«И пусть нас не убьют»,- Ты шепчешь в исступленьи, И я у ног твоих. Безумный, тяжкий труд – Молиться за двоих И вымолить прощенье, Как будто нас с тобой признают и спасут. Last_aT «И пусть нас не убьют»
Не выли трубы, не били барабаны – Джон Сноу вошёл в ворота замка так же привычно, как если бы вернулся с охоты или из поездки в соседний замок. И навстречу ему, как всегда, по крутым ступеням сбежал Робб. Серый Ветер трусил у хозяйской ноги, чёрный нос его подрагивал, принюхиваясь к чужому запаху. Джон услышал, как Игритт задержала дыхание при виде лютоволка: Призрак знал её, а она знала Призрака, но этот зверь был чужим и страшным. Робб раскрыл брату объятия, его руки крепко стиснули плечи Джона. - Глазам своим не верю! А мы уж подумали… После того, что написал дядя Бенджен… - Что он писал? – нахмурился Джон. - Неважно, раз ты здесь. Мать, Мира и Бран будут через минуту. А кто это с… Робб умолк на полуслове, уставившись на Игритт, и Джон тоже обернулся на неё. Девушка откинула капюшон, а через миг сбросила и чёрный плащ таким резким движением, словно он жёг ей плечи. - Об этом я и хотел с тобой поговорить. Поэтому я и здесь. Взгляд молодого лорда Винтерфелла скользил по незнакомке, охватывая всё: меховые штаны и полушубок, всклокоченную огненную гриву, веснушки на лице, то, как она жалась к Джону, несмотря на полный колчан стрел, лук и кинжал у пояса. Старая Нэн точно так же рисовала их, разве что у них не было таких испуганных серых глаз. Робб вопросительно взглянул на брата. - Одичалая, - он не спрашивал. - Они называют себя вольным народом. Робб присвистнул. Дядя Бенджен писал им, что Джон исчез за Стеной с небольшим отрядом разведчиков, и все они очень переживали – ну, может быть, кроме матери. И вдруг он объявляется прямиком в Винтерфелле да ещё с одичалой девчонкой! Ответ на все вопросы здесь был только один: дезертир. И Робб впервые обрадовался, что Лёд был с отцом в Королевской Гавани. Имей он под рукой фамильный меч, снёсший столько голов трусов и беглецов из Ночного Дозора, ему тяжелее было бы быть снисходительным к брату. - Пожалуй, мать и остальные подождут. Нам, в самом деле, нужно поговорить, - с этими словами он втолкнул Джона и девушку в небольшую залу и с грохотом захлопнул за ними дверь. Он услышал неподалёку замедлившиеся шаги и удивлённые голоса леди Кейтилин и Миры, тихий мерный скрип кресла Брана и понял, что успел вовремя. - Её зовут Игритт, и я люблю её, - проговорил Джон, видя, как Робб выжидающе смотрит на них. - Хватит говорить обо мне так, словно меня здесь нет, Джон Сноу! – возмутилась она, снова обретя дар речи. – И если твой брат ждёт, что я преклоню перед ним колени… Тут Робб расхохотался. Он смеялся долго, мотая головой и закрывая глаза руками. Но потом вдруг резко посерьёзнел и снова посмотрел на Джона. - Если ты любишь её и хочешь быть с ней, ты мог остаться за Стеной. Мне было бы горько, что ты предал свою клятву, и что я никогда тебя не увижу, но… Ты знаешь, что это значит, Джон. Ты знаешь, что я должен сделать, - с мольбой проговорил он, надеясь, что брат подскажет ему выход из этой чудовищной ситуации. Ладони Джона вспотели. Неужто он ошибся в Роббе, и чувство долга перевесит всё остальное? Он почувствовал, что Игритт придвинулась к нему. Что ж, даже если весь мир обернётся против него, она останется с ним. Это было слабым утешением, но всё же отогревало его сердце. - Я перебрался через Стену… мы перебрались с отрядом одичалых. Они отправились в Чёрный Замок… Гнев сверкнул в глазах Робба. - Нет! Я не верю в то, что ты говоришь. Ты, сын нашего отца, брат Ночного Дозора, ты не мог… Джон бросил быстрый взгляд на Игритт. Рано или поздно она всё равно бы узнала. Лучше уж пусть узнает сейчас, когда не сможет никуда сбежать от него, да и убить его ей никто не позволит. - Я собирался предупредить чёрных братьев, как только смогу. - Что?! Как ты мог?! – воскликнула Игритт, но Джон крепко схватил её за запястье, заставляя замолчать. Теперь это всё было не важно. Он привёл её сюда, чтобы у неё началась новая жизнь, в которой не будет места одичалым, битвам, Ночному Дозору и всем остальным прежним страхам и мечтам Игритт. Робб качал головой, словно не веря ему. - Но почему тогда ты здесь? И – с нею? - Я узнал, что она ждёт ребёнка. Я не мог позволить погибнуть ей и ребёнку, а единственное безопасное место, которое я знаю, это Винтерфелл. Ты можешь вышвырнуть меня вон, Робб, или обезглавить, но молю тебя об одном: оставь её здесь, позволь моему ребёнку родиться в этом доме. Игритт зашипела, возмущённая тем, что Джон умоляет своего брата о чём-то. У неё не было ни братьев, ни сестёр, но если бы были, она была уверена, стояли бы горой друг за друга, понимали бы друг друга с полуслова, и никого не приходилось бы молить о милости. Молодой мужчина, встретивший их, был совсем не похож на Джона: волосы с медным отливом, глаза цвета небесной синевы. Он был красив, но красота его была южной, мягкой. Такие не нравились Игритт. Она считала их слабаками, и не удивилась бы, если бы он тотчас кликнул стражу, и их с Джоном выволокли бы во двор и убили. Секунды молчания текли прочь, и, против воли, Игритт волновалась. Как бы то ни было, умирать ей не хотелось и не хотелось, чтобы умер Джон, хотя он и лгал ей. - Тебе нет нужды умолять меня о чём-нибудь, - твёрдо сказал Робб Старк наконец, и девушка всем телом почувствовала, как напряжение покинуло Джона. – Винтерфелл твой дом так же, как и мой, и станет домом твоему ребёнку, так же, как стал моим детям. И если ты ещё хоть раз позволишь себе подумать, что я могу убить тебя или позволить кому-то причинить тебе вред, я сам поколочу тебя до синяков, Джон Сноу. Ну, идём же! Он открыл двери и первым, кого увидел, был встревоженный сир Родрик. Старый кастелян просветлел при виде Джона, но нахмурился, взглянув на Игритт. Он, как и Робб, с первого взгляда угадал в ней дикарку-одичалую, и, вероятно, задавался вопросом, что же побудило Джона притащить её в Винтерфелл. То-то он будет ошеломлён, когда узнает всю правду! То-то все будут ошеломлены! При мысли об этом Роббу отчего-то захотелось рассмеяться, хотя сводный брат и ставил его в очень, очень затруднительное положение. А о том, насколько затруднительным станет оно, когда обо всём узнает отец, ему и думать не хотелось. - Сир Родрик, скажите миледи моей матери, лорду Брану и леди Мире, что я… что мы, - он оглянулся на брата и его возлюбленную, - ждём их в Великом Чертоге. Только их. Этого было мало, чтобы успокоить верного рыцаря, но он не сказал больше ничего. Ему ещё предстояло выдержать сопротивление матери, недолюбливавшей Джона. А уж что она скажет на желание оставить одичалую с её бастардом в замке! Они прошли в Великий Чертог замка. Робб буквально ощущал на себе взгляды слуг и солдат домашней гвардии, направленные на него из-за каждого угла – никто в Винтерфелле, вероятно, не занимался своими делами сейчас. Джона в Винтерфелле любили все, но одичалых всегда боялись и считали врагами. Что говорить, Робб с Теоном и сами прикончили нескольких, когда те в Волчьем Лесу напали на беспомощного Брана. Роббу они тоже были врагами – и теперь ему было тяжело свыкнуться с мыслью, что первый его племянник будет наполовину одичалым. Торопливые шаги и знакомое поскрипывание колёс вскоре возвестили о том, что его семья была здесь, и за ними гвардейцы почтительно закрыли дверь. Робб немного напрягся, увидев, что они привели и Рикона. Но, должно быть, удержать его было попросту невозможно – и он первым бросился обнимать Джона, кажется, даже не заметив на своём пути Игритт. Для своих одиннадцати Рикон был достаточно высоким и доставал макушкой до подбородка Джону, а ведь в прошлый его приезд был лишь по плечо. Похоже, леди Кейтилин тоже это заметила, и это заставило её улыбнуться. Но, стоило ей лишь взглянуть на девушку подле Джона, как улыбка тут же сбежала с её лица. - Что происходит? Кто это? Почему ты здесь, Джон? – сухо, с плохо скрываемым неудовольствием спросила она. Джон украдкой вздохнул. Леди Кейтилин никогда не любила его – в детстве это обижало его и заставляло из кожи вон лезть, чтобы заслужить её приязнь, но с годами он просто смирился с таким положением дел. И всё же, отправляясь в Ночной Дозор, он полагал, что расстояние и время заставят сердце леди Кейтилин смягчиться, но и тут жестоко ошибся. Похоже, каждый его приезд в Винтерфелл заставлял её нервничать и злиться. И сегодня – особенно. - Это Игритт, матушка, - ответил за него Робб. – Она… - Я его женщина… леди, - опережая Робба, отозвалась Игритт, кажется, снова уязвлённая тем, что ей не дали слова. По счастью, у неё хватило ума добавить в конце «леди», хотя это прозвучало словно бы нехотя, как будто Игритт считала себя ничем не хуже жены Хранителя Севера. Леди Кейтилин с шумом втянула воздух, синие, холодные, словно лёд, глаза её округлились. Мира и Бран переглянулись, но на их лицах Джон с облегчением прочёл лишь интерес. Он бы не вынес, если бы его младший братец отвернулся от него, а его жена… Мира нравилась Джону ещё с тех времён, когда подростком приезжала в Винтерфелл со своим отцом. Он надеялся и в ней найти поддержку. Видят Боги, лишний друг сейчас ему вовсе не помешал бы! - Ты понимаешь, что это значит?! – леди Кейтилин повернулась к старшему сыну. – Ты знаешь, что ты должен сделать. Ты знаешь, что гласит закон, - она недоверчиво покачала головой. Сердце её неровно билось в груди, и она почувствовала тупую боль. Она не любила бастарда своего мужа, – да и какая бы женщина полюбила? – но она вовсе не желала ему смерти. Не сейчас, во всяком случае. Было время… И особенно она не хотела, чтобы её сын становился братоубийцей, тем более, что Робб очень любил Джона. Но закон был непреклонен и требовал смерти дезертира. – Зачем, зачем ты пришёл?! – на этот раз она обратилась к Джону. - Джон ищет убежища для Игритт и их ребёнка. Джон с изумлением посмотрел на брата. В голосе Робба звучала сталь, и он готов был поклясться, что никогда прежде не слышал, чтобы его брат говорил подобным тоном. Не со своей матерью, это уж точно. Но… это был голос не мальчика, а настоящего лорда, и впервые Джон посмотрел на брата как на властителя Винтерфелла и Севера. Этот человек был волен распоряжаться жизнью и смертью каждого из своих людей, мог карать и миловать, судить и прощать. Это больше не был тот мальчишка, с которым Джон сражался на тупых мечах во дворе под первым снегом. - Этого ещё не хватало! - Матушка, - Бран подъехал на своём кресле вплотную к ней и улыбнулся Джону, а затем Игритт. Эта улыбка несколько оживила его застывшее лицо, из глаз исчезло отстранённое выражение, сменившись чем-то тёплым. Этот его брат тоже стал другим. С болью Джон вспомнил смешливого беззаботного мальчика, неуловимого и бесстрашного. После падения Бран совершенно переменился. И всё же Джон подумал, что ему стоило рисковать своей головой, придя в Винтерфелл, если это могло вызвать улыбку на лице Брана. – Матушка, мы не можем отказать Джону и этой девушке. - Почему? – насторожилась леди Кейтилин. – Джон нарушил закон, и ты это знаешь, Бран. Ты знаешь, чему вас учил отец. Робб знает. И даже Джон это знает. Знаешь, не так ли? – он кивнул. – Так почему ты пришёл сюда и привёл сюда… её, если понимал, что ставишь Робба и всех нас перед ужасным выбором. Вернее, у Робба нет выбора. - Выбор у меня есть, мама, и я его сделал. Джон останется в Винтерфелле столько, сколько пожелает, и то же касается Игритт. Они вольны уйти, когда им вдумается, но до тех пор они оба и их нерождённое дитя под защитой моей и Винтерфелла. И каждому, кто попробует это оспорить, придётся иметь дело со мной, - с вызовом закончил он. Женщина вздохнула. Ей было тяжело принять, что её сын стал настоящим мужчиной, лордом – всегда-то она видела перед собой лишь малыша, своего первенца, несмышлёного и нуждающегося в защите. Обыкновенно Робб был с ней мягок и мил, но в такие моменты… в такие моменты он был так не похож на себя, что Кейтилин становилось не по себе. Она понимала, что его слова – предупреждение, что должна склониться перед ним и подчиниться, но всё внутри неё протестовало против такого попрания закона и здравого смысла. Дезертир из Ночного Дозора, девушка-одичалая и их ублюдок под крышей Винтерфелла! Просто уму непостижимо. Но хуже всего было то, что она – она прекрасно сознавала это – осталась в одиночестве. Бран и Мира молча, но твёрдо и непоколебимо встали на сторону Джона – она видела это по их лицам. И тогда она решила переменить тактику: нужно воззвать к рассудку, к долгу старшего сына, напомнить ему заветы отца и о его гневе. Но, пока рядом был Джон, все её увещевания не принесут своих плодов. - Как бы то ни было, вы устали с дороги. Вам нужно отдохнуть, - обратилась она к нежданным гостям, не глядя на них. – Мира, милая, будь так добра, проследи, чтобы нашу… гостью устроили, как полагается. Старая комната Джона, должно быть, вполне пригодна для жизни. А мне нужно переговорить с Роббом, - не терпящим возражений тоном сказала она. На этот раз подчиниться придётся её сыну. Все они понимали, что это значило, и подчинились безропотно. Даже одичалая Джона проявила неожиданную покорность. Робб проводил их глазами, всё ещё дивясь тому, какой причудливый выбор сделал его брат. Взгляд его на секунду задержался на Мире, шагающей рядом с креслом Брана – она отлично исполняла роль хозяйки вместо его жены. А что бы сказала Мирцелла при виде Игритт? - Ты сошёл с ума, если в самом деле позволишь им остаться! Робб опустился в резное деревянное кресло лорда, предчувствуя долгий и тяжёлый разговор. Он исподлобья посмотрел на мать, запустив пальцы в густой мех свернувшегося рядом Серого Ветра. Близость лютоволка успокаивала. - А ты хочешь, чтобы я вышвырнул беременную девушку за ворота замка, а Джона обезглавил? Кейтилин сглотнула. Вовсе она не желала кровопролития, и ей было неприятно, что её сын думает о ней так. - Ты знаешь, чего требует закон, - непреклонно сказала она. – Твой долг – наказать дезертира, предавшего свою присягу. Боги, Робб! – воскликнула Кейтилин. – Да ведь Джон стал изменником уже когда просто лёг с женщиной! Теперь ребёнок – а ведь дозорные клянутся никогда не иметь детей! Помнишь, о чём нам писал твой дядя? Джон ушёл с дозорными, вероятно погиб… Но как же он оказался с одичалыми? Похоже, что твой брат нарушил все до единой свои клятвы! И ты оставишь это просто так?! - Хватит, мама! – Робб вдруг вскочил со своего места, метнулся прочь и застыл, отвернувшись от неё. Напуганная этим взрывом, она умолкла. Молодой лорд Винтерфелла тяжело дышал, закусив губу. Да, его мать была права от первого до последнего слова. Да, Джон попрал все свои клятвы, все до единой, осквернил честь не только свою, но и своей семьи. Он посмел полюбить женщину и пожелал спасти её от неминуемой гибели, тогда как истинный брат ночного дозора не должен даже думать о чём-то подобном. Да, по всем законам Джон заслуживал наказания. Но разве не заслуживал порицания он сам? Разве он сам не был таким же предателем, клятвопреступником? Разве он сам не знал, что значит любить того, на кого не имеешь ни малейших прав? Знал и слишком хорошо. Робб был знаком с Мирой Рид с самого детства, ведь их отцы были лучшими друзьями, давними соратниками, но никогда не испытывал к этой девушке ничего, кроме обычной приязни. Потому он горячо поддержал идею женитьбы Брана на ней – каждый в Винтерфелле знал, что Бран был влюблён в Миру с детских лет. Как и все остальные, Робб надеялся, что это вдохнёт жизнь в искалеченного юношу. Но их надежды разбились вдребезги, когда даже весёлая, отважная и решительная Мира не смогла вырвать Брана из того странного мира грёз или снов, где он предпочитал проводить большую часть жизни. Ему стало жаль Миру, а потом… Он увидел, что она сродни ему. В ней, как и в нём, жил Север: эта почти суровая решимость, дикая грация, отвага, с которой Мира охотилась наравне с мужчинами. Рядом с ней хрупкая Мирцелла казалась просто золотой куклой. О, она была примерной женой и до безумия, кажется, его любила, но Северу и ему она была чужой. Два года назад, когда его женили на дочери короля, сердце Робба было свободно, и он принял за любовь простую симпатию. Но внезапно, к собственному стыду и огорчению, Робб осознал, что его чувства к Мирцелле не идут ни в какое сравнение с той нежностью, восхищением и страстью, какие он испытывал к жене своего брата. Так имел ли он право осуждать Джона и наказывать его? Джон, во всяком случае, не предавал своего брата, не предавал любви доброй, ласковой и самоотверженной девушки. Когда Робб вновь повернулся к ней, леди Кейтилин увидела, что лицо его застыло непроницаемой непреклонной маской, и поняла, что потерпела сокрушительное поражение.***
- Вот, держи, - Мира положила на кровать перед Игритт стопку одежды. – Не стоит являться к ужину в… таком виде, - она скользнула взглядом по одичалой. Она была без полушубка, но меховые штаны остались те же, да и замшевая рубашка девушки была достаточно потрёпанной. – Вы сегодня уже достаточно шокировали леди Кейтилин. Игритт ответила ей настороженным взглядом, словно прикидывала, не желает ли Мира причинить ей зло. Но Мира говорила без упрёка, она на самом деле хотела, чтобы после всех волнительных событий сегодняшнего дня в Винтерфелле наступил мир. Робб заперся в своих покоях с Джоном, а леди Кейтилин – у себя, раздав необходимые указания притихшим и растерянным слугам; Бран, по своему обыкновению, сидел у распахнутого настежь окна, вглядываясь в побуревшие верхушки деревьев. Так что Мире пришлось исполнять роль хозяйки, раз Мирцелла была в отъезде. К тому же, несмотря ни на что, Игритт ей понравилась. Она была воительницей – это было видно по её оружию, по тому, как она держалась, как говорила – и Мира почувствовала в ней родственную душу. Леди Кейтилин лишилась бы чувств, узнай она об этом, но, впрочем, это будет не первый секрет, который Мира станет хранить от матери мужа. - Это твоё? – из настороженного взгляд одичалой стал оценивающим, она явно не могла не заметить, что и Мира одета по-мужски. Это было ещё одной причиной для недовольства леди Кейтилин, но с этим уж она ничего не могла поделать. Её утешением была Мирцелла, и, Мира знала, что она очень сильно скучает по невестке, так же, как и по дочерям – особенно по Сансе, ведь, в отличие от строптивой и воинственной Арьи, та была настоящей принцессой. Должно быть, леди Кейтилин сейчас вопрошает Богов, отчего же они отняли обеих её покладистых девочек, дав взамен воительниц. - Думаю, платья Мирцеллы тебе не подойдут, - Мира насмешливо подняла бровь. - Мирцелла? Это кто? - Жена Робба, она сейчас гостит у своей матери-королевы на другом конце Вестероса. - Принцессы, королевы, леди… - задумчиво проговорила Игритт, словно пробуя эти слова на вкус. А потом нахмурилась. – Вы, поклонщики, так всё усложняете! Вам даже есть дело до того, как я буду одета, когда сяду есть! Разве это имеет значение? Вы делаете незначительные вещи такими важными, и совсем не видите… - Послушай, - перебила её Мира, - мы не за Стеной. Быть может у… вольного народа, как зовёт вас Джон, и нет подобных правил, но здесь – есть. И ты должна соблюдать их, если станешь здесь жить. А ты станешь, потому что Джон попросил, и Робб никогда не откажет ему. Быть вежливой и не злить леди Кейтилин совсем не сложно, а ей… ей и так нелегко. Ты должна понять, как много сделал Робб, дав приют тебе и Джону. Наш закон велит убивать одичалых – они столетиями были нашими врагами, и казнить дозорных-дезертиров. Робб этот закон нарушил. Никто не знает, чего будет стоить ему это, но он от своего слова не отступится, даст кров и защиту тебе и твоему ребёнку. И самое меньшее, что ты можешь сделать для него – это следовать простым правилам, которые помогут избежать ссор. Это не так уж и сложно. Мира говорила жёстко, требовательно, почти грубо, и Игритт почувствовала в ней силу, какая чувствовалась и в Джоне, и в его брате-лорде, и даже в этой суровой, исполненной неприязни женщине, которая так отчаянно желала их изгнания отсюда. Прежде Игритт считала поклонщиков, живущих на юге – даже если это был всего лишь Винтерфелл, слабыми и безвольными, неспособными принимать серьёзных решений или добиваться своего. Им это было не нужно, в своих тёплых замках за высокими стенами они не знали голода, горя и того холода, что хуже самой смерти. Но эти люди были не такими. К собственному изумлению Игритт, они оказались больше похожими на тех людей, которых она знала за Стеной. - Ты – жена калеки? – спросила она, стараясь смягчить свои слова. Мира нахмурилась. - Его зовут Бран, и ты… ты не должна говорить так о нём. Он хороший человек. И, хоть он не может ходить, он не сломлен, - с плохо скрываемой горечью сказала она. И это была ложь. – Одевайся. Скоро нужно будет спуститься в Великий Чертог. Она оставила одичалую одну, полагая, что та легко разберётся с одеждой сама. Разговор, так неожиданно перекинувшийся на Брана, выбил её из колеи. Так случалось всегда, когда кто-то спрашивал о том, как ей живётся с покалеченным юношей, который и мужем-то по-настоящему ей не был. Всякий раз необходимость лгать причиняла ей боль, даже если она лгала, как сейчас, неотёсанной наивной дикарке. Ей казалось, что ложь просачивается в каждое её слово, и никого-то она одурачить не может, кроме самой себя. Впрочем, и себя обманывать у Миры давно уже не получалось. Поначалу – сразу после свадьбы – она ещё питала надежды. Бран Старк всегда нравился ей, а после несчастного случая она всегда, приезжая в Винтерфелл с отцом или по его поручению, старалась посидеть с мальчиком, видя, что её компания ему приятна. Она и замуж за него пошла, желая вдохнуть в него жизнь, утешить, помочь; кроме того, ей было уже двадцать два, её сердце было свободно, и не было избытка женихов, желающих взять себе дочь небогатого лорда, владеющего болотом да камышами. Но ничего не вышло: Бран был неизменно ласков с нею, вежлив и, казалось, радовался её присутствию рядом с ним, но всё же был слишком отстранённым. В нём не было мужской силы, как и предполагал мейстер Лювин, но это совершенно не волновало Брана. Порой Мире казалось, что он блуждает где-то далеко-далеко, в иных мирах, и лишь из вежливости и чтобы не огорчать свою семью, нехотя возвращается к ним. - Это будет нелёгкое испытание, - вдруг раздался над ней голос, и в то же мгновение руки Робба легли ей на плечи, предотвращая неминуемое столкновение. Возвращаясь из своих мыслей, Мира непонимающе моргнула, и он уточнил: - этот ужин. Первый ужин одичалой в замке. Боги, - с коротким нервным смешком он взъерошил волосы на затылке, - как хорошо, что отец в Королевской Гавани. Хотя я уже написал ему. - Ты написал ему? – девушка накрыла руки Робба своими. - Я должен был, иначе это сделали бы мама или мейстер Лювин, а я оказался бы лишь мальчиком, покрывающим брата. Отец, как-никак, всё ещё лорд Винтерфелла, Мира. Она рассеянно кивнула. Лорд Эддард высоко ценил своего бастарда, выше, чем это допускалось приличиями, и весть о падении Джона сокрушит его. А, может быть, он поймёт его лучше, чем им всем казалось, ведь оступился же когда-то и сам. - Ты был с Джоном? - Да… ему нелегко сейчас. И мы должны были обсудить… кое-что, - он вдруг помрачнел. Мира заглянула ему в лицо. От Робба пахло элем, и глаза его блестели. - Что случилось? - Это… это не важно. Пока что, и, я надеюсь, не станет важным никогда. Пустяки, - Робб сделал попытку улыбнуться. – Ох, Мира, это ужасный день. Матушка так расстроена, что не может сегодня ничем заниматься.И что бы мы без тебя делали? Эти слова заставили сердце девушки биться чаще, и она попыталась выскользнуть из рук Робба. Но ничего не вышло. Его лицо преобразилось, и взгляд стал совсем другим. О, как же она любила и ненавидела одновременно этот взгляд! Она отвернулась, чтобы не видеть этих колдовских, лишающих её разума глаз. Робб наклонился ближе – их губы почти соприкасались, и Мира, теряя терпение, подалась вперёд. Но её губы лишь мазнули по устам мужчины: тихо выругавшись, Робб отвернулся в последний миг. - Я не должен… Мы не должны. Бран мой брат, и… - Ты знаешь, что между нами ничего не было. И я не думаю, - с едкой горечью добавила она, - чтобы его это взволновало. - Но это волнует меня! Я не могу предать его и не могу предать Мирцеллу! Тем более не теперь. Прости, прости, Мира. Я забылся. Идём, - он отстранился и чинно предложил ей руку, как и подобало почтительному родичу, - нас ждут в Великом Чертоге.***
Солнечный свет вливался в окно, щекоча веки. Санса потянулась в постели, но тотчас вскочила, надеясь улизнуть из спальни, прежде чем её муж проснётся. Но, едва бросив взгляд на Джоффри, поняла, что опоздала: её принц сверлил её недобрым тяжёлым взглядом, и Санса машинально натянула одеяло повыше. - Надеюсь, этой ночью мы зачали принца, - холодно произнёс Джоффри. - Милостью Богов, - тихо ответствовала она. Лицо Джоффри раздражённо дёрнулось, но, по счастью, он продолжал лежать неподвижно, разглядывая её. Санса чуть подвинулась ближе к краю кровати. Всё её тело ныло после этой ночи – как, впрочем, и после многих ночей, проведённых в постели супруга, благо, Джоффри не часто баловал жену своим обществом. - Боги не милостивы! Только не ко мне! Порой мне кажется, что у моего брата быстрее появятся дети! – раздражённо воскликнул он. Санса потупила взгляд. Она молилась о ребёнке каждый день, надеясь, хоть и не слишком сильно, что это смягчит характер Джоффа. Во всяком случае, если у неё родится сын, Джоффри сможет больше не посещать её. А ведь, она знала, его эти ночи тоже не радовали: она никак не могла побороть свою робость и была слишком холодна с ним и покорна, а Джоффри злился и отвечал ей на это жестокостью. Порой Сансе казалось, что Джоффри с радостью избавился бы от неё, да только страх перед гневом отца его останавливал. А весть о новой беременности Мирцеллы лишь подчеркнула их неспособность зачать ребёнка и ещё больше разозлила принца. - Я буду молиться усерднее. - К Иным твои молитвы! Нужно поговорить с Пицелем: пусть он даст тебе каких-то снадобий или сделает что-то ещё! Это же невыносимо! Я слышу, как надо мной смеются! – разгневанный, Джоффри схватил её за руку. Его грубые пальцы легли как раз на заживающий синяк, и Санса глухо вскрикнула. О, как же она завидовала в такие моменты своей сестре! Арья бы не стала это терпеть, она бы надавала обидчику оплеух, а после достала бы свою Иглу. Она уже однажды угрожала Джоффри мечом и сделала бы это снова. Иногда, когда жестокость мужа становилась совсем невыносимой, у Сансы мелькала мысль пожаловаться сестре и попросить её заступничества. Но миг отчаяния проходил, и после она дивилась сама себе: разве она не принцесса и не замужем за самым прекрасным мужчиной Семи Королевств, разве её не охраняет целая гвардия, целое войско, разве она в опасности? Разве она не счастлива? В своих покоях наедине со старой потрёпанной куклой, которую давным-давно ей сшила мать, она могла дать волю слезам, но на людях Санса из дома Старк была счастливейшей из женщин Вестероса. Нужно было лишь ловко маскировать синяки. - Я… я схожу к мейстеру, как желает мой принц, - она уже проделывала эти унизительные процедуры, но Пицель лишь тряс седой бородой и утверждал, что нужно просто подождать. И молиться. Ему повезло, что этих советов не слышал Джоффри. Несколько мгновений в спальне царила тишина. Санса слышала, как за дверью сменяются гвардейцы на часах у спальни. Наконец, Джоффри снова откинулся на подушки. - Поди прочь. Я устал. Ей стоило многих усилий сдержать вздох облегчения и сказаться удручённой. Если Джоффри заподозрит, что она недостаточно почтительна с ним, ей несдобровать. Набросив на себя расшитый шёлковыми лентами халат и запахнув его поплотнее, чтобы не было заметно следов его гнева и ненависти к ней, Санса выскользнула из спальни. У дверей нёс стражу Сандор Клиган в белом плаще, и он, как всегда, задержал на ней странный нечитаемый взгляд. Под этим взглядом Санса почувствовала себя грязной и жалкой. Но она всё ещё оставалась принцессой, пусть и самой несчастной женщиной во всём королевстве, поэтому она, даже не взглянув на Пса, гордо расправила плечи и пошла прочь.