Закон бумеранга

Проверка, которую все ждали, нагрянула внезапно. В один из дней Бахрушин уже привычным утренним ритуалом напоил и немного накормил Чижевского, переодел его, постоянно то потеющего от жары, то дрожащего от холода, дал таблетки, прописанные немагиней. На работе его встретил испуганный почтовик, который никогда не вылезал из своей каморки в голубятне. Он дрожащими пальцами похлопал себя по плечу, без слов говоря, что здесь Служба. Бахрушину не было резона переживать за работу своего отдела. Да и Службе не в чем было его упрекнуть — он в конце концов спас треть Ведомства от лишения магии. Но когда он поднимался в свой кабинет, тревожность росла с каждой пройденной ступенькой. Краем своего искажённого последними событиями сознания он представлял, что зайдёт и увидит стоящую на столе перед следователем лампу-портал, или палочку Чижевского, или самого Чижевского, которого держит под руки конвой в штатском. Но за дверью оказались испуганная Лара, хмурый Михаил и, что удивило Бахрушина, Феликс. Адъютант был не в форме, как положено, а в немаговской обычной одежде, но важности и холодной вальяжности она в нём не убавляла. — Господин начальник стражей, — медленно, со спокойной улыбкой, он развёл руками, — позвольте представиться: и.о. Верховного Чародея, Юсупов. Бахрушин, видя его добрую театральность, удивлённо коротко усмехнулся: — Неплохо. — Сам в шоке, — будто по секрету, немного в сторону, шепнул бывший Адъютант. — Должен быть Чижевский, но… — он многозначительно вздохнул и начал новую мысль: — Я отправил двоих ребят из Службы в ваш архив. Взял с них слово, что бардак устраивать не будут. — Благодарю покорно, — шутливо поклонился Бахрушин. — Что вы! — отмахнулся тот. — Ну, сядем. Лара и Миша садились с опаской, нервно поглядывая на начальника. Помолчали с полминуты, потом новый Верховный с сожалением констатировал: — Редеют ваши ряды. — Кто ж знал, что так выйдет, — ответил Бахрушин, вкладывая в реплику нужное по протоколу количество сожаления. Подыгрывать Юсупову было проще, чем пытаться достучаться до его престарелого предшественника. — Да, жаль… А что же немаг, если не ошибаюсь, на вас работал? Михаил едва заметно дёрнулся и поднял глаза на начальника. Тот не подал виду. — В связи с последними событиями, сами понимаете… пришлось удалить от нас. — Понимаю, — кивнул Юсупов. Снова помолчали. — Записку получили? — Получил. — Официального назначения ещё нет, но я вскоре вышлю вам голубя. Стражи нам сейчас нужны как никогда… — он задумался и внезапно повернулся к Ларе: — Госпожа стажёр, вы готовы сдать экзамен досрочно? Та лишь открыла рот и беспомощно посмотрела на Бахрушина. — Готова, — ответил он за неё. Это очевидно была не та помощь, которую она ожидала, потому что глаза её расширились от ужаса. — Отлично! — и.о. хлопнул в ладоши. — В таком случае распоряжаюсь, чтобы в ближайшее время вам выслали лучших выпускников академий на стажировку. Пока двоих, я думаю, будет достаточно. Будем нацелены на качество, а не количество. Кажется, это был лучший исход для Бахрушина и стражей — Юсупов во главе Ведомства. Новый Верховный за полтора дня своего назначения уже сделал столько, сколько полусумасшедший его предшественник не сделал за годы. Но обольщаться было рано. Бахрушин не был уверен до конца, какую роль в восстании он сыграл. И его прощальное рукопожатие, сопровождающееся шёпотом «Найдите его. Он нам нужен», лишь путало ещё больше. Если Феликс также готовил протест, а сейчас волей случая оказался в кресле Верховного, то будет ли он доводить дело до конца или решит менять волшебное общество либерально, со временем? И зачем ему Чижевский без магии? На это мог ответить только сам Тайный советник, но он постоянно спал в непривычно слабом для него немаговском теле, борющемся с болезнью. Всё это осложнялось ещё и тем, что Бахрушин ещё не понял, как хотел поступить с Чижевским. Отдать его Феликсу значило бы бросить монетку. Орёл — новый Верховный оправдает его и оставит в Ведомстве для своих нужд, беспомощного, неспособного защититься элементарным заклинанием. Решка — отдаст под трибунал. Что сделает суд с бывшим магом, которого и так жизнь наказала лишением волшебства?

***

Юсупов был и оставался человеком слова. Юные выпускники были присланы действительно в ближайшее время — на следующий день после проверки отделения, к вечеру. В кабинет робко зашли двое высоких юношей с огненно-рыжими волосами. «Близнецы, — подумал Бахрушин, — и хорошо и плохо» Связь между настолько близкими родственниками могла усиливать магию обоих, но с другой стороны, в опасной ситуации они всегда будут защищать друг друга, а не того, кого было приказано. Впрочем, начальник стражей успел лишь познакомиться с новыми стажёрами, передал их Мише и поспешил домой. Нынче он заметил, что Чижевский подавал признаки выздоровления. В присутствии хозяина квартиры он, конечно, только лишь спал. Но Бахрушин возвращался поздно, спал свои положенные шесть часов в широком кресле и рано утром покидал квартиру, предварительно активировав нужные бытовые заклинания. И вот, вернувшись вчера около полуночи, он вновь застал Чижевского укутанным в одеяло с головой, но что-то было не так. Стул возле рабочего стола был задвинут до упора, хотя Бахрушин никогда так его не ставил, и чашка с недопитым кофе была повёрнута в другую сторону. Возможно, это слабые доказательства, но он был уверен, что Чижевский пришёл в себя. Сегодня хозяин квартиры заявился рано — едва пробило пять вечера. Тихо прикрыв дверь, он первым делом отправился в комнату. Чижевский не спал, сидел на полу у кровати, листал какую-то книгу. Бахрушин видел лишь его макушку и спину до лопаток, но и они выглядели вполне себе здоровыми. — И как давно ты полноценно стоишь на ногах? Шуршание страниц оборвалось. Чижевский поднял голову, но не повернулся. Вздохнул, но не ответил. — Пора отвечать, господин Тайный советник. Бахрушин прошёл через комнату, опустился в кресло. Чижевский тоже сменил положение — забрался на свою правую сторону кровати, убрав книгу в складки одеяла. По характерной обложке страж понял, что это была сделанная им копия дневника о спящем кристалле, которую он сам изучал, когда лишился магических сил. Его движения были скованными и дрожащими — сказывалась слабость немаговского тела. Он часто моргал, и мутные глаза его слезились от электрического света — Бахрушин магией сделал его слабее. Но несмотря на физическое бессилие, он всё ещё производил впечатление того самого амбициозного Чижевского, Тайного советника Верховного Чародея и главу Службы внутренних магических дел. — Не вижу присяжных. Перед кем отвечать? — тихо спросил он хриплым от долгого молчания и болезни голосом. — Передо мной. — Играем в самосуд? «Ты посмотри на него, — подумал Бахрушин, — я ему сиделкой все эти дни был, а он ёрничает» — Чижевский, — выдержав паузу и дождавшись более-менее серьёзного взгляда, страж продолжил: — Как так вышло, что ты остался без магии? Вот тут советнику действительно стало не до шуток. Больная для него, но не дающая покоя Бахрушину тема. И как бы не оттягивал разговор Чижевский, рано или поздно придётся объясниться. — Твой пёс… — медленно начал он, — Андрей, кажется… — Антон. — Угу-м. Запустил в меня луч кристалла. Бахрушин нахмурился, но продолжения не последовало. — Антон одним из первых лишился магии до того, как я дал сигнал отмены. Я читал протокол. Бывший советник слабо улыбнулся в своей манере. — Одним из первых лишился, одним из первых понял, что к чему. Твои псы неглупые, хоть преданностью не отличаются. — Объяснишь? Чижевский вздохнул так глубоко, что, кажется, у него закружилась голова. Бахрушин лёгким заклинанием вернул его ориентацию в пространстве. — Не те протоколы ты читал. Он попал в меня, когда я начал трансгрессию. Во время перемещения я чувствовал, как теряю способность им управлять. Но мне повезло, — мутный взгляд упал на его правую ногу, скрытую старыми домашними штанами Бахрушина. Начальник стражей откинулся на спинку кресла. — Как Антон, — с расстановкой чеканил он, — мог направить на тебя луч, если он уже был немагом в тот момент? Кристаллом в тебя швырнул? На слове «немаг» Чижевский вздрогнул. Ему определённо было сложнее свыкнуться с собственным магическим бессилием, чем Бахрушину пару недель назад. — Палочка, — устало объяснил он и, не найдя понимания, закатил глаза. — Палочка хранит волшебство ещё на пару заклинаний. Если хозяин сильный, то даже после лишения магии может наколдовать что-то несложное. Для аварийных ситуаций, чтобы вызвать помощь. Бахрушин задумался. В тот момент, когда он сам понял, что лишён волшебных сил, он попытался привычным способом трансгрессировать домой, но переместился лишь на несколько метров. В этом была своя логика. — Почему же ты сам не вызвал кого-то в свой подвал? Тебе определённо была нужна помощь. Бледное лицо Чижевского снова исказилось слабой усмешкой: — Кого? Доверять нельзя ни единому магу во всей проклятой Москве. Моей палочки хватило на слабое обезболивающее и подавление твоего люмоса, — усмешка гасла с каждым словом, переходя в трагическую гримасу. — Больше она ни на что не способна. — Отчего же ты мне доверяешь? — возразил Бахрушин. — Выбора нет. Разговор прервал раздавшийся по всей квартире чёткий стук. Чижевский замер взглядом на проёме двери, почти удачно скрывая испуг на худом лице. А Бахрушин сразу же различил удары клюва об оконную раму. Бывший Адъютант в очередной раз подтвердил свою исполнительность. — По твою душу приказ, — по пути из кухни страж разворачивал свиток с печатью Ведомства. — Юсупов призывает бросить все силы на твои поиски. — Феликс? — Чижевский хмыкнул, но, подумав, кивнул: — Собственно, а кто ещё… Наверное, будет неплохим Верховным. Реплика удивила Бахрушина. — Так он с тобой не в сговоре? — Он умён, но слишком преклонялся перед стариком и не видел многого. Кстати, старика не нашли? — Ищут. Молчание воцарилось в тускло освещённой комнате. Над собеседниками дамокловым мечом висело неозвученное — что же Бахрушин будет делать дальше. — Могу я теперь спросить, раз ты закончил? — наконец произнёс Чижевский. Страж не ответил, пытаясь найти в себе смелости прийти к одному решению: отдавать Чижевского под суд или… а что или? Второго решения нет, но первое неоднозначно. Вопреки ожиданиям, бывший советник спросил совершенно другое, но, кажется более важное, нежели собственная свобода: — Как ты вернул свою магию? Магия превыше всего. Магия важнее, потому что она — исходник, причина и одновременно решение всех проблем. Бахрушин опустил взгляд с тонкого хмурого лица на торчащий из-под смятого одеяла корешок рукописного талмуда о кристалле. Он помнил своё отчаяние, как сам нервно выискивал крупицы надежды на этих страницах, и пытался убедить себя, что Чижевский заслужил свою участь, заслужил тем, что наворотил кучу бед, устроил восстание и заставил его, Бахрушина, чувствовать себя абсолютно беспомощным и одиноким. «У тебя так не получится, — хотел сказать он, — ведь тебя никто не любит по-настоящему» Но он не смог. Он всегда относился слишком мягко к своим подопечным. — Лара, — начал он со вздохом, — стажёрка… — Только не говори, что тебе магию любовь вернула, — саркастически прервал его Чижевский. И когда Бахрушин кивнул, закатил глаза. — Боже! — Ты дослушаешь? Чижевский пождал губы и откинулся головой на спинку кровати. — Её влюблённость была такой мощной, что слилась с магией и пробудила мою, — заметив, что советник не меняется в лице, Бахрушин всплеснул руками: — Восстановила, зародила, называй как хочешь! — Звучит как полная чушь. Разочарование, плохо замаскированное под иронию, снобизм, сквозило в его голосе. Бахрушин видел это ясно, и уже пожалел о том, что решил рассказать правду. — Однако немаг теперь ты, — подвёл он итог этой теме, — и ловить тебя поручено мне. Круто всё поменялось, да? Чижевский, незаметно для себя, прикусил изнутри щёку. В броне притворства появилась брешь. Но он быстро взял себя в руки: спокойно улыбнулся, сложил руки в замок на своём животе. И так нелепо это смотрелось на выцветшей старой футболке Бахрушина… — И когда же ты меня поймаешь? — наклонил он голову с почти натуральным весельем в голосе. Вот он, момент истины и выбора морали: одна ратует за закон, вторая всех жалеет. Чижевский должен предстать перед судом. Бахрушин представлял исполнительную власть, и закон был его вторым именем. Но российский магический суд, будем честными, не всегда справедлив. Особенно, если за ним стоит некий «и.о.», питающий особый интерес к подсудимому. Какой полярности интерес, к сожалению, не знал никто. Орёл выпадет или решка — в обоих случаях Чижевский не получит наказания сообразно преступлению. Длительные раздумья Бахрушина вдруг были прерваны: — Отпусти меня. Настала очередь стража снобически поднимать брови. — Извини? — Ты колеблешься, — сказал Чижевский с недовольством, что ему приходится объяснять очевидные вещи. Бахрушин начинал раздражаться этой нарастающей наглостью. — Вовсе нет, — процедил он. — Хочешь сказать, что выхаживал меня столько времени, чтобы отправить на эшафот? — Тебя не казнят. — А что со мной, по твоему скромному мнению начальника стражей, сделают? — Прецедентов не было, неизвестно, какое наказание потребует прокурор. — Все известные наказания неприменимы к бывшему Тайному советнику. Только казнь. — Почему ты так уверен? — Потому что я сам создавал эту систему. Будь реалистом. Меня ждёт показной суд и... непростительное. Сомнения Бахрушина таяли под напором Чижевского. Его уверенность в собственной дальнейшей судьбе могла быть показной, чтобы загнать стража в угол, манипулировать им. И скорее всего, так оно и было. Но, возможно, он действительно так думал. Что может быть более трагичным, чем человек, убеждённый в своей скорой смерти? — Ты можешь быть полезен Феликсу, — использовал страж последний аргумент, который имел место быть. Но Чижевский рассмеялся. — Я уже говорил: он не глуп. И теперь, когда он Верховный, соперник рядом ему не нужен, — он расправил плечи и добавил настолько самоуверенно, что у стража лицо перекосило: — А я соперник. — Ты немаг, — раздражённо напомнил Бахрушин. Чижевский спорить не стал, пожал плечом и кивнул, смотря сквозь него: — Которого казнят. Это становилось невозможным. Голова Бахрушина уже пухла от этого длинного непростого разговора, он со стоном поднялся с кресла и стал расхаживать по комнате. — У меня парадоксальное чувство, — начал он, разминая спину, — что ты напрашиваешься на жалость. Чижевский фыркнул: — Я никогда никого не прошу. Очередной выплеск горделивой самоуверенности злил Бахрушина всё сильнее. Он сделал крюк по комнате и остановился у кровати, смотря на собеседника сверху вниз. Но всё равно чувствовал его заносчивость. — Что же ты сейчас делаешь, как по-твоему? — отчеканил он. — Призываю отпустить меня, если сомневаешься, что суд будет ко мне справедлив. Призывает он. Бахрушин сжал челюсти в попытке отвлечь себя от мысли ударить это самовлюблённое лицо. — И куда же ты намерен пойти? Чижевский ответил сразу. Конечно, у него был план. — Во Францию, например. Наши ведомства враждуют, там меня не будут искать. — Да ты же не выживешь среди немагов! — воскликнул Бахрушин и даже не успел моргнуть, как Чижевский оказался на уровне его глаз — встал коленями на кровать, да как резво! Создавалось впечатление, будто такое самомнение питает и его тело. — Я выживу где угодно, — сказал он стражу прямо в лицо. — Какой же ты заносчивый! В одном ты прав, — сохраняя последние крохи самообладания, ответил Бахрушин. — Выбора у тебя нет. — Так сдавай меня, — прошептал советник, наклоняясь всё ближе. — Чего ты медлишь? Я заносчивый, — кивнул он, — а ты — мандражист. В следующий момент произошло то, чего так не хотел допустить Бахрушин — его раздражение перешло в настоящую злость, и та выплеснулась физически. Если бы какая-нибудь провидица с месяц назад заявил ему, что он схватит Тайного советника за горло, в бешенстве ударив его головой о стену, он бы счёл её шарлатанкой. Но вот ему колет ладонь острая щетина, и он чувствует, как двигается кадык Чижевского, видит, как горят его безумные глаза. Позади послышался треск. Пока Бахрушин поворачивался, отпуская чужую шею, звук прекратился. Но Чижевский источал такое довольство, что сразу стало ясно: на мгновенье заискрила его палочка. — Это работает и с гневом… — произнёс он, тяжело дыша и наблюдая с почти наслаждением за смятением стража. — Тебе не удастся меня использовать… — Я уже это сделал! — радостно воскликнул советник. Бахрушин был будто не в себе. Начиная с его первого путешествия через лампу, он убеждал себя не удивляться тому, что происходит и что произойдёт. Но Чижевский всегда был непредсказуем. Сейчас он улыбался, как ребёнок, которому пообещали конфету. Если есть шанс её получить, он сделает всё, абсолютно — это читалось в его сумасшедшем взгляде. И Бахрушин испугался. Начальник стражей схватил чужую палочку и трансгрессировал в Ведомство.