицо его возлюбленного. Синяки под глазами Мадары видны сильнее, чем обычно, его лицо похудело, в меру пухлые, четко очерченные губы, чуть заметно улыбаются ему, черные глаза смотрят на него с безумной любовью. Он проводит рукой по длинным, вновь растрепанным волосам, и горько улыбается. — Тебе придется отстричь волосы, так ведь? — спрашивает Итачи. — Да. — Когда ты вернешься ко мне, тебе придется их вновь отращивать, ты знаешь? — он старается улыбнуться так, чтобы это получилось не так жалко, но у него не получается. Он лишь чувствует на своей щеке руку Мадары, которая прикасается к его челке. — Ты тоже не вздумай свои отрезать, — говорит Мадара, продолжая крепко обнимать парня, сидящего у него на коленях. Если честно, он не так уж сильно боится выйти на фронт и сражаться за свою страну. Он не боится погибнуть, хотя, наверное, должен бы. Единственное, чего он боится, так это забыть родной взгляд больших, черных глаз Итачи. Боится забыть вкус его поцелуев, а больше всего боится забыть это невероятное ощущение тела Итачи, сидящего на его коленях.

***

Итачи сидел на длинном диване, подложив под себя ноги. Он смотрит на входную дверь в ожидании почтальона. Вокруг него прибирают комнату после вчерашнего вечера, недовольно поглядывая в его сторону, но он не обращает ни на кого внимания до тех пор, пока рядом с ним кто-то не садится. Резко повернув голову, сразу нахмуриваясь, он видит Конан, взгляд которой выражает грусть. Она положила руку на его плечо, но он скинул ее, отворачиваясь. — Мне не нужна твоя жалость, — грубо говорит он, поджимая свои пухлые губы. Конан вздохнула. — Итачи, ты живешь от письма до письма. Не ешь совсем, осунулся и… — Конан… — тихо сказал Итачи, заставляя девушку замолчать и покоситься в пол. Она не знала, что делать. Не знала, как помочь. С того дня, как покровитель Итачи ушел, тот, словно, перестал жить. Его взгляд почти всегда ничего не выражал, его лицо было бледным, а руки теперь никогда не были теплыми. Она помнила, как Итачи отдал Тсунадэ деньги за себя, но в тот день ни на чьем лице не было улыбки. Ни у Тсунадэ, ни у Итачи. Итачи попросил у Тсунадэ оставаться в борделе, платя ей за свою комнату. Он сказал, что если вдруг у кого появится покровитель, он тут же съедет отсюда, но пока что, чтобы получать письма Мадары, он подумал, так будет лучше. Не хотелось признавать, но в голову забирались параноидные мысли, что если он напишет какой-то новый адрес, а его письмо вдруг не дойдет, то Мадара будет продолжать писать письма сюда, а он не сможет их получать. Это было полной чушью, но так Итачи было действительно спокойнее. Ему было неприятно здесь жить, все-таки это место хранило в себе не лучшие воспоминания его жизни, которые с Мадарой, он будто забывал. Сейчас же все воспоминания о его жизни возвращались, заставляя брезгливо смотреть на все. Многие бы сказали, что у него запоздалая реакция. Итачи плевал на то, что кто-то что-то бы там сказал. Когда он увидел, что к зданию подходит мужчина, его глаза будто ожили. Он начал чаще дышать, а Конан покачала головой. За те шесть месяцев Мадара прислал Итачи всего четыре письма, но тот все-равно каждую неделю ждал мужчину, который, возможно, принесет с собой в письме хоть какие-то известия от его возлюбленного. Итачи встал с дивана, наступая на осколки бутылки со вчерашнего вечера, даже не обращая на это внимания. Бордель продолжал работать также, как и раньше, но Конан видела, что с каждым месяцем мужчин становится все меньше и меньше, что только подтверждало то, что бордель закроется. Когда Итачи зашел внутрь, на его губах была слабая улыбка, а в руках он держал маленький конверт. Он опустил голову, а его челка почти закрыла его лицо. Конан облегченно вздохнула и улыбнулась, чувствуя, что если бы Итачи и в этот раз не пришло письмо, то его состояние ухудшилось бы еще сильнее. Итачи крепко держал письмо в руках, когда поднимался к себе в комнату. Сев за стол, он начал открывать письмо, доставая оттуда листы бумаги, жадно вглядываясь в строки.

Здравствуй, Итачи. Я могу лишь извиниться за то, что так долго не мог выйти с тобой на связь. Не могу передать словами, как сильно скучаю по тебе. Я не могу тебе сказать, что мне легко, но осознание того, что ты в безопасности – дает мне силы. Каждый день мы теряем много людей, я вижу столько крови, что мне кажется, что я весь запятнан ей, но я не хочу, чтобы ты, читая это письмо, думал о плохом. Я хочу, чтобы ты знал, что я просыпаюсь с мыслями о тебе и засыпаю с мыслями о тебе. Сейчас, тут, где нету места для чего-то хорошего, я вспоминаю взгляд твоих глаз, а на моей душе сразу становится тепло, и я чувствую, что смогу пережить этот день. Смогу пережить многие дни только для того, чтобы посмотреть в них еще раз. Я получил все письма, что ты мне слал, но не имел возможности ответить, не грусти, когда не получаешь от меня письма, даже если одно из них потеряется, я обязательно напишу следующее, чтобы убедить тебя, что со мной все хорошо. Даже представить не можешь, как я соскучился по твоему телу. Часто мне снится, как мы занимаемся любовью, я будто наяву чувствую твои прикосновения, твои губы, твои волосы, но просыпаться после таких снов еще тяжелее, потому что я даже примерно не знаю, когда смогу, наконец, увидеть тебя. Меня убивает чувство ревности, хоть я и знаю, что ты верен мне. Даже мысль о том, что кто-то может просто видеть тебя усиливает мою ярость, хотя, возможно, она и мне помогает выживать каждый день. Итачи, если бы я мог, то писал бы тебе письма целыми днями, потому что время здесь ценится больше, чем все остальное. На самом деле, почти каждое письмо я продумываю до мелочей, чтобы при появившейся возможности не терять ни минуты, но ни одно письмо не может показать насколько сильно я скучаю. Это письмо не в силах показать тебе то, что я чувствую, а мне остается лишь надеяться, что ты и сам все знаешь. Я люблю тебя, Итачи. Никогда этого не забывай.

Итачи откладывает письмо и откидывается на спинку стула, прикрывая глаза, облегченно вздыхая. Мадара жив и не ранен, а это самое главное. Он прикусывает губу, сдерживая порыв разбить зеркало в которое видит себя. Такого слабого, жалкого. Он ненавидел таких людей, всегда говорил, что никогда таким не будет, несмотря на обстоятельства. На своем жизненном опыте он научился не зарекаться. Открывая нижний ящик, он кладет туда письмо Мадары поверх всех остальных писем. Их не так много, но каждое ценнее всего, что было у Итачи. Когда он пишет письмо в ответ, ему кажется, что его рука сама знает все, что он хочет сказать, потому что в мыслях сейчас нет ничего. Счастье от осознания того, что Мадара жив не давало даже вчитываться в собственный почерк. Письмо получилось длиннее, чем у Мадары, и Итачи сразу вложил листы бумаги в конверт. Он никогда не перечитывал свои письма, считая, что написанное от души, без лишних исправлений и поправок – это самое искреннее, самое правдивое, что может отразиться на бумаге. Потому что, как и сказал Мадара, ни одно письмо не может выразить их чувства даже на половину. Он забинтовал ногу, которую начало саднить от порезов и спустился вниз, чтобы отдать письмо Тсунадэ, которая и отправляла их. Он увидел, что в гостиной никого из девушек и юношей не было, а на диване, напротив Тсунадэ сидит взрослый мужчина. Он сразу обратил внимание на Итачи, а его губы расползались в какой-то слишком злой улыбке. Кожа мужчины была бледна, а его волосы были длинными и черными, он был возраста Тсунадэ, и в его желтых глазах был хитрый блеск, который заставлял Итачи хмурится. Не надо было много ума, чтобы догадаться, кто это. — Тсунадэ-сама, — начал Итачи, спускаясь вниз по лестнице. Он не сводил взгляда с мужчины и чуть приподнял подбородок. — Могу я вам передать письмо сейчас? Или вы заняты? — Тсунадэ протянула ему руку, и Итачи, подходя к ним, вложил в нее письмо. Он, наконец, перевел взгляд на женщину, а боковым зрением видел, что мужчина, положив руку на подбородок, осматривал Итачи. Волосы Итачи были заплетены в хвост, а на нем было привычное белое кимоно, разве что отличало его от других то, что на нем был рисунок из черных узоров. Когда Итачи собирался уйти обратно в свою комнату, его остановил хриплый голос мужчины. — Итачи, может быть составишь мне компанию? — Итачи развернулся к нему и приподнял бровь. Он мог понять, что Тсунадэ наблюдала за дальнейшими его действиями, а сам заметил, что мужчина похлопал по дивану рядом с собой. — Разве я продемонстрировал хоть каплю желания составить вам компанию? — ровным тоном спросил Итачи. Мужчина рассмеялся и перевел взгляд на Тсунадэ — Все твои проститутки такие дерзкие, или только этот? — Он указал на Итачи большим пальцем, а тот даже не повел бровью. — Я могу взять его к себе на некоторое время, — его усмешка становилась сильнее, а взгляд опять упал на Итачи. — Мигом перевоспитаю. — Не думаю, что это потребуется, Орочимару, — хмыкает Тсунадэ. — Итачи шесть месяцев назад выкупил себя, — на его лице отразилось удивление, а потом он фыркнул. — Тогда почему ты держишь его здесь? — Он платит за комнату. Сейчас, как ты знаешь, мне нужны любые деньги. — И какими-же деньгами, могу я поинтересоваться, он платит, не работая? — он обращается к Итачи, а тот пожимает плечами. — Я не думаю, что знание о том, как я расплачиваюсь за комнату может стать вам полезным. — И все-таки? — Итачи молчит, игнорируя вопрос, а Орочимару, когда понимает, что ответа он вряд ли дождется, поворачивается к Тсунадэ. Его взгляд кажется злым и недовольным. — Мальчишка был фаворитом, не так ли? Это объясняет его заносчивость. Я всегда говорил тебе, что твои привилегии для тех, у кого хорошие клиенты – до добра не доведут. Возможно, как раз из-за этого этот бордель и закрывается. — Однако качество моего борделя всегда было лучше твоего. Еще не было такого, что мужчина, придя сюда один раз, не возвращался потом вновь. — Я могу дать за него, — он кивнул Итачи. — Тебе цену пяти твоих девочек, — Итачи приподнял бровь, а потом улыбнулся. — Видимо у вас проблемы со слухом. Как сказала Тсунадэ-сама, я свободен, а если вы хотите кого-то купить, меня это не касается, — Итачи встретился со злым взглядом желтых глаз, а когда их обладатель поднялся с дивана, собираясь подойти к нему, он не отошел ни на шаг. — Орочимару, у мальчика серьезные связи. Не стоит ему угрожать, — спокойным тоном сказала Тсунадэ, откидываясь на спинку кресла. — Себе дороже, — мужчина фыркнул и обернулся, чтобы посмотреть на нее. — Если у него такие серьезные связи, то почему же он ими не воспользуется и не съедет отсюда? — Это так странно, — начал Итачи, чуть хмуря брови. Орочимару и Тсунадэ перевели взгляд на него. — Большинство людей часто интересуются тем, что их совершенно, ни в коей мере не касается, — он развернулся спиной к мужчине, кидая на него взгляд через плечо. — Я потерял какой-либо интерес к беседе с вами, Орочимару, — он пошел к лестнице медленным шагом, когда услышал злой голос мужчины: — Не стоит так разговаривать со мной, гаденыш. Что сможет сделать мне твой покровитель, когда его даже нет здесь? — Мой покровитель, — начал было Итачи. — Сделает все, что угодно, стоит мне лишь заикнуться об этом, — он ухмыльнулся мужчине и направился вверх по лестнице, игнорируя полный ярости взгляд. Хоть беседа и получилась малоприятной, Итачи чувствовал себя удовлетворенным. Даже несмотря на то, что Мадары сейчас и близко нет рядом с ним, что там, его не было даже в пределах Японии, он чувствовал себя защищенным. И, наверное, лучше этого чувства за последние шесть месяцев, он не чувствовал ничего. Через три месяца бордель действительно закрылся. Тсунадэ переехала к себе домой, все реже и реже посещая это место, отправив большую часть девушек и юношей к Орочимару. Некоторые, которым Тсунадэ предложила другую работу, остались жить в этом здании, платя ей за свою комнату. Еще через два месяца, когда вернулся ее муж, который не смог дальше быть на фронте из-за того, что получил сильное ранение, она переселила жить к себе Конан, которая стала сиделкой для него. Итачи продолжали приходить письма, которые он с каждым разом ждал все сильнее, но по прошествии двух лет, они стали приходить все реже, пока и вовсе не перестали.

1943 год.

— Итачи…? — он медленно раскрыл глаза и сфокусировал взгляд на девушке, что трясла его за плечо. — Итачи… — ее голос слабо звучал в его ушах. Голова нещадно болела, все мышцы затекли, а волосы неприятно лезли на лицо. — Ты опять выпил! Сколько можно говорить, что алкоголь никак не поможет тебе! Вставай немедленно! — Не так громко… — прошептал он, чувствуя омерзительный привкус во рту. Он схватился за виски и прикрыл глаза. Вчера он действительно много выпил и заснул прямо на диване на первом этаже. Приоткрыв глаза, он заметил разъяренную Конан перед собой. Последнее время она начала чаще сюда приходить, оправдывая это тем, что Джирайе лучше и ее помощь бывает просто не нужна. На самом же деле, Итачи прекрасно знает, что она приходит для того, чтобы следить за ним. Он встает с дивана, слабо покачиваясь и направляется к ванной, игнорируя возмущенный взгляд девушки. — Ты понимаешь, что такими темпами угробишь себя? — она пошла за ним в ванную, а когда он скинул с себя в местах заляпанное чем-то кимоно, оставаясь обнаженным, она лишь прикусила губу и свела брови. — Итачи тебе нужно больше есть! Ты похож на призрака, у тебя ребра торчат! — Итачи ничего не отвечал. Он залез в воду и облегченно выдохнул. — Ты не понимаешь, что это ничего не изменит… тебе нужно жить дальше! — Итачи открыл глаза, а Конан вновь увидела абсолютно лишенный каких-либо эмоций взгляд. Уголки губ Итачи были припущены, а щеки впали. — Жить дальше... — тихо говорит он, а потом облокачивается головой об бортик ванной. — А есть смысл? — он вновь прикрыл глаза. — Ты обещал ему. Я знаю, что обещал. Итачи горько усмехнулся и покачал головой. — Он тоже мне много чего обещал, но я не получаю письма уже четвертый месяц. Я не знаю, жив он или мертв, я ничего не знаю! — его голос переходил в крик, а потом он, вдруг, остановился, замолкнув. Конан подошла к нему и села на бортик ванны, дотрагиваясь до острого плеча с татуировкой. Он не смотрел на нее, а она провела своей рукой по его волосам. — Итачи, я не могу представить всей боли, что ты испытываешь, — говорит она. — Я знаю, как ты любил, я наблюдала за твоими чувствами со стороны с самого начала, но ты не можешь просто поставить крест на себе. Сам Мадара бы этого не хотел, — Итачи отвернулся от нее, ничего не отвечая. Девушка прекрасно знала, что никакие слова не могли бы привести ее друга в себя. Казалось, из его черных глаз никогда не уходила глубокая печаль. Итачи никогда не был особенно общительным, но последнее время, он будто бы ушел в себя. Иногда он целыми днями сидел в своей комнате, просто уставившись в окно. Также часто она замечала, что он засыпает с фотографией Мадары в руке, а просыпаясь, он вновь клал ее в шкатулку и спускался вниз в ожидании письма, которое, как он на подсознание понимал, уже никогда ему не придет. На его губах теперь никогда не было улыбки. Итачи вылезает из ванны, не обращая внимания, что с его тела и волос течет вода, капая на пол. Конан протягивает ему полотенце, и он, забирая его из ее рук, накидывает себе на волосы и, обходя девушку, берет еще одно полотенце, обвязывая его вокруг бедер, выходя из комнаты. Итачи поднялся в свою комнату, скидывая с себя полотенце. Свое собственное отражение в зеркале раздражало. Слишком бледная кожа, слишком болезненный вид, в глазах будто потухла жизнь. Отросшие волосы неприятно липли к телу, и Итачи, судорожно вздохнув, подошел к столу, открывая верхний ящик, где лежат ножницы. Он встал перед зеркалом, ощупывая пальцами острые лезвия и, склонив голову на бок, сгребая все волосы в руку, резко отстригает их, разжимая руку с, теперь уже, мертвыми волосами, позволяя упасть им на пол. Он выпрямился и посмотрел на себя, тяжело дыша. Ножницы выпали из его рук с громким звоном падая на пол. Его грудь часто вздымалась, он подошел к зеркалу вплотную и оперся на него лбом, зажмуривая глаза. Черные волосы теперь были едва ниже плеч. Он отстранился и провел руками по своему лицу. Он чувствовал, что в его душе не осталось ничего. Ему было настолько больно, что он просто не мог чувствовать что-либо еще. Он не мог заставить себя подумать о том, что Мадара, возможно, уже мертв. Иначе почему он не пишет? Почему не дает о себе знать?.. Он лег на свой футон, утыкаясь носом в подушку. По карнизу стучали капли дождя, раздражающие слух, а пасмурная погода только нагнетала. В дверь постучали, а Итачи повернул голову к звуку. В двери показалась голова Конан, которая раскрыла рот, чтобы что-то сказать, а потом шокировано на него посмотрела. — Итачи, что ты сделал со своими волосами!? — она забежала в комнату, смотря на отстриженные волосы на полу, а потом резко переводя взгляд на него. — Совсем с ума сошел!? — Что ты хотела? — спросил он, игнорируя искреннее волнение девушки. Она подняла ножницы с пола и нахмурилась. — Зачем? — Они раздражали меня, и я их отстриг, вот и все, — она вздохнула и положила ножницы на стол, поворачиваясь к нему. — К тебе пришли, — сказала она, подходя к его шкафу и доставая оттуда чистое кимоно, держа его в руках. — Парень. Ему лет двадцать, может больше, — он встал с футона, забирая кимоно у нее, а сам он думал, кто вообще мог к нему прийти. — Как он назвался? — Никак. Он сказал, чтобы я привела тебя. Невоспитанный мальчишка, у меня нет желания с ним разговаривать, — Итачи кивнул и, надев кимоно, завязывая еще не высохшие волосы в хвост, вышел из комнаты. Спустившись по лестнице, он заметил темноволосую макушку. Парень сидел на диване закинув ногу на ногу. Его черные волосы торчали сзади, а когда он резко развернулся, видимо почувствовав взгляд на себе, на Итачи посмотрели черные глаза, заставляя его приподнять брови. — Не прошло и года, — парень поднялся с дивана, равняясь с Итачи. Он был ниже Итачи на полголовы, его тонкие брови были нахмурены. — Итачи, верно? — он достал сложенный лист бумаги, на котором было что-то написано. — Мадара написал мне письмо и сказал, что если от него долго не будет вестей, мне нужно прийти сюда и найти своего новообретенного старшего брата, — он поджал губы. — Я Учиха Саске, твой младший брат, — он протягивает ему руку, и Итачи, хмурясь, не протягивает руку в ответ. — Что еще Мадара писал? — Воспитания никакого, верно? — ухмыльнулся младший и фыркнул, оглядывая комнату. — Хотя… чего я ожидал от человека, который живет здесь. — Я бы не стал говорить что-либо о воспитании, учитывая то, что делать замечания человеку, который старше тебя, как минимум невежливо, однако меня это мало волнует, единственное, что я хочу знать, так это о том, где сейчас Мадара и когда именно письмо пришло тебе? — Саске удивленно смотрел на него, а потом просто пожал плечами. — Месяца четыре назад. Написал, чтобы я забрал тебя отсюда. Я почти всегда жил вместе с ним, так что можешь собирать все, что у тебя есть и идти со мной, — он протягивает письмо Итачи, и тот узнает на нем почерк Мадары, он читает его и кивает. — Он раньше говорил обо мне? — Нет, никогда, — отрицательно покачал головой Саске, а потом скрестил руки на груди. — Я не думаю, что он жив, — Итачи сжимает зубы, зло глядя на парня. — Закрой свой рот, — тихо говорит он и отдает ему письмо. — И не смей так говорить. Пока есть хоть мизерный шанс, что он вернется, я не желаю слышать про то, что он мертв, — он процедил это сквозь зубы. — Я пытаюсь рассуждать логически, не строя никаких ложных надежд. И я не имею ни малейшего понятия, как он тебя нашел в этом… месте, но последней его просьбой было забрать тебя, и я пришел сюда именно за этим. — Ты хочешь, чтобы я жил с тобой в доме Мадары? — Этого хотел Мадара, мне плевать, — пожал плечами Саске. — Тем более, мы все-таки родные братья, — Итачи минуту думает, а потом кивает, заглядывая Саске в глаза. — Для всего всегда есть причина, — задумчиво говорит он. — Видимо и у него была. Я поеду с тобой. В тот момент, когда он это сказал, вниз по лестницам спускалась Конан, которая удивленно на них обоих смотрела. Она встала рядом с Итачи. — Куда ты с ним поедешь? — спросила она, оглядывая Саске. — Кто это вообще? — Это мой брат, — спокойно сказал Итачи, а Конан приподняла брови. — Родной брат. И Мадара сказал ехать с ним. Передай Тсунадэ, что я зайду к ней при первой возможности, хорошо? — попросил он. — И помоги мне собрать вещи. Конан прикусила губу, а потом кивнула. Она не стала спрашивать, как Мадара сказал об этом Итачи. Откуда вообще появился этот его брат. Куда он переедет. Увидятся ли они снова. И все потому, что она увидела в глазах своего друга детства маленькую каплю надежды.

***

Саске жил в доме, построенном по традиционно японским обычаям, что совсем не похоже на Мадару. Дом был и впрямь большим, на частном участке. Они заехали сюда на машине, и теперь водитель, который и привез их сюда, помогал занести вещи Итачи внутрь. Его комната находилась вдали от центра дома, где находилась гостиная с камином. Почти все стены в доме были раздвижными, что позволяло проходить в другие комнаты. В его комнате стояла низкая кровать, широкий шкаф, совмещенный со стеной, письменный стол и зеркало в весь рост. Он сел на кровати, опираясь спиной на спинку. Саске стоял на пороге в комнату, держа руки скрещенными на груди. — Моя комната в другом конце, кухня – по коридору направо, столовая чуть дальше, ванную найдешь сам. На внутренней стороне участка есть онсэн, искусственный разумеется, но Мадаре и Хашираме, которого ты, разумеется знаешь, хотя я, опять же, не представляю как, всегда там нравилось. В общем все. Если есть вопросы – спрашивай, — Итачи поднял на него взгляд и спросил: — А комната Мадары? — Он запер ее. Сказал, что сам откроет, когда вернется, — Итачи кивнул и отвернулся от брата. Он положил на тумбочку рядом с собой свою шкатулку. На столе лежала шкатулка с украшениями, которые, как он думал, он больше не наденет, но они ему нравились, а одежду он потом развесит. — Как Мадара познакомился с тобой? — Зачем тебе это, Саске? — грустно улыбнулся Итачи не смотря на него. — Я хочу знать. — Тогда подумай хорошенько, Саске, — начал было Итачи ровным голосом. — Зачем мужчина приходит в бордель? — он заметил, как щеки Саске порозовели, а Итачи усмехнулся. — Твой дядя пришел за тем же. — Понятно, и он там тебя нашел, — Саске закатил глаза. — Это просто отвратительно быть проституткой, тем более для мужчины! — начал было младший, а Итачи поднял руку вверх, останавливая его. — Как избалованный малыш вроде тебя может понять, что когда собственный отец продает тебя бордель, собственно, и выбора не остается? — Я кто угодно, но не избалованный малыш, Итачи! — Саске сжал руки в кулаки и зашел в комнату. — Для того, чтобы раздвигать ноги – много ума и не нужно! — Итачи рассмеялся и поднялся с кровати, начиная подходить к Саске, который отступал на шаг. — Да что ты говоришь, — на лице Итачи появляется злая улыбка, а в глазах Саске отражается что-то похожее на испуг. В тот момент, когда Саске собирался развернуться, чтобы выйти из комнаты, Итачи резко перехватывает его руку, заводя ее за спину, а в следующий миг прижимает своим телом Саске к стене, не давая вырваться. Тот начинает кричать ругательства, но Итачи только сильнее сжимает руку, причиняя парню боль, — Ты знаешь какого это, Саске? — он говорил ему это на ухо низким голосом. — Когда тебя прижимает к себе взрослый мужчина, который годится тебе разве что в отцы, — Саске старается ударить его головой, но Итачи сжал его подбородок рукой, не давая двигаться. — Он лапает тебя везде, оставляет синяки, причиняет боль, а потом и вовсе разрывает. Представляешь эти потрясающие ощущения от того, как тебя трахают против твоей воли? И так каждый день. День за днем, каждый раз новые раны, каждый раз новые синяки, но ты обязан делать вид, что тебе приятно, чтобы тебе дали чуть больше денег и сделали чуть менее больно, а все для чего? — он резко двинулся вперед, заставляя Саске удариться головой об стену. — Для того, чтобы в один день оказаться на свободе. Так позволь тебя попросить, маленький ты кусок дерьма… — он отстранился от него, но руки не отпускал. — Сначала переживи все то, что пережил я. А пока что, засунь свое осуждение себе в задницу, — он разжал руку, а когда Саске почувствовал, что, наконец, освободился, он резко отстранился и отбежал на приличное расстояние. Итачи приподнял бровь. — Ты психопат! — Возможно. — Да как ты смеешь…? — Саске, закрой рот и иди отсюда вон. — Ты думаешь, у меня была такая легкая жизнь? Думаешь мне было легко с отцом!? Я попрошайничал на улицах, когда он пропивал все деньги! Я чистил людям обувь на улице, когда мне было пять лет! До тех пор, пока меня не взяли к себе жить Изуна и Мадара – моя жизнь была адом! — его голос перешел на крик, а Итачи закатил глаза и пошел к своей кровати, присаживаясь. — Я должен сказать, что мне жаль? Отец поступил с нами обоими ужасно, и я не хочу соревноваться, кому было хуже, а раз уж нам нужно жить вместе, то надо научиться друг с другом контактировать, — Саске, казалось, начинал успокаиваться, а Итачи вновь облокотился на спинку кровати. Он посмотрел на младшего брата и почувствовал, что, может быть, они и смогут когда-нибудь поладить. Саске сел рядом с ним и вздохнул, стараясь не смотреть на брата. — Мадара действительно так дорог тебе? — спрашивает он ровным тоном. — Дороже всего, — Итачи прикрывает глаза и улыбается. — Он – все для меня. Саске все-таки повернулся к нему, но ничего не ответил. Наверное, Мадара когда-то очень помог Итачи, раз тот так к нему относится, думал он. — Ты же понимаешь, что он не вернется? — Пока нам не скажут, что Мадара мертв, я буду ждать его. Пока не найдут его тело, я буду ждать. Плевать сколько времени пройдет, — Саске кивает и встает с кровати, поворачиваясь к нему только тогда, когда был уже на пороге. — В холодильнике всегда есть еда, если тебе захочется чего-нибудь другого, то пойди и купи сам. По будним дням я работаю, не знаю, что ты собираешься делать, сидеть ли просто или нет, короче, делай, что хочешь. Все твои документы у Мадары, странным образом, есть. У него даже есть документы, что ты закончил школу, хотя не думаю, что ты ее и правда закончил. В общем вот, — Итачи кивнул ему. — Хорошо Саске.

1945 год.

Итачи сидел на диване в гостиной, читая учебник по философии. За два года он успел подучить школьную базу самостоятельно. Частенько он в мыслях и Тсунадэ благодарил за то, что в борделе детям все-таки преподавали основу, а она еще и дополнительно с ним занималась. Философия ему была интересна больше, чем все остальное, из-за этого, он думал поступать на философский факультет. Конечно, он уже был далеко не мальчиком, но получить образование никогда не поздно, особенно, если он не хочет просиживать дома целыми днями. Ему даже не верилось, что прошло еще два года. Два года, а от Мадары никаких вестей. Разве что сказали, что его тела так и не нашли, но на многое надеется им не стоит. Саске тогда выпил целую бутылку виски, а Итачи около двух. Забыться это не помогло. Но если Саске смирился со смертью Мадары уже давно, Итачи до сих пор верил. За два года волосы Итачи отрасли и стали чуть ниже лопаток, впрочем, он все равно всегда заплетал их в низкий хвост. От привычки носить кимоно он не смог избавиться, и сейчас сидел в коричневом, шелковом. На нем был желтый рисунок, а пояс был белым. — Итачи, ты слышал? — в комнату зашел взволнованный Саске, и Итачи перевел на него взгляд. — Американцы скинули вторую бомбу, — Итачи удивленно на него посмотрел, а потом покачал головой. — Мир сам себя уничтожит такими темпами, если люди не научатся жить не воюя. — Эти сволочи не успокоятся! — Война скоро должна подойти к концу, Саске, — говорит Итачи спокойным тоном, а его взгляд не отрывается от учебника. — Итак, у тебя больше нет дел? Почему ты еще дома? — Сейчас девять вечера, какие у меня могут быть дела? — Саске, тебе всего двадцать пять, а ведешь себя как старик. У тебя хоть друзья есть? — Я не думал, что вместо брата у меня будет мама, может быть еще жену найдешь мне? — Может, — их спор прервал стук во входную дверь. Они оба напряглись и посмотрели друг на друга. — Ты никого не ждешь? — в дверь снова постучали, в этот раз сильнее, и Итачи встал с дивана, не убирая книги из руки. Он пошел к двери, а Саске нахмурился. Он преодолел расстояние и повернул замок, открыл дверь. Книга выпала из его рук, а пухлые губы раскрылись от удивления. Итачи чувствует, что у него темнеет в глазах, а в тот момент, когда он ощущает крепкие объятия, счастливые слезы начинают течь с его глаз. Он отстраняется и кладет руки на лицо мужчины, который, прикрыв глаза, кладет свои руки на руки Итачи. — Мадара… — Итачи не слышит, как Саске подбегает к ним и не видит его ошарашенный взгляд. Он открывает свои глаза, когда чувствует рукой шрам, который идет поперек губы мужчины. Он видит еще один шрам пересекающий черную бровь. — Мадара, твои волосы…? — он ощупывает короткие черные пряди, а в следующий момент Мадара поднимает его на руки под бедра, заставляя Итачи ухватится за его плечи. — Ну неужели после пяти лет, твои первые слова будут про мои волосы? — он видит усмешку Мадары и ему кажется, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди. Он гладит руками его лицо, прикасаясь лбом к его лбу, даже не задумываясь о том, что его слезы капают мужчине на лицо. Он крепко прижимается к его губам, чувствуя шрам и улыбается в поцелуй. Сейчас ему нечего сказать мужчине, который продолжает его держать на руках. Он яростно целует его губы, а потом, отстраняясь, начинает широко улыбаться, заглядывая в черные, счастливые глаза Мадары. И ему кажется, что это первая улыбка за пять лет. Они полностью игнорируют шокированный взгляд Саске, который теперь, опираясь спиной на стену позади, смотрел на них широко раскрытыми глазами. Мадара опускает Итачи на ноги, а тот обнимает его за плечи. — Ты вернулся. Ты все-таки вернулся ко мне, — шепчет он, а Мадара зарывается рукой в его волосы, стягивая красную резинку. — Я обещал, — выдыхает он, крепче прижимая его к себе. — Я обещал, что вернусь, малыш. — Но… как? — он поднял взгляд на Мадару, а тот, стерев большими пальцами капли слез с его лица, улыбнулся. — Если по короткой версии, то меня серьезно ранили, солдаты не смогли нащупать пульс, а очнулся, когда меня нашел один старик, который принес меня к себе домой. Эта семья помогла мне вновь встать на ноги, учитывая то, что я около шести месяцев не мог встать с кровати. Позже, когда я собирался вернуться в Японию, у меня возникли проблемы с деньгами и документами, приходилось находить обходные пути, а учитывая то, что я был на вражеской территории, это оказалось довольно сложно. У меня не было возможности с кем-либо связаться, чтобы просить о помощи. В итоге, я два года потратил на то, чтобы вернуться домой, — он поцеловал лоб Итачи. — Ты об этом рассказываешь так, словно это случилось не с тобой, — говорит он, а Мадара, дотрагиваясь до его щеки, вновь тянется к его губам, но его прерывает голос Саске. — Во-первых, я до сих пор стою здесь, а во-вторых, вы совсем с ума сошли!? Вы же мужчины! Вы родственники!!! — Итачи повернул голову к Саске, слабо улыбаясь. Руки Мадары лежали на его талии. — Это омерзительно! — Тебя здесь никто не держит, — отвечает Итачи, а Мадара, отстраняясь от него, подходит к Саске, который недовольно и также удивленно на него смотрит. Мадара треплет его волосы. — Спасибо, что позаботился о нем, — он кивнул на Итачи. — Я рад вас видеть. Обоих, — Саске ничего не ответил, кивнув, хотя некая радость, которую все-таки можно было разглядеть за шоком и недовольством, выдавала его с головой. Мадара зевнул и пошел через гостиную по коридору в свою комнату и, поворачиваясь к Итачи, жестом показал идти за ним. По дороге скидывая ботинки и стягивая черную рубаху, которая в некоторых местах была порвана, оставаясь лишь в штанах маскировочной окраски. В мешке, что кинул на пол Мадара, была сменная одежда, пистолет, нож и немного денег с какими-то левыми документами. Итачи пошел за ним, а Мадара, достав из декоративного шкафчика ключ от своей комнаты, открыл ее и, повернувшись к Итачи, взял его за руку. — Перетащишь все свои вещи сюда, — сказал он и, повернув ключ в замке, открыл дверь. Подойдя к кровати, что была заправлена коричневым одеялом, сел на нее, притягивая Итачи к себе, пока тот не оказался на его коленях. Итачи улыбнулся и покачал головой. — Не мог я умереть до тех пор, пока ты еще раз не посидишь у меня на коленях, — Мадара широко улыбается и проводит пальцами по щеке Итачи. — Скажи мне, малыш, почему за пять лет ты вообще не изменился? — У меня хорошие гены, — ответил Итачи, пожимая плечами. — Хотя, возможно, дело и не в них, возле твоих глаз я все-таки вижу морщины, — он проводит пальцами по неровным складкам, а Мадара берет его руку и подносит к губам, прикрывая глаза. Итачи кажется, что его сердце разлетается на кусочки. — Знаешь наш сегодняшний план? — Хм? — Я должен отмыться от всей грязи, потом я прихожу сюда, — его слова сопровождались поцелуями в шею, а Итачи чувствовал, как возбуждение разливается по его крови. — А ты лежишь здесь, — его губы переходят на ключицы. — Раздетый. И я буду… — Сделай мне сюрприз, — шепчет в его губы Итачи, перебивая, прежде чем прикоснуться к ним, сразу же углубляя поцелуй. Мадара опрокинул его на спину и с громким звуком поцелуя отстранился. На его губах была широкая ухмылка. — Я тут подумал… Потом вместе отмоемся, — громкий смех Итачи потонул в желанном поцелуе. Итачи казалось, что сейчас, на данный момент, просто нет человека счастливей него. Даже самый благополучный человек не может посоревноваться с ним. И ему плевать на его прошлое, плевать на то, что было с ним в детстве. Ему плевать на тех, кто причинял ему боль. Ему не плевать только на то, что сейчас делает Мадара. Казалось, что его жизнь – череда из черно-белых полос, и та черная полоса, что длилась почти всю его жизнь, сменяясь белым цветом лишь очень редко, сейчас светилась самым ярким белым цветом, не собираясь меняться еще очень долгое время.