Doctor O

Питер уснул на руках у Бервальда. Он сел на кровати — тёмно-синие простыни, пушистые подушки, беспорядочно разбросанные вокруг, сине-золотистое лоскутное одеяло — всё было ему незнакомо. Он протёр глаза и осмотрелся. Это был дом Бервальда — его новый дом. Его новая комната. Она была простой, но совсем не похожа на больничную палату, в которой Питер провёл несколько недель. И она показалась мальчику поразительно комфортной. Он вскочил с кровати, вышел в коридор и с удивлением застал Матиаса — он занимался ничегонеделанием: смотрел телевизор, прихлёбывая из кружки что-то горячее. — Привет, мелкий, — встретил Питера он и кивнул: — я принёс тебя сюда вчера вечером, когда ты уснул. Питер надеялся, что вчерашний вечер был просто дурным сном. Он был рад, что больше ни на секунду не останется в доме Сэмвортов, однако в итоге пришлось снова вернуться в больницу: Бервальд просто сходил с ума от беспокойства, и мальчика немного пугал его взгляд. Тино, должно быть, очень важен для него. Реагировал бы его новый отец так же, окажись он на месте его секретаря? Питер гнал эти мысли прочь. Он уже бывал в шкуре Тино, и слишком уж недавно. Однако никто не плакал, не сидел у его постели ночь напролёт. И Питер старался не ревновать. — С Тино всё хорошо? — спросил он. Зачем, если и так знал ответ? — Он ещё не очнулся, если ты об этом, — Матиас нахмурился. — Но, блин, давай не будем думать об этом прямо сейчас. У нас сегодня по плану развлекаловка! — Питер понятия не имел, как можно веселиться в такое время. Он вообще не знал, как теперь веселиться. — Но сначала — завтрак! Матиас вскочил с дивана и утащил мальчика на кухню. Питер смог заставить себя проглотить лишь пару кусочков яичницы-болтуньи и несколько глоточков апельсинового сока; Матиас сиял, как начищенный пятак, и съел вообще всё, что было. Он вручил мальчику новые зубную щётку и пасту и отправил его в ванную приводить себя в порядок. Во время водных процедур Питер неожиданно услышал стук в дверь и весёлую болтовню травматолога и заинтересованно выглянул в коридор посмотреть, кто же пришёл. Это был Эмиль — младший брат доктора Бондевика, его же неприветливый ассистент. Он и сегодня хмурился, не изменяя себе, держа в руках набитый чем-то пакет из-под мусора. — Какие-то мои старые тряпки, — сказал он сухо. — Тебе нужно, по крайней мере, переодеться хоть во что-то чистое. — О, — Матиас широко улыбнулся. — Значит, пора пройтись по магазинам! Питер вопросительно наклонил голову, не зная, как ответить. Он проследовал за Эмилем в свою комнату, наблюдая, как тот устраивает свалку из содержимого пакета прямо на его кровати и принимается перебирать эти вещи. — Я пришёл, потому что не доверяю вкусу Матиаса, — сказал он, критично осматривая старую футболку с пуффином. Питер покосился на его белые высокие, до колен, ботинки, и подумал, что имеет полные основания не доверять вкусу Эмиля. Но спорить с ним не стал. Он не понимал, как шопинг может помочь кому-то после такой ночи, но Матиас так старался выглядеть жизнерадостным, что Питер хотел поддержать его усилия. Эмилю удалось уговорить мальчика на тёмно-коричневые шорты, слишком большие ему, закрывающие его тощие колени. Они кое-как держались на ремне Матиаса — ради этого ему пришлось проколоть в нём ещё одну дыру. Питер отказался надевать футболку с пуффином, вместо неё выбрав светлую рубашку на пуговицах. Потом он отыскал пару чистых белых носков и поношенных кроссовок. Матиас сказал, что Питер очарователен в этой одежде, Эмиль закатил глаза, а сам мальчик подумал, что выглядит тупо. Матиас отвёл их троих в универмаг, чтобы Питер выбрал себе полотенце и остальные вещи личной гигиены. Они купили нижнее бельё и столько носков, сколько ему в жизни не сносить. Эмиль же ушёл, а вернулся, нагруженный кучей одежды, которую он подобрал Питеру на примерку. Их тележка наполнилась штанами, футболками, свитерами, парой пижам с супергероями, а ещё один светло-голубой костюм Эмиль урвал по скидке. — Выглядит так, будто он из семидесятых, — фыркнул Матиас. — Это то, что делает его ещё круче, — ответил Эмиль. У Питера раньше никогда не было столько одежды, но он пытался сдерживать своё волнение: это всё было для него! Вскоре Матиас нашёл печенье по акции и кинул его в тележку, а Эмиль добавил туда крем для лица, гель для душа и нечто, которое он назвал «бомбочкой для ванны». Питер не понял, зачем нужно взрывать её, но не стал задавать вопросы. Огромная упаковка солёных крендельков появилась сама собой, как и несколько журналов, а ещё каждый из них выбрал по паре обуви (кроме Питера, взявшего две). Матиас настоял, чтобы они зашли в отдел игрушек: Питер выбрал себе паззлы с кораблями, травматолог положил в тележку несколько разных наборов лего, а Эмиль — колоду карт. — Я уверен, что у Бервальда дома есть карты, — не понял Матиас. — Кто сказал, что это для него? — ответил тот. На пути к кассе Матиас заставил Питера выбрать себе мягкую игрушку. — Она мне не нужна, — упрямо заявил мальчик. — Конечно, нужна! Выбирай давай, или я сделаю это за тебя! — чтобы избежать неприятностей, он схватил самую ближайшую к нему: золотистого льва с вьющейся гривой. Широко раскрытыми глазами Питер смотрел, как кассир пробивает все их товары, а сумма покупки всё растёт и растёт, заставляя его нервничать всё сильнее. Может, они набрали чересчур много? Питер хотел уже было сказать Матиасу, что хочет отнести что-то обратно, как тот с ухмылкой сжал его плечи. Между пальцами он крутил золотистую кредитку. — Спасибо Бервальду за столь щедрый подарок, — посмеиваясь, он протянул карточку кассиру. — Доктор О знает, что ты платишь его картой? — Питер наблюдал, как чек всё растёт в длину, и не думая заканчиваться. — Конечно, мелкий. Это была его идея, — он взлохматил себе волосы. — Ну, в большинстве своём. — Матиас покатил тележку к машине, и Эмиль следовал за ним, уткнувшись в один из купленных только что журналов. — И кстати, — врач открыл багажник машины. — Ты можешь звать его Бервальдом. А меня — дядей Матиасом! Питер моргнул. Доктор О никогда не говорил ему, как мальчику нужно звать его. — А что не так с просто Матиасом? — спросил он. — Потому что я практически твой дядя, — чего? — О, а доктора Бондевика можешь звать дядей Лукасом. — Почему? — Матиас, — Эмиль прервал их разговор, подняв на них глаза и перелистнув страницу журнала. — Не увлекайся. А Питеру эта идея пришлась по вкусу, он был совсем не против. Миссис Сэмворт тоже просила звать её тётей Эм, но Питеру она никогда не нравилась. Ему нравился Матиас. — Что на обед, дядя Матиас? — мужчина издал возглас и одарил мальчика самой яркой улыбкой, которую тот когда-либо видел. Прошлым вечером Бервальд услышал крики врачей раньше, чем увидел машину скорой помощи ниже по улице. Он как раз садился за руль, когда она с рёвом пронеслась мимо. Он постоял с минуту, наблюдая за мигающими огнями, растворяющимися между городскими постройками. Сирена эхом отдавалась по округе, даже когда машина исчезла за углом. Бервальд подумал секунду и сел, наконец, в салон. Поеду по другому маршруту, решил он, чтобы избежать пробки из-за аварии. Бервальд улыбался всю дорогу. Он никогда не думал, что с ним может случиться что-то настолько замечательное. Он смалодушничал, спросив Тино пять лет назад, хочет ли он поучаствовать в его новой задумке — он едва мог надеяться, что финн согласится уволиться с этой работы. Он не мог позволить себе платить ему такую же зарплату, какую платило начальство больницы. Но Тино сказал да, и с тех пор Бервальд видел его каждый день. Он слышал его голос и видел улыбку, а его сердце вздрагивало каждый раз, когда они случайно соприкасались пальцами. И теперь Тино был его. Бервальд задыхался от этой мысли, от своего счастья, в которое не мог поверить. Тино был чистым совершенством в разных носках, а его солнечная улыбка освещала всё вокруг — это было именно то, чего протезист желал, то, в чём он нуждался. Тино был отражением всего, что Бервальд пытался удержать в себе, и Тино отвечал ему привязанностью, несмотря на это. Бервальд думал, что объятья с Тино замечательны, но они оказались лучше. Финн был тёплым, мягким, его пальцы приятно холодили кожу, когда он играл или с волосами мужчины. Тино был нежным, его восхитительные губы — бархатистыми. Дыхание, вырывшееся из его груди, обжигало, его голос звучал, словно успокаивающие трели арфы, заставляя Бервальда пьянеть без вина. Мужчина идеально умещался в объятьях врача, идеально обвивал шею Бервальда своими руками, доставая ему точно до подбородка, так что он мог опереться им на светлую макушку. Ne plus ultra.* Бервальд очнулся от мыслей, лишь когда оказался на пороге своей квартиры. Он шагнул вперёд и вздохнул. Его квартира не могла похвастаться чем-то особенным: обычная двухкомнатная берлога. Фотография с изображением Бервальда, Тино, Эдуарда и Райвиса, стоявших перед клиникой, висела на стене между кухней и жилой комнатой. Остальные стены были голыми, и он понятия не имел, как их можно украсить, как вообще можно сделать свои апартаменты похожими на место обитания человека. Твёрдый обеденный стол с четырьмя стульями, который он сделал сам; когда Бервальд был младше, они с отцом поднимались на чердак и мастерили разные вещи из дерева. Тот научил сына всему, что знал и умел сам. В гостиной стоял простой тёмно-синий диван и кресло в том же стиле. Между ними стоял небольшой сундучок, обитый кожей, который Бервальд купил на блошином рынке и который, как он думал, выглядел интересно. Он приспособил его на манер кофейного столика, приделав к крышке стеклянную пластину. Скромный телевизор висел над газовым камином напротив дивана. Рядом располагался балкончик с парой шезлонгов и засохшей домашней пальмой. В берлоге стоял простой письменный стол, заваленный коробками и вещами, которые Бервальд вынес из запасной спальни, где теперь стояла двуспальная кровать, а на новых подушках сверху лежало новое, нераспечатанное бельё. Всё это планировалось для Питера, если он когда-нибудь останется здесь, но мужчина не хотел заправлять постель — всё равно этого никогда не случалось. Его собственная спальня была тёмной, занавески, не пропускавшие солнечный свет, всегда закрывали окно. Его огромную кровать, с резной красивой рамой, подарил ему отец на окончание медицинской школы, пара простых прикроватных столиков с обеих сторон кровати и комод в углу — ничего особенного, но комфортно. Однако Бервальд чувствовал себя неожиданно одиноко: ему нечем было заняться. Он прошёлся по своим обычным вечерним делам: сходил в душ, переоделся в домашние штаны и футболку, приготовил обед, выпил бокал вина и плюхнулся на диван. Он пощёлкал каналы на телевизоре, однако все его мысли витали вокруг Питера и его Тино. Бервальд одним глотком допил вино. Выудив телефон из кармана, он перевернулся на спину и залип в экран. Он пролистал список своих контактов вниз, пока не наткнулся на имя Тино, и провёл пальцем по горящему тексту. Он никогда не чувствовал себя настолько счастливым. Бервальд положил телефон на грудь, закрыл глаза ладонями и улыбнулся. Неожиданно раздался телефонный звонок, и мужчина вздрогнул от неожиданности. Он уже успел задремать, солнце за окном сесть, а программа по телевизору — закончиться. Мобильник соскользнул на пол, когда он сел и потёр затёкшую шею пальцами. Очки тоже где-то потерялись, и Бервальд пошарил рукой по полу в поисках телефона. Сощурившись, он посмотрел в экран — номер не определился. Было почти десять вечера. — Алло? — ответил он после недолгих раздумий. В такое позднее время звонят только по важным делам. — Д-доктор О? — услышал Бервальд слабый, дрожащий голос. — Питер? Ты? — в ответ он услышал тихий всхлип, и Бервальд в панике начал искать свои очки, — Что случилось? Где ты? — в конце концов, ему удалось это сделать. Он надел их и прошлёпал к входной двери. — В доме Сэмвортов, — прошептал Питер. — Доктор О, о-он ударил меня… — у Бервальда похолодело в груди, и он сглотнул. — Я под кроватью. — Питер, ты знаешь адрес? — мальчик знал, и он продиктовал цифры и название улицы Бервальду, который записал их на клочке бумаги. — А номер соцработника? — Да. — Умница. Позвони ей, как только я положу трубку. Я уже еду за тобой. — Х-хорошо, — Бервальд совсем не хотел класть трубку, ему было бы гораздо спокойнее быть на связи с Питером, пока они не увидятся лично. Но ему пришлось, потому что это было необходимо. Миссис Сэмворт обещала, что он будет в безопасности… Кровь закипала в жилах Бервальда, текла по ним лавой. Однако прежде чем покинуть квартиру, он набрал ещё один номер, но услышал лишь бездушный голос автоответчика. — Тино, ты, наверное, спишь. Я собираюсь забрать Питера. У них дома что-то происходит. Позвони, как послушаешь это, и я заеду за тобой. Не важно, когда, — Бервальд оставил ему сообщение, схватил ключи и побежал к машине, начисто позабыв запереть входную дверь. Он сжал руками руль до побелевших костяшек, просто чтобы унять дрожь в руках. Питер жил на другом конце города. К тому моменту, когда он подъехал к дому, прошло не более получаса. Прямо напротив была припаркована полицейская машина, и кто-то стоял возле неё. Сэмворты с детьми разговаривали с полицейским на газоне, и Питер — на проезжей части, с женщиной, одетой в брючный костюм. Она накинула на плечи шаль и стояла, обхватив мальчика за плечи. Бервальд заглушил двигатель и вылез из салона, захлопнув дверь. Он не знал, что хочет сделать сначала: врезать мистеру Сэмворту или убедиться, что Питер в порядке. Сперва он пошёл к мальчику. Бервальд опустился с ним рядом на колени и мягко обхватил лицо ребёнка ладонями. Никаких видимых повреждений не было, он только дрожал. Мужчине хотелось позвать его по имени, спросить, всё ли в порядке, но он не мог сформировать обрывки своих мыслей в целое предложение. Бервальд провёл большими пальцами по щекам Питера, надеясь, что он, как Тино, всё поймёт. Питер молчал, но по его лицу потекли слёзы, и он обхватил мужчину руками за шею, спрятав лицо у него на плече. Швед осторожно обнял его, а затем встал на ноги, продолжая держать мальчика на руках. Он обернулся к женщине: она смотрела в телефон, держа под мышкой какие-то документы. — Питер пойдёт со мной, — решительно сказал он ей. Женщина подняла взгляд и выгнула бровь. — Вы мистер Оксеншерна, полагаю? Я только что написала миссис Перрин, — она тяжело вздохнула и кивнула. — Я осведомлена о ваших с Питером отношениях. Она больше говорила о том, как обстоят дела с заявлением в суде, объяснила, что при сложившихся обстоятельствах и для безопасности Питера ему будет лучше поехать домой с Бервальдом. Он стоял и просто смотрел на неё, пока она продолжала стучать по телефону, — потом она сказала, что Бервальд уже прошёл собеседование и, вполне вероятно, что ему отдадут опекунство над мальчиком. Пару минут спустя женщина подняла голову и улыбнулась. — Мне просто нужно, чтобы вы подписали несколько бумаг, и после можете идти, — при этих словах хватка Питера усилилась. Бервальд проследовал за ней к полицейской машине — она раскрыла папку на капоте и достала ручку. Бервальд отпустил ребёнка и, взяв её, чиркнул своё имя там, где она указала. Он не был точно уверен, что именно подписал, но ему было всё равно. После Бервальд повёл мальчика к своей машине, но, повременив, обернулся к Сэмвортам. — Вы обещали, что он будет в безопасности, — мрачно сказал он, и миссис Сэмворт вздрогнула. Не будь здесь Питера и полиции, он бы сорвал своё бешенство на их чёртовой семье. Вместо этого он развернулся на каблуках и зашагал к машине, очень бережно уложив мальчика на сиденье. — Ты вообще хочешь ехать со мной? — Питер кивнул и свернулся в клубок, когда мужчина пристегнул его. Без лишних слов они уехали домой. «Сэмворт» звучит очень тупо, подумал он. Они оба молчали всю дорогу. Бервальд нервничал. Что ему сказать? Питер отвернулся, и мужчина не мог видеть его лица. В конце концов, он припарковался рядом с многоэтажкой и вышел из машины, обойдя её сбоку, чтобы помочь Питеру. Тот напряжённо боролся с ремнём с совершенно непонятным выражением на лице. Бервальд молчаливо попытался догадаться и вдруг всё понял, протянув свою ладонь мальчику, пытаясь передать: хочешь, понесу тебя? Питер, кажется, понял и покачал головой, оттолкнув его руку и потупившись. В квартире Бервальд не стал задерживаться, направившись сразу в гостевую спальню и принимаясь застилать постель: уже было поздно. Он слышал, как Питер, застыв на пороге комнаты, нерешительно шаркая ногами. — Прости, что ничего не готово, — сказал мужчина, подняв на него взгляд и заправляя простыни по углам. Мальчик пожал плечами. Это была напряжённая тишина. Принял ли Бервальд правильное решение? Быть может, Питеру было бы лучше в настоящей семье. Мужчина был не женат, он состоял в отношениях всего лишь пару часов. Он снова опустился перед ребёнком, нежно взяв его за узкие плечи. — Питер, — позвал его Бервальд, надеясь, что тот посмотрит на него. Он дождался, пока их взгляды встретились. — О чём ты думаешь? Мальчик закусил губу, стараясь не смотреть на взрослого, но в итоге снова столкнулся с глазами Бервальда, большими и напуганными. Он пытался сказать взглядом, что Питер может рассказать ему всё, но не знал, как хорошо мальчик мог его читать, мог ли вообще. Был бы здесь Тино… — Я не хочу быть у тебя, потому что скоро тебе тоже надоест со мной возиться. Сердце Бервальда разбилось на кусочки. Он притянул Питера к своей груди, сдержав своё желание заплакать, и прижался щекой к детской макушке. — Этого не случится, — сказал он. Бервальд надеялся, его слова звучали убедительно. Он сам не понял, почему так прикипел к мальчику с того самого момента, как в первый раз увидел его имя в медицинской карте. Он знал её всю вдоль и поперёк, знал историю его жизни, знал практически всё, что с ним произошло в последнее время. Он даже знал группу крови Питера, его вес при рождении, знал, сколько он весил, когда его доставили в больницу и сколько — после операции. Он видел данные о его росте, когда он был ещё в совсем маленьком возрасте, а затем, когда он подрос, эти записи резко обрывались — всего несколько лет назад, когда мать перестала обращать внимание на ребёнка и приводить его к врачу на проверку. Бервальд знал, что у Питера были сделаны все прививки, у него было хорошее развитие в детстве — мальчик пошёл в школу в пять с половиной лет, всегда хорошо шёл на контакт с другими людьми. Он видел у него в карте записи о простуде и пневмонии в один год, прямо под Рождество, и все лекарства, которые ему прописывали. Отец Питера умер от алкогольного опьянения, а его мать не смогла от этого оправиться. Она быстро отказалась от своего сына и начала заботиться лишь о себе. Бервальд знал, что ребёнок жил в абьюзивной среде, но ни у кого не было способа доказать это, потому что женщина и её новый бойфренд отрицали все обвинения. Бервальд знал, что у Питера была лихорадка от истощения, когда он оказался в больнице, — почти сорок один градус. Мальчику вообще очень повезло, что инфекция не распространилась по всему телу, и он остался жив. Питер мог умереть и даже не знал об этом. Он сделает всё, что в его силах, чтобы защитить мальчика, понял Бервальд, едва увидел ребёнка в пустой больничной палате. И он нарушил это обещание, позволив приёмной семье забрать его из больницы. — Питер, я обещаю, что ты никогда не будешь засыпать голодным, — Бервальд оторвал мальчика от себя и заглянул ему в глаза. — Обещаю, я никогда не причиню тебе боль. Я защищу тебя от кого угодно, кто попытается это сделать. У тебя всегда будет дом. Это безопасное место для тебя, Питер. И ты всегда будешь здесь в безопасности. Питер очень медленно кивнул, закусив губу. Он испуганно смотрел глазами, полными слёз, но всё ещё не плакал. — Поплачь, Питер, — сказал Бервальд, сам близкий к тому, чтобы разрыдаться. — Всё хорошо. Он обнял мальчика снова, и тот вцепился в его рубашку и заплакал. Спустя несколько минут он успокоился, только шмыгал носом. — Доктор О? — Бервальд опустил на него взгляд, попытавшись улыбнуться. — Я хочу есть. — Чего ты хочешь? — Оладьи. Бервальд кивнул. Они закончили с готовкой, когда была уже почти полночь. Питеру хотелось есть в кухне на полу, и именно там они уселись с тарелками, полными оладьев. В доме не нашлось сиропа, и они открыли банку с арахисовым маслом и все баночки с джемом, которые нашлись в холодильнике. Питер пытался скрыть свои волнение и улыбку за стаканом апельсинового сока. Они ужинали в приятной тишине, и Бервальд был уверен, что это лучшее окончание длинного дня. Вдруг зазвонил телефон. К счастью, это был Тино. Он достал телефон из кармана и принял звонок. — Тино? — Бервальд улыбнулся Питеру и взъерошил мальчику волосы. — Бервальд, — мужчина похолодел. Это был не голос Тино. Он отнял экран от уха, посмотрел на номер на дисплее и шумно сглотнул. — Матиас? — казалось, тот пытался что-то сказать, но потом в трубке что-то зашуршало. Он передал мобильник кому-то ещё. — Бервальд? — Лукас Бондевик. Бервальд неопределённо хрюкнул. Сердце забилось в бешеном ритме. Питер всё ещё сидел рядом, думая, по какой же причине врачи из больницы позвонили в такое время, и его терзало нехорошее предчувствие. — Выслушай меня очень внимательно, хорошо? — Адреналин выбил Бервальда из равновесия, и он был благодарен, что сидит на полу — непременно бы упал. Он кивнул и издал неопределённый звук, забыв, что Лукас не мог видеть его. — Бервальд, тут случилась авария… Мир вокруг него, казалось, будто наполнился статическими помехами, или прямо ему на голову обрушился огромный водопад, и Бервальд оглох от его шума. Видимо, он закричал, хотя на самом деле Бервальд не мог этого знать, потому что не слышал себя, но Питер обхватил уши руками и крепко зажмурился. Бервальд начал заваливаться на бок, но успел выставить локоть перед собой, дрожащей рукой сжимая телефон. Лукас пытался говорить с ним, но его слова уже не имели смысла. — Бервальд, — мягко позвал его тот. У Лукаса всегда был успокаивающий голос. Хорошая черта для врача. — Дыши, — Бервальд глубоко вдохнул через нос, ненадолго задержал дыхание и выдохнул. И повторил этот ритуал ещё несколько раз, возвращая себе способность мыслить. — Он жив? — на удивление, он мог говорить, что не могло не радовать. Он сглотнул ком в горле, душивший его. — Он жив, Бервальд, — Лукас вздохнул. Мужчина кивнул. Он собирался ехать в больницу прямо сейчас. Бервальд сбросил звонок и отложил телефон в сторону, напоминая себе дышать и концентрироваться на предметах, окружавших его. Маленькая ручонка внезапно коснулась его руки и крепко сжала, и Бервальд резко вскочил, обратив взор на Питера — тот заметно вздохнул, но не сдвинулся с места. Слёзы катились по его испуганному лицу, нижняя губа дрожала. — Д-доктор О? — Нам нужно в больницу, — Бервальду потребовалось несколько минут, чтобы вернуть своему голосу силу. Питер кивнул и поднялся на ноги, всё ещё держа мужчину за руку. Мальчик продолжал сжимать его ладонь, когда он шагал к палате, за что Бервальд был очень благодарен. Внезапно он натолкнулся на Лукаса, стоявшего рядом с дверью, не сразу заметив его. — Его сразу отправили в реанимацию. Матиас хотел оперировать его в одиночку, но главврач не дал добро. — Бервальд кивнул. Лукас говорил очень прямо, несмотря на его мягкий голос, и это резало слух. Бервальд проработал на скорой помощи много лет, и он видел людей с такими же травмами, так что он уже всё понял. Лукас знал это, и поэтому больше не сказал ни слова. Бервальду хотелось спросить, как, чёрт возьми, как это произошло? Он видел Тино всего несколько часов назад, привычно яркого и весёлого, счастливо уходящим домой. Нужно было отвезти его на машине, и этого бы не случилось. Если бы он настоял на этом, его Тино сейчас бы сладко спал в тепле и уюте, в его собственной кровати! Они бы увиделись утром, и всё было бы замечательно — так, как они оба и хотели. Они могли бы вместе пройтись по магазинам и выбрать Питеру новую одежду и игрушки. Они могли бы испечь печенье, и Бервальд, наконец, узнал бы у Тино, как превратить его берлогу в настоящий домом: тот наверняка знал, как это сделать. Тино неподвижно лежал на постели, аккуратно завернувшись в одеяла, вытянув одну руку вдоль туловища, а вторую прижав к животу. От носа у него шли трубки, от пальцев — провода, а рядом беспрерывно пищал кардиомонитор. Его красивое, идеальное лицо было испещрено красно-фиолетовыми гематомами, череп — наголо выбрит и туго обмотан марлевыми повязками. У Тино был сломан нос, один глаз заплыл и потемнел, потрескавшиеся губы кровоточили. Бервальд старался не замечать, что под одеялом была только одна нога. Щёки и глаза Бервальда горели, затуманивая ему зрение. Он прикрыл себе рот рукой, сдерживая рвущиеся наружу эмоции, пытаясь думать о Питере. Лукас внимательно наблюдал за ним. Второй раз за ночь его сердце разбилось вдребезги.