Сосуживцы

Всю следующую неделю Антон проводит в непонятном состоянии: вроде всё как всегда, обычная, ничем не примечательная рабочая неделя, скучные выходные — он почему-то отказывается от предложений друзей развеяться и проводит весь уикенд дома, деградируя и морально разлагаясь. Единственное, что его радует — результаты анализов и обследования Билли. Щенок здоров, у него просто чуть понижен уровень витамина В, так что достаточно поменять корм и не переживать больше как конченый ипохондрик, что у Билли панкреатит. Вопреки этой хорошей новости, Шастун чувствует себя хуево и сам не может понять причину собственного поведения, что его дико раздражает — Антон никогда не числился среди тех несчастных, кто не может разобраться в себе — он всегда был прост, как сюжет порно, и логичен, как стена. Поэтому сейчас, когда его гложет какое-то непонятное чувство, ему неуютно. Нет, разумеется, Шаст понимает, что связано это всё с Арсением Сергеевичем и тем, что произошло в прошлый понедельник, он не настолько конченый дебил. Но дело в том, что у него какой-то когнитивный диссонанс — несмотря на то, что, по сути, ничего сверхъестественного не произошло — ну перепихнулись и перепихнулись — Антон не может отделаться от мысли, что это поменяло всю его жизнь. Он слегка драматизирует, конечно, но смысла это не меняет — уже восьмой день подряд Шастун думает о Попове, практически не переставая, и это напрягает. Поведение же Арсения только подливает масла в огонь именно тем, что оно не изменилось ни на каплю. Он всё так же приходит на работу раньше всех, всё так же уходит позже. К Шастуну за всё это время он не подошёл ни разу, и их взаимодействие заключалось только в сухом приветствии в среду, когда они ехали в одном лифте, и в четверг, когда Антон скинул через рабочую почту новую стратегию по проекту, на что Попов ответил кратким «Отлично, меня всё устраивает. Выполняйте». Это вообще-то обидно. Конечно, Шаст не ожидал, что Попов будет вести себя как смущённый школьник, топчась рядом с Антоном и не решаясь завести разговор, но на такой тотальный игнор, точнее, что даже хуже, полнейшее отсутствие хоть какой-то реакции, он не рассчитывал точно. Внезапно для себя, помимо недоумения и даже неверия, что то, что произошло, действительно случилось на самом деле, а не в его больной фантазии, а ещё типичной обиды девушки, которой не перезвонили, Антона напрягала невозможность рассказать об этом хоть кому-то. Ему приходилось делать вид, будто всё нормально, обычно, хотя, блядь, очевидно было, что нихуя подобного — он отсосал ебучему Арсению Попову, который оказался не просто не таким уродом, как Шаст и весь офис считали, а ёбаным Аполлоном. Антону матом хотелось орать о произошедшем, но он не мог, и это буквально убивало его изнутри. Помимо необъяснимого (ага, Шаст подозревал, что его член как раз-таки может всё объяснить) краша на начальника, который, между прочим, продолжал ходить в офис как какой-то унылый дед, что, вопреки здравому смыслу, только усиливало Антоново желание повторить, Шастун заметил, что теперь по-другому стал относиться и к насмешкам над Арсением. Никто в офисе никогда не пытался поставить себя на место Попова, принимая успех их аналитического центра как должное, а трудоголизм «деда» как само собой разумеющееся. Даже объективные насмешки, касающиеся его внешности или глупейших фразочек, теперь не казались такими уж объективными или даже смешными. Антону было стыдно за себя и за коллег, они же даже не представляли, чего стоит Арсению эта работа и почему он ведёт себя так, как ведёт. Все ехидные шуточки теперь казались какими-то тупыми детскими типа приколами — когда ребёнок обосрался и стоит, ржёт с того, что маме убирать. Эти мысли не дают Антону сосредоточиться ни на чём, поэтому в понедельник он всё же решает подкараулить Попова и поговорить с ним. Он не придумал, о чём, но по тону и словам Арсения было ясно, что тому просто не хватает общения, обычного, человеческого, так что тема была не важна. Шастун не хотел (на самом деле, очень хотел) поднимать вопрос их недосекса, ему просто хотелось сделать Попову приятно и побыть единственным, кроме Воли, наверное, человеком в центре, от кого он услышал бы приятные дружеские слова. Поэтому, когда в понедельник народ рассасывается из офиса ещё быстрее, чем по пятницам, Антон делает вид, что у него ой какая важная задача висит, и остаётся едва ли не последним. С его места отлично видно кабинет Арсения, из которого тот не выходит и после часа с окончания рабочего дня, и после двух. Шаст ужасается — неужели Попов действительно так много работает, или же он просто банально боится одиночества, поэтому не идёт домой? Когда с момента выхода последнего работника центра, за исключением их обоих, проходит два часа сорок минут, а Антон уже размышляет над тем, что может ему уже тоже идти — нужно покормить и выгулять собак — дверь Арсова кабинета наконец открывается. На нём неожиданно красивое и стильное тёмное пальто, и он копается в телефоне, поэтому не замечает, как Шастун тихой сапой подбирается почти вплотную. — Арсений Сергеевич! — Бля! — Попов подскакивает от неожиданности и бьёт Антона под дых. Совершенно не ожидая такого коварства, Шастун чуть не падает — воздуха категорически не хватает, и он цепляется руками за поповские плечи. Арсений тихо стонет себе под нос: — Ну какого хуя, Шастун? Он аккуратно помогает Антону восстановить равновесие, придерживая за руки, и внимательно осматривает его. — Простите меня, я в юности ходил на единоборства, до сих пор привычки остались. Когда наконец Антон перестаёт издавать звуки подыхающего шакала, Попов спрашивает: — Что вы здесь делаете, Шастун, в такой поздний час? — Антон. И я задержался, потому что необходимо было доделать запрос дизайнерам касательно новых шаблонов для презентаций. — Да что вы говорите? — Арсений неверяще поднимает брови и наконец продолжает идти к выходу из офиса, Антон семенит рядом. — А вы уверены, что это вообще ваша задача? — Да, я как специалист должен быть уверен, что любое представление результатов нашей деятельности публике выглядит стильно. — Ага. Ну что ж, в таком случае, мне бы хотелось взглянуть на то, что вы там придумали. — Э-э-э. — Антона глючит, и он теряется — сука, это ещё и над этой хероборой теперь работать. Арсений понимающе хмыкает. — Опять вы врёте, Шастун. Вы остались, потому что с чего-то решили, что мне будет интересна ваша компания. Я, видимо, имел неосторожность наговорить лишнего после того, кхм, инцидента, и вы подумали, что я нуждаюсь в вашей жалости. Запомните, пожалуйста, Антон Андреевич, я взрослый самодостаточный мужчина, который сам выбрал свою работу и полностью доволен жизнью, которая у меня есть. Мне не нужны сомнительные ночные собеседники, а тем более, — он задерживает взгляд на красных щеках Антона, — интрижки или поклонники. Доброй ночи! Они как раз проходят через охрану и выходят из здания — у обочины стоит Убер Блэк, к которому и направляется Попов. — Я думал, вы были настоящим тогда, а вы настоящий сейчас. — Антон бросает в тишину вечернего города, не надеясь, что Попов услышит. Но у того едва заметно вздрагивают плечи, и он тормозит, буквально на мгновение, чтобы после такой же уверенной кавалерийской походкой дойти до такси и сесть на заднее сидение. У Антона горят щёки и уши, и почему-то хочется сморкаться, хотя он, блядь, взрослый мужик. Такая несправедливость со стороны Попова режет сильнее, чем он мог себе представить. Шаста зло отчитали как мальчишку совершенно ни за что — он ведь всего лишь хотел проявить участие. Да ещё кто отчитал — человек, который совершенно не может разобраться в себе и лжёт себе и другим, вечно находясь между «какого хуя, Шастун» и «я имел неосторожность», между убогими строгими костюмами и идеальным модным пальто и ярко-голубыми боксерами. Антону пиздец как обидно, но он собирает себя в кулак и направляется к метро — у него, в отличие от некоторых, есть своя жизнь, которую он любит. * Антон отходит на удивление быстро — он никогда не отличался особой обидчивостью — и уже буквально через пару дней решает совершить ещё одну попытку. В конце концов, если кто из них двоих и взрослый самодостаточный мужчина, так это точно тот, который не бегает от важных вещей, прикрываясь «мне и так хорошо». Антон не понимает, почему ему так необходимо вытащить Попова из зоны комфорта, в которую тот сам себя загнал и вертится в ней, как белка в колесе или, скорее, Ленин в Мавзолее, когда по телеку выступает Зюганов. Шаст никогда не примерял на себя роль мессии или что-то подобное, но видеть, как Арсений живёт в мире репутации, работы и дресс-кода, ему совершенно не нравится. К тому же, это не то, что ему хочется признавать, но немаловажную роль играет и то, что смеющийся, матерящийся и пошло шутящий свободно-красивый Попов, которого ему показали буквально на несколько минут, нравится Антону до дрожи в коленках. В пятницу Шастун отказывается от традиционного пятничного посещения бара с Олей — девушка не выглядит обиженной, она вообще в последнее время не менее отстранённая и задумчивая, чем сам Шаст, но он не находит в этом ничего странного — в конце концов, у всех есть секреты, и, если она пока не готова ему открыться, не стоит её задалбывать. Антон опять дожидается, пока все, кроме Попова, уйдут, и принимается залипать в телефон. Всю ночь он ебланил, пересматривая Друзей, поэтому на работе был вялый, от чего не спас даже утренний кофе с Серябкиной. Вот и сейчас Шаста немного ведёт — всё-таки его организму, требующему, как минимум, двенадцать часов сна в день, даже семи маловато, что уж говорить про три. Антон незаметно для себя прикрывает глаза на всё большие промежутки времени и в какой-то момент засыпает. Просыпается он резко — от звука захлопнувшейся двери. На часах уже девять двадцать вечера, а значит, с конца рабочего дня прошло почти три с половиной часа. Арсения уже наверняка нет. Как можно быть таким ебланом и проспать Попова, Антон искренне не понимает. Расстроенный, он уныло идёт к выходу, но вдруг решает всё же проверить, точно ли Арсений ушёл. Он заходит в кабинет директора — там пусто, но дверь открыта и горит свет. Наверняка Попов каждый раз оставляет его так для уборщицы — по всему офису свет тоже никто не выключает по окончании рабочего дня. Антон осматривает кабинет — ничего лишнего, никаких фото или плакатов. На стене за чёрным кожаным креслом, правда, висят три картины Ван Гога, но между ними четко-выверенное пространство, и висят они слишком ровно, чтобы думать, будто Арсений повесил их для души — скорее всего оформлением офиса занимался не он. Стол массивный, из тёмного дерева в виде буквы Т, на нём идеально подходящий в тон канцелярский набор, какие-то навороченные монитор и клавиатура, отдельно секретер для папок с документами и стационарный телефон — кто ими ещё пользуется? У стены красивый шкаф с почему-то художественной литературой, Антон подозревает, что и это задумка дизайнера, а не прихоть Попова. Хотя кто его знает. Рядом со шкафом большое окно, у которого стоит забавная подставка под цветы — Шаст хихикает, когда представляет, как Арсений с леечкой поливает их и напевает что-то из диснеевских мультфильмов — напротив стена, от одного взгляда на которую Антона бросает в краску. Он уже собирается уходить, как замечает на столе уродские очки Попова. Они лежат, сложенные прямо рядом с мышкой, и притягивают взгляд. Недолго думая, Антон плюхается в удобное директорское кресло и напяливает очки на себя. Они оказываются без диоптрий, или, по крайней мере, не на сильный минус, и это приводит Шаста в максимальное замешательство — кто станет носить очки, тем более такие страшные, если у него со зрением всё в порядке? Видимо, Арсений Попов. Антон хмыкает, крутится на кресле и, сидя спиной к двери, закидывает ноги на стену — на стол было бы слишком неудобно, настолько у него длинные конечности. — Паша, а вызовите ко мне, пожалуйста, звезду нашего центра. Как кого? Шастуна Антона Андреича, разумеется! Только благодаря его гениальному сммингу мы ещё держимся на плаву. — Не выдерживая, Антон хихикает. — О, Антон Андреич, здравствуйте! Как поживаете? Хотел бы сказать вам, что бесконечно восхищаюсь вашими способностями, ну и внешними данными, конечно, тоже! Что вы говорите? Ах, ну не скромничайте, такого красавчика, как вы, надо ещё поискать. — Антон вспоминает свои уши, длинные, как у гориллы, руки и плоскую задницу и повторно рвётся. В смехе ему чудятся звуки за спиной, но он слишком увлечён собственной пантомимой. — Ну конечно, Антон Андреич, вы не представляете, как действуете на меня. — Шаст меняет тон и переходит на более вкрадчивый, идеально, как ему кажется, пародируя Попова. — Собственно из-за этого я вас и вызвал. Помните тот раз, когда вы прижали меня к стене? Я до сих пор вспоминаю это перед сном, мне приходится сжимать свой член через пижамные штаны, представляя, что это вы. Вы сдираете с меня всю одежду, оставляя только галстук, завязываете мне им руки. — Шастун уже забывает, что изначально планировал тупо поржать, потому что от мыслей о том, что Арсений действительно ласкает себя, представляя эти картины, на него накатывает возбуждение. — Да, представьте себе, я не могу заснуть, всё воображая, как вы сжимаете меня за талию, кусаете за соски, а я скулю как сучка, умоляя вас сделать уже хоть что-то, пока вы наконец не бросаете меня на кровать со связанными руками, доминируя надо мной, заставляя встать на четвереньки и прогнуться, пока шлёпаете меня по заднице… Сзади раздаётся странный звук — что-то типа чиха ёжика и кряка утки, у Антона сердце уходит в пятки, а сами пятки падают со стены, так что Шастун чуть не наёбывается, заваливаясь вперёд. Он боится оборачиваться и пытается весь спрятаться за спинку кресла, но насмешливый голос произносит: — И что же дальше, Арсений Сергеич? После того, как я отшлёпал вас до красноты вашей прекрасной задницы? Как обычно, это не то, чего Антон ожидает от Попова — он медленно поворачивается на кресле, чтобы пристыжено встретиться глазами с директором. Как он только, блядь, мог не услышать, как тот зашёл? Но Арсений сидит по другую сторону стола, положив голову на руку и с любопытством его оглядывает. Он не выглядит злым, скорее ехидным, а ещё Антону чудится лёгкий румянец на щеках. Шастун вообще не знает, что делать — у него всё возбуждение как рукой сняло, а в голове Дюдюка из детского мультика танцует свой дюдюкский танец. Он отмирает, только когда Арсений демонстративно зачёсывает волосы рукой назад, так же демонстративно перебирая несуществующие браслеты на руках. — Так что, Арсений Сергеич, отшлёпав, я могу засунуть в вас свой неказистый член? Антон давится воздухом от возмущения. — Шастун… — Зовите меня Антон. — Шастун, у вас прекрасный член, длинный, толстый, крайне способный. Для меня будет радостью, если вы засунете его в меня. В конце концов, это я тут слабое звено, только и умею, что стонать и толкаться вам навстречу. У Арсения брови ползут вверх, и Антон думает, что перегнул, но: — Ну что вы, Арсений Сергеевич, вы просто крайне отзывчивый, раз даже такой валенок, как я, смог довести вас до такого состояния. — Ничего вы не валенок. — Антон бурчит обиженно, складывая руки на груди и в этот момент напоминая ребёнка. Попов смотрит внимательно, кивает там чему-то своему, а до Антона доходит, что пора бы уже и остановиться — он опять начинает нервничать и трусить. — Попов Арсеньевич, ой-ой, в смысле Арсений Сергеевич. — Иногда (часто) Шасту кажется, что лучше наверное всё же думать перед тем, как открывать рот. Он обречённо продолжает уже заведомо провальную игру. — Вы что, не сердитесь? — Сержусь, конечно, Шастун. Так отвратительно пародировать мой голос ещё никому не удавалось. Поучитесь вон у вашего коллеги Ивана — вот где настоящий талант зарыт. Антон невольно хрюкает, вспоминая, как пару месяцев назад Абрамов стоял на общей кухне и очень похоже и смешно изображал Арсения и его тупые фразочки. На моменте, когда Ваня практически идентично оригиналу отчитывал Серябкину словами «вы что менжуетесь и бормочете как шепелявая кошка?», в общем ржаче раздались громкие медленные хлопки. Обернувшись и увидев стоящего и аплодирующего Попова, Абрамов чуть не поседел — оно и понятно, Антон сам чуть не обосрался от страха — а потом Ваня ещё пару дней практически не разговаривал, а если что-то и говорил, то в основном фальцетом. Шастун аккуратно снимает очки, кладёт их на стол и медленно встаёт с места, будто резкое движение может спугнуть Попова с благодушного настроя. Но Арсений всё так же продолжает сидеть и с любопытством натуралиста разглядывать Шаста. Становится неловко настолько, что больной мозг Антона подаёт сигнал нажать Попову пальцем на нос, но, слава богу, положение спасает то, что Шастун больно ударяется бедром об угол стола. Арсений устало вздыхает, глядя на корчащегося Шаста: — Антон, ну что вам от меня надо? — Ничего. — Шастун шипит сквозь зубы — синяк останется знатный, конечно. — Я просто о вас беспокоюсь. — Я же просил вас не делать этого. Я сам в состоянии о себе прекрасно позаботиться. Вы бы лучше о себе беспокоились. — В смысле? — В прямом. Идите домой, кормите собак, ужинайте с вашей второй половинкой или друзьями. Вечер пятницы же. Всё лучше, чем торчать в моём кабинете, ожидая чего бы там ни было. — Во-первых, откуда вы знаете про моих собак? Во-вторых, почему бы вам самому не заняться тем же самым? И в-третьих, я сам решу, что для меня лучше. — Ну так позвольте и мне делать то же самое! Это Антону крыть нечем. Действительно, с какого перепугу он решил, что имеет право указывать Арсению, что делать? Они даже не близкие знакомые — пять лет работы в одном центре, пара не очень удачных диалогов и один перепихон не могут этого изменить. Он понуро кивает, направляясь к двери. — Да, Арсений Сергеевич, вы правы. До свидания! Ещё раз извините за то, что вошёл без спроса и неподобающе себя вёл. — До свидания, Шастун. Спокойной ночи. * Всю ночь Антон пытается отвлечься сериалами: они с Билли и Джеки сидят и смотрят выученную уже наизусть «Клинику». И пока голозадый Джей Ди валяется на полу чужого туалета, Шаст рефлексирует, что раньше воспринимал Арсения скорее как Келсо — старого, скучного и совершенно лишённого чувств мудака. Но сейчас ему кажется, что, быть таким далёким от истины, надо было попытаться. В любом случае, Попов действительно абсолютно прав — Антон не имеет ни малейшего права лезть в его жизнь. Единственное, что смущает Шаста — неясное ощущение, будто Арсений сам хочет, чтобы он вытащил его из того футляра, в котором он уже неизвестно сколько лет живёт. Иначе зачем ему было, даже на эмоциях, признаваться в одиночестве или подтрунивать над Антоном вместо того, чтобы уволить его к чертовой матери и больше не вспоминать? Засыпает Шаст ближе к утру, не забыв поставить будильник на два часа дня — они с Димой договорились увидеться и сходить наконец уже не в спорт-бар и не на футбол, а на открытый микрофон, который проводится в отличном, судя по отзывам, заведении, рекомендации которого постоянно всплывают у Шаста в инсте и иногда даже на Кудагоу. Проснувшись по итогу не в два, а в четыре, Антон быстро принимает душ, выгуливает шпицов и за десять минут до выхода лихорадочно мастерит себе бутерброды, листая меню бара, в котором должен быть через час, и обливаясь голодными слезами. Когда он выходит из метро и чуть ли не бежит к «Let’s do it», Позов уже звонит ему, уточняя своим фирменным занудным тоном, где его носит. Они договорились приехать пораньше — за час до начала, чтобы поболтать и спокойно поесть, потому что, когда Шаст смеётся, у него изо рта слюни обычно летят потоком, что ж говорить о том, что он может натворить, если во рту будет ещё и еда. Антон влетает в бар на полчаса позже назначенного времени и сразу же ловит на себе взгляд Димы — нечто между «тiкай з городу» и «за что мне это, блядь?». Позов уже сделал заказ — перед ним стоит пивас, шашлык и гренки — у Антона сосёт под ложечкой. Шастун мельком оглядывает бар — в нём прикольно: приглушённый свет, неоновые надписи на стенах, барная стойка, круглые столики и небольшая сцена с микрофоном. Вроде ещё есть лестница на второй этаж, но, видимо, это для випов. Шаст быстрым шагом направляется к их с Димой столику. — Почему я сам вот уже десять лет продолжаю приходить вовремя на наши встречи, если ты ни разу ещё не соизволил сделать то же самое? — Вместо приветствия говорит Дима. Антон садится за стол, стукается с Позовым кулаками и сразу же подзывает официанта. Сделав заказ, он наконец обращает внимание на Диму — тот продолжает сидеть с самым скептическим выражением лица, на которое способен. — Дим, ну это же Кате скоро рожать, а не тебе, расслабься. Позов закатывает глаза, но улыбается и принимается рассказывать о подготовке квартиры ко второму ребёнку, покупке новых коляски и кроватки и прочих радостях и заботах родителя. Антон слушает, переспрашивает, что-то добавляет, пока ему наконец не приносят еду и его участие в диалоге не превращается в невнятные междометия и кивания головой. Антон чувствует себя почти счастливым, наконец наевшись и заказав второй стакан пива, когда начинает играть динамичная отбивка и на сцену запрыгивает какой-то забавный бородатый коротышка со смешной гулечкой. Из его речи становится ясно, что его зовут Сергей и он владелец бара, а сегодня знаменательный день, потому что сегодня на сцене, помимо записавшихся желающих, будет выступать он сам со своим давним другом, которого последнее время вообще «не вытащить». Зал хлопает и свистит, опять играет отбивка и на сцену выходит первый комик. В целом, Антону скорее интересно, чем смешно — попадаются прикольные ребята со смешными шутками, но всё же в большей степени зал принимает ровно. Хорошо, что хотя бы испанский стыд ловить приходится только один раз, когда выходит парень, который первым делом заявляет, что он похож на лесбиянку. Диме тоже нравится, они пьют уже по третьему стакану, когда смешной владелец бара вылезает на сцену и объявляет, что всё, желающие на сегодня закончились, но их ждёт ещё самый лучший номер за вечер — импровизационная сценка его и его друга. Антон ещё по КВНу помнит, что импровизация — самый сложный жанр юмора, но сейчас он практически уверен, что коротышка блефует и номер подготовлен, особенно раз он так в нём уверен. Он наклоняется, чтобы доложить о своих подозрениях Позову, но в этот момент у него чуть не падает челюсть. На сцену к коротышке под отбивку запрыгивает не кто иной, как директор его аналитического центра — Арсений Сергеевич Попов. Он выглядит совершенно по-другому: на нём джинсы с дырками на коленках, простая чёрная футболка с какой-то надписью и ярко-красные кроссовки. Ещё он без очков и волосы наконец не зализаны гелем назад. Антону кажется, что он бредит, потому что Арсений Сергеевич перекидывается с этим Сергеем шутками, из которых становится понятно, что он не участвовал в подобном уже около полугода, так что на месте коротышки он бы не был так уверен, что это будет лучшая часть вечера. Дима пихает Антона и вопросительно на него смотрит, и только в этот момент Шаст понимает, что продолжает сидеть с открытым ртом. Со сцены тем временем абсолютно спокойный Попов интересуется, кто из присутствующих думает, что они с Серёгой сейчас покажут заготовку. Практически все хлопают, на что Арсений прислоняет руки к сердцу в оскорблённом жесте и делает вид, будто заваливается назад. Антон продолжает ахуевать. Тогда Сергей говорит: — Не то чтобы нам было не насрать, что вы там думаете, но у нас правда ничего нет, так что дайте нам сюжет. Из зала доносятся выкрики «у патологоанатома», «на кладбище», на что Попов показательно морщится, а Сергей, не стесняясь, обсирает. Тут Шастун думает, что пора бы и отмереть, поэтому орёт: — Очень строгий начальник-самодур и его подчинённый. Арсений переводит взгляд на их с Димой столик и точно так же, как сам Шаст несколько минут назад, охуевает. Это заметно по его лицу — таким удивлённым Антон его ещё не видел, он столбенеет и не реагирует, когда Сергей тыкает его локтём. — Отлично, возьмём это. — Так и не дождавшись реакции Попова, объявляет коротышка. — Пускай тогда подчинённый просит прибавки к зарплате. Арс, ты кем будешь? Арс?! Антону даже во сне не могло присниться, чтобы кто-то называл Попова Арс! Брюнет тем временем отмирает, недовольно косится на своего друга — вот в этом взгляде узнаётся привычный Попов — и заявляет: — Я выше по росту, значит и по должности буду выше, чтобы совсем тебя морально уничтожить. — И бросает взгляд в сторону Антона. Они начинают, и Шастун должен признать, это истерически смешно. У Арсения безумно хорошо получается играть самого себя, разбавляя, правда, всё это неожиданными, иногда сложными, но каждый раз угарными шутками и немного несуразными каламбурами. Сергей отлично играет несколько туповатого, но хитроватого подчинённого, и в целом выходит такая ржака, что весь бар буквально не замолкает. Дима, сидящий рядом, пинает Антона под столом и даже он смеётся, наклоняясь и говоря, что это прикольно, а тот, что повыше, наверняка немного того. В какой-то момент Шаст ловит себя на мысли, что сейчас напрудит — всё-таки внутри три бокала пива плещутся, но он выбирает вариант обоссаться, чем пропустить хоть секунду. Когда импровизаторы заканчивают, зал даёт истерику. Дима бурчит всё же, что заслуга такого успеха во многом в том, что до ребят выступали не очень смешно, но публику разогрели. Антону пофиг, он просто не может отделаться от затапливающего волной восхищения — кто бы мог подумать, что Арсений Сергеевич так может. На сцене он был абсолютно другим, по сути, оставаясь в своей же роли. Только сейчас он высмеивал все свои же черты, подмечая некоторые детали и виртуозно их обыгрывая, заставляя людей вспоминать причуды своих боссов. Антон не понимает, зачем же тогда в жизни Арсений придерживается именно этого архетипа начальника, раз сам находит большинство своих черт глупыми и ненужными, ехидно над ними смеясь. Шаст практически не сомневается — именно играя роль начальника на сцене, Арс был собой, таким свободным он выглядел. Зачем тогда всё то, что он выдаёт на настоящей работе? Он не успевает додумать эту мысль, как замечает, что Попов направляется к их столу. — Шастун. Что вы здесь делаете? — Несмотря на слова, тон у него смешливый, а по глазам вблизи заметно, что он наверное немного выпил. — Провожу время с другом, как вы и советовали. — Антон жестом машет куда-то в сторону опешившего Димы. — А вы? — Занимаюсь ровно тем же самым. — Попов ухмыляется, а Шаст с ужасом понимает, что плывёт. — Поздравляю вас! Вы…молодец. — Антон заканчивает фразу не так воодушевленно, как начинал. Кажется, Дима хрюкает от смеха. — Нет, правда, мне очень понравилось! Вы давно этим занимаетесь? — Я давно этим не занимаюсь. А так, когда-то мы с Серёжей любили этим поразвлечься. И, собственно, это подводит нас к тому, зачем я вас потревожил… В этот момент к ним подходит тот самый Сергей. — Ну как вам, пацаны, понравилось? — Он перебивает Арсения и обращается к Антону с Димой, на что Попов морщится, но не возникает. — Очень! Было супер круто! — Антон не может отвести взгляда и продолжает пялиться на Арсения. — Да, прикольно вы сработали. Хотя, конечно, ожидания у публики были низкими. Антону хочется словить фейспалм от Диминых слов, но ни Арсений, ни Сергей, кажется, не обижаются, переглядываются только и ухмыляются. — Ну ты можешь попробовать так же в следующий раз. — Серёжа обращается к Позову. — Не, я больше по текстовым шуткам. — Дима приосанивается, и Шаст не может уловить, этот разговор — откровенный троллинг, какая-то постирония, или всё серьёзно. — В импровизации так тоже можно, наоборот даже, нужно. — Вмешивается Попов. — Что-то не очень я… — У вас классный бар. — Антон перехватывает разговор, адресуясь Сергею. Тот ухмыляется. — Был бы ещё более классным, если бы кто-то заглядывал почаще. Вряд ли он про них с Димой, да и брошенный на Попова взгляд говорит об этом. Арсений с ним переглядывается на этих словах и качает головой. Антон просто удивлён, что такой человек, как этот Сергей, так высоко ценит компанию Попова. — Так, Арс, давай, шевели булками. Нас там Марина ждёт уже. И коротышка отходит от стола, направляясь на второй этаж. Арсений извинительно улыбается и прощается тоже: — До свидания. Было приятно познакомиться. — Он кивает Диме, которого Шастун так и не представил, и добавляет. — До встречи, Антон. Он поворачивается и идёт за Серёжей, пока Шаст обречённо думает, что тогда про свою прекрасную задницу Арсений не шутил. — Это кто был, Шаст? Чо ты не сказал, что вы знакомы? — Да я сам не ожидал, Дим. Это мой начальник. — Тот самый ваш с Олей дед? Вы чо, совсем сбрендили? Он же на год-два, максимум, старше меня! Или вы и меня дедом называете? Антон не знает, как объяснить, но Дима продолжает. — И чо вы пиздели всё это время, что он занудный, страшный и строгий? Прикольный чувак, ебанутый немного, судя по выступлению, конечно, но приятный. Уж получше дружка точно. Антон бормочет что-то в ответ, когда у него внезапно вибрирует телефон. Там смс от незнакомого номера. «Антон, я бы хотел попросить Вас, чтобы и это тоже осталось между нами. Мне бы не хотелось, чтобы коллеги и подчинённые знали, что я иногда выступаю на сцене, тем более в таком жанре. Спасибо. Попов А.С.» * Всё воскресенье Антон мается, хотя на улице конец сентября, и за окном дождь. Вчера Антон уломал Диму надраться, а теперь очень сильно жалел. Судя по сообщению в вотсапе от Позова — «я тебя ненавижу, придурок конченый» — не он один. Шастун думает, что Арсений себе такого наверняка не позволяет, хотя представлять его в стельку ужратым забавно. Пьяный Попов наверняка не сдерживается и не ведёт себя как мудак. Хотя опять же — кто его знает? Антон уверен, что Арсений — самый неожиданный человек. Он никогда бы не подумал, что откроет этот ящик Пандоры, и, что хуже, что ему понравится. Видимо, пора признавать очевидное — Шастун словил краш на начальника. Поплыл, зациклился, поплавился, вляпался, всё — совсем крышечка слетела, чайничек закипел. Это дико и нелепо, и Антону за себя стыдно — разглядел в Попове личность только после того, как отсосал, увидев, какой он красивый. Это неприятно, но, в конце концов, разве не все ведутся на внешность? То есть дело даже не в том, что красота должна быть конвенциональной — когда человек улыбается, он всегда красивый. А Арсений никогда не улыбался Шасту до того случая. А тут улыбнулся, да ещё и засосал, и подъебнул — у Антона не было шансов. Проблема в том, что Шастун совершенно не догоняет, что ему делать. С одной стороны, Арсений Сергеевич ему точно симпатизирует — и дело даже не в том, что он позволил кусать свою шею, а потом кончил в рот — Шаст уверен, что ни с кем из подчинённых Арсений не позволяет себе того, что выкидывает в присутствии Антона. Разве это не признак доверия? А добровольное доверие всегда основывается на симпатии. Шаст не хочет многое на себя брать, но он же не дебил, да и, как-никак, это в любом случае не решает его проблемы. Антон решает, что нужно хоть что-то сделать — дать Арсению понять — а там уже смотреть. Поэтому в понедельник утром в восемь часов — впервые в жизни в такую рань — Шастун стоит в кофейне на Большой Грузинской и с умным видом выбирает макароны. Сам Шаст не фанат этих пирожных, но отзывы в интернете, да и внешний вид коробочки заставляют поверить, что Арсению зайдёт. В конечном итоге он выбирает розово-сливочный набор и берёт ещё большой кофе. Он долго мнётся и решает в пользу капучино с миндальным сиропом на обезжиренном молоке. Если у Попова аллергия на миндаль, сильнее обосраться Антон не может. На весь сюрприз Шаст тратит баснословную, по его меркам, сумму и скрепя сердце пикает картой. Скорей бы уже зарплата. До работы пять минут ходьбы, и Антон надеется, что Арсений придёт с минуту на минуту, чтобы кофе ещё не успел остыть, но не прям сразу, чтобы не спалиться. Он залетает в офис, как может аккуратно, чтобы не расплескать капучино, и большими шагами доходит до кабинета директора. Там пусто, и он благодарит небо, что успел. Антон ставит кофе и пирожные на стол, на всякий случай снимая крышечку со стаканчика. Увидев во что превратился красивый листочек, нарисованный бариста на пенке, Шаст чуть не рыдает одновременно от смеха и разочарования — на верхушке кофе фигурка, слишком очевидно похожая на пенис. Пиздец. Хуевый какой-то кофе получается. Антон накрывает стаканчик крышкой обратно и выбегает из кабинета. Очень вовремя, потому что краем глаза он видит заходящего с другого конца офиса Попова. Шаст паникует и не находит ничего лучшего, чем юркнуть под стол Воли. Арсений, слава богу, ничего не замечает и заходит в свой кабинет. Шастун пользуется этим, чтобы вылезти из-под стола, но внезапно чувствует, что врезался задницей во что-то живое. С похолодевшим сердцем он оборачивается, чтобы увидеть всего лишь навсего Пашу. — Мда, Шастун, никогда бы не подумал, что у нас с тобой дойдёт до такого. Это новое приветствие? Типа клуба тощих задниц? Ты учти, я всё-таки не по этим делам. К тому же Попов меня со свету сживёт. — Бля, Паш, напугал до усрачки. — Так, так, жопу свою от меня убрал, потом уже пугайся до усрачки. — Антон прыскает и наконец отодвигается. — Что ты вообще у меня под столом делал? — Да так, ничего. Не обращай внимания, Паш. А ты всегда так рано приходишь на работу? — Шастун тараторит, но Волю не обманешь, он смотрит своим прищуром, будто рентгеновский аппарат, но, видимо, решает не лезть в то говно, которое Антон называет своими делами. — Да я всегда так прихожу, дебил. Это ты сегодня впервые, не то что вовремя, а даже раньше. — Ну да-да. Ладно, я пошёл, хорошего тебе дня! Антон старается поскорее ретироваться — вдруг Арсению взбредёт в голову как раз сейчас выяснить, кто там принёс сюрприз. Он позорно сбегает к своему рабочему месту и включает комп. Оля написала, что сегодня не сможет позавтракать с Шастом, а одному идти ему влом. К тому же, он хочет всё-таки узнать, будет ли от Попова какая-то реакция. Так он сам лишается на сегодня утреннего кофе с круассаном. Пока Антон загружает Буфферапп, он заходит в интранет их центра*. Там в личных сообщениях висит непрочитанное. От Попова Арсения Сергеевича. Дрожащей рукой Шаст наводит курсор на иконку сообщений, параллельно размышляя, почему в собственных мыслях Антон — великолепный волк: Балто, Белый клык, Акелла, а как доходит до дела, он хуманизация всех всратых волков с постироничных мемов на свете? Волк не тигр, но попу моет, блядь. Сообщение короткое: Антон, зайдите ко мне в кабинет. Шастун не хочет этого делать, но только теперь он боится идти к Арсению в кабинет не потому, что его пугает Попов, а потому что Антон — банальное ссыкло, которое не умеет справляться со своими чувствами и ещё меньше умеет отвечать за свои поступки. Он направляется — в который уже раз за последние три недели — к кабинету директора и страшно жалеет о своём сюрпризе. Зачем ему вообще понадобилось что-то покупать, что-то дарить, как-то намекать на даже не оформившиеся ещё ни во что адекватное чувства? Мог же просто страдать себе тихонько в тряпочку и не высовываться, тем более Арсений-повседневный не так уж много поводов даёт для слюноотделения. Так ведь даже лучше — и Шастун к нему не лезет, не доёбывается до его зоны комфорта, и Попов остаётся привычным директором-дедом. Нет же, бля, надо было ему, член у него чесался! Проходя мимо Воли и жестом показывая, что Арсений сам его вызвал, Антон честно раздумывает над вариантом развернуться и убежать, но, как сказал когда-то какой-то философ, вещи кажутся невыполнимыми, пока ты их не выполнишь. Или это тоже мем? Антон открывает дверь. — Доброе утро, Шастун. Арсений стоит у окна, у него в руках стаканчик с кофе — сука, без крышечки — а на столе лежит открытая коробка с макаронами. В ней не хватает двух пирожных — слава богу, у Арсения хоть аллергии нет. — Доброе, Арсений Сергеевич. — Как продвигается новая стратегия по Фейсбуку? — Отлично. Мы увеличили охват аудитории практически в полтора раза. — Замечательно! Вот вы, когда хотите, умеете же всё-таки работать. — Да я вообще люблю свою профессию. Антон мнётся на месте, что с его масштабами наверняка выглядит нелепо, но ему тупо стрёмно смотреть на Попова. Одно дело отсасывать человеку или подкалывать его, когда ты к нему ничего особенного не чувствуешь, и совсем другое — когда понимаешь, что сердце при его виде бьётся быстрее и ладошки потеют сильнее. Попов осматривает его внимательно, будто предлагая самому продолжить диалог, но Шаст просто хочет поскорее отсюда уйти, желательно куда-то на Северный полюс. Если продолжать сравнение с животными, сейчас он Умка, который прячет свой чёрный нос от своего настоящего мальчика. — Вот знаете, что со мной приключилось сегодня, Шастун? Антон отрицательно мычит, проводя носочком по полу. — Прихожу я в офис, смотрю, а на столе кофе, ещё даже тёплый, и коробка с пирожными. Антон мычит будто бы заинтересованно. — Вы не знаете, откуда они могли тут взяться? Опять отрицательное мычание. Может Шастун не волк и не медведь, а корова? Которая в цирке выступает. — Я подозреваю, что это вы принесли, только у вас не хватает смелости признаться. — Арсений говорит серьёзно, и у него в голосе слышится нотка разочарования. Антон решает, что надо идти до конца и возмущённо и очень наигранно негодует: — Нет, ну с какой это стати вы меня подозреваете, адекватного человека? С чего это вдруг вам в голову пришёл такой бред? Носить вам пирожные, почему? Арсений выглядит удивлённым и в некоторой степени уязвлённым, он снимает очки и кладёт их на стол. — То есть вы считаете, что носить мне подарки нельзя? — Можно, вам можно. Просто для этого нужен какой-то этот самый. Повод. День рождения там, например, Новый год… А можно Шастуну там язык отключить? Теперь Арсений выглядит очень уязвлённым и вдобавок рассерженным. — Почему вы постоянно врёте? Ещё и хотите выставить меня идиотом! — Не надо! Не носил я вам кофе с пирожными, что я, обалдел совсем? Спайсами надышался? У Арсения от злости начинают подрагивать крылья носа. Вот опять, Шастун опять это сделал — довёл его. В голове набатом бьёт единственная мысль — может и в этот раз всё закончится сексом? Но Попов подлетает к нему и раздражённо выпаливает: — Сначала вы приносите мне подарок… — Нет! — А потом приходите, чтобы оскорбить меня? — Не оскорблял я вас! — Заберите свой вонючий кофе обратно! И Арсений внезапно выплескивает остатки кофе из стаканчика прямо на Шастуна. Жидкости там мало, и она совсем холодная, но Антон отскакивает, будто на него, как минимум, смолой плеснули. Они оба с Арсением смотрят удивлённо на расползающееся по рубашке пятно — хорошо, что Антон сегодня в клетчатой, хотя бы не так видно будет. Попова отпускает первым, он подскакивает к своему столу, достаёт откуда-то салфетки, принимается лихорадочно вытирать Шастову грудь. Он стоит близко, их дыхание смешивается, потому что они оба смотрят вниз — на кофейное пятно. Антон ничего не понимает. — Если бы на моём месте был другой сотрудник, вы бы так не бесились. Вы типа это? В меня того самого? Арсений поднимает на него свой взгляд — ресницы у него и правда очень длинные, а глаза пронзительные, и Антона ведёт. — Ещё одно слово, и вы вылетите из окна. — А если из окна, то у вас точно не просто стоит на меня, — Шаст сам в ужасе от того, что несёт, заклейте ему уже кто-то рот, но Арсений внезапно выглядит ещё более напуганным. Он отшатывается от Антона и отводит взгляд. — Пошли вон из моего кабинета. — Ага, да-да, конечно. — У Шастуна язык заплетается почему-то — и когда это он начал заикаться? — И не смейте являться без вызова! — Угу, ага. — И согласовывайте свои визиты с секретарём! — Как скажете, Арсений Сергеевич! Да, конечно, это больше не повторится. До свидания, Арсений Сергеевич! Антон вылетает из кабинета и, даже не смотря на Пашу и едва не врезаясь в Лену, бежит к своему месту. Он понятия не имеет, как дальше работать и как дальше жить.