Сосуживцы

Антон послушно встаёт и на негнущихся ногах идёт к выходу, тормозя только рядом с Арсением, но тот держит дверь и смотрит на свои руки. Шаст выходит, совершенно не соображая, что происходит. Как в трансе, он идёт на своё место, садится за стол и буквально хочет умереть. Он причинил такую боль человеку, который заслуживает всю любовь мира, человеку, не вызывающему ничего, кроме восхищения, человеку, к которому он испытывает такие чувства, каких никогда до этого не ощущал в своём теле. И, что самое страшное, он совершенно не знает, как исправить ситуацию. Продолжая действовать скорее по инерции, Шастун идёт в отдел кадров и просит бланк заявления об уходе. Те нехотя дают, пытаясь спросить, что произошло, но Антон игнорирует вопросы, заполняя всё и спрашивая, что ещё нужно. Необходима подпись директора, поэтому он несёт бумажку Арсению, не рискуя заходить и оставляя её Паше, не обращая внимания на его вопросы и окрики тоже. Антон возвращается к своему месту, где его уже караулят Ваня с Олей, налетая с расспросами. — Да вот, как раз сегодня на ХэдХантере прислали приглашение в другую компанию — там и должность посолиднее, и зарплата повыше. И к дому ближе — могу в обед гулять со шпицами. Антону кажется, что это за него говорит другой человек, пока чужие руки собирают его не слишком многочисленные пожитки. Кружка, коврик для мышки, которым уже никто не пользуется, стикеры в виде членов — подарок Вани… Сам Абрамов топчется на месте, не зная, что делать, пока Оля шипит в ухо: — Ну что ты врёшь, я же знаю, что ты из-за него уходишь. Что у вас случилось? Антон! Шастун, к кому я обращаюсь? В этот момент, к его столу, возле которого и так, помимо Вани и Оли, топчутся некоторые другие сотрудники, подходит Воля. У него такой же недоумённый вид, как у остальных, но он строго говорит: — Шастун, Арсений Сергеевич вызывает. — Я не пойду, я ему уже всё сказал. — Бурчит Антон, пока рядом раздаются шепотки — Волю, хоть и любили, опасались практически не меньше, чем Попова, поэтому такое хамство было недопустимо. Паша суровеет на глазах, подходит ближе, так, чтобы его было слышно только Шастуну и Серябкиной, сквозь зубы цедит: — Нет, Шастун, ты пойдёшь. Возьмёшь свои яйца в кулак и пойдёшь решать свои проблемы как настоящий мужик, а не хуйло собачье. Антон хихикает от сравнения — это нервное — но тут же ловит Пашин взгляд и затыкается. Не зря всё-таки Волю тоже боятся. Шаст съёживается и понуро идёт к кабинету директора. Ему стыдно и страшно, и он не знает, что говорить. Арсений стоит спиной ко входу, смотрит в окно, в руках за спиной у него какая-то бумажка. Когда Шаст заходит, он не поворачивается. — Что это? — бросает Арс холодно. — Что это что? — Антон не строит дурачка, он правда не совсем понимает, что тот имеет в виду. — Это! — Арсений поворачивается на пятках и взмахивает листком в руках. — Эм? Бумага? — Я о том, что на ней! — Видя недоумённый взгляд Шаста, Попов только сильнее закипает. — Ваше заявление об уходе! — А. И что с ним не так? — Скажите, пожалуйста! И с чего это вы решили уйти с такого прекрасного места? Раздражение Арсения передаётся и Шасту — он искренне не вдупляет, почему тот злится на его уход, если двадцать минут назад он его ненавидел и видеть не хотел. — Решил и решил! Какая вам разница? Подпишите просто, и всё! — И что же, место новое уже нашли? Вам же собак кормить надо, вы о них подумали? — Подумал, не переживайте! И даже если и нашёл новое место, вам какое дело? — И начальник там, наверное, не такой требовательный, да? — Да! — Антон неосознанно передразнивает Арсову интонацию, он уже вообще не понимает ситуацию и орёт чисто по инерции. — И симпатичней наверное тоже?! — Да! И моложе! — Похоже, это было лишним, у Арсения выражение лица такое, будто в него плюнули сейчас, а он ещё не допёр, что произошло. — Ну что же, раз вас там ждут, посмотрим на ваше заявление. — Арс с размаху садится в кресло, демонстративно напяливает не нужные ему очки. — Ай, какая жалость, я это заявление подписать не могу — вы не указали причину ухода. Любая проверка потом обнаружит, и мне придётся оправдываться, почему я отпустил такого ценного сотрудника! Антон хочет заорать: «Какая, на хуй, проверка, мы же не в совке живём!», но он сдерживается, потому что это даже на руку. — Отлично! Дайте мне бумагу, ручку, я сейчас напишу новое. — Ещё бумагу? То есть вы ещё и против сохранности экологии? Отлично, может и к лучшему, что вы от нас уходите. Арсений ручку и лист бумаги даёт, а у Антона руки трясутся от злости, пиздец — Попову лишь бы прикопаться, ебанутый. — Вы пишите-пишите. Чего так долго? Писать разучились? — Вы меня отвлекаете, я же не клавиатура ноутбука. — Конечно, даже у клавиатуры мозгов побольше вашего будет. Ну что там, готово? — Арсений выхватывает листок сразу, как только Антон расписывается. — Ага-ага, по собственному… Угу… Потому что ваш начальник — долбоеб? — Конченый! Попов будто теряет дар речи. Он стоит напротив сидящего в кресле для посетителей Шаста и буквально трясётся от ярости, и, кажется, Антон знает, что дальше последует. Арс резко садится к нему на бёдра, больно надавливая коленками и сильно потянув за волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову и буквально впиваясь в шею, будто кровосос какой-то, ей-богу. Шастун возмущённо думает, что за манера такая — трахаться с кем-то, когда ты на него злишься, и почему Арсений его на это вообще подсадил? Технически, правильнее будет сказать, что это Шаст его подсаживает, потому что на кресле неудобно, и, как бы Антон ни любил такую позу, когда пространство ограничено твёрдыми ручками, ничего путного не выйдет, так что Антон напрягает все свои силы, подхватывает Арсения, поднимаясь и резко сажая того на стол. Судя по звуку, Арс нехило так прикладывается жопой о дерево, но Антону плевать, он слишком злится на него сейчас, да и Арсению, судя по всему, плевать тоже. Он только обхватывает Шаста ногами, прижимая к себе плотней. Они целуются жёстко, грубо, и Антон не знает, чем всё закончится — о том, что Арсений может выгнать его после всего этого и действительно уволить, ему думать не хочется. Он лихорадочно расстёгивает Арсу пиджак, тянет вниз галстук, снимая — они не реализовали столько идей с этим предметом гардероба, принимается расстёгивать рубашку, но пуговки маленькие, ещё и за двойной подкладкой, у него не получается, и он злится. Арсений сбрасывает его руки, пыхтит: «Ничего сделать не можешь», сам начинает расстёгивать ебучую рубашку, пока Антон разбирается с его ремнём на штанах, но и у него ничего не выходит, так что Арс разочарованно стонет и бросает попытки, просто откидываясь на столе, чуть отъезжая вперёд, потому что голова не помещается. Антон как раз расстёгивает его штаны и тянет их на себя вместе с трусами, Арс задирает рубашку, требовательно ища руками голову Антона, чтобы притянуть к себе. Шаст слушается, оставляет штаны в покое, сильно сжимает Арсовы бока ладонями, вырывая из того удовлетворённый скулёж, водит языком по животу, вырисовывая какие-то фигуры и изредка прикусывая кожу, спускается ниже, проводит языком по члену. Арсений наконец дёргает ногами в попытке окончательно стянуть штаны, так что Антон помогает, одновременно расстёгивая свои. Арс хрипит что-то: — Верхний ящик стола-а. — Что? — Смазка и презервативы. Антону очень хочется едко отметить тот факт, что в этот раз Арсений подготовился к повторению секса на рабочем месте, но, каким бы злым он на него сейчас не был, это было бы совершенно глупо и не к месту. К тому же, можно подумать, сам Антон не рад этому факту. Он быстро обходит стол, одновременно пытаясь стянуть штаны и с себя, а когда возвращается со всем необходимым, Арсений смотрит странно, тянет за ворот рубашки, опять целует. В этот раз выходит как-то по-другому, спокойнее, нежнее, но буквально спустя пару мгновений они опять переключаются на страсть. Антон раскатывает презерватив, смазанными пальцами входит в Арса, выбивая грудное «ох!», чтобы практически сразу же убрать их, размазав смазку по члену и наконец войти. Он так рад, что стол у Арсения идеальной высоты, и ему не приходится ни подгибать колени, ни становиться на цыпочки. Арс стонет протяжно, и Антон зажимает ему рукой рот. Вбивается сильно, с оттяжкой, в какой-то момент закидывая одну Арсову ногу себе на плечо, думая мимоходом, что ему должно быть очень неудобно в такой позе лежать на твёрдом столе, но тот не жалуется совсем, не знает, только, что делать со своими руками, то тянет рубашку, то закидывает их за голову, но к члену своему почему-то не прикасаясь. Антону нравится, он сам обхватывает его ладонью и начинает дрочить. Сейчас, хорошо изучив Арсения за два дня практически не прекращающегося секса, Антон делает то, что тому нравится — невольно думается, что пусть хоть удовольствие он Арсу принесёт в последний раз. Антон смещает ладонь с чужого рта, чтобы спустя секунду грубо вставить туда пальцы — Арсений кашляет от неожиданности, но принимает их с охотой, проходясь языком между и втягивая щёки. У него слегка закатываются глаза, и Антону кажется, что он от этого сейчас позорно кончит. Он выходит из Арсения и тот стонет разочарованно, слышно, потому что Антон и пальцы изо рта вытаскивает, чтобы вставить их вместо члена, и Арс всё равно недоволен, он приподнимается на локтях, но второй рукой Шаст толкает его обратно, так, что тот ощутимо прикладывается головой об стол, и оставляет руку на шее, придерживая. Сжимает не сильно, это даже не лёгкая асфиксия, он просто держит Арсения за горло, а у того рот открывается и слюна по уголкам губ течёт. Шаст аккуратно надавливает на простату, давая себе небольшую передышку, а Арсений вскидывает бёдра и практически хнычет — дрочить Антон ему перестал. — Шастун! — Антон знает, что Попов делает это специально, слишком уж большой кайф он от этого ловит. — Что вам угодно, Арсений Сергеевич? — Антону бы хотелось, чтобы его голос звучал сексуально, но он никого не обманывает — издаваемое им хриплое пыхтение сексуальным могут счесть только ежи. И, судя по всему, Арсений Попов — тот протяжно стонет. — Ну давай уже! — В просьбе просящих ноток больше, чем требовательных. — Что? — Спрашивает, тяжело дыша, знает, что Арс кайфует с этого всего. — Трахни меня нормально, Шастун! — Арсений сильнее прогибается, и Антон специально, слегка наклонившись, легонько дует ему на член, на что из Арса вырывается нечто похожее на скулёж, и Шасту тоже происходящее в дикий кайф. Антон убирает руку с шеи и вытаскивает пальцы. Арсений слишком — просто слишком: у него совсем расфокусированный, поплывший взгляд, и он лежит перед ним с задранной рубашкой и широко разведёнными ногами, дышит часто, а у Антона сердце заходится от мысли, что возможно он его таким больше не увидит. — Антон, ну-у. — Арс тянет умоляюще, и нежности сейчас в Шасте больше, чем воды во всём Мировом океане. На контрасте он резко тянет Арсения на себя за рубашку — тот безвольной куклой сползает со стола, на ногах не держится, но Антон разворачивает его и укладывает животом на стол, Арс руками хватается за противоположный край. От сильных толчков даже это произведение мебельного искусства не выдерживает, отъезжает немного с отвратительнейшим звуком, и бог его знает, как Паша объясняет наверняка растерявшимся сотрудникам, что происходит в кабинете их директора. Когда всё заканчивается, Шастун ловит флэшбеки, потому что они оба опять не торопятся одеваться, дышат тяжело, Арсений только садится на столе, Антон облокачивается рядом. И Шаст опять не знает, что будет дальше, но только в этот раз всё серьёзно, и он не хочет бросать всё на Арса, как тогда. Он говорит первым: — Арс, я знаю, что ты можешь мне не верить, но я хотел тебе всё сказать. Ещё тогда, на крыше, а потом у тебя дома. И мне невыносимо думать, как я тебя обидел, особенно после всего, что ты рассказал. Я прошу прощения за это, хотя понимаю, что ты не обязан. Только, пожалуйста, не думай, что это из-за должности. После минета я вообще об этом забыл, а конкретно поплыл ещё тогда в кабинете, когда ты мне подыграл. И я искренне считаю, что ты прекрасен и внешне, и внутренне. И я влюблён в тебя как подросток. Но, если ты скажешь уйти, я уйду. Только поверь мне, пожалуйста. Арсений поворачивается к нему, смотрит внезапно нежно, рукой тянется к уху, треплет, как мальчишку. Антон вообще не втыкает, что происходит. — Я тебе верю. Не надо уходить. — Но как? Ты же злился и выглядел таким… — Антон, ну я же не маленький и не тупой. Естественно я злился, злился на себя, потому что первой моей мыслью было, что это повторение истории. Злился на тебя, что ты не сказал. Но я же вижу, вижу, как ты смотришь на меня, говорю с тобой, слушаю, что ты думаешь. Трахаюсь с тобой, в конце концов. Я умею отличать притворство и враньё от искренности. — Но почему ты…? Арс опять ласково тянет его за ухо, прерывая: — Когда Паша занёс заявление, я разозлился очень сильно, потому что всё это время ты был таким настойчивым, что даже судьба сводила нас вместе в самых неожиданных местах, а тут ты внезапно сдался так легко… Антон перебивает: — Мне было дико стыдно и больно, от того, что ты узнал, да ещё и так, я решил, что не заслуживаю тебя. Шаст говорит «от того, что ты узнал», потому что за сам поступок ему стыдно, очень, но сейчас он думает, что, не решись он тогда воспользоваться советом, не было бы у него такого Арсения сейчас рядом. Так что в некоторой степени, он ни о чём не жалеет. — А я вдруг подумал, что ты уйдёшь, и что тогда? Ты слишком многое изменил во мне. — Если бы ты сам не хотел, ты бы не менялся. — Это правда. Но ты напомнил мне, какой я на самом деле. И я решил, что могу простить твои карьеристские замашки. Арсений мелодично смеётся, а у Антона уши краснеют. — Ты опять просто развёл меня на злой секс на работе, — констатирует он. Арс заливается сильнее, тыкает ему в ухо пальцем. — Не заметил, чтобы ты сопротивлялся. — Но я обещал Паше, что мы больше не будем! — Ничего, переживёт. Но вообще ты прав, я, наверное, немного извращенец, — Арсений тянет задумчиво, соскальзывая наконец со стола, нагибаясь и натягивая трусы и штаны. — Я, значит, тоже, — Антон подтягивает свои и наоборот, садится на стол, по-детски болтая ногами. — Но ты больший извращуга. Арс подходит к нему, целует в щёку, интересуется смешливо: — Что там по билетам на Оно? Ещё не успел их сдать? Надо проверить, вдруг у меня коулрофилия. — Это чо? Когда на клоунов встаёт, что ли? — Тем более, ты так на Скарсгарда похож… Арсений начинает хохотать раньше, чем Антон недовольно тыкает его пальцем в живот, довольно сильно, и Арс сгибается, то ли от смеха, то ли от боли. Всё-таки иногда нет ничего плохого в унылом, но предсказуемом Арсении-начальнике. И всё равно, Антон по нему скучать не будет.