Doctor O

Питер ненавидел мистера и миссис Сэмвортов. Они были незлыми, не относились к нему недоброжелательно, но мальчику отчаянно не хватало внимания. Едва войдя в их скромный дом, Питер обратился к женщине — «Прошу, Питер, ты можешь звать меня тётей Эм» — чтобы спросить, когда же она позвонит жене доктора О и назначит встречу. — Ох, сначала мы должны убедиться, что ты хорошо устроился, — сказала она в тот день, а потом и на следующий, и на следующий после следующего. Прошла неделя, и Питер чувствовал себя устроившимся, как никогда, и все равно слышал её отказ. — Может, вернёшься в школу, к нормальному темпу жизни, — и тогда я позвоню им. Питер не понимал, чего она ждёт, ведь доктор фон Бок сам сказал, что очень важно начать как можно скорее. Но мальчик не задавал вопросов и не жаловался. Ему не хотелось злить ни миссис Сэмворт, ни её пугающе молчаливого супруга. Питер испытывал благодарность за выделенную ему отдельную комнату. В углу у окна находилась кроватка, откуда можно было разглядеть большой задний двор, где росли яблони и сад с травами, кабачками и тыквами, которые выращивала миссис Сэмворт. Она была заправлена простынями и пледом с красными гоночными машинками. Питер никому не говорил, но они ему совершенно не нравились. Под матрасом у этой конструкции находились ящики, — где, как мальчик обнаружил, можно было спрятаться, если вытащить их полностью. Он любил брать с собой туда яблочный сок, миску крекеров и фонарик, который нашёл там же, и рассматривать книжки с картинками. Миссис Сэмворт спрашивала, что ему нравится, и Питер сказал первое, что пришло в голову: — Океан. Она сходила в библиотеку и принесла ему кучу книжек об океанах, рыбах и кораблях. Он мог рассматривать их часами, пока его не позовут ужинать. У новых приёмных родителей Питера были и свои дети. Их сын, Мейсон, был примерно одного возраста с ним, и дочь по имени Пенелопа — вечно сварливый подросток. Мейсон был нормальным, но слишком активным ребёнком, поэтому Питер уставал от долгих игр с ним. Пенелопа обычно закрывалась у себя в комнате и громко слушала музыку. Самое большее, что она сказала Питеру за эту неделю, было: «Привет» — в первый же вечер, когда он приехал. Питер не хотел возвращаться в школу. Он не чувствовал себя готовым, не хотел встречаться со своими сверстниками. Он знал, что никто не поймет, какими были для него последние несколько месяцев. Питер был новичком с инвалидностью, сиротой. Миссис Сэмворт сама решила, что он готов и всё наладится окончательно, едва лишь распорядок дня мальчика установится. Она, конечно, не потрудилась спросить Питера, чего тот хотел бы. В понедельник утром, когда женщина была в ванной, он тайком залез в ее сумочку. Питер нашел визитку доктора О и положил ее в передний карман своего нового рюкзака с супергероем. — Ну что, готов к своему первому школьному дню? — весело спросила миссис Сэмворт, войдя в кухню. Питер выпрямился и кивнул, выдавив из себя улыбку. Едва она высадила его у ворот школы и уехала, свернув за угол, он помчался вниз по улице. Питер проехал на двух автобусах и прошел несколько кварталов, изредка тормоша прохожих, чтобы спросить дорогу. После чего, наконец-то, оказался перед больницей, где работал доктор О. Она была закрыта. Питер сел на асфальт перед зданием и захандрил. Должен же хоть кто-то прийти сегодня? Питер не увидел нигде таблички с часами работы, но, в любом случае, это была обычная пятница. Нужно немного подождать. Вскоре он услышал, как кто-то приближался к нему, и замер, с надеждой подняв взгляд. Это был ассистент доктора О, Тино. Питер не очень хорошо знал его, но… он казался милым, хотя Питер не был уверен, как он отреагирует на его внезапное появление здесь. Тино одной рукой убирал с глаз отросшие белокурые волосы, а другой держал телефон, уставившись в экран. Он крутил на пальце связку ключей, позвякивавших при каждом шаге. Заметив Питера, Тино резко остановился. — Питер? — спросил он, шагая мальчику навстречу. — Какого черта ты здесь делаешь? — Я пришел к доктору О, — он виновато уставился в землю, а потом выглянул из-под ресниц: Тино отпер дверь, бросив на него странный косой взгляд. — Его ещё нет, — сказал он. У Питера упало сердце. — Но он придет позже. Тино придержал дверь и жестом пригласил Питера войти. Тот вскочил на ноги, первым забегая в холл с улыбкой. — Твои приемные родители знают, что ты здесь? Мне вроде не звонили… — Угу, — Питер затеребил подол своей футболки, раздумывая, как лучше ответить на этот вопрос. Тино строго посмотрел на него и скрестил руки на груди. Отпираться было бесполезно. — Миссис Сэмворт думает, что я в школе. Они уставились друг на друга. Питер надеялся, что Тино не заставит его позвонить Миссис Сэмворт; она сейчас была на работе, и злить её — последнее дело. Заставит ли его Тино вернуться в школу? Питер всей душой не хотел туда идти. Уж лучше было весь день сидеть где-нибудь на улице. Деньги кончились, так что всё равно весь день ушёл бы на дорогу домой, и Питер очень надеялся, что возвращаться пешком не придётся… — Хорошо, — сказал наконец Тино, — ты можешь подождать его. Ассистент приступил к своим утренним обязанностям, подготавливая кабинет. Питер сидел в кресле в приёмной и наблюдал, как он включает свет, сортирует бумаги, вытаскивает карты, ставит штампы на результаты. Тино подметал пол в офисе, вытирал все столешницы и дверные ручки. Колокольчики над дверью зазвенели. Питер подпрыгнул, крутанувшись на кресле, но это был не доктор О. Тино поздоровался с вошедшим: «Доброе утро, Райвис!» У него было очень молодое лицо, но он был намного старше, чем казался, потому что носил красный халат и рабочий пропуск на шее. Райвис пригладил свои сальные светлые волосы и поприветствовал Тино, удивлённо уставившись своими голубыми глазами на Питера. — Хей, — сказал он, — я тебя знаю! Я тебя тогда фотографировал. Левое плечо… — он замолк, мазнув взглядом по руке мальчика. Питер выдавил из себя улыбку. — Здравствуйте, — сказал Питер, чтобы не смущать Райвиса, не знавшего, что сказать, а потом снова повернулся к двери, ожидая доктора О. Но этого не произошло. Задумавшись, он не вслушивался в дальнейший разговор взрослых. А потом Тино обратился к нему. — Тебе стоит позвонить и сказать Миссис Сэмворт, где ты, чтобы она не волновалась, — сказал он, подходя к Питеру и опускаясь перед ним на колени. Питер молча уставился на Тино. Если бы миссис Сэмворт узнала, где он, у него могли бы быть неприятности. Он не хотел, чтобы на него кричал ее страшный муж. — Когда приедет доктор О? — спросил он вместо этого, глядя на дверь и не заметив обеспокоенное выражение, промелькнувшее на лице Тино. — Ты не думаешь, что надо сначала позвонить миссис Сэмворт? — Тино попробовал еще раз. Питер покачал головой. — Почему? — ему нечего было ответить, поэтому он промолчал. — А как же твоя школа? Может, туда? Питер снова покачал головой. Он в той школе никогда не был — и уж точно никто не стал бы скучать по нему. Он просто хотел увидеть доктора О. — Питер, — Тино наклонился достаточно низко, чтобы Питер не мог не видеть его озабоченное лицо. — Чего ты хочешь? — Ч-что? — Питер резко вскинул голову и открыл рот. Тино устроился на полу поудобнее, скрестив ноги, и, положив руку на колено мальчика, ободряюще улыбнулся. — О чем ты думаешь? Что чувствуешь? — Я… — ни один взрослый никогда не спрашивал Питера об этом. Он будто внезапно обрёл свободу выражать всё то, что крутилось у него в голове. Это сбивало с толку, и он не знал, с чего начать. — Я не хочу возвращаться домой к Сэмвортам, — выпалил он… эмоции переполнили мальчика до краёв, и его вдруг прорвало. Он закусил губу в слабой попытке сдержать слезы, стоящие пеленой перед глазами. Внезапно Тино потянул Питера на себя, прижав его голову к своей груди. Тот всхлипнул. Мужчина держал его крепко, раскачиваясь взад и вперед, бормоча в волосы Питеру, что всё будет хорошо и можно поплакать и рассказать ему всё, что угодно, он не будет сердиться. Мальчик вцепился в мягкую ткань свитера Тино, рыдая в голос. Что он вообще мог сейчас сказать, несмотря на то, как сильно хотелось ему выплеснуть это всё наружу? Питер хотел рассказать ему о доброте своей матери и о том, как она перестала обращать на него внимание, когда отец перестал приходить домой. Она заперлась в четырёх стенах и всё время была грустной. Питер хотел сказать, что ему тоже было очень грустно, но он мог находить силы, чтобы готовить что-нибудь на завтрак. А потом к маме стал приходить новый человек. Сначала он был милым, но со временем начал меняться. И мать Питера не смотрела на сына, отворачиваясь, когда мужчина орал на мальчика, унижал и бранил его. Питер ничего не мог сделать, потому что он всего лишь ребёнок и не мог дотянуться до плиты, чтобы приготовить ужин. Не мог ничего сделать с тем, что он иногда получал ссадины и синяки, обжигался о духовку или разбивал чашку. Он старался не плакать — этот мужчина не любил его слёзы. Он сказал Питеру, что может плакать только с его разрешения, да и то молча. Мальчик рыдал в голос, чувствуя спиной ласковые поглаживания и слыша успокаивающий голос Тино. Финн пальцами расчёсывал ему волосы, и это напоминало Питеру о маме. Он хотел рассказать Тино, как её мужчина не давал ему еды, потому что Питер был плохим мальчиком, и иногда он совсем не понимал, за что его наказывали. Он хотел рассказать Тино, что этот человек требовал, чтобы Питер звал его отцом, хотя он вёл себя совсем не по-отечески. Поэтому Питер спал снаружи, — он не пускал его в дом лишь потому что мальчик отказал ему в этом. Он хотел рассказать Тино, как пытался залезть на дерево на заднем дворе — чтобы убежать от реального мира, чтобы хоть ненадолго оказаться в безопасности, но в темноте Питер поскользнулся и упал. Повреждённая рука горела, но он не плакал, сидя на крыльце в ожидании утра, — замёрзший и продрогший от росы. Мужчина кричал на него: ничего бы не случилось, назови глупый мальчишка его отцом. — Да, отец, — пришлось сказать Питеру. И тогда ему разрешили вернуться. Боль в руке усиливалась, но он молчал. Осматривая себя в зеркале, Питер видел огромную рану от плеча до локтя — она пульсировала, но не кровоточила. Мать даже не посмотрела на него, когда он попросил о помощи, а «отец» просто наорал в ответ. Питер хотел рассказать Тино, что даже учитель не заметил его травмы. Питер носил закрытую одежду и сидел на задних партах, как можно дальше от взрослых. Там он мог представлять, что находится где-то в другом мире, где нет боли и крови, семья счастлива и в ней царит любовь. Однажды боль стала нестерпимой, и он вышел из класса проверить состояние раны. Порез сочился чем-то неприятным и липким, но Питер был уверен, что это нормально — просто потому что никто не сказал обратное. «Отец» советовал быть мужественным — так что он просто терпел, как настоящий мужчина. Само заживёт. Один мальчик в классе пожаловался, что от Питера странно пахнет. Сам он мало что помнил из того дня: он плохо спал, ничего не ел и чувствовал слабость и жар. Пальцев он не чувствовал, и Питер был уверен, что это всё от слабости. Он должен быть сильным — это же просто царапина. — Как давно ты поранился? Почему не сказал никому? — расспрашивал его учитель. — Питер. Не глупи в следующий раз, говори взрослым. Питер лишь смутно запомнил, как упал в обморок и оказался в медпункте. Невнятные образы событий мелькали перед глазами: поездка на скорой, чьи-то светлые волосы, голубые глаза и хмурое лицо, голос с сильным и будто сердитым акцентом. Ему просто хотелось плакать, но ему никто не сказал, что можно. В какой-то момент появилась женщина с ярко-красной помадой и попыталась задать Питеру несколько вопросов, но он не мог сосредоточиться на ее голосе. Она расспрашивала, не прикасался ли к нему кто-нибудь (предоставленный сам себе, мальчик только и хотел, чтобы ему уделили хоть немного внимания), и Питер попытался закатить глаза, но после этого уже не смог опустить их и провалился в темноту. Питер хотел сказать Тино, что проснулся в первый раз от голода. Он хотел сказать ему, что сначала побаивался сердитого доктора Бондевика — однако он смотрел на мальчика теплее, чем кто-либо за долгое время. Питер всё время цеплялся взглядом за золотую заколку, которой врач убирал чёлку. Когда мужчина поворачивал голову, Питер видел в ней своё отражение и воображал, будто бы оно — это он сам. Будь он не здесь, а в этой заколке, было бы гораздо легче справиться с реальностью. Он хотел сказать Тино, что доктор О — его герой. Питер рыдал у Тино на груди до рези в голове, пока у него больше не осталось сил на слёзы. Кто знает, как долго мужчина качал его на руках, пока он просто шмыгал носом и, наконец, впервые за много лет чувствовал себя в безопасности. Ласковые руки Тино, крепко обнимавшие его, напомнили ему о матери — той, живой и любящей. Зазвенели колокольчики над дверью, но Питер даже не потрудился поднять голову. Ему было тепло и хорошо. За спиной послышались тяжелые шаги, и мальчик почувствовал, как зачастило вдруг сердце Тино. Финн перестал раскачиваться. — Доктор О.! — тихо воскликнул он. Питер ощутил, как мужчина позади него опустился на пол, а затем еще одна пара рук обхватила Питера, зажав его между двумя теплыми телами. Мальчик снова заплакал. Тино не знал, как помочь Питеру. Он не ожидал такой реакции. Сначала мужчина хотел позвонить приёмной семье Питера, но ужас на лице мальчика заставил его остановиться. Он и сам не смог определить, в какой момент решился крепко обнять его и попытаться успокоить, шепча ласковым голосом, что всё будет хорошо. Хотя и не был уверен в этом. Доктор О шокировано уставился на мужчину и мальчика, сидящих на полу, и на его лице отразилась какая-то мрачная решимость, — привычная для него безэмоциональность пропала без следа. Он пересёк комнату и, опустившись рядом, обхватил их двоих руками. Тино ощутил, как сильные ладони легли на его лопатки, а Питер крепко прижался к обоим мужчинам и заплакал — но эти слёзы были слезами облегчения. Лишь когда мальчик успокоился, Бервальд отпустил Тино и Питера. Взглядом он позвал финна за собой — и тот сразу понял. Тино кивнул и поднялся с пола с мальчиком на руках, осторожно положив его на кушетку в приёмной. Питер, уже задремавший, распахнул глаза от его прикосновения. — Я сейчас вернусь, — сказал он, улыбаясь. — Я только поговорю с доктором О. Питер кивнул, прикрыв глаза. Его лицо распухло и покраснело от слез. Даже на этой кушетке он казался таким маленьким и хрупким. Тино и Бервальд скрылись за дверью его кабинета. — Доктор О, — Тино, взволнованный только что произошедшей сценой, забыл о стеснении. Он тихо закрыл дверь и повернулся лицом к врачу — тот стоял, прислонившись к столу, крепко скрестив руки на широкой груди и старательно сохраняя нейтральное выражение лица. — Я беспокоюсь за Питера, — просто сказал он. — Я собираюсь усыновить его. У Тино отвисла челюсть. Будь у него сейчас что-то в руках, оно бы непременно упало и разбилось. — Ты… что?! — лицо Бервальда дрогнуло, и на нём промелькнула тихая паника. Тино заметил, как он сглотнул, пытаясь найти подходящие слова. — Бервальд, усыновление ребенка — это хорошо… но это серьезное решение, ты не можешь просто так… Было ли это законно? — даже если отбросить в сторону моральный аспект проблемы, Тино не знал ответа на этот вопрос. Он не знал даже, что у Питера нет родителей. — Лукас сказал, что мать отдала его в детдом, — ну, тогда ладно. — Я думал об этом с тех пор, как впервые увидел его. — А Питер знает? — Бервальд покачал головой и снова сглотнул. — Ты хоть спросил его, хочет ли он этого? Бервальд смущенно замолк. «Боже, я даже не спросил его. А что если он этого не хочет? Я уже начал оформлять документы, что делать?» — отчётливо читалось на его лице. — Сегодня вечером придёт социальный работник. На собеседование, — Тино в ответ лишь ошеломлённо кивнул — он всё ещё думал о решении доктора О. Их разговор был прерван женскими криками за дверью: та громко повторяла имя Питера. Тино вырвался из кабинета, преисполненный решимости защищать маленького мальчика. Питер был в ужасе. Он притих на диване, пока его приёмная мать, шатенка в очках, отчитывала его. — Где ты пропадал? Из школы позвонили и сказали, что ты там не появлялся! Не понимаю, я же высадила тебя у школы сегодня утром! — она не сердилась, понял Тино, только беспокоилась, но при этом кричала так пронзительно, что Питер не мог сказать ей в ответ ни слова. Ассистент загородил собой мальчика, свирепо глядя на женщину. — Простите, я могу вам чем-нибудь помочь?  — Ах, извините! Мой приемный сын… Я сказала ему, что запишу его на приём, как только он устроится, но он намеренно ослушался меня. Мне очень жаль, если он причинил вам какие-то неприятности. Тино покачал головой: — Вовсе нет. Я полагаю, вы миссис Сэмворт, — он протянул ладонь в знак приветствия, но взгляда не смягчил. Никто и никогда, ни при каких обстоятельствах, не будет кричать на Питера в его, Тино, присутствии. Миссис Сэмворт ответила на рукопожатие с улыбкой. Кто-то опустил руку на плечо финна, и она подняла взгляд. — Это доктор О, — сказал Тино, не оглядываясь на Бервальда. Нежное пожатие его плеча было ему ответом. — Извините, что мы не позвонили вам, у нас тут кое-что случилось. Миссис Сэмворт кивнула и посмотрела на Питера. Тот смотрел то на врача, то на его ассистента, то на свою приёмную мать. Бервальд снова сжал плечо Тино, чуть подталкивая его вперед. — Полагаю, мы увидим Питера в понедельник утром на первом занятии его курса. Ровно в десять. После этого мы договоримся о регулярном посещении, — Тино говорил тоном, не терпящим возражения, и намеренно не позволял миссис Сэмворт вести переговоры. Он был готов растерзать её, если она не согласится. Та нахмурилась, но кивнула и со вздохом протянула руку Питеру. — Пойдем, милый, пойдём домой. Я сделаю тебе сэндвич на обед. Питер поколебался, потом медленно взял ее за руку. Миссис Сэмворт заверила Тино, что они приедут в понедельник утром, и потащила мальчика к двери. Прежде чем они успели выйти, Бервальд заговорил: — Миссис Сэморт, — она застыла, и они с Питером повернулись к нему, широко раскрыв глаза, — у вас он в безопасности? — Конечно, — она несколько раз удивленно моргнула, прежде чем обрела дар речи. Женщина подождала немного на случай, если доктор скажет что-нибудь ещё, и ушла. Наконец Тино позволил себе выдохнуть. Оставшийся день прошел без каких-либо происшествий. Рабочие часы тянулись медленно: Тино никак не мог сосредоточиться, мысленно всё время возвращаясь к произошедшему. Было почти пять, когда какая-то женщина с красной помадой подошла к его столу. Он даже не потрудился скрыть свою усталость: просто слабым голосом поздоровался с ней — его обычного бодрого тона как ни бывало. — Я миссис Перрин, у меня назначена встреча с доктором О, — этой миссис Перрин не было в расписании, да и она навскидку не выглядела инвалидом. Спустя мгновение до Тино дошло, кто она такая, и он резко выпрямился. — О! — воскликнул он, — Да, конечно! Он встал, вытер руки о штаны — ладони вспотели — и повел ее в кабинет. Тино тихонько постучал и, услышав из-за двери невнятное бурчание, заглянул туда. — Вас хочет видеть миссис Перрин, — сказал он, и Бервальд жестом пригласил ее войти, не отрываясь от бумаг. Тино пропустил женщину внутрь и широко улыбнулся. Теперь Тино точно не мог сосредоточиться. Он попытался вернуться к работе, но не смог, прошёлся по приёмной, любуясь вечерним небом за окном. Не мог стоять спокойно. Бервальд проходил собеседование, чтобы стать опекуном Питера. Тино не смог удержаться и прижался ухом к двери, прислушиваясь к тихому разговору. — Я буду с вами откровенна, мистер Оксеншерна, — говорила женщина, — одинокие кандидаты не часто проходят первую стадию процесса. Даже будучи финансово стабильным и с блестящими рекомендациями от персонала больницы. В интересах Питера — иметь семью. Если бы вы были женаты, не возникло бы никаких проблем. Тино сам не понял, как резко распахнул дверь и, спотыкаясь, подошёл к испуганным его неожиданным появлением доктору О и миссис Перрин. Было уже поздно что-то менять. — Я его жена! — словно не принадлежа самому себе, Тино услышал со стороны, как закричал. — О! — она повернулась к Бервальду, пристально смотрящему на своего ассистента. — Тогда почему вы отметили в заявлении, что холостой, если вы состоите в браке? — Я… просто ошибся.? — он встретился с Тино своим непроницаемым взглядом. — Прошу… Тино, да? Не хотите ли присоединиться ко мне и вашему мужу? — не прерывая зрительного контакта, Тино медленно опустился в кресло. Чёрт, что он наделал! Во время беседы он крепко сжимал губы, заставляя себя улыбаться и коротко отвечать, если Миссис Перрин обращалась к нему с вопросами. В конце концов, она отстала на него и сосредоточилась на Бервальде. Она ввела их в курс дела: рассказала, в каком состоянии он оказался в больнице, подробно описав его нелёгкую жизнь с биологической матерью. О том, что эта женщина сразу отказалась от сына, даже не потрудившись узнать, в какой больнице он находится. На этих словах сердце Тино болезненно оборвалось. Они обсудили психические и эмоциональные последствия у детей, перенесших такую тяжёлую травму. — Хорошо, что вы принимали такое участие в его выздоровлении, — говорила она, когда Бервальд сказал, что знает психотерапевта Питера, — вы взрослый, которому он доверяет. Это хорошо. Я сделаю пометки в заявлении. — Что вам известно о его приёмной семье? — не смог удержаться от вопроса Тино. — Эта информация конфиденциальна, но они хорошие люди, — она улыбнулась и снова повернулась к Бервальду. Их разговор — правда, несколько односторонний — продолжался. Тино зажевал внутреннюю сторону щеки. Он не был удовлетворен полученным ответом, но воздержался от дальнейших комментариев. Потом она спросила, как долго они были женаты. Тино откашлялся. — Ну, видите ли, — начал он, не зная, как ответить. Они не были женаты. Они даже не встречались. — Извините… как давно вы состоите в отношениях? — Мы вместе уже около пяти лет, — сказал Бервальд своим спокойным тоном, но Тино внутренне едва не задохнулся. Это было почти правдой… Удовлетворенная, Миссис Перрин записала это. Она больше не задавала вопросов об их отношениях. Наконец женщина встала, готовая уйти, и Тино снова переключил свое внимание на нее. Она пожала каждому из них руку, поблагодарив за уделенное время, и сказала, что скоро свяжется с Бервальдом. После чего вышла. Чтобы Тино не решил последовать за миссис Перрин, Бервальд придержал его за руку и закрыл за ней дверь. Финн хотел возразить, что это невежливо, но передумал, едва увидев взгляд мужчины. Бервальд выглядел очень серьезным. — Я… э-э… — Тино знать не хотел, что этот человек хочет сказать. Теперь, когда они остались одни, ему стало совсем страшно. — Я сделал что-то не так, да? — он мельком поднял взгляд на Бервальда, который совершенно не изменился в лице, и снова опустил глаза. — Прости, если всё испортил, Бервальд. Я просто… я слышал, как она говорила, что без собственной семьи у тебя нет шансов, и я не знаю, что на меня нашло, — слова полились из Тино сплошным потоком: он сорвался. — Я имею в виду, меня и так зовут твоей женой, так что я мог бы взять на себя эту роль. Я не о женитьбе, нет, ты не подумай, но вообще я был бы непротив. Вообще-то, я был бы счастлив, потому что ты мне очень нравишься. Стали бы люди звать меня твоей женой после этого? Потому что я мужчина, и я был бы твоим мужем. Но муж — это всё-таки семья… тебе бы повезло с усыновлением Питера гораздо больше, и с его воспитанием тоже, а я бы помог тебе — я уже так к нему привязался! Стал бы он звать меня мамой или папой — я не знаю, как именно, если бы мы поженились… или не женились. Стал бы я для него хоть кем-нибудь? Или… Бервальд шагнул к Тино, нежно взял его лицо обеими руками и поцеловал. Мир остановился. Во время поцелуя Тино от удивления забыл, как моргать. Бервальд разорвал лёгкий поцелуй и попятился, не зная, что сказать. — Ох, я… блин, — мужчина коснулся своих губ пальцами, глядя шведу в глаза. — Неожиданно. — Он набрал в грудь воздуха и притянул Бервальда к себе за ворот его рубашки для нового поцелуя — наконец-то, совершенно осознанно. Бервальд с готовностью ответил, обхватив Тино за талию и прижав его к груди. Тино позволил себе обвить руками его шею, пальцами скользнуть в мягкие золотистые волосы. Всё происходило именно так, как он себе представлял. Тино целовал Бервальда, а Бервальд — Тино, и оба они были трезвыми. Они предугадывали движения друг друга, словно два последних недостающих кусочка головоломки, необходимых для завершения картины. Финн радостно мурлыкнул, приоткрыв рот, и Бервальд моментально воспользовался этим, проникая языком внутрь. От неожиданной дерзости и страсти у Бервальда кружилась голова — и Тино обхватил доктора крепче в попытке устоять на ногах. Рука Бервальда скользнули выше, по спине, и он зарылся пальцами в волосы на затылке другого мужчины. Второй рукой он вцепился в рубашку финна, словно боясь отпустить его. Тино хотел, чтобы их поцелуй длился вечность, хотел раствориться в Бервальде. Но в конце концов, это случилось. Они, красные до ушей, смотрели друг на друга, тяжело дыша. Тино расплылся в улыбке и рассмеялся — в глазах Бервальда промелькнуло замешательство, и тот покачал головой. — Ох, доктор О — Бервальд, — он снова хмыкнул, — кажется, я очень давно хотел, чтобы ты меня поцеловал. — Я так люблю тебя, Тино, — Бервальд в ответ улыбнулся своей редкой, искренней улыбкой. У Тино перехватило дыхание, и он прикусил губу. Бервальд, продолжая улыбаться, наклонился и снова нежно и легко коснулся его губ своими, пытаясь успокоить: всё в порядке, ты не должен ничего говорить. Финну хотелось закричать о своей любви к нему, но ласка Бервальда отвлекла его, и он расслабленно выдохнул, просто наслаждаясь этим действием. У него будет ещё достаточно времени, чтобы поговорить об этом — с его доктором О. — Я думал, ты жалеешь о прошлой пятнице, — Бервальд зарылся носом в волосы Тино. — Ну, в общем-то, да. Потому что я думал, что ты злишься. Я же напился. Тино почувствовал, как Бервальд покачал головой, прижавшись лицом к его макушке и крепче обхватив его руками. Какое-то время они стояли молча, наслаждаясь долгожданной близостью. — Итак, — Тино откашлялся, — просто чтобы прояснить ситуацию… ты и я… ты мой… мы вместе… мы теперь, вроде как… кто? Бервальд рассмеялся. Смех у него был негромкий, но запоминающийся — до этого Тино ни разу не слышал, чтобы тот смеялся. Его смех растопил сердце Тино окончательно. Он жалел, что не смог увидеть его лицо в этот момент. Тино хотел бы услышать это снова, но швед остановился и заговорил: — Хочу, чтобы ты был моим партером. — Хорошо, я «за», — ответил он. Врач выпустил мужчину из объятий. — Это был трудный день. Мне отвезти тебя домой? — спросил Бервальд, склонив голову набок и заглядывая Тино в глаза. Тот с улыбкой покачал головой. — Нет, я лучше пешком. Это… — он попытался найти подходящее слово, но не смог. — Я ещё не готов оказаться дома. Он говорил правду. Прогулка — замечательная возможность обдумать всё как следует. Не хотелось сразу приступать к своим домашним обязанностям. Бервальд неуверенно посмотрел на Тино, и тот кивнул. — Люблю ходить пешком, — сказал он. Наконец, удовлетворенный, Бервальд отпустил Тино. — Хорошо. Встретимся завтра? Завтра была суббота. Мысль о том, что он увидит своего Бервальда — своего парня — в выходной день, заставила его сердце петь. — Давай. — Напиши мне, как проснешься. Я закроюсь на ночь, а ты иди. — Так точно, босс, — Тино в шутку подмигнул привычно-мрачноватому Бервальду и, помахав на прощание рукой, вышел на прохладный вечерний воздух. Солнце только начинало садиться, окрашивая небо в розовые и оранжевые тона. Он не сильно торопился домой, чтобы помыть посуду, принять душ и почитать перед сном, потому что мог как следует отоспаться завтра, мог бы поспать на следующее утро. Хотя наверняка он долго не сможет заснуть, обдумывая свою жизнь — ведь теперь они с Бервальдом официально встречаются. Написать Эдуарду? Тино думал о Питере. У мальчика было бурное прошлое, и сейчас он нуждался в любви. Тино ненароком записался к нему в опекуны, и если кандидатуру Бервальда одобрят — достаточно ли он хорош для такой ответственности? Он всегда хотел иметь собственных детей, но даже подумать не мог, что у него будет возможность стать родителем. Бервальд казался Тино идеальным отцом — он был строгим, любящим, готовым дать отпор ради защиты близких. У Питера будет самый лучший отец в мире. Тино не заметил, как перед глазами промелькнули два огня фар. Он шёл, погруженный в свои мысли, смотрел в вечернее небо, вдыхая прохладный летний воздух и улыбаясь — и вдруг оказался в невесомости. Голова соприкоснулась с горячим капотом машины, выбив со свистом из лёгких весь воздух. Звон в ушах. Что-то хрустнуло — к горлу подкатила тошнота. Тино не обратил на это внимание. Он просто ощущал, как из тела медленно выходит тепло. Мир затих. Рассеянные мысли путались, обрывались на полуслове. Тино увидел маленький цветочек клевера, проросший в асфальтной трещине, а потом темнота поглотила его целиком.