***
Визит к Пицелю ничего ей не дал – великий мейстер, как и прежде, посоветовал ей не волноваться и положиться на волю Богов. Они оба ещё молоды, сказал он, и дети у них будут, множество детей. В запале Санса едва не посоветовала ему сказать то же самое Джоффри, но её врождённая тактичность и приобретённая благовоспитанность помешали ей сделать это. Она даже отказалась от предложенного Пицелем укрепляющего средства, сладко пахнущего ягодами. По правде сказать, не слишком она доверяла Пицелю – старик был всем своим нутром предан Ланнистерам и королеве Серсее, а та, Санса знала это, недолюбливала её. Когда-то, когда они только прибыли в Королевскую Гавань, Санса восхищалась Серсеей и во всём желала походить на неё, но то время прошло уже очень давно. Живя с ней бок о бок, ежедневно сталкиваясь в септе, на пирах, балах и в тронном зале, Санса сумела разглядеть в королеве жестокую, своенравную, эгоистичную женщину – всё это было прикрыто слоем позолоты; если кого Серсея Ланнистер и любила, так это своих детей. Мирцелла и Томмен были милы и приятны в обхождении и никогда не выказывали враждебности Сансе, её сестре или отцу, но Джоффри… Для Серсеи он был непогрешим, да и на людях умел держаться галантно и обходительно, и быть тем прекрасным рыцарем, о котором всегда мечтала Санса. Но, стоило дверям их покоев закрыться за ними, как Джоффри становился настоящим эгоистичным грубым чудовищем. Впервые она увидела этот его лик ещё давно, по дороге на юг, когда Арья поколотила принца. Но не поверила своим глазам, и сердце её говорило иное. Свою непроходимую глупость она поняла лишь несколько лет спустя, когда после обмена клятвами в Великой Септе, свадебного пира и забавного обряда провожания она осталась наедине со своим молодым мужем – стыдливая и робкая дева, брошенная на съедение дракону. Иногда Санса думала, что Джофф не прочь от неё избавиться и взять себе новую жену, более способную к деторождению. Порой её даже посещала отчаянная идея броситься ему в ноги, повиниться в своей неспособности зачать и упросить его отказаться от неё, отпустить, прогнать. Но тут же что-то в её душе бунтовало: она, дочь Хранителя Севера, наследница великой славы Королей Зимы не станет унижаться и каяться в том, в чём совсем не виновата! Она сильная, как Север, и у неё достанет сил родить ребёнка Джоффри, как бы она его ни ненавидела. Тем более, что её собственная жизнь напрямую зависела от этого. Так что Пицель ошибался: времени у неё не было. В мгновения таких разочарований Санса отчаянно скучала по матери. Леди Кейтилин знала, как утешить дочь, хотя сама понятия не имела, что такое несчастный брак и отсутствие наследников. Но мать была далеко. В последний раз Санса видела её больше года назад на свадьбе Брана, и, хоть и регулярно писала ей письма и получала послания от леди Кейтилин, ей казалось, что это было целую вечность назад. После каждого письма она клялась самой себе, что непременно отправится повидать мать и братьев в Винтерфелл, но всякий раз у неё недоставало духу отпроситься у Джоффри. Она ведь знала, как он относится к её семье и родному дому: Север и Винтерфелл Джофф ненавидел, её братьев отчего-то презирал. Казалось, он презирал и лорда Эддарда – и это, должно быть, тоже перенял от матери – но из благоговейного страха перед отцом не показывал этого. За неимением материнской поддержки – да и вообще какой-либо – Санса привыкла искать утешения у Богов. Чаще всего, не желая гневить мужа и его мать, Санса молилась в септе Семерым, к которым приучила её мать, но иногда северная кровь Старков звала её в богорощу. Вот и сейчас она стояла на коленях перед старым узловатым чардревом. Рядом с сердце-древом в богороще Винтерфелла оно показалось бы крошечным саженцем, а его лик был не больше лица самой Сансы и, казалось, таким же печальным. Санса не знала, о чём просить Старых Богов: о ребёнке или об избавлении от постылого брака, о поездке домой или рыцаре, который умыкнёт её прямо из-под носа Джоффри. Она молчала, но Боги слышали её мысли и отвечали ей шёпотом красных пятипалых листьев на ветру. Вдали маячила белая тень – это сир Борос Блаунт охранял её спокойствие. Был ли он, в самом деле, её защитником или всё же тюремщиком? Всё так перепуталось, и Санса больше не знала, чего хочет и что должна делать. Спохватившись, принцесса прервала свою молитву, и, отряхнув юбки, направилась обратно в замок. Как она могла забыть, что сегодня принцесса Мирцелла придёт к ней? Она так много времени проводила с матерью и младшим братом в этот свой приезд, что им почти не осталось времени, чтобы поговорить по душам. А ведь Санса так любила её! Мирцелла была ей куда ближе этой дикарки, которая приходилась Сансе сестрой. Но сегодня и Арья должна была к ним присоединиться: устав от своенравия младшей дочери, лорд Эддард наказал ей непременно бывать у Сансы и у королевы, носить платья и заниматься обычными женскими делами. Хотя бы изредка. Не привыкшая, чтобы с ней так обходились, Арья сперва взбунтовалась, но на сей раз отец был непреклонен. Когда Санса пришла в свой солярий, все дамы уже были в сборе. Даже леди Маргери Баратеон пришла к ней со своими кузинами; юные родственницы Тиреллов были свежи, точно розы, одна миловиднее другой, и все слетелись в Королевскую Гавань, чтобы поохотиться на беднягу Томмена. При виде Сансы все они поднялись и поклонились, даже Мирцелла – теперь она по рангу была ниже своей подруги, но её это, похоже, нисколько не удручало. А после она коротко и мягко поцеловала Сансу и пожала ей руку. Арья была тут же, одетая в серое платье с серой же вышивкой; её волосы были заплетены в красивую причёску, и вообще она выглядела удивительно женственно и казалась бы красавицей, если бы не этот затравленный взгляд с воинственным огоньком в глубине. При виде вышивки сестры Сансе захотелось рассмеяться: стежки её были едва ли не дюймовыми, и Арья с таким остервенением прокалывала тонкую ткань, словно это был её смертельный противник. - Надеюсь, ты никому не будешь дарить этот платок. Это ведь платок, правда? – она нагнулась, чтобы поближе рассмотреть работу сестры. Арья метнула на неё убийственный взгляд, а леди вокруг захихикали: всем было известно, что Арья предпочла бы выступать на турнирах, а не дарить рыцарям свои ленты и платки, если бы только отец позволил. - Почём я знаю?! – рявкнула она. – Я сожгу это, как только септа Мордейн пересчитает стежки. Не могу поверить, что вам, в самом деле, нравится этим заниматься! Это же так скучно, что выть хочется. Санса теперь и впрямь рассмеялась. По большей части она совсем не понимала сестру, но, в то же время, видела, чем это Арья умудрилась обаять таких суровых мужчин, как король Роберт и даже Цареубийца. - Ну же, леди Арья, вы шокируете моих кузин, - со смехом сказала леди Маргери. – Ох, дамы, глядя на нашу леди Арью и леди Бриенну, - при имени последней брови большинства девушек выразительно поползли вверх, но леди Баратеон словно бы не заметила этого, - я понимаю, что в жизни может быть только что-то одно: либо игла, либо меч. Владеть и тем и другим одновременно просто невозможно. - Ошибаетесь, миледи, - голос Арьи звучал подчёркнуто вкрадчиво, и Санса вмиг насторожилась, - возможно. Меч, что подарил мне мой сводный брат Джон Сноу, зовётся Игла. Таким образом, я владею и мечом, и Иглой. Что вы на это скажете? – и она с вызовом воззрилась на сестру. Санса сглотнула. Без сомнения, бастард Джон Сноу был любимым братом Арьи, но упоминание о нём в Красном Замке было не желательно. Ведь Джоффри недолюбливал его больше всех других братьев Сансы, а, кроме того, само существование Джона порочило имя Десницы. Принцесса послала Арье убийственный и предупреждающий взгляд, но та уже не видела этого, повернувшись к Мирцелле. - Какое счастье, что ты скоро поедешь в Винтерфелл. Ты сможешь обнять маму, Брана, Робба и Рикона, и наверняка увидишь Джона! Леди вокруг них тотчас загомонили, на все лады сокрушаясь, что Мирцелла так скоро покинет их, и умоляя её остаться. Мирцелла лишь улыбалась им своей обезоруживающей улыбкой и слабо отнекивалась, но в зелёных её глазах Санса увидела решимость, которая её поразила. Всегда Мирцелла казалась ей мягкой и податливой, послушной и безвольной, но теперь она поняла, что жена её брата была куда сильнее её, слабой птички в золотых кандалах, цепью навечно прикованной к своей клетке. - И скоро ты уедешь? – собственный голос показался Сансе чужим. - Через неделю или две, полагаю. Робб пишет, что хочет выслать отряд мне навстречу, потому что дорогой лорд Эддард не может предоставить мне должного количества людей. Они пошлют ворона, когда достигнут Рва Кейлин, и тогда я выдвинусь. Сожаления девиц Тирелл стали громче, хотя большинству из них, вероятно, было наплевать. А Санса почувствовала, что сердце её затопила жгучая зависть – так ей хотелось домой. - Я спрошу у отца, нельзя ли и мне с тобой! – вдруг воскликнула Арья. - Арья, тебе не позволят. - Кто не позволит? – вспылила девушка. – Ты ли, Ваше Высочество? Или твой муженёк? – леди Маргери и её родственницы ахнули и примолкли. – Вот, что, Санса: я хочу домой. Королевская Гавань мне осточертела, как и всё это, - она кивнула на вышивание. – Я скучаю по Винтерфеллу, по маме, по братьям и Мире. Я поеду домой с Мирцеллой – ненадолго, быть может, и отправлюсь на Стену повидать Джона и дядю Бена. - Никто тебя на Стену не отпустит! - Вот увидишь! - Арья! – она почти не сомневалась, что Арья может выпросить у отца поехать домой, а то и удрать без разрешения. Но Санса не могла этого допустить: если её сестра сможет вырваться из клетки Королевской Гавани, а она – нет, она никогда не сможет простить себе этой слабости. – Отец тебе не позволит. И король тоже, - вероятнее всего, Роберт и впрямь не пожелает расставаться с живой копией Лианны Старк. – И тебе не следует говорить со мной в таком тоне. Ты забываешься. Глаза Арьи нехорошо сузились. - Возомнила себя королевой, повелительницей? Но ты никем не повелеваешь, Санса, и, тем более, не мной. Для меня ты не королева – всего лишь моя сестра. Моя глупая сестра, которая совсем не знает, что в жизни на самом деле имеет значение. Санса надеялась её урезонить – это ведь такой скандал! – но Арья не оставила ей и шанса. Швырнув своё шитьё на стол, она, высоко подобрав юбки – а под платьем обнаружились высокие сапоги и, вероятно, бриджи – вышла из солярия, громко хлопнув дверью.***
Дыхание сбивалось, когда он перепрыгивал с одной узкой каменной ступеньки на другую. Пожалуй, он был слишком крупным и недостаточно юрким для таких путешествий, да и ему поминутно приходилось оглядываться, не сорвалась ли Арья. Впрочем, лёгкая и ловкая, она, подобно кошке, спокойно преодолевала этот путь. Одна нога Джендри соскользнула, и юноша чертыхнулся, заставив свою спутницу поднять взгляд на него; он тут же вновь нашёл опору, подивившись заодно внезапному волнению – он ведь уже много раз сбегал этим путём из Красного Замка с тех пор, как поступил на службу к Деснице короля Роберта. Тому, кто служил Арье Старк, приходилось привыкнуть не только к подобным отлучкам из замка, но и ко многому другому. Например, к внезапным вспышкам ярости, к косым взглядам окружающих, к опасным и порой омерзительным путешествиям в Блошиный Конец. О, это было худшим кошмаром Джендри Уотерса! Он половину жизни провёл на грязных смердящих улочках, где крики и ругань не смолкают ни на миг ни днём, ни ночью, и предпочёл бы никогда даже не смотреть в сторону беднейшего квартала Королевской Гавани, но вот младшая дочь Десницы питала странное любопытство к этому месту. Ещё совсем девчонкой, обнаружив, что Джендри знает Блошиный Конец как свои пять пальцев, пришла в непонятный для него восторг и уже через неделю после их знакомства потребовала, чтобы Джендри отвёл её туда. Тогда он ещё полагал, что обязан во всём слушаться эту маленькую леди, даже если ей всего десять, и она совсем не похожа не то что на леди, но даже и на девочку. С тех пор они бывали в Блошином Конце с сотню раз – Арья рвалась прочь из кольца замковых стен, к жизни настоящей, даже если эта жизнь и была уродлива. Арья Старк никогда не отворачивалась от жестокости и грязи, подобно большинству других леди, она смотрела на них прямо и без содрогания. За это Джендри безмерно её уважал. За это он её полюбил. Правда, обычно эти вылазки готовились с особой тщательностью и Арьей, и им самим. У самой скалы была узкая полоска суши, где Джендри в одну из ночей вбил колышек для лодки, а Арья велела ему приобрести маленькую юркую лодчонку. В ней они всегда добирались до пристани и входили в Королевскую Гавань через Грязные ворота, закутавшись в плащи и неотличимые от десятков других горожан; возвращались они тем же путём или под покровом тьмы через ворота замка, сунув золотой стражнику, а Джендри потом приходилось возвращать лодочку к позабытым всеми ступеням у южных стен королевской твердыни. Но сегодня что-то пошло не по плану: Арья ворвалась в каморку, которую Джендри считал своей спальней, злая и взвинченная – а в серых глазах стояли слёзы, сдернула с гвоздя его плащ, швырнула ему и велела тотчас следовать за нею. Джендри по обыкновению подчинился, и лишь пересекая замковый двор, задался вопросом, что же произошло. Уже глядя с обрыва на Черноводную и макушку леди Арьи, исчезавшую из виду внизу, он осознал, что время для прогулки она выбрала неурочное: близился закат, а, значит, скоро лорд Эддард захочет видеть дочь за ужином. Но он ни о чём не расспрашивал, хорошо зная, что, захоти она этого, Арья уже давно бы рассказала ему всё; он просто помог ей забраться в лодку и, укрыв её своим плащом, стал править к противоположному берегу. Укутавшись в плащ Уотерса, Арья наблюдала, как от вёсел на воде расходятся круги, и молча благодарила Богов за то, что они послали ей такого друга, как Джендри. Для всех, конечно же, он был лишь одним из стражников Десницы, и никому и в голову не могло придти, что между парнем с Блошиного Конца и леди, даже такой необузданной, как Арья, может существовать настоящая связь. Но это было так. У Арьи было мало друзей: бастард короля Эдрик Шторм и кроткая леди Ширен, дочь лорда Станниса, да ещё Мирцелла. Но Эдрик вырос настоящим задавакой и, как все остальные, теперь твердил, что ей-де надлежит оставить меч и найти себе мужа, Ширен внезапно отбыла на Драконий Камень вместе с отцом и матерью, а Мирцелла теперь беспрекословно подчинялась собственному отцу Арьи. Если бы не Джендри, она бы осталась совершенно одна. Но даже ему она не могла сейчас излить горечь, скопившуюся у неё на сердце. Может быть, потом – но сейчас она не могла просто позволить себе вслух признать поражение, до того её гордость и самолюбие были уязвлены. Уверенная, что лорд Эддард ей не откажет, она всё же отправилась к нему, чтобы проситься уехать в Винтерфелл вместе с Мирцеллой. Но, как и предполагала Санса, их отец отказал – да не просто отказал, а в самых резких выражениях, и уж по-настоящему разъярился, стоило Арье произнести имя Джона Сноу. Это было так не похоже на всегда рассудительного, невозмутимого лорда Старка, так ошеломило и обидело Арью, тем более что она совсем не понимала причину отцовского гнева. Она знала лишь, что на днях из Винтерфелла прилетела птица, но отец отчего-то не поделился содержимым письма ни с ней, ни с Сансой, лишь коротко обмолвился, что мать и братья здоровы. Сперва Арья решила, что это Санса подговорила отца не отпускать её домой, но после рассудила, что в последнее время сестра была задумчива, рассеяна и казалась слишком несчастной, чтобы затевать свары внутри семьи. - Это добром не кончится, миледи, - заявил Джендри спустя какое-то время, не переставая, впрочем, грести. – Мы не успеем вернуться к ужину, и лорд Эддард непременно пошлёт разыскивать вас. - Плевать, - буркнула она. – Отца предоставь мне, Джендри, и делай, что я велю. - Конечно, миледи, но… Если мне дозволено будет сказать, вам бы не следовало гневить вашего отца. Вы и без того… - он серьёзно взглянул на Арью, - ходите по краю. - Не тебе меня учить! А отец не узнает. Джендри в упор смотрел на неё, и девушке стало неуютно под этим почти осуждающим взглядом голубых глаз. - Кто-нибудь из слуг проболтается однажды. Она насупилась, глаза её заметали молнии. Джендри хорошо знал это упрямое выражение лица, но не дрогнул. - И кто же ему расскажет? Не ты ли?! Тебя беспокоит, что скажет мой лорд-отец? Что ж, иди к нему и доложи обо всём, пусть он знает, как верно ты ему служишь! – в глазах Арьи блеснули слёзы, и она поспешно отвернулась. Джендри продолжал невозмутимо грести. Глупая вспыльчивая девчонка. Служил он лорду Эддарду Старку, без сомнения, но принадлежал ей одной. Джендри был уверен, что она сейчас хотела бы сбежать. Спрятаться где-нибудь и поплакать, как обиженный ребёнок, потому что она никому не позволяла видеть себя такой. Но бежать было некуда: слева и справа, впереди и позади неё была лишь вода. А даже Арья Старк не была столь безрассудна, чтобы прыгать в воду из-за обиды на простого стражника. Когда они причалили к берегу, на Королевскую Гавань уже пали сумерки. Джендри хмурился, держа руку на рукояти меча, без труда примериваясь к размашистому шагу Арьи. В этом наряде её было легко принять за худосочного заморенного паренька, каких было много в Блошином Конце; Игла её была у пояса, и девушка хорошо владела ею, но Джендри всё равно беспокоился. Даже днём Блошиный Конец был неприятен и опасен; с наступлением темноты да для молодой благородной девушки он становился опаснее во сто крат. - Миледи, - он придержал её за руку, - нам стоит повернуть обратно. Вечер – не лучшее время для прогулок по Блошиному Концу. Но впервые за сегодняшний день лицо Арьи озарила улыбка – озорная, лукавая, чуть насмешливая. - Что это ты – испугался? Джендри почувствовал, как краска расползается по его лицу. Он ненавидел эту свою способность мгновенно краснеть до корней волос, но ничего не мог с собой поделать. - Ничуть. Просто я не безрассуден и знаю, что такое Блошиный Конец вечером и ночью. Не лучшее время для леди. - Ну, так а я и не леди, - ещё шире улыбнулась девушка, окончательно обезоруживая его. – Мы выпьем в таверне, посмотрим на людей и пойдём в замок. К счастью, у меня достаточно монет, - Арья положила руку на кошель у пояса, - чтобы стража пропустила нас даже и ночью. Тут он рассмеялся, да так громко, что несколько шедших мимо оборванцев обернулись. - Поменьше бы вы хвастали своими деньгами, миледи, если хотите их сохранить. Арья только передёрнула плечами. Они направились в таверну, где уже не однажды бывали: в ней варили сносный эль и подавали пироги с требухой, не самые вкусные, но съедобные и безопасные, что было для Блошиного Конца достаточной редкостью. Пока Арья прихлёбывала эль – лишь Семерым было известно, что она находила в этом пойле после винокурен Красного Замка – Джендри не сводил глаз с разношёрстных посетителей заведения. По счастью, таверна в этот ещё довольно ранний час была полупустой, те же, кто сидел за столиками, были заняты своими делами и не слишком обращали внимание на двоих парней, к тому же, вооружённых. Уотерс лишь молился, чтобы леди Арья поскорее потешила своё чувство неповиновения, и они убрались прочь. За себя Джендри не боялся – он научился драться ещё мальчишкой, и даже среди рыцарей и солдат было немного мужчин сильнее него; но вот если кто-то заподозрит в Арье девушку… Народ здесь был лихой и мог не убояться их мечей, а, напротив, попытаться отобрать их. А уж для молодой леди эти разбойники были опасны вдвойне, втройне. И пусть Арья считала, что способна сама за себя постоять, Джендри понимал, что перед настоящей опасностью она и её игрушечный меч были бессильны. По мере того, как снаружи темнело, таверна наполнялась посетителями, и на одного не вызывающего подозрения приходилось двое с виду отпетых негодяев. Уотерс всё больше беспокоился, беспечность Арьи больше не забавляла его. Да и девушка, казалось, почувствовала опасность: рука её то и дело касалась Иглы, словно удостоверяясь, что меч ещё на месте. Джендри сделал то, на что решался нечасто: он накрыл руку девушки своею, привлекая её внимание. - Идём, миледи, - едва слышно сказал он. – Если мы не уберёмся отсюда, гнев вашего лорда-отца будет меньшей из наших проблем. На сей раз Арья не спорила. Она молча поднялась, бросила на стол монету стоимостью во сто крат превышающую кружку эля и набросила капюшон плаща Джендри на голову. Уотерс последовал за ней, бросая вокруг себя свирепые взгляды, которые должны были удержать любого на расстоянии. Выдохнул он лишь тогда, когда они оказались на узкой захламлённой улочке. - Пойдём через ворота, миледи, - непреклонно сказал он. – Отдайте хоть весь кошелёк страже, но в гавань я вас в такое время не поведу. И даже не… Он не договорил: Арья стремительно порскнула в какую-то нишу между хлипкими домиками и, резко дёрнув его за руку, увлекла за собой. -Ми… леди, - хохотнул Джендри, потирая руку, на которой, казалось, должны были остаться следы её маленьких пальчиков. Брови его поползли вверх; ниша была так узка, что лица их находились в нескольких дюймах друг от друга, и дыхание Арьи касалось его кожи, будоража кровь и распаляя непростительные желания. – Что это на вас нашло? Но девушка, похоже, даже не понимала всей неловкости ситуации. Она и на него-то не смотрела – взгляд Арьи был прикован к чему-то в противоположном конце улочки. - Это ведь… королева, - ошеломлённо выдохнула она, уверившись, что ей не привиделось. Это, в самом деле, была Серсея: её золотые волосы не в силах был скрыть и грубый плащ. Но что делать в Блошином Конце королеве Семи Королевств, если даже для такой непослушной леди, как Арья, это было неподходящим местом? – И… - она присмотрелась, - сир Лансель Ланнистер! Да, точно! – она повернулась к Джендри и на миг смешалась, забыв об этой странной встрече – так близко были его синие горящие глаза. – Что делает здесь королева? - Может быть, ей тоже наскучил Красный Замок? – улыбнулся Джендри. Королева Серсея его явно недолюбливала, хотя какое ей дело могло быть до простого стражника, служащего другому лорду к тому же? Но, стоило Джендри попасться ей на глаза, она тотчас опаляла его недобрым изумрудным взглядом. - Ох, это не смешно! Куда это они вошли? – она присмотрелась. – «Бараний бок»! Ты говорил, что это место не годится даже для уважающего себя нищего – так что там делает королева и один из самых блистательных рыцарей? Отчего-то по коже у Джендри пробежали мурашки, и ему стало не по себе. Арья была права: не место было здесь Её Величеству Серсее Ланнистер, ох не место. Но она была здесь – и едва ли это могло закончиться хорошо. - Она нас видела? - Надеюсь, что нет. Ох, надеюсь. Если она поймёт, что мы её видели… - Арья мрачно покачала головой. В отличие от Сансы, она никогда не очаровывалась Серсеей – в её зелёных, так похожих на змеиные, глазах всегда были холод и злоба. – Давай-ка выбираться отсюда. Мы должны вернуться в замок раньше неё.***
Нед не стал делиться с лучшим другом своей печалью, как тот ни допытывался. Он вообще не собирался никому о том не рассказывать – никому и никогда. И письмо Робба сжёг. Это ведь такой позор для истинного северянина, потомка Королей Зимы, поколениями защищавших свой край от одичалых, Хранителя Севера, наконец – одичалая в его родовом гнезде! Не пленница, не арестантка, не пойманная лазутчица – возлюбленная его сына, мать его будущего ребёнка. Робб изложил всё сухо, без обиняков, но, читая, лорд Старк не мог поверить написанному. Говорят, в бастардах, рождённых без чести и закона, дурная кровь и дурные склонности, но Нед никогда не мог бы сказать такого о Джоне. Предатель, клятвопреступник, прелюбодей. Нет, нет, это не мог быть его Джон. И всё же… Словно живой, предстал перед ним образ незаконного сына, и он отчётливо увидел упрямую решимость на его вытянутом лице, вызов в серых глазах. Он знал, что должен был сделать Робб, но и помыслить не мог о том, чтобы эти глаза закрылись навек, эта курчавая темноволосая голова скатилась от удара меча брата. А Робб повёл себя как настоящий лорд, решительно и твёрдо, и втайне Нед гордился тем, что его старший сын принял под свой кров брата и девчонку, а не, слепо следуя закону, пролил родную кровь. И Джоном он тоже гордился, хотя, конечно, не мог одобрить дезертирства и предательства: совершив ошибку, он принял её последствия, как мужчина, и попытался защитить тех, кто требовал его защиты. Письмо Нед оставил без ответа, не зная, что сказать своевольным, так быстро выросшим сыновьям. Что ж, может, маленькая Кет будет играть с младенцем, пришедшим из-за Стены, и они станут лучшими друзьями, положив конец многовековой вражде. Если то, что писал Робб во второй части своего письма, хоть отчасти правда, подобный союз нужен им, даже если все предки в своей крипте проклянут их. Но всё же печаль и тоска лежали у него на сердце, лишь усугубляя боль страшных открытий, сделанных им в Королевской Гавани. Ни пиры, ни балы, ни улыбки дочерей не могли развеять эту грусть, и даже крошка Кет… от этого было больнее всего: он сам связал своих детей с плодами гнусного кровосмешения. Глядя на Джендри, на маленькую Барру, растущую в трущобах Блошиного Конца, Нед всё больше уверялся в своей правоте. Джендри Уотерса нужно будет отослать – это причинит боль Арье, но ещё большим горем для неё станет смерть её друга, да и Барру с матерью тоже; и Лизе Аррен в Долину нужно послать письмо с просьбой приглядывать за Мией Стоун. И, если к принцу Джоффри он никогда не испытывал любви, хоть и поклялся его защищать, то принцесса Мирцелла была мила его сердцу. Это был самый настоящий удар, и Нед хотел бы ошибиться, но ворон, принёсший письмо от лорда Станниса с предложением союза, развеял все надежды на ошибку. Роберт же со свойственным ему эгоистичным простодушием полагал, что занимательная охота и хорошая выпивка могут излечить какую угодно грусть. И вот сейчас, восседая на могучем коне, он возглавлял кавалькаду готовых к выезду всадников. Были здесь и младший брат короля, лорд Ренли, и принц Джоффри, и Цареубийца с одним из королевских гвардейцев – их белые доспехи и скучающие лица отчётливо выделялись среди разряженной и возбуждённой толпы придворных. Король отправлялся поохотиться на вепря, которого подняли егеря, и обещал по приезде оделить каждого жареной свининой. - Тебе, Нед, достанется самый большой кусок. Хоть так ты сможешь приобщиться, раз не хочешь сопровождать нас! – Роберт захохотал, и его свита неуверенно присоединилась к нему. – Впрочем, если ты передумал, тебе стоит только попросить коня. Погоня разгонит твою кровь и освежит мысли, а запах крови взбодрит. Пусть это и будет кровь вепря. - Я не передумал, Роберт. Да и тебе бы не советовал. Ты уже не молод, а вепрь – зверь опасный. И для принца Джоффри это опасно, для всего королевства. Принц, слышавший это, подошёл к ним, ведя своего тонконогого золотистого жеребца в поводу. - Думаете, я не мужчина, лорд Старк, и вечно должен сидеть за материнской юбкой? – резко осведомился он. - Прошу меня извинить, Ваше Высочество. Я лишь пекусь о вашей безопасности. Джоффри не удостоил его ответом, только хмыкнул, возвращаясь к группке придворных помоложе. Те словно чуяли уже потусторонний смрад от короля Роберта и обратили свои взоры на его наследника. Нед заметил, что королевы Серсеи не было среди провожающих – безопасность Джоффри была единственным, в чём он сходился с королевой; охоту она недолюбливала и боялась. Он знал, что королева упрашивала сына не ездить, и в этот раз отчего-то настойчивее обычного, однако Джоффри по своему обыкновению её не послушал. Должно быть, королева была обижена на него, вот и не вышла в переполненный двор. Зато Санса была тут с кучкой своих фрейлин. Белокожая, рыжеволосая, прекрасная, она царственно оглядывала суматоху, будучи выше неё. Санса, в отличие от Арьи, которая всё ещё дулась на него, никогда не питала интереса к охотничьим забавам, хотя некоторые леди порой присоединялись, например, к соколиной охоте. Когда Джоффри вскочил на коня, Санса подошла к нему, чтобы пожелать ему удачи. Она смотрела на мужа, и взгляд её был пустым – не было в нём больше ни огня, ни любви, ни восхищения. Принц посмотрел на неё почти таким же холодным взглядом, но нагнулся, чтобы поцеловать её в губы. - Пожелайте мне удачи, любовь моя, - громко сказал он. - Берегите себя, мой принц, - ласково ответила ему Санса. Лорд Старк отвернулся, не желая наблюдать за этой искусно разыгранной сценой семейного счастья молодых. Пусть Санса ничего ему не говорила, он знал, что дочь несчастна со своим принцем, и теперь горько жалел, что когда-то согласился на предложение Роберта породниться. - Ну, вперёд! – над возбуждённой толпой взвился громовый голос короля, следом призывно зазвучал охотничий рог, и все эти лорды, рыцари и их слуги отправились на охоту с таким видом, словно шли на войну. В Красном Замке было непривычно тихо. Хоть Нед Старк никогда не считал этот замок уютным, сейчас от этой тишины у него мурашки бежали по коже. Не было слышно раскатистого голоса короля, смолкли пиры, коридоры не полнились шагами многочисленных придворных – все молодые люди, большая часть придворных ушли с Робертом на охоту. Казалось, что охотники покинули замок не два дня, а два месяца назад, и никогда больше не вернутся. А от его размолвки с королевой Старку было ещё больше не по себе. Насколько он знал Серсею Ланнистер, эта женщина была способна на всё. И он пошёл к ней не с угрозами – с предложением защиты, желанием сохранить жизнь ей и её детям. Они должны были уехать за Узкое Море, чтобы никогда не возвращаться больше в Вестерос. О Джоффри он горевать бы не стал, но вот Мирцелла… представить, что он больше не увидит эту милую девушку и маленькую Кет, которая так любила забираться к нему на колени и слушать сказки об одичалых, грамкинах и снарках, что его второй внук родится вдали… что он скажет Роббу, когда его жена к нему не вернётся? Но королева не испугалась. Она лишь одарила Неда таким холодным, презрительным и угрожающим взглядом, что ему стало не по себе, а ведь он считал себя храбрым человеком. Добро ещё, что Цареубийца отбыл вместе с Робертом, ведь от такого человека можно было ожидать всего, чего угодно. Кейтилин всегда говорила ему: мать пойдёт на что угодно, лишь бы только защитить своих детей, и не важно, лежат эти дети в колыбели или нянчат собственных внуков. Матери одинаковы всегда и везде. И вот теперь над дворцом сгущались тучи, и гроза могла разразиться в любой момент. Но он был непреклонен: едва Роберт вернётся, он расскажет ему обо всём, а Серсея пускай пеняет на себя. Вместе с лордом Бейлишем они вышли во двор, чтобы размять ноги после заседания Малого Совета. Ни один из Баратеонов не присутствовал на нём, и Нед был даже рад этому, ведь речь шла о Дейенерис Таргариен и её сыне от дикого табунщика. Несмотря на то, что эта девчонка была далеко за морем, владела лишь ордой необузданных дикарей и, не имея кораблей и друзей, едва ли могла угрожать спокойствию Семи Королевств, ненависть Роберта к Таргариенам вообще была неукротима. Станнис и Ренли, впрочем, не слишком усердно, но всё же поддерживали своего брата и короля. Но Неду претила сама мысль об убийстве девушки и ребёнка, к какому роду они бы ни принадлежали. - Его Величество не отступится, - покачал головой лорд Петир. – Боюсь, мне всё-таки придётся послать весточку к моим добрым друзьям, чтобы они доставили Дейенерис послание короля Баратеона… Но, - он лукаво взглянул на северянина, - если вы настаиваете, я могу послать другую весть этим же людям, и они предупредят девчонку, чтобы она пряталась получше. Боюсь, правда, что король может расценить это как предательство. Старк нахмурился. Петир Бейлиш был неисправимым ловким интриганом, и что-то в нём самом отталкивало Неда, воспрещало ему иметь с Мастером над монетой какие-либо дела кроме государственных. А его предложение, хоть и было заманчивым, действительно пахло изменой. - Я попробую ещё раз поговорить с Робертом. Может быть, охота благотворно повлияет на него, усмирит эту его жажду крови… - он осёкся, не договорив, увидев двух всадников на прихрамывающих лошадях. Сердце защемило от дурного предчувствия. Всадники въехали во двор, и Старк узнал одного из них. То был сир Лансель Ланнистер, белее полотна, покачивающийся в седле, словно пьяный. Самые худшие предположения одно за другим пронеслись в его голове. Кто-то схватил коня Ланнистера под уздцы, слуга поднёс рыцарю ковшик с водой. Несколько секунд, пока молодой кузен королевы жадно пил, показались Неду вечностью. Наконец сир Лансель поднял взгляд на него и Бейлиша и тут же отвёл его. - Они возвращаются в Красный Замок, - отрывисто сообщил он. – Вепрь ранил короля.