ID работы: 8807654

To Aru Kagaku no Imagine Breaker.

Гет
NC-17
Заморожен
524
автор
Размер:
440 страниц, 60 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
524 Нравится 743 Отзывы 166 В сборник Скачать

Интерлюдия. Что видится в грёзах

Настройки текста
Примечания:

***

Открыв глаза, Камидзе вновь увидел, уже успевший стать привычным пейзаж. Безграничное поле из роз и других всевозможных цветов, посреди которых стояло огромное, больше чем можно охватить взглядом древо. Сам он сидел, прислонившись к стволу, и любовался подобием заката в этом странном иллюзорном мире, куда его в который раз затянуло. — Полагаю, на этом моменте я должна сказать «С возвращением, милый, ужин почти готов»? — донёсся до его ушей звонкий женский голос сверху. Тома даже не потрудился поднять голову, чтобы посмотреть на его обладательницу, он и так знал что там сидит эта таинственная девушка, назвавшаяся Анной. — И почему я снова оказываюсь здесь с тобой? — раздражённо проворчал он. — Тебе везёт? — ответила она вопросом на вопрос. — У тебя крайне извращённое понимание об удаче… — М-м-м, извращённое? Мне нравится, — усмехнулась она на его комментарий, — Хотя, ты то в этом деле понимаешь явно больше моего, верно? — Почему я снова здесь? Что за игру ты ведешь? И как ты вообще влезаешь ко мне в сознание? — Чувствовал ли ты когда-нибудь, что знаешь что-то наперёд? — не обращая внимания на его вопрос, Анна задала свой, — Я говорю не о каком-то дежа вю, но скорее о предварительном осознании некоей идеи. Феномен, осязаемый всеми органами чувств, шестым в том числе. Допустим… — с этими словами она спрыгнула с ветки и плавно оказавшись на земле, окинула руками горизонт, словно пытаясь объять необъятное, — «Когда-то я уже видел этот пейзаж», «Когда-то я уже ощущал этот аромат». «Когда-то я уже слушал эту музыкальную композицию». «Когда-то я уже спал с этой женщиной»… Примеров множества, но всё можно свести к одному — «Когда-то это чувство уже посещало мою душу». Морок — беглый сорт иллюзии, пробуждающийся к жизни во сне разума. Хотелось бы знать — испытывал ли ты когда-нибудь подобное ощущение? — Подобно тому, как я потерял родителей или занял место Алистера? — Камидзе не испытывал никакого желания вести с ней эту светскую беседу, но было очевидно, что и ответов он от неё не дождётся. — Дай подумать… — с этими словами Анна театрально приложила палец к губам, — Нельзя знать подобное наперёд, пока оно не произойдёт. Только когда оно происходит, и разум верит, что именно так события произошли когда-то, приходит это ощущение предварительного знания. В твоём случае это скорее предчувствие или скорее… Деструктивное желание. Веришь ли ты, что однажды займёшь место Алистера Кроули? — Верю, разумеется верю. — И почему же ты веришь в то, что сделаешь это, Разрушитель Иллюзий? — усмехнулась она, позабавленная его немедленным ответом, — Разве ты не самый верный его последователь, разве не ты более всех знаешь, к какому миру он стремится и что ждёт впереди? Разве он не тот, с кем вы делите проклятие Ворота Падения? — Мои причины вне твоего разумения, ведьма, — пренебрежительно фыркнул Тома. — И всё же ты продолжаешь жить в тени его нового Эдема, продолжаешь жить, отвергаемый этим миром, и всё ещё цепляющийся за него? Тебе не кажется это парадоксом? — его злость похоже лишь усиливала её веселье, — Вы так сильно презираете и ненавидите этот мир, но при этом продолжаете цепляться за то, что по вашему он ещё может предложить? Стараетесь отторгнуть от себя всех, и при этом от этих всех вы крепко зависите… И после этого ты ещё говоришь, что мои слова полный бред? Ты ведь знаешь, что хорошей концовки здесь нет, и быть не может. Собираешься ли ты и дальше бежать навстречу собственной смерти? — То, что тебе видится смертью, мне видится началом чего-то иного. — Как знать, как знать, — покачала она головой, — Мёртвых — вне зависимости от определения смерти — нельзя оживить. Даже я не способна на такое. Падшие, по определению, мертвы, а следовательно, их нельзя вернуть к жизни. Таков горький закон вселенной. Сказки про жизнь после смерти, райские сады и прочее лишь бессмыслица, ничего более. — А значит, дабы нарушить подобный закон, нужно избавиться от подобных сказок. Такова твоя собственная теория, не так ли? Ты к этому меня пытаешься подвести? — Молитесь, и вам воздастся. Рыдайте, и чудо произойдёт. По моему разумению, подобные боги и их призывы есть ярчайший пример зла. Если бы законы вселенной действительно работали подобным образом, наши молитвы несомненно привели бы в движение сам небосвод. Не существует райских кущ, в которых все счастливы в равной мере. Нет, нашему дикому миру неведома пощада, неведомо сострадание, он соткан лишь из крови и безумия. А значит, коли ты желаешь навязать миру собственную волю, то ты неизбежно будешь опорочен обоими. Дабы спасти одну жизнь, тысячу трупов необходимо преподнести взамен. Разрушение гораздо проще воскрешения. Таковая очередная вечная истина этого мира, в котором каждый живёт за счёт других. — Человек обречен прожить жизнь в тени смерти и забвения, ожидая когда они накроют его с головой, — меланхолично пробормотал Тома, наблюдая как в его правой руки гниёт бутон розы. — Да, но именно этот факт делает тебя такой хорошей кандидатурой для выхода за грань, — улыбнулась ему Анна, — Символ энтропии, смерти и неумолимости заключен в твоей руке. — Хочешь сказать, что всё на что я способен, это разрушать?! — А разве разрушение самих законов вселенной не позволяет выйти за их пределы? — развела она руками, — Даже у тебя было собственное детство, не так ли? В столь юном возрасте, разве не казался каждый день пугающе долгим; более того: каждый год, вечностью? — Детство совершенно иной случай, даже если бы я помнил его более, чем урывками. — Но ведь каждому приятно время от времени вспомнить его, не так ли? Потому что тогда жизнь была совершенно иной, это обретение ни с чем не сравнимого опыта! — восторженно воскликнула Анна, закружившись посреди роз, — Море неизвестного, нового, интересного! Столько информации, знаний и опыта… — Следуя твоей логике жизнь и есть одно большое детство, — усмехнулся Камидзе на её монолог, — Всю жизнь человек чему-то учится, постигает и получает новый опыт. К чему это нелепое лирическое отступление? — Именно, всё так, как ты говоришь. Другими словами, жизнь человека есть путешествие изучения неизвестного и его метаморфоза в известное. А значит, мой ход мыслей таков. Отец, день за днём читающий одни и те же наставления. Мать, день за днём варящая один и тот же обед. Добрый сосед, день за днём улыбающийся одной и той же светлой улыбкой. Птица, поющая одну и ту же трель. Дом, в котором стоит неизменный аромат. И, доводя пример до абсурда — солнце, которому известен лишь один путь за горизонт, — по мере слов её голос становился всё более меланхоличным и скучающим, — Мир действительно состоит из подобной рутины. Таково так называемое «старение», размеренный марш навстречу собственной могиле. И всё же, несмотря на то, что человечество становится всё безумнее и дряхлее с каждым годом, оно способно находить счастье в ощущении неизвестного. Воистину, это и значит быть живым! — Значит… Ты, что так жаждет этой самой неизвестности, и за живую то не считаешься? — язвительно хмыкнул Тома. — Хе-хе, выведывать женские секреты вообще-то не вежливо! — шутливо погрозила она ему пальцем, — Но, отвечая на твой вопрос… Предположим, просто для примера, что существует сущность, для которой само понятие неизвестного отсутствует с рождения. Ощущение предварительного знания. Его жизнь состоит всего лишь из повторений и повторений уже известного, в мире, который уже известен. Можешь ли ты представить судьбу более адскую, чем эта? С самого начала не иметь жизни, а следовательно, не иметь возможности умереть. О нет, он никогда не познает смерти! Что бы оно не делало, оно не ощутит истинного удовлетворения! Можно ли это вообще считать жизнью?.. — Зачем ты мне всё это рассказываешь? К чему все эти разговоры? — Тома начал чувствовать, как его терпение иссякает, — Почему ты преследуешь меня во снах? — Потому что я трепещу перед тобой, мой дорогой @е#с#@₽ос&#! — маниакально улыбнулась Анна, отчего Камидзе почувствовал, как по коже пробежал мороз, — Твоя проблема в том, что ты сам не осознаешь собственных пристрастий. Ты видишь, но не чувствуешь пламени, что горит в твоей душе. Не чувствуешь этой безмерной бездны, что вот-вот развернётся, дабы поглотить всё и сбросить на дно мироздания. Ты, настоящий Дьявол во плоти… — Тц, что за нелепость. Ничего банальнее я от тебя ещё не слышал, — от последнего предложения его лицо перекосило так, словно он съел ящик лимонов, — Едва ли можно назвать редким событием то, что такого как я называют демоном. — Чем ближе название к крайности, тем ближе оно к области банальностей. Я не буду называть огонь водой. Огню следует быть огнём; воде следует быть водой. А тебе… следует быть демоном, — пожала Анна плечами, повернувшись к заходящему солнцу, — Ты назвал меня ведьмой, но увы, я ей не являюсь. Только сильным суждено называться простыми, прямолинейными словами. Однако, я слаба… Моя суть, непостоянная, трепещущая на ветру; моим именам несть числа. Хилая… И беспомощно хрупкая.Такова вот я. Но это же самое состояние также дарует мне знание… — Не понимаю я, чего ты ждала и какой ответ рассчитывала услышать, — усмехнулся Тома, поднимаясь на ноги, — Я должен сказать, что понимаю тебя? Испытываю жалость, руку может протянуть? Твоя агония значит для меня не более, чем смерть прибитой мухи. Неважно что произойдёт, и какова будет цена, я не остановлюсь, ровно как и Кроули. Победа, есмь мой единственный исход. — Победа? — услышав его ответ, Анна звонко рассмеялась, — И что же значит для тебя победа? Одолеть своих врагов? Превзойти собственные страхи? Достичь желаемого наилучшим образом? В этом ли заключается победа? В том, чтобы обрести милое своей душе будущее? В таком случае, чего желаешь ты, дорогой? — Достигнутый предел, — ни секунды не колеблясь ответил Тома. В следующую секунду его там уже не было. — Предел, да? — усмехнулась Анна, — Пункт назначения, тот миг, которым знаменуется окончание… Такова ли победа в твоём понимании, дорогой мой? Ясно, в самом деле, всё именно так. Испокон веков истории исправно опускают занавес, пусть даже конец этот часто несчастливый. А если повествование заканчивается победой, то она есть не что иное, как кончина. — Ха… Ха-ха… Ха-ха-ха-ха! — безумно расхохоталась она в тот же миг, закрыв лицо рукой, стряхивая непослушные волосы, — Чудесно… Воистину чудесно… Изуми же меня, шедевр Зверя, отличный от Эдема Ад! Может именно в твоей эманации, я наконец-то обрету покой…
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.