Всегда помни, что толпа, рукоплещущая твоей коронации, — та же толпа, которая будет рукоплескать твоему обезглавливанию. Терри Пратчетт
Из Великого Чертога доносились смех, громкие хвастливые голоса. Его мать, Мира и Игритт, леди Мейдж с дочерьми, Донелла Хорнвуд и Барбри Дастин давно покинули Великий Чертог — остались лишь мужчины, они будут пить до рассвета или до того, как последний не свалится под стол. Они праздновали свою победу и предвкушали ещё многие и многие победы. А Робб Старк сидел над полной чашей, не в силах поверить в то, что произошло несколькими часами ранее. Король. Он и представить не мог себе ничего подобного, когда созывал своих вассалов; им двигало лишь желание отомстить, воздать по справедливости тем, кто несправедливо обвинил, заточил и казнил его отца. Он не мог развязать войну против Ланнистеров, не посоветовавшись с лордами, на чьих людей должен был полагаться. Но становиться королём он, конечно, не собирался. Всё произошло так стремительно, что он и глазом моргнуть не успел. Помнил лишь, как с каждым словом, с каждым новым выкриком его мать всё больше бледнела — в конце концов ему показалось, что она лишится чувств, но она сумела сохранить остатки самообладания. Кто первый выкрикнул, что больше Север не собирается подчиняться Железному Трону? Это он должен был сказать что-то подобное, прежде чем собирать войско против Королевской Гавани, но всё решили за него. Чей меч первый вылетел из ножен и опустился перед ним в старинном жесте признания и почтения? Кто из лордов первый встал на колени? Он не помнил, никогда бы не сумел сказать этого. Потом лорды один за другим опускались перед ним на колени, клали перед собой, преподнося их Роббу, обещая сражаться с ним, за него. За Винтерфелл и Север, который отныне был сам по себе, который противопоставлял себя остальному Вестеросу и готов был отстаивать свою свободу. Он не пытался отказаться, хотя в первые мгновения ему того хотелось. Он подумал о Сансе, которая стала королевой шести королевств. Подумал о Мирцелле, которая стала королевой. Спасёт ли её от братниного гнева, который, конечно, только усилится, единая кровь, что течёт в их жилах? Он думал о Кет и о ребёнке в утробе Мирцеллы. Надеюсь, это мальчик, писала она в последнем своём письме. Принц. Не будет ли ему грозить опасность ещё до рождения из-за того, что лорды Севера решили короновать его отца? Вопросов и сомнений было много, но Робб так и не смог отказаться. Ему хотелось, а больше того этого явно хотелось его матери, но он не мог предать доверия своих вассалов. Ни его отцу, ни его деду не было предложено ничего подобного, а ведь драконы в те времена были уже давно мертвы. Их любили и уважали, но сделать своим королём захотели только его. Негромкий стук в дверь заставил Робба насторожиться. Половина Винтерфелла пировала, половина — спала, кто стоял за дверью? Рука сама собой потянулась к мечу, и он сказал: — Войдите. Это оказалась Мира. Она бесшумно закрыла за собой дверь и остановилась на пороге, словно не решаясь сделать ещё один шаг. Взгляд её метнулся к руке Робба, всё ещё сжимающей рукоять меча, затем к его лицу. — Прости. Нервы… — Он помотал головой. Разжал руку, провёл ею по волосам. — До сих пор не могу поверить. Она сдвинулась с места, осторожно подошла к нему. На Мире был длинный широкий плащ, из-под которого виднелось простое домашнее платье коричневого сукна. Должно быть, она уже легла, да что-то выдернуло её из постели. Тревога? Робб тотчас подумал о брате. — Где Бран? Мира поморщилась — такова была её обычная реакция, когда Робб неожиданно упоминал Брана в разговоре, словно его брат вдруг становился между ними. Но ему это было нужно. Чтобы не забыть, как много действительно стоит между ними, чтобы даже не надеяться… — Он попросил Ходора отнести его в богорощу. — Так поздно? — Ты знаешь Брана: когда ему тревожно, он всегда стремится к Богам. Прячется там… Иногда мне кажется, что с чардревами ему лучше, чем с нами. Она погрустнела. Не о Бране она собиралась говорить, идя сюда. Но Робб был безжалостен к ней и к себе, всякий раз напоминая ей, чьей женой она была. Напоминая, что они оба каждым взглядом, мыслью, словом предавали человека, который был им дорог. Словно бы ей было мало мук собственной совести! Словно бы она всякий раз при упоминании одного его имени не вспоминала мальчика, который был беззаветно влюблён в неё несколько лет назад; ради Брана она приехала в Винтерфелл, стала женой калеки, оставив даже призрачную надежду на материнство. Она была готова жизнь положить ради него… но этот влюблённый мальчик исчез ещё до того, как их обвенчали, оставив по себе странного молчаливого и загадочного юношу, который не собирался открываться никому, даже и своей жене. Ничто не могло вернуть улыбку на его уста, блеск в его глаза, интерес к жизни. Мира помнила того мальчика, каким он был, и тосковала о нём, но не любить такого Брана было куда проще. — Итак, король, — заключила она после недолгого молчания. — Игритт в восторге, должна сказать. Робб улыбнулся. — Игритт? Она-то должна презирать нас за то, что мы всё время ищем себе короля. Кажется, за Стеной королём становится тот, кто сам смог взять власть, а не тот, кому её преподнесли люди? Она так говорила. Мира покачала головой и тоже улыбнулась. Она присела на корточки, так, чтобы из глаза оказались на одном уровне, взяла руки Робба в свои. Он не сопротивлялся, глядя, как девушка гладит его пальцы, рассматривает линии на ладонях, мелкие шрамы от давних порезов, мозоли от меча. — Ты ей нравишься, это точно. И она уважает Королей Севера, тех, из старых легенд, пусть они и воевали против одичалых. А ещё ей нравится, что ты всё-таки не пойдёшь на поклон к Джоффри. И, мне кажется, ожидание… ожидание войны, — добавила она уже тише, — ей тоже нравится. Сказала, что должна проверить свой лук. Робб нахмурился. В воинственности одичалой возлюбленной Джона он не сомневался, только вот в его войске любым одичалым делать было нечего. А особенно Игритт. — Они сказали, что выкуют твою корону к закату. — Если протрезвеют, — хмыкнул он. — Не уверен, что это мне нужно, по-прежнему не уверен. В глазах Миры была грусть, она сильнее сжала руки Робба, словно боясь, что он вдруг исчезнет прямо у неё из-под носа. — Нет дороги назад, Робб. Ты принял их клятву и… — Я знаю! Но я… — Он вырвал свои руки из её, встал и принялся мерить шагами комнату. Мира поднялась и села на краешек его постели. Увидев это, Робб стремительно отвернулся — мысли, закравшиеся в его голову при виде этой девушки на его кровати, были совершенно недопустимыми. — Я не хотел этого. Не собирался просить их о чём-то подобном! Мне нужны были лишь их мечи, чтобы отомстить за отца, вызволить девочек и Мирцеллу! Корона… Я не уверен, что справлюсь. — Робб, ну, а дальше-то что?! Ты бы смог снова преклонить колено перед Джоффри или же перед его братом, даже если бы развязал эту войну и победил, заставил Джоффри заплатить? Ты думаешь, они бы позволили тебе уйти в Винтерфелл с твоей местью, Арьей и Мирцеллой? Думаешь, ты смог бы жить, как жил раньше? А Санса? Что ждало бы её там, в Королевской Гавани, если бы ты победил и ушёл, а она осталась? Это не Джоффри набедокурил, не он обидел тебя — нет, это Ланнистеры и Баратеоны предали Старков! Это Железный Трон предал Винтерфелл! Так почему Винтерфелл должен быть… Она и сама не знала, откуда взялись в ней и эта ярость, и этот огонь. По правде сказать, до последних мгновений она не была уверена, что решение, принятое северными лордами сегодня в Великом Чертоге, верное. Но при виде Робба и сомнений в его глазах ей стало так горько, так обидно, словно, сомневаясь в собственных силах, Робб предавал её. — Вот именно, Мира, — посмотрев на неё в упор, сказал Робб. Голос его был неожиданно спокойным, начисто лишённым даже следов волнения. — Всякий раз, когда я думаю о том, что произошло, я думаю о Сансе. Она — королева Джоффри, королева Семи Королевств. До этой ночи. Я отнял один зубец у её короны, отнял одно королевство у неё и её детей. И я не уверен… — он запнулся. Он и впрямь думал об этом так много, что начинала болеть голова. Вспоминал Сансу малышкой, потом юной утончённой леди и, наконец, такой, какой видел на её свадьбе с Джоффри — сияющей, прекрасной, гордой. Правда, она больше не сияла, когда они виделись в последний раз, но, быть может, это было связано с отсутствием наследника? Было неприятно, но Робб сомневался в своей сестре: не сделала ли из неё близость к Железному Трону больше Ланнистера, чем Старка? — Я не уверен, что не обрету в её лице врага после того, как меня назвали королём, — тихо закончил он. — Санса — враг?! — Мира рассмеялась. — Да ты с ума сошёл! Послушай… — Она подошла к нему и взяла его лицо в свои руки. Мира была ниже его, и ей пришлось подняться на носочки, так что теперь носы их почти соприкасались, дыхание Миры щекотало его кожу. Сердце Робба забилось быстрее в ожидании поцелуя, пусть разум и противился этому, однако она не сделала попытки поцеловать его, лишь прошептала: — она твоя сестра, в ваших жилах течёт одна кровь. Кровь Старков, кровь Севера. Она поймёт. Она любит тебя… Тебя невозможно не любить. На рассвете, едва Робб очнулся от прерывистого беспокойного сна, к нему явилась целая процессия, возглавляемая мейстером Лювином. Мейстер, впрочем, был там единственным трезвым человеком. Большой Джон Амбер, похоже, не переставал пить до самого рассвета, лорд Гловер откровенно мучился похмельем, как и Теон, Клей Сервин и несколько других лордов и мелких рыцарей. Другие, судя по всему, всё ещё валялись под столом в Великом Чертоге или храпели в отведённых им спальнях. Робб недоумённо воззрился на это помятое общество. Мейстер Лювин выглядел явно недовольным, но каждому было понятно, что в одиночку сухощавый хилый книгочей ни за что не справился бы и с одним воином. А настроение северных лордов было, очевидно, таково, что одна только сила учёного слова не смогла бы на них подействовать. — Милорды? Что привело вас в мою горницу так рано? Надеюсь, войска короля Джоффри не стоят у ворот Винтерфелла. Теон, кажется, всё ещё не до конца протрезвевший, хохотнул. Ладонь его быстрее птицы опустилась на рукоять меча, с которым железнорождённый не расставался никогда. — Будь это так, мы бы были у ворот, а не в твоей спальне. Робб хмуро посмотрел на отцовского воспитанника. Теона Грейджоя он всегда считал своим другом, несмотря на то, что того недолюбливали и его мать, и Джон — пожалуй, настороженное отношение к Теону было единственным, что объединяло их. Но сам Робб никогда не понимал и не разделял этого отношения к нему. Да и Теону, кажется, в Винтерфелле нравилось, Робба и его братьев и сестёр он едва ли не считал своими собственными — не меньше, во всяком случае, чем тех, кого много лет назад оставил на Железных Островах. Хоть Бейлон Грейджой уже давно не представлял угрозу для Железного Трона, лорд Эддард и не помышлял о том, чтобы вернуть Теона на Пайк — а ведь тот был наследником лорда Бейлона, единственным; Робб, правда, считал это излишним, и вот теперь, когда отца не стало, он мог бы распрощаться с Теоном, превратив его из заложника в верного союзника… Но ни сам Теон, ни Робб об этом так и не заговорили, и всё осталось по-прежнему. А теперь Теон Грейджой стоял среди северных лордов, словно там и было его место. Шутки и бахвальство Теона всегда вызывали у Робба смех, но не сегодня, когда голова у него трещала, и не от вина, как у его ранних гостей. — Тогда что вас привело сюда? — Это, Ваше Величество. — Большой Джон Амбер выступил вперёд. От старого громогласного вояки разило хмелем за версту, в бороде его застряли кусочки мяса и застывшей подливы, сам Джон Амбер слегка покачивался. Всё это Робб заметил походя, между прочим, но глаза его изумлённо расширились, когда он обратил внимание на предмет, который Амбер держал в руках. Бронза и железо, девять маленьких, но всё же выглядящих настоящими, мечей, венчавшие разомкнутый обруч. Робб не мог не узнать её: корона Королей Зимы словно выткалась из одной из сказок Старой Нэн. И теперь она принадлежала ему. — Так скоро, — выдохнул он с восхищением, достойным скорее мальчишки, чем короля. Большой Джон усмехнулся и водрузил корону на взлохмаченную голову Робба. Тут-то он и вспомнил, что именно Джон Амбер и его сын стали первыми, с чьих уст сорвалось это почти нереальное «Король Севера», они же первыми положили к его ногам свои мечи. — Должно быть вам, милорды, удалось отыскать ту старую корону, прямиком из легенд. Мужчины грянули хохотом. Отдышавшись, Гарбарт Гловер сказал: — Вы говорите прямо как девчонка-одичалая, Ваше Величество! Она так и спросила нас сегодня утром, когда мы шли к вам. Они снова рассмеялись, и Робб улыбнулся тоже. Легко было представить Игритт, бесстрашно задающую глупые вопросы лордам и рыцарям и получающую в ответ, в лучшем случае, лишь пренебрежительное молчание. Так же легко Робб представил, в какую ярость та впала, так и не получив ответа. — Конечно, ничего подобного! — громыхнул Большой Джон, своим зычным голосом перекрывая любые разговоры или смешки. — Та корона давно потеряна, или, может быть, её давным-давно расплавил растреклятый дракон, но каждый из нас хоть раз, но слышал о том, как она выглядела. Словно в подтверждение этих слов лорды заулюлюкали, как мальчишки. — Кузнец трудился всю ночь без отдыху, теперь спит, словно мёртвый. — Потому что мертвецки пьян! — выкрикнул со своего места Теон. В ответ ему раздался хохот. Робб стянул корону с головы, огладил бронзовый обруч одним пальцем, осторожно, словно корона была живая и могла укусить. Улыбка сама собой просилась на его уста, и он не стал её сдерживать, обводя взглядом суровые бородатые, в большинстве своём помятые лица. Боги были добры к нему и дали ему верных и смелых подданных. С ними он мог бы захватить весь мир. — Ни золота, ни серебра, ни драгоценных каменьев… — Он снова опустил взгляд на корону. — Ни один король на свете, наверное, не позарился бы на неё, но для меня нет ничего драгоценнее. Я буду носить её с гордостью и благодарностью, а после, если посчастливится, передам её моему сыну. Но… милорды, это самая странная коронация на свете, видят Боги! — рассмеялся он. Спустя несколько часов он сидел в Великом Чертоге Винтерфелла с короной на голове, мечом в руках и Серым Ветром, распластавшемся у его ног. Рядом с высоким сидением короля поставили изящное резное кресло, предназначенное для королевы, и, хоть Мирцелла была далеко, лорды клялись заодно и ей, и её детям, наследникам Короны Зимы. Длинная вереница лордов и рыцарей Севера тянулась медленно, ведь кое-кто прибыл на сбор вместе с жёнами и детьми; теперь они приносили настоящую клятву верности своему королю, формула которой была освящена временем. Слова, которых Винтерфелл не слышал вот уже триста лет, снова звучали под его сводами, звучали торжественно и не были похожи на те возбуждённые и не слишком трезвые выкрики, которыми вчера оглашался Великий Чертог. Но смысл их был таков же: северяне более не желали подчиняться королю на Железном Троне и вверяли свои судьбы Роббу Старку. Отныне и во веки веков. Первыми принесли клятву верности его братья. Рикон был слишком взвинчен, то и дело забывал слова, и его приходилось поправлять; Бран тихо и бесцветно проговорил то, что должен был, и лишь под конец его бледное лицо озарилось нежной, но какой-то печальной улыбкой. Следом за ними шла Мира. Она не смотрела на Робба, отчётливо и бесстрастно произнося слова клятвы, а Робб, напротив, не сводил с неё взгляда, ища в её лице подтверждение того, что она не оставит его в случае неудачи… насколько было возможно. Следом за нею, к немалому удивлению Робба, шла Игритт. Она казалась возбуждённой не меньше маленького Рикона, даже её походка изменилась, стала словно бы подпрыгивающей. Робб вспомнил слова Миры и усмехнулся. Игритт была старше него, суровая жизнь за Стеной заставила её повзрослеть быстрее, но иногда одичалая казалась ему сущим ребёнком. Когда она остановилась перед ним, Робб вопросительно поднял бровь. — Пришла преклонить колено? — недоверчиво спросил он. Игритт только фыркнула. — Вот ещё! Я не преклоняю колено, но мне нравится то, что делают все эти люди. Неправильно, когда северянами правит южный королёк. Это всё равно, как если бы ты сейчас попробовал указывать Мансу-Налётчику! — Робб нахмурился, и Игритт, кажется, поняла этот знак, потому что улыбнулась почти застенчиво. — Я знаю, что будет война. Миккен пообещал выковать мне больше наконечников для стрел, но и те, что есть, я пересмотрела и… — Я знаю, Мира мне сказала. Улыбка Игритт стала шире, обнажила неровные зубы, сделалась лукавой. Девушка быстро посмотрела на Миру, стоящую в стороне вместе с Браном и Риконом, и Робб почувствовал, что краснеет. Неужели Игритт знает?.. — Я тоже тебе говорю. Может, все эти лорды и будут против, но я хотела бы быть рядом с тобой, когда мы выстрелим. Говорят, что лук оружие трусов, но так говорят только те, кто не умеет держать его в руках, а я тебе скажу, что хороший лук и в хороших руках… — Ты не поедешь. Брови Игритт сдвинулись к переносице. — Поеду, если захочу! Ты мне не король, и я — не одна из этих твоих южных леди в шёлковых платьях и корсетах, которые и дышать в них не могут, а на лошади сидят боком и даже галопом поскакать не могут! — Нет, — твёрдо ответил он. Серые глаза Игритт горели возмущением, странно, что рука по обыкновению не тянулась к висящему на поясе кинжалу. Серый Ветер, словно почувствовав возросшее напряжение между ними, поднял голову и тихонько заворчал. Но Игритт лютоволков не боялась. Робб примирительно поднял руку и сказал: — может, в верности ты мне и не клялась, но это моё войско, и я решаю, кому идти со мной на войну. И Джон доверил мне свою женщину и своего ребёнка явно не для того, чтобы ты погибла на войне, и дитя — вместе с тобой. Кроме того… — он улыбнулся, -… должен же кто-то защищать Винтерфелл, пока я буду отсутствовать. Игритт недоверчиво склонила голову, затем на другую сторону, словно пытаясь получше рассмотреть ложь в его облике. — Ты сейчас серьёзно? — Вполне. Я надеюсь, что оставляю Винтерфелл в мире и спокойствии, но лишний лучник ни одному замку не помешает. Хороший лучник, — уточнил он. Она кивнула. Поджала губы, словно не желая говорить о чём-то, потом открыла рот, собираясь сказать… снова закрыла и покачала головой. Робб вопросительно смотрел на неё, заодно замечая за её спиной лордов и сквайров, дожидающихся своей очереди. — Ты… ты очень похож на них, — тихо сказала она, наконец решившись. — На кого? — не понял Робб. — На Королей Зимы. Тех, древних. Он усмехнулся. — Откуда тебе знать? — Я видела их… Да и ты тоже. В криптах. Ты же наверняка бывал в ваших криптах, внизу, там, где спят древние Старки. Они… они выглядят почти так же, — уже едва слышно закончила Игритт. Это были просто слова, мимолётное замечание неотесанной одичалой девчонки, однако холодный пот выступил на лбу Робба, когда он понял, что в действительности сидит в той же позе, опираясь на меч, в какой в криптах сидят вытесанные из гранитных глыб древние Короли Зимы. Он много раз бывал там, гораздо больше, чем Игритт, но ни разу за минувшие часы ему на ум не пришло это сравнение. Робб бросил быстрый взгляд на Брана: речи младшего брата иногда пугали его, но он почему-то им верил; теперь ему хотелось бы, чтобы Бран услышал слова Игритт и посмеялся над ними, уверив их всех, что это лишь совпадение. Но Бран был далеко и о чём-то говорил с Теоном, слова одичалой до него не долетели. Игритт, видя, что расстроила Робба, тихонько удалилась. А следом за ней шла его мать. Леди Кейтилин опустилась перед Роббом на колени, но он тотчас соскочил со своего трона и, подхватив её, поставил на ноги. Подвёл её к креслу, предназначавшемуся Мирцелле, но Кейтилин запротестовала. — Это место твоей королевы, а я всего лишь твоя мать. — Ты имеешь полное право сидеть и на этом троне. — Ладонь Робба похлопала вырезанного на подлокотнике лютоволка по голове. — И тебе вовсе не обязательно склонять передо мной колени, говорить какие-то слова, в чём-то клясться — я и без того знаю, что даже если все отвернутся от меня, ты останешься мне верна. — А этим людям, — она обвела взглядом собравшихся, — ты не доверяешь? Робб пожал плечами. Ему хотелось верить… если не им верить, то кому… но что-то противно скребло на душе. Его жизнь переменилась в какие-то считанные часы из-за лордов, возжелавших видеть его своим королём, но что будет, если им вдруг собственный король надоест? Мать смотрела на него выжидающе, открыто, и Робб понял, что она была единственным человеком, с которым он мог поделиться своими страхами. — Они возвели меня на престол в одну ночь. Не думаю, что им понадобится меньше времени, чтобы меня низвергнуть. Кейтилин инстинктивно схватила его за руку, словно ему прямо сейчас грозила опасность. Ей стоило многих усилий сегодня утром подняться с постели и спуститься в Великий Чертог, предстать перед всеми этими лордами, а самое главное — перед своими сыновьями. Кейтилин не могла отогнать от себя мысль, что, приняв корону, Робб подписал смертный приговор своим сёстрам и, может быть, своим детям. Кроме того, он стал королём не для того, чтобы мирно править в Винтерфелле: надев корону, он поведёт свои войска под древним стягом Королей Севера прямиком на бойню, которую ему наверняка позаботится устроить Тайвин Ланнистер. Всё это веселье и бахвальство может обернуться очень недобрыми вещами, но, похоже, кроме Кейтилин никто не думал об этом. — Матушка. — Ласковый голос Робба успокаивал. — Со мной всё хорошо. Пока что, во всяком случае. И, твоими молитвами, ничего не изменится. — Подумать только, мать короля, — пробормотала она. — Мать короля, мать принцев. — Он кивнул на братьев. Она нахмурилась. — Если Боги будут благосклонны к Мирцелле, ни Брану, ни Рикону не придётся занять престол. Послушай, — она повернулась к нему, — сегодня утром я отправила воронов отцу в Риверран и Лизе в Долину. Я написала им обо всём… Они — семья, они могут помочь тебе… в случае чего. Робб стиснул челюсти так, что заходили желваки, посмотрел на Кейтилин исподлобья. Перед ней был не её мальчик, первенец, не рыцарь и даже не лорд — король, в самом деле. Внешне он оставался спокойным, но в синих глазах Кейтилин увидела недовольство. — Ты бы ещё Джоффри написала — он ведь тоже наша семья, — процедил он. У Кейтилин хватило сил выдержать этот выпад. — Чем позже Джоффри узнает о том, что здесь случилось, тем лучше. Лиза же и отец могут… могут встать на твою сторону и помочь тебе войсками. Недовольство во взгляде Робба сменилось удивлением. — Хочешь сказать, что Роберт Аррен и Хостер Талли предадут свои клятвы Баратеонам и переметнутся ко мне? — Ну, отец терпел Роберта, ведь, в конце концов, он приложил свою руку к тому, чтобы тот взошёл на престол. Но не скажу, что он любил Роберта или был им доволен. Джоффри же вовсе ему не нравится, а Ланнистеры, захватившие власть — и подавно. Что же до Лизы… С Долиной Аррен дело обстояло сложнее. Юный Роберт Аррен недавно отпраздновал свои четырнадцатые именины и по всем законам Семи Королевств стал полноправным правителем своих земель. На деле же это был слабый болезненный юнец, всё своё детство проведший у материных юбок да в горнице высоко-высоко над землёй. Насколько Кейтилин знала, к огромному неудовольствию Лизы, пару лет назад лорды Долины всё-таки сумели вырвать Роберта из заботливых материнских рук и научить его ратной науке и науке управлять — кое-как, правда. Но первое, что сделал Роберт, получив власть, это вернул своей матери возможность управлять Долиной на своё усмотрение. Он не хотел править, власть была ему скучна, а, кроме того, он попросту боялся её, ему хотелось устраивать потешные битвы с другими оруженосцами и играть; Лиза же схватила брошенную сыном власть обеими руками. Кое-кто из лордов Долины напрямую писал Кейтилин, жалуясь на своих лорда и леди. Кейтилин понимала возмущение лордов; так, она узнала, что Роберт всё ещё спал в маленькой комнатке, прилегавшей к спальне матери, каждую ночь перед отходом ко сну Лиза целовала лорда Долины в лоб, словно он был малышом, и каждое утро она точно так же будила его. А ведь по возрасту Роберту уже нужно было искать невесту, но Лиза об этом и слышать не желала. Кого угодно обеспокоила бы подобная ситуация. Должно быть, лорды Долины надеялись, что Кейтилин сможет повлиять на свою сестру. Вот только Лизой уже давно нельзя было управлять, не тогда, когда она заперлась в своём Орлином Гнезде, недосягаемая и упрямая. Поэтому этим утром леди Кейтилин отправила в Долину двоих воронов: Лизе и своему племяннику. К Лизе она обращалась как к матери, призывая её подумать о племянницах и о малышке Кейтилин; в Роберте попробовала пробудить обычный для его возраста интерес к старшим друзьям, соратникам и братьям, к битвам, шелесту знамён, звону оружия и вою труб, призывающих к битве. Лизу она надеялась переупрямить, юного племянника — завлечь. Может быть, это и было немножко бесчестно, но… она думала прежде всего о своих детях. Их она желала спасти прежде всех остальных. Любой ценой. Всё это она рассказала Роббу без утайки. Он, выслушав её, задумчиво спросил: — Думаешь, они нам помогут? — Я буду молиться об этом.***
Шорох и топот конских копыт, донёсшиеся из-за кустов, заставили Сансу вздрогнуть. Арья и Джендри отправились в ближайшую деревеньку, чтобы пополнить некоторые запасы и узнать новости, но так скоро их не ждали. Она нервно взглянула на Сандора Клигана, сидевшего у костра и точившего свой меч. Тот лишь едва повернул голову на звук. — Наверное, это леди Арья и бастард, — сказал он. Его голос был успокоительно ровным, как будто им и в самом деле ничего не грозило. Он не переменил положения, даже не смотрел больше в ту сторону, откуда донеслись звуки, но она заметила, что Клиган как будто чуть больше напрягся и по-другому перехватил рукоять меча, не убрав, впрочем, точильный камень. Глядя на его невозмутимость, и Санса попыталась успокоиться, унять дрожь, родившуюся в руках. На всякий случай она нащупала на поясе кинжал. Этот клинок дал ей Сандор Клиган, но пользоваться им она толком не научилась. Арья показала ей пару приёмов, но Санса была слишком неуклюжей и боязливой, её пальцы деревенели на рукояти, и она так боялась ненароком ранить сестру, что все движения её были скованными и неправильными. Арья же терпением не отличалась. В какой-то момент она отказалась учить Сансу, заявив, что ей проще будет самой обронить сестру от врага, чем растолковывать ей, как именно нужно ударить. После этого Санса подумывала попросить Пса, но она всё ещё робела перед ним и так боялась его насмешек или пренебрежения, что не смогла заставить себя обратиться к нему за помощью. Стук копыт приблизился, и лишь тогда Клиган встал с бревна. Он подошёл к Сансе, сидевшей на подостланной попоне, и стал так, чтобы успеть заслонить её. Меч он убрал в ножны, но ладонь его всё ещё лежала на рукояти. Санса на дюйм вытащила свой кинжал из ножен, неуверенная, впрочем, что сможет пустить его в ход, если в том случится нужда. Но, когда в руке её было оружие, она чувствовала себя чуточку спокойнее. Вообще-то Санса немножко завидовала сестре, ведь Арье дозволялось покидать лагерь и отправляться в деревни или придорожные трактиры вместе с Джендри или Сандором. Иногда, но всё-таки. Санса же всё время находилась под неусыпной охраной кого-нибудь из мужчин, поглубже в чаще леса; она понимала, что всё это делается лишь для её безопасности, и всё же не могла не чувствовать себя в плену. Иногда ей, прежде не слишком тяготевшей к простому крестьянскому жилью или трактирам, так хотелось хоть одним глазком взглянуть на деревню и Королевский Тракт. Просто чтобы напомнить себе, что в мире осталось ещё что-то, кроме леса или безлюдных полей, и их, бесконечно бегущих от призрачной опасности, дышащей в спину. Но её длинные рыжие волосы и голубые глаза выдали бы её с потрохами и поставили бы под удар их всех; её сестре было проще: с короткими, неряшливо обстриженными волосами, невысокая, в мешковатой мужской одежде, Арья могла легко сойти за мальчишку, оруженосца или слугу Джендри или Сандора. И сходила. А Сансе оставалось лишь ждать новостей в лагере. Казалось, они с Клиганом выдохнули одновременно, когда из зарослей показались Арья и Джендри — это, в самом деле, были они. Арья казалась слишком возбуждённой, глаза её так и горели, хотя Джендри Уотерс был, похоже, чем-то взволнован и недоволен. На седле у Арьи Санса заметила одну из сумок, которые предполагалось набить припасами — пустую. От Сандора это тоже явно не укрылось. Он опустил руку и шагнул вперёд. — Что случилось? Почему вы так рано? Да вы и половины не купили из того, что нам нужно! Бастард… — напустился на Джендри Клиган, игнорируя Арью. Та, впрочем, и ухом не повела. Джендри спешился и подошёл к её лошади, должно быть, чтобы помочь ей спуститься, но Арья встала на стременах и крикнула Сансе, похоже, не способная совладать со своими эмоциями. — Король Севера! Они провозгласили его Королём Севера! — Что? — Санса поднялась и сделала несколько шагов к сестре. Теперь-то Арья соскочила с лошади, игнорируя, впрочем, услужливо предложенную руку Джендри. — Король… — она поморщилась и помотала головой. — О чём ты? — О Роббе, дурочка! Они… знаменосцы отца… в смысле, теперь Робба… в смысле, северяне провозгласили нашего брата Королём Севера! Всё! Достаточно! Теперь этому ублюдку Джоффри не достать до Винтерфелла! Мы больше не принадлежим ему! Глаза Арьи горели гордостью и любовью к оставшемуся дома брату, к родному замку, матери, братьям, знаменосцам и слугам… Но Санса не могла поверить своим ушам и разделить эту радость с сестрой. Эта неожиданная весть вызвала в её душе лишь глухую ноющую тревогу да желание сделать так, чтобы всё это оказалось сном. Потому она обратилась к Джендри, который выглядел хоть и ошеломлённым, но спокойным и уравновешенным. — Это правда? — Чистая правда, миледи. Мы слышали об этом в трактире от какого-то мимоезжего рыцаря — он как раз следовал с севера в Королевскую Гавань. Он сказал нам, что и в Речных Землях знают об этом, и лорд Хостер как будто бы желает присоединиться к вашему брату. Но в это, — парень почесал затылок, — я не шибко-то верю. — А в остальное веришь? — быстро поинтересовалась Санса. — Да, миледи. До этого мы слышали о том же от трактирщика, да только тогда я не поверил… и леди Арье не советовал. — Интересно… — протянул Пёс. — Поэтому вы ничего не купили? — К Иным твой овёс и что там ещё, когда такие вести! — выпалила Арья. Тот посмотрел на неё, склонив голову, и усмехнулся. — В самом деле, волчица? Пусть ты теперь и принцесса, но конь твой всё ещё не стал волшебным, ему всё ещё нужна пища, как и всем нам! — рявкнул он под конец. — Одними вестями сыт не будешь! — У нас ещё достаточно припасов, Сандор, — примирительно сказал Джендри. — Запасёмся в другой деревне… С такими вестями… ну, мы не могли ждать. — Девчонка не могла ждать, скажи лучше, — проворчал он. К своеобразной манере общения Сандора Клигана они уже успели привыкнуть, но даже невозмутимого Джендри могло легко вывести из себя неподобающее обращение с его леди. — Сир… Клиган только отмахнулся. — Я планировал уйти ещё дальше от дороги, чтобы мы могли чувствовать себя свободнее. Мы всё ещё слишком близко к Королевской Гавани, слишком близко к Королевскому Тракту, и если королева не желает, — его тёмные глаза странно блеснули, — возвращения в объятия мужа и в супружескую постель, то нам лучше было бы убраться подальше отсюда. Санса вздрогнула при одной только мысли о возможном возвращении к Джоффри. Лучше уж умереть. Да она и умрёт раньше, чем он посмеет снова прикоснуться к ней — хоть в этом-то кинжал сослужит ей верную службу. Но больше всего её сейчас беспокоил даже не Джоффри и не возможная погоня, а известие, принесённое Арьей и Джендри. — Надеюсь, ваш рыцарь и трактирщик ошибаются. Глаза Арьи тотчас недобро блеснули — она изготовилась к поединку. — Что же, тебе жаль, что Робб отнял одно королевство у твоего муженька?! Может, ты ещё надеялась вернуться к Джоффри — на своих условиях, разумеется — и править вместе с ним?! — Арья, да как ты можешь?! — Ты должна радоваться за Робба, за Винтерфелл, за нас всех! Нашему брату… нашего брата ценят настолько, что предложили ему корону вместо этого отвратительного Джоффри! И теперь-то Робб наверняка должен будет оправиться на юг, чтобы подтвердить своё право, и он встретит нас! Ты понимаешь, Санса?! Он сможет нас защитить, теперь Джоффри не указ ни Роббу, ни его людям! — Вот именно, Арья! Война, ты понимаешь? Джоффри не отдаст так просто такой огромный кусок своего королевства, а уж его дед — и подавно. Ланнистеры будут биться до последнего за Винтерфелл; до последнего человека в своём войске и до последнего северянина тоже. А если, не приведи Семеро, они победят?! Представляешь, что они сделают с Роббом? С Браном, с Риконом, с нашей матушкой; со мной и тобой, если мы тоже будем там? Всё, чего мы боимся сейчас, покажется детской забавой по сравнению с тем, что нас ждёт в случае поражения Робба! — Она содрогнулась всем телом при одной только мысли о том, что могло случиться с ними. — Винтерфелл сровняют с землёй, как и другие замки Севера, а наши люди будут уничтожены! Понимаешь?! — Санса пытливо вглядывалась в лицо сестры, надеясь увидеть там отклик, но увидела лишь изумлённую обиду. И расстроено выдохнула: — нет, ты не понимаешь. — А ты не веришь в Робба, — упрямо проговорила Арья. — Лучше бы помолилась за него, раз уж больше ты ничего сделать не можешь. С таким пренебрежением это было сказано, что сердце Сансы больно сжалось. У них с Арьей всегда были непростые отношения, но она полагала, что это бегство сплотит их… Вероятно, ошиблась. Глупая, глупая Санса Старк, ничего не понимающая ни в жизни, ни в людях, даже с собственной сестрой не умеющая найти общий язык. Глаза жгло, и она изо всех сил старалась не заплакать, зная, что Арья и сама не плачет почти никогда, и презирает тех, кто плачет. Санса отвернулась, чтобы никто не заметил, как часто она заморгала, сдерживая слёзы. Но от пытливого взгляда Сандора Клигана спрятаться было не так-то просто. И внезапно под этим же взглядом Санса почувствовала себя сильнее. Она сделала несколько глубоких вдохов, распрямила спину и повернулась к Арье. — Вот ещё что: о Мирцелле, конечно, ты и не подумала? О малютке Кейтилин? И ты, конечно, знаешь, что Мирцелла снова беременна! Это жена и дети Робба, Арья, и они — в руках Джоффри прямо сейчас! — выкрикнула она. Её супруг не отличался покладистостью и добротой, на обиду отвечал ещё больнее, чем уязвили его, а уж какой удар по гордости Джоффри нанесла выходка северных лордов, и подумать было страшно. И всю свою ярость, злобу, жестокость он обрушит на голову хрупкой Мирцеллы! И врагу бы своему Санса не пожелала ничего подобного, и меньше всего — Мирцелле и своим племянникам. Страх и ярость смешались в ней, заставили кровь кипеть; она всего несколько раз в жизни повышала голос на кого-то, и уж точно не на Арью, но теперь она попросту не могла сдерживаться. Похоже, Джендри был ошеломлён — он смотрел на Сансу круглыми глазами, стоя за спиной у Арьи. Когда же Санса упомянула беременность Мирцеллы, на скулах их молодого телохранителя отчётливо проступил румянец. Её сестру зато смутить было далеко не так легко: взгляд Арьи остался твёрдым и прямым. Она молчала, ожидая, что ещё скажет Санса. Вместо неё, встав между ними, вдруг заговорил Джендри. — Миледи, прошу вас… — он примирительно поднял руки. — Замолчите, Джендри Уотерс! — снова крикнула Санса. — Это приказ! Если ты, — она опять обратилась к Арье, — так радуешься, что Роббу преподнесли корону, ты могла бы позаботиться о его королеве! Мы бросили Мирцеллу одну, там, в Красном Замке! Ты пришла за мной, но даже не подумала о ней или малышке! Они ведь тоже наша семья, а теперь они в куда более страшной опасности, чем когда-либо были мы! Что-то переменилось в лице Арьи, словно захлопнулось. Взгляд стал жёстким; Санса была уверена, что её сестра никогда не убивала, но так бы она могла смотреть на человека, чью жизнь собиралась оборвать. Впервые Санса испугалась Арью. — Я? Я должна была подумать и о Мирцелле? — сипло проговорила она. — Я была напугана, ты же знаешь! И я… я вовсе никуда не собиралась, я смогла бы вынести Джоффри… думаю, — её голос срывался, пока она говорила. — А ты выглядела так, словно ты всё знаешь, словно тебе всё по плечу. Ты подумала обо мне… но не подумала о них. Ты должна молиться за них, о том, чтобы Робб не совершил какую-то глупость, но вместо этого ты… Арья стремительно шагнула к Сансе, та отступила, но Арья была быстрее. Быстрая, как вода — кажется, так когда-то говорил браавосиец, учивший Арью азам боевого мастерства. Она и была такой: быстрой, бесшумной. Страшной. Арья настигла Сансу, подалась вперёд так сильно, что почти коснулась носом носа Сансы, и упёрла тонкий палец с обломанным ногтем Сансе в грудь. — Подумать о Мирцелле?! Ты была напугана?! Ты бы спросила, не боялась ли я! Да у меня поджилки тряслись от страха, но я всё равно пришла за тобой! А могла бы… — она набрала воздуха в грудь и крикнула прямо Сансе в лицо: — могла бы и вовсе этого не делать, потому что… Джендри в этот миг схватил Арью за руку, да так сильно, что ей пришлось повернуться к нему. — Миледи, остановись! Он смотрел прямо на Арью, и в глазах его было что-то… Санса похолодела: была какая-то тайна, которую знали лишь они двое, а ей эту тайну знать было нельзя. — Отстань! — Арья всё-таки вырвалась из его хватки и снова оказалась лицом к лицу с Сансой. — Я не хотела тебе говорить, но, полагаю, ты имеешь право знать! Наш отец велел мне уходить из Королевской Гавани ещё когда Роберт был жив. Одной. Взять лишь Джендри для охраны. А когда я спросила о тебе… Ну, он сказал, что твоё место рядом с мужем, и что он позаботится о тебе. Посмотри, Санса! Я нарушила данное отцу слово ради тебя; слово, которое я дала ему, глядя ему в глаза в последний раз. Потому что я не могла оставить тебя в Красном Замке на растерзание Ланнистерам, но и после этого ты ещё смеешь обвинять меня… Она говорила что-то ещё: слова Арьи причиняли боль, как падающие на кожу капли раскалённой смолы. Но Санса уже не могла воспринимать сказанное сестрой. В ушах шумело, картинка перед глазами расплылась от слёз, которые теперь Санса была не в силах сдерживать. Острая боль где-то под ложечкой заставила её согнуться почти пополам, она открыла рот, силясь закричать, но у неё вырвался лишь всхлип; из лёгких словно кто-то вышиб воздух, и в следующий миг в глазах потемнело, а ещё через мгновение из этого мрака выплыло изувеченное лицо Сандора, испуганные серые глаза Арьи и смуглое лицо Джендри. Чьи-то руки схватили Сансу за плечи, но она, обретя неожиданную силу, вырвалась и побежала прочь. Ей показалось, что она слышит голос Арьи, зовущий её, и ещё голос Джендри, но не обернулась, а только ускорила шаг. Она не знала, куда бежит и что желает найти в конце пути, она просто бежала, пытаясь оказаться как можно дальше от этой поляны и от своих спутников. Санса бежала, не разбирая дороги, ветви кустов хлестали её по мокрому лицу, хватали за одежду, трава то и дело опутывала ноги. Один или два раза Санса падала, споткнувшись о какие-то корни, она больно ушибла коленку и счесала кожу на левой ладони, но всё же поднималась и бежала дальше. Ей было плевать, даже если она выскочит прямо на солдат Джоффри, разыскивающих их — чувство более сильное, чем страх, гнало её прочь. Сансе казалось, что самое худшее в жизни с нею уже случилось, что ничто и никто более не могут причинить ей более сильной боли, чем Арья своими словами об отце. Сансе отчаянно не хотелось верить… хотелось думать, что Арья всё это выдумала из вредности или от обиды, но она всё же хорошо знала, что Арья лгала лишь в редких случаях, чтобы спастись от нравоучений септы или порицания отца. Отец. Суровое лицо лорда Эддарда Старка воскресло в её памяти так живо, словно он стоял перед ней прямо сейчас. Санса помнила его до последней складочки, до последней морщинки — а этих морщин в последние годы стало больше. Отец редко улыбался и часто бывал чем-то озабочен, государственные дела, которых с каждым месяцем всё больше ложилось на его плечи, отнимали у лорда Эддарда слишком много сил, времени, иной раз даже часы ночного сна; но Санса всегда ощущала его заботу, любовь и поддержку, знала, что может найти у него утешение в любой беде. Правда, в последнее время Санса чаще встречалась с отцом на пирах или балах, редких семейных ужинах, или в тронном зале: ей не хотелось, чтобы лорд Эддард видел её рядом с Джоффри, как не хотелось и оставаться с ним наедине, чтобы случайно не расплакаться, как малышке, не пожаловаться на мужа и свой несчастливый брак. Она-то знала, что отец будет винить себя в этом, ведь он не слишком-то одобрял брак с Джоффри… Но теперь она не была уверена ни в чём, даже в том, что знала отца, верно истолковывала его чувства. Любил ли он её на самом деле, или, как другие дочери для других отцов, она, покладистая и красивая, была для него лишь разменной монетой в матримониальных играх великих лордов? С Арьей у него были совсем другие отношения… что ж, вероятно, поэтому он и выбрал Арью, выбрал сохранить ей жизнь и свободу, тогда как Санса должна была стать заложницей, окончательно превратиться в куклу для жестоких игра Джоффри. Арье свобода, ей же — вечный плен и страдания, может быть, верная смерть в застенках Красного Замка. Наконец дыхание Сансы сбилось окончательно, и она почувствовала, что если сделает ещё хоть шаг, то сердце в её груди остановится, и она упадёт замертво. А, может, это и к лучшему? Чего ей ещё ждать от мира, в котором лучший человек из всех, кого она знала, оказался вероломным предателем? Её мир, мир красок, блеска, галантности и красоты, начавший рушиться, когда впервые Джоффри поднял на неё руку, теперь полностью обратился в прах, потеряв свой остов. Есть ли место Сансе Старк, нелюбимой дочери, неверной жене, в этом мире? Обессилев, она упала на колени и разрыдалась уже в голос, не таясь. Даже шелест листвы, необычайно громкий и слишком близко, не насторожил её, погружённую в горе и разочарование. Лишь приближающиеся тяжёлые шаги заставили её умолкнуть и насторожиться. Она вся сжалась, мокрая от слёз рука нашла рукоять кинжала, но Санса не была уверена, что у неё будет достаточно сил, чтобы ударить неприятеля, кем бы он ни был. У неё не хватало ни быстроты, ни ловкости… поэтому сильные руки легко подняли её и повернули, прежде чем она успела даже вынуть кинжал из ножен. Сансу легонько встряхнули, голова запрокинулась, и сквозь пелену слёз она увидела обожжённое лицо Клигана. Тёмные глаза мужчины внимательно смотрели на неё, и ей даже показалось, что она видит… жалость? Пальцы Пса легли на её подбородок, он повернул её лицо так и сяк, словно убеждаясь, что она в порядке. Но она не была в порядке! Пусть на ней не было ран, если не считать содранной кожи на ладони, душа её кровоточила. Санса ждала, что Клиган отпустит какую-нибудь из своих не слишком вежливых шуточек или молча отведёт её в лагерь, но вдруг он провёл мозолистыми пальцами по её щекам, стирая слёзы. В этом жесте было столько грубоватой неловкой ласки, что Санса опешила. — Ну же, миледи… — услышала Санса над собой тихий скрипучий голос. И тут её словно прорвало. Уткнувшись Сандору в грудь, она разрыдалась так сильно, как не плакала, казалось, никогда. Минуты бежали мимо, а она так и стояла… через какое-то время тяжёлые ладони легли ей на спину; от Пса пахло лошадьми и кожами, потом и железом; прежде Сансе не слишком-то нравились подобные запахи, но сейчас они отчего-то несли в себе успокоение. Когда слёзы, наконец, иссякли, Санса отодвинулась от Сандора и попыталась вытереть лицо рукавом. — Как вы меня нашли? Он только пожал плечами. — Это было нетрудно. Идёмте, миледи. Она замотала головой. Подстёгиваемая отчаянием, она схватила его руку так крепко, словно бывший телохранитель её мужа вдруг остался единственной опорой в её мире. Ей так не хотелось видеть Арью… не после того, что её сестра сказала ей, даже если это была чистая правда, а не собственная Арьина выдумка. Безумная идея вдруг мелькнула в её затуманенной голове: попросить его увести лошадей из лагеря под покровом ночи, а потом оставить Арью и Джендри, найти корабль, добраться до Вольных Городов и затеряться там… Там-то её Джоффри точно искать не станет, а если станет, то не найдёт никогда в жизни. А Арья не пропадёт с Джендри, доберётся до Винтерфелла, как того и хотел отец… — Погодите… Я не хочу… Не хочу пока… Сандор смотрел на её руку, сжимающую его ладонь, несколько мгновений, потом покачал головой. — Лагерь слишком близко к дороге, да и к деревне тоже. Ваша сестрица и Джендри были не слишком осторожны, боюсь, как бы кто-нибудь за ними не проследил. Санса помотала головой. — Вы не понимаете, сир… Я… — Я не сир, — мягко поправил он её. — И я вас понимаю, миледи. Вам больно. Вы обижены на свою сестру… леди Арья, кажется, в запале выболтала то, чего не должна была говорить. Но всё это ещё не повод бросаться навстречу нашим преследователям и облегчать труд ищейкам вашего муженька. Она несколько раз втянула носом воздух, силясь успокоиться. Получалось плохо, но всё же близость этого большого, сильного, пусть и грубоватого и почти чужого ей мужчины неожиданно благотворно действовала на неё. — Мой отец… Вы ведь слышали, что сказала Арья: он был готов пожертвовать мной! Он знал, что станет со мной, когда Роберт умрёт, и, кажется, готовил что-то сам… он не распространялся, но был в последние дни такой задумчивый и всё выспрашивал меня о… — Она задохнулась, смутившись, замолчала, напомнив себе о том, с кем говорит. Несмотря на всё участие, есть вещи, о которых леди не должна говорить с мужчинами, а, тем более, со своими стражниками. — Он выбрал не меня! Он выбрал Арью! — Из глаз у неё снова потекли слёзы, и она, стыдясь своей несдержанности, отвернулась от Пса. Он лишь хмыкнул. Даже не глядя на него, Санса чувствовала, что Клиган смотрит на неё. — Ну, миледи… Этот паскудный мир так уж устроен, что бесконечно приходится выбирать. Даже отцам среди своих детей. Я-то об этом знаю кое-что. — Нажатие его пальцев усилилось, словно он просил Сансу посмотреть на него. Она повернулась. Указательным пальцем свободной руки Пёс ткнул в обожжённую щёку: — когда мой братец оставил мне этот подарок, мой отец ничего не сделал, чтобы наказать его. Ему было, наверное, жаль меня… Однако Григор был его сыном и наследником, первым бойцом Западных Земель, грозой воров и преступников в округе Клиган-Холла. И множество чужих глаз смотрело на него. Все они могли понять, что с младшим сыном случилось несчастье, но никто бы не понял, если бы отец вышвырнул своего старшего сына вон. Мой отец выбрал сильнейшего из своих сыновей… и моей сестре пришлось потом об этом пожалеть, — он помрачнел. — Ваш отец выбрал вашу сестру… и не прогадал, ведь она спасла вашу хорошенькую задницу. Кто знает, быть может, лорд Эддард на то и рассчитывал, на упрямство и склонность к неповиновению этой маленькой занозы? Пока он говорил, Санса успокаивалась. К концу этой невероятно длинной для Сандора Клигана речи она уже была готова возмутиться тем, как он говорил об Арье, да и о ней самой. Но, вероятно, он был прав: отец должен был знать, что Арья ослушается приказа. Даже несмотря на то, что их отношения как сестёр не были лучшими. Или он действительно рассчитывал, что она уйдёт в компании одного лишь Джендри? Санса не могла знать, а раздумывать об этом было слишком больно. Отец был мёртв, как ни крути. Арья была жива и собиралась защищать её, несмотря ни на что. — Ладно, идёмте. Мне стоит помириться с Арьей, хоть это и будет нелегко. И… вы… вы больше не называете меня «Ваше Величество», — заметила она. Что-то недоброе мелькнуло в его глазах, обезображенное лицо ещё больше искривила усмешка. — Вы так дорожите этим титулом? — Только теперь Санса поняла, что слова Арьи заронили зерно сомнения в его душу. Она нахмурилась. — Нет… Вовсе нет. Мне интересно, что переменилось… Он покачал головой. Лицо Клигана оставалось замкнутым, но странный блеск в глазах, который ещё несколько мгновений назад пугал Сансу, исчез. — Всё, миледи. Всё переменилось.***
— Надеюсь, когда наш отец прибудет в Королевскую Гавань, у Джоффа останутся ещё королевства, — лениво проговорил Тирион, невозмутимо глотнув красного дорнийского вина из своего кубка. Серсее захотелось вырвать кубок из короткопалой ручки своего уродливого братца и выплеснуть это вино в его уродливое лицо. Она не находит себе места от волнения, а Бес ещё вздумал шутить! Боги, наверное, вовсе отвернулись от неё, раз в эти тяжёлые дни рядом с нею нет ни отца, ни Джейме, а лишь Тирион. А хуже всего было то, что слова Тириона были разумны: лорд Тайвин не торопился в столицу, хотя Серсея написала ему сразу же после смерти Роберта, рассказав всё без утайки — ну, почти всё — и известив его о том, что ему дарована должность Десницы. Потом Серсея отправила ещё письма — наверное, с десяток, в которых умоляла, грозила, просила отца поторопиться. Ответ был один: Тайвин Ланнистер собирает войско. Это было более чем разумно в сложившейся ситуации, однако больше всего Серсее в Королевской Гавани были нужны не солдаты Кастерли Рок, а лорд Тайвин и его острый холодный ум. Королевство нуждалось в нём, как и королева-мать, а больше всех — молодой король, хотя он и под страхом смерти не признал бы этого. Джофф мнил себя величайшим политиком и великодушным королём, которого должны обожать подданные, но на деле оставался лишь мальчиком, которому всё ещё нужна была помощь кого-то старше и умнее. Серсея попыталась было занять это место рядом с ним, но Джофф высокомерно отверг её помощь, заявив, что ей-де необходимо оплакать Роберта как следует; он даже предложил ей удалиться в одно из поместий в нескольких днях пути от Королевской Гавани. Серсее, понимающей, что её сын попросту пытается избавиться от неё, и глубоко уязвлённой в самое сердце, стоило большого труда сдержаться и не залепить Джоффри пощёчину. Но ей удалось совладать с собой, а Джофф милостиво согласился на предложенную ею кандидатуру лорда Тайвина на пост Десницы. Но Джоффри понятия не имел, как управлять королевством, а, если бы и имел, то ярость, которую Джофф испытывал из-за предательства Сансы, наверняка затмила бы его разум. Попадись ему Санса в руки в эти дни… должно быть, всё, что происходило между ними в эти годы, показалось бы северянке мёдом. Серсея старалась не думать об этом, к тому же, она и сама была зла на неблагодарных, непокорных дочерей Старка. А пуще того она злилась из-за того, что две девчонки так легко обвели вокруг пальца всю королевскую стражу. От отряда под руководством Джейме, посланного на их поиски, всё ещё не было добрых вестей, и лгать черни с каждым днём становилось всё труднее; придворные же явно больше не верили в то, что королеве Сансе нездоровится, а леди Арья ухаживает за нею. Все, кто мог, разъехались в свои поместья, и больше всего Серсею беспокоило глухое молчание Станниса Баратеона и то, что Ренли отправил жену и детей в неприступный Штормовой Предел; сам Ренли пока ещё оставался в замке и изо всех сил изображал верного подданного Джоффри, но Серсея узнала, что денно и нощно в конюшне стоит несколько осёдланных лошадей для Ренли и ближайших рыцарей его свиты. До вчерашнего дня Серсея полагала, что самой большой их проблемой могут стать девчонки Старк, в частности, Санса, добравшиеся до какого-нибудь не слишком лояльного лорда и обвинившие Джоффри в несправедливости к их отцу и им самим. Нед Старк был во всеуслышание объявлен изменником, мало кто станет оспаривать решение короля. Таких лордов можно напугать или купить, выставить Сансу Старк сумасшедшей или добиться её возвращения в Королевскую Гавань… Больше всего она надеялась, что Джейме удастся-таки разыскать их и… Но никто даже предположить не мог, что у Робба Старка хватит смелости и дерзости возложить на себя древнюю корону Королей Зимы и объявить, что Север отныне не подчиняется Железному Трону. Они узнали об этом от Вариса вчера на закате. Сперва Серсея не поверила своим ушам, как и Джоффри, но недаром Вариса держали при себе и Эйерис Таргариен, и Роберт — сведения его были верны всегда. Едва слова, вкрадчиво сказанные Мастером над шептунами, дошли до сознания Джоффри, он впал в такую ярость, какой Серсея ещё никогда не видела у него. Он грозил своей исчезнувшей жене и Роббу Старку такими казнями, такими мучениями, от одного упоминания которых и у Серсеи, которая не считала себя слишком уж чувствительной, кровь стыла в жилах. Он порывался в ту же минуту созывать войска, седлать коня и отправляться в Винтерфелл, чтобы сбить корону с Робба вместе с его головой. Потом Джофф уселся за письма и до глубокой ночи в красках писал всем сколько-нибудь значимым лордам Семи Королевств о том, что будет с ними, их землями, замками и домочадцами, если они даже подумают о том, чтобы принять сторону Старка. На рассвете туча воронов, поднявшаяся над Красным Замком, на миг затмила восходящее солнце, и Серсее это показалось дурным знаком. Часть воронов отправилась на север, к лордам-знаменосцам Робба Старка, но Серсея уже знала, что это была неудачная идея. В лучшем случае они посмеются и сожгут письма Джоффа. Но сыну она об этом, конечно же, не сказала. А потом Джоффри вспомнил о Мирцелле. Конечно, Мирцелле кто-то сказал о выходке её мужа, потому что тогда с ними её не было. И к лучшему: будь Мирцелла там, Джофф мог бы, не раздумывая, причинить ей вред. Позже в своей ярости Джоффри позабыл о сестре, но теперь Мирцелле, похоже, придётся ответить за измену Робба. И за то, что он поставил её дочь в такое опасное положение, Серсея Робба Старка успела возненавидеть. Раскрылись двойные двери королевского солярия, и в комнату буквально влетел Джоффри. Глаза его горели недобрым огнём, щёки жёг румянец, золотые волосы были взъерошены. Тирион пробормотал что-то неразборчивое в свой кубок, и Серсея в который раз пожалела, что из двоих братьев рядом с ней он, а не Джейме. Кроме них, дрожащего Томмена, лорда Вариса и Ренли Баратеона в солярии Джоффри не было никого. Ренли заметно нервничал и сочувствующе поглядывал на дверь. Он тоже понимал, что они собрались здесь, чтобы полюбоваться, как Джоффри изливает свою бессильную злость на сестру. Молодой король обвёл их всех пристальным взглядом, кивнул и недобро ухмыльнулся. — Вижу, все в сборе. Моя семья, — подытожил Джоффри. — Кроме этой суки Сансы… Ренли кашлянул в кулак. Король мгновенно вскинулся. — Что, дядя?! Хотите что-то сказать? — Вашему Величеству не годится так отзываться о женщине, тем более о своей королеве, что бы она… ни сделала. Это не галантно, вовсе не по-рыцарски. Чернь любит рыцарей больше, чем грубиянов. Джоффри побагровел и сжал кулаки, но ему достало сил сдержать себя. — Да, Санса мне жена… пока что. К счастью, это поправимо. — Что он такое говорит? — шепнул Тирион Серсее, встрепенувшись. — Что он задумал? Но Серсея от него только отмахнулась. Её нервы были на пределе, ей в равной степени хотелось, чтобы показательное наказание Мирцеллы не произошло никогда и чтобы оно поскорее началось и закончилось. Она с мольбой посмотрела на сына, и в ответ в глазах Джоффри вспыхнули мстительные огоньки. Он подошёл к ней, взял её руки в свои. — Матушка, — по очереди мягко поцеловал каждую руку матери, — я знаю, всех своих детей вы любите одинаково, но, — в этот миг Джоффри грубо стиснул пальцы Серсеи, — сегодня вам придётся выбрать. Серсея глухо вскрикнула от боли. Но больше всего её испугало злорадное удовлетворение, читавшееся на лице сына. Ренли выступил вперёд, нахмурившись; Тирион схватил короля за полу дублета из драгоценной парчи. Кубок в его руке качнулся, на дублет Джоффри упало несколько капель алого напитка. — Не смей! — крикнул Тирион. — Может, ты и король, но мы твои дядьки, и ничто не помешает нам высечь тебя, как мальчишку! Думаю, хорошая порка пойдёт тебе на пользу! — Как ты смеешь… — Забыв о Серсее, Джоффри повернулся к Тириону, и выражение его лица не сулило ничего хорошего карлику. — Полегче, — кажется, тот и бровью не повёл. Серсея никогда не предполагала, что сможет восторгаться Бесом, но сейчас она была близка к тому. — Можешь угрожать нам, посадить нас в подземелья или даже головы снять, как Неду Старку, вот только мы тебе нужны, чтобы сохранить те королевства, что у тебя ещё остались, корону да и голову на плечах. Тирион не мог бы разозлить Джоффри больше, даже если бы со всего размаху саданул его чем-то по голове. Король открыл рот, быть может, чтобы отдать роковой приказ… но взглянул на мать, на Ренли и Вариса, потом снова на Тириона… и промолчал. — Я тебе этого не забуду, дядя. Но сейчас речь пойдёт о куда более неблагодарном члене нашей семьи. Введите! Серсея, рискуя навлечь на себя гнев Джоффри, хотела было попросить его не быть с Мирцеллой слишком строгим, но не успела: снова распахнулась дверь, и в сопровождении сира Бороса Блаунта вошла Мирцелла. Королевский гвардеец, шедший следом за ней, явно чувствовал себя неловко, понимая, что сопровождает не сестру короля, а арестантку. Должна была понимать это и Мирцелла и не рассчитывать на снисхождение своего импульсивного брата. Весь вчерашний день Серсея не видела дочь — Мирцелла, сославшись на плохое самочувствие, весь день провела в своих покоях со своими дамами-северянками и дочкой. Сейчас она шла одна, с гордо поднятой головой, прямой спиной, лёгкой улыбкой на устах и странным блеском в глазах. Так идут не на суд, не на эшафот, а, самое меньшее, на коронацию. Серсея видела, что что-то неуловимо изменилось в дочери, и это было не связано с материнством; это была гордость чистой воды, Мирцелла гордилась своим мужем! И ребёнок в её утробе теперь был не просто младенцем — наследником короны, надеждой королевства. Королева. Для какой-то части Семи Королевств Мирцелла и впрямь была королевой теперь. И, похоже, теперь она сама чувствовала себя именно так, перевоплотившись за одну ночь из нелюбимой сестры короля в пусть пленную, но королеву. Когда Серсея поняла это, ужас объял её. Сейчас Мирцелла была не похожа на ту, которую можно запугать. И Джоффри, похоже, тоже это понял, и это разозлило его ещё больше. Он буквально подлетел к сестре, перескочив через три ступени высокого кресла, имитирующего трон. — Ты знала! Зелёные глаза встретились с такой же ядовитой зеленью глаз Джоффри. Мирцелла, казалось, ещё больше распрямила плечи, вытянула шею. Выше брата ей всё же стать не удалось. — Понятия не имела, — отчеканила она. — Если ты не заметил, братец, я уже многие недели не видела мужа, общаясь с ним только посредством писем, которые, я уверена, ты или по твоему приказу читают. Если бы в них что-то было, ты бы уже давно знал. — Значит, ты не знала. Но теперь… что ты скажешь? Хочется тебе быть королевой? Нравится?! — крикнул он ей в лицо, нависнув над Мирцеллой. Она вздрогнула и отступила на шаг, но взгляда не отвела. Пожала плечами: — Не знаю, я пока не привыкла. — Ах ты! — Рука Джоффри взвилась над её головой и опустилась бы, если бы не Ренли, прыгнувший к королю и схвативший его за запястье. — Негоже это, Ваше Величество, — покачал головой он. — Негоже. Мирцелла, отшатнувшись, часто дышала, но смогла снова встретить тяжёлый взгляд брата. — Как всякая жена, я подчиняюсь своему мужу — прежде всего. И если Робб… сделал то, что сделал… Не мне его судить. — Это измена, понимаешь? — прошипел Джофф. Ренли всё ещё удерживал его руку, и король яростно вырвался. — Твой муж изменник, как и его отец! Все ваши вшивые северяне — изменники! Ты и твои дети — изменники! Но Робб Старк, его предатели-лорды — все они далеко, а ты — вот она, рядом со мной, стоит мне протянуть руку, отдать приказ… — Он шагнул к сестре, и ладонь Джоффри легла на живот Мирцеллы. — Думаешь, носишь наследника короны? Тебя выпотрошат, а твоего ублюдка сожгут у тебя на глазах ещё до его рождения! Слышишь?! Стоит мне повелеть… Вся краска сбежала с лица Мирцеллы. В глазах же её зажёгся хищный огонёк, очень не понравившийся Серсее. Джофф совершил величайшую глупость, угрожая ребёнку, которого Мирцелла носила под сердцем. Нет никого сильнее и отчаяние разозлённой и напуганной матери. Особенно, если за спиной у неё были несколько тысяч воинов. Мирцелла, смерив Джоффри презрительным взглядом, вдруг отшвырнула его руку. — Можешь грозить мне, сколько хочешь, но только посмей тронуть детей! Робб придёт, Джоффри, придёт. Не важно, в короне или нет, но он придёт за мной! И тогда молись Семерым поусерднее, чтобы он не воплотил твои угрозы в жизнь, да только по отношению к тебе! Джоффри хотел что-то сказать, но посмотрел на Серсею. Она сложила руки на груди в молитвенном жесте, в мыслях ругая дерзкую дочь на чём свет стоит. Джофф кивнул, и от сердца королевы-матери отлегло. Пока она не заметила на устах сына жестокую ухмылку.