Золото дураков

— М-да… Король Севера… — протянул Бенджен и задумчиво поскрёб бороду. В горнице лорда-командующего было тихо и тепло, а за окном валил снег, и новобранцы валяли друг друга в сугробах с воплями и проклятиями. Немного приобрёл Ночной Дозор во время последней вылазки Йорена: двух сыновей шлюх, младшего сына трактирщика да немолодого уже бродягу, который, видимо, считал, что в Чёрном Замке будет лишь есть, пить и спать в тепле. Кто-то из братьев прикрикнул на них, чей-то голос обиженно ответил, огрызнулся. Словом, этот день в Чёрном Замке был похож на многие и многие предыдущие. Но не для Джона. Он впился взглядом в дядино лицо, ожидая его реакции. Бенджен ещё раз пробежал послание глазами, тяжело вздохнул и бросил пергамент на стол. Письмо пришло сегодня утром, следом за тем, которое получил мейстер Эйемон; Робб, как и полагалось вновь коронованному королю, разослал подобные письма во все земли Семи Королевств. Джон подозревал, что даже Джоффри получил такой вот пергамент с печатью с бегущим лютоволком. Но всё же он надеялся, что Робб был благоразумен и подумал о жене и дочке, находящихся полностью во власти молодого Баратеона. Но это письмо было только для него — и приписка от имени Игритт в конце лучше всего говорила о том. И всё же он не смог не поделиться ним с дядей. И теперь почти жалел об этом. Несколько лет назад, когда Джон только-только стал рекрутом Ночного Дозора, Бенджен Старк был удалым, бесстрашным разведчиком, весёлым и смешливым человеком. На его отца дядя Бенджен походил мало. Теперь же… Годы и груз ответственности состарили Бенджена до срока, а приняв командование в Ночном Дозоре, он день ото дня всё больше становился похожим на своего старшего брата. И, как бы Джон ни скорбел по отцу, эти перемены в дяде ему совсем не нравились. — Одичалая в Винтерфелле диктует мейстеру послание для своего… ммм… — он бросил быстрый взгляд на Джона, — возлюбленного, принявшего клятву Ночного Дозора. Переменились времена. Ещё в пору моей молодости о таком и подумать было смешно. Интересно, что сказал мейстер Лювин? — Он добрый и понимающий человек, а Игритт не так плоха. Думаю, со временем она может стать более вышколенной леди, чем Арья. На губах Бенджена мелькнула улыбка, как и всегда, когда он вспоминал о младшей племяннице. — Что-то с ними теперь будет, с Сансой и Арьей? — Он снова вздохнул. — Глупо… Глупое и поспешное решение принял Робб. Нед бы никогда такого не допустил. Нед клялся Роберту Баратеону в верности, а что сделал Робб? Джон поджал губы. Разговор принимал наиболее желательный для него оборот, только слова звучали совсем не те, которые он хотел бы услышать. — Король Роберт умер, а его сын убил нашего отца. Робб… Думаешь, он на самом деле желал надеть корону? — Робб? — Бенджен подошёл к окну, глянул сквозь мутное стекло во двор, на новобранцев. — Нет, я так не думаю, — наконец сказал он. — Но и лордам своим он тоже не отказал. Он желает отомстить — это понятно. Только вот не то время он выбрал, Джон. И врага не того. — Ланнистеры стоят за всем этим, наверняка. Робб получил от отца странное письмо… последнее. — О том, что говорилось о нём самом в этом письме, Джон предпочёл умолчать. И о том, как говорилось. Вспоминать это было горько и больно, да и речь сейчас шла совсем не о том. — Отец… он словно предвидел что-то, может быть, и собственную кончину… — Нед всегда был умным и проницательным, — заметил Бенджен. — Он просил защитить наследника… Лорд-командующий фыркнул. — Так-то Робб делает это? Джон вспыхнул и порадовался, что дядя стоит к нему спиной и не видит этого. — Едва ли отец думал, что этот самый наследник, которого он хотел защитить, убьёт его, — жёстко проговорил он. — Едва ли… Понимаешь ли ты, Джон, — Бенджен повернулся к нему лицом, — что это означает войну? Понимает ли это Робб? — Полагаю, да. А что будем делать мы? Он искал в облике дяди хоть малейший намёк на то, что Бенджен испытывает ту же радость за Робба, за Винтерфелл, за Север, что и он сам. Ведь иначе быть не могло! Они больше не обязаны подчиняться этому отвратительному королю, и лорд Эддард Старк будет отомщён! Но, похоже, Бенджен Старк его чувств не разделял. Напротив, он как будто ещё больше помрачнел, печать озабоченности легла на его лицо. — Мы? — переспросил он. — Конечно же, ничего. — Но… — Джон поднялся. Дядя сурово посмотрел на него. — Ночной Дозор не служит ни одному королю, Джон! — категорично отрезал он. Такие же безжалостные нотки Джон слышал и у отца, когда ему случалось осуждать кого-то на смерть. Он внутренне содрогнулся. — Даже если этот король — его родич! Тебе бы следовало это знать! — Но Робб будет ждать от тебя поддержки! Это письмо… -… адресовано тебе, — уже мягче закончил за него Бенджен. — Робб не просит и не настаивает, но был бы не против, если бы мы оказали ему помощь. Верно я понял? Джон кивнул. — Как и ты, Робб должен был бы знать, что Ночной Дозор не принимает чью-либо сторону в конфликтах внутри Семи Королевств. А если он забыл, так мейстер Лювин должен был бы ему напомнить. В любом случае я не могу дать ему людей, даже если бы и захотел. — Но Бенджен! Он жестом заставил Джона замолчать. Потом, спустя некоторое время, за которое не проронил ни звука, приманил Джона к окну. Он подчинился, но новобранцы, теперь сидящие рядком на бревне, нисколько его не интересовали. — Посмотри, Джон. Кто-то из этих людей с Севера, кто-то — из Королевских Земель, кто-то — из Западных. Их семьи до сих пор живут там, платят подать Братеонам, Ланнистерам или Старкам. Должен ли я бросать их в бой, где они могут встретить своих отцов и братьев, только потому, что мне захотелось поддержать племянника? Джон молчал. Ему не хотелось признавать, что в словах Бенджена была правда. Что бы он сам почувствовал, если бы его заставили встать в бою против одного из его братьев? Стал бы он биться или обратил бы свой меч против того, кто отдал такой приказ. Он чуть завёл руку за спину, рукоять Длинного Когтя сама легла в его ладонь. Верный меч… а в сказках клинки бывали заговорёнными, заколдованными, такими, что отказывались проливать родную кровь. — Нет, — с трудом и очень тихо, нехотя ответил, наконец, он. Бенджен удовлетворённо кивнул. — Кроме того… Не мне тебе рассказывать. Ты сам был за Стеной, Джон, ты видел, что там творилось. Почему одичалые, в числе которых была твоя Игритт, так упрямо, рискуя жизнью, желали перебраться на эту сторону? Почему в лагере Манса-Налётчика столько женщин, детей, стариков, кур и домашней скотины? Что гонит их прочь от их стоянок? Ты видел, Джон. Вспомни Кулак Первых Людей, если позабудешь. Вспомни тех, кто остался там. После этого… покажется ли тебе стоящим делом возня из-за трона и золотой короны? Джон молчал. Больше всего на свете ему бы хотелось оказаться рядом с Роббом в походе против Джоффри Баратеона, которого он презирал ещё с того времени, когда они оба были мальчишками. Но от слов дяди было не так-то просто отмахнуться, потому что Бенджен знал, что говорит. И Джон тоже знал. Они видел напуганных одичалых, которых страх перед Иными согнал с дальних промёрзших равнин, на которых их прадеды жили веками, и заставил со всем своим нехитрым скарбом тащиться к Стене, где, быть может, их ждала верная смерть. Старая Нэн всё детство пугала его сказками об одичалых-людоедах, когда он пришёл в Дозор, его научили видеть в одичалых врагов: бесстрашных, беспринципных, кровожадных, жаждущих перевалить через Стену, захватить Винтерфелл, а то и дойти до Речных Земель или даже до Королевской Гавани. Одичалые, о которых пелось в песнях, быть может, и были такими, и искали в северных землях лишь добычи, славы да девиц. Но легенды на то и были легендами, что их герои умерли давным-давно. Эти же одичалые не искали ни добычи, ни славы. Они просто хотели спастись. А ещё Джон вспоминал о Бране всё чаще и чаще в эти дни, когда стремительно холодало, и дни становились всё более короткими, снежными и мрачными. В этот приезд в Винтерфелл он проводил много времени с младшим братцем. Разгневав леди Кейтилин и поставив Робба в неловкое положение связью с одичалой, дезертирством из Ночного Дозора и своим клятвопреступлением, Джон старался не попадаться им на глаза, и Бран неожиданно составлял ему компанию. Они уходили в богорощу, которая так манила Брана; Джон упражнялся там, разя невидимого врага и привыкая к отсутствию Игритт, Бран же просто сидел в своём кресле, укутанный в меха, смотрел в пустоту, почёсывая Лето, или дремал. Казалось, его не беспокоили мороз и уныние, царящие меж чардрев. Вид лютоволка, примостившегося у неподвижных ног брата, неизбежно напоминал Джону о Призраке, и думать о нём было тяжело, а не думать — невозможно. Так они с Браном и проводили свои дни — в молчании, но иногда Бран вдруг становился разговорчивым, почти таким, каким был до падения, и тогда он рассказывал Джону свои сны. Странные это были сны, пугающе правдивые и нереальные. Джон предпочёл бы забыть о них, но каждый раз, когда он восходил на вершину Стены, воспоминания о них снова и снова лезли ему в голову. Странные это были сны. А более всего пугало Джона то, что он и сам стал видеть подобные сновидения по возвращении в Чёрный Замок. — Ты скажешь им? Нашим… братьям. — Слово застряло у Джона в горле, но всё же он заставил себя произнести его. Много раз со дня, когда он приехал в Чёрный Замок, он пытался примириться с этим, и всё же прежние привязанности тянули его обратно, заставляли вспоминать и почему-то мечтать. Пора было покончить с этим, если он не хотел сойти с ума или снова предать. Он должен был оставить позади прежнюю жизнь, мечты, надежды; смириться с тем, что Робб, Игритт и ребёнок навсегда останутся лишь воспоминаниями, а не чем-то реальным. Он уже знал, что письмо Робба останется без ответа. Это станет его первым шагом. — Зачем? — Бенджен вопросительно изогнул брови. — Какое дело братьям Ночного Дозора до того, что где-то кто-то сменил кого-то на троне? Ночной Дозор не подчиняется никому, только своему лорду-командующему. — Но ты же хотел просить их о помощи. — Так что же? Мне нужны их мечи — и только они. Короны и клятвы они могут оставить при себе. Идём, Джон, нас ждут. — Он свернул письмо и отдал Джону. — Можешь оставить себе… Только не перечитывай слишком часто. А когда всё же решишься, всякий раз напоминай себе, что ты дал клятву Дозору раньше, чем повстречал эту девушку. Так, возможно, будто не так больно. — Потом Бенджен ещё раз посмотрел на письмо, которое Джон зажал в руке, и проговорил медленно, печально и как будто бы неуверенно: — нет, мы не скажем ни о чём нашим братьям. Ведь это и нас с тобой теперь не касается. Но они уже знали. Сказал ли кому-то Сэм, читавший письмо слепому мейстеру, или кто-то другой из слуг Эйемона, подслушавшие их, или сам мейстер шепнул словцо Старому Гранату, но они знали. Джон понял это, едва они спустились в трапезную: все замерли, глядя на них с Бендженом, все разговоры резко смолкли. Джон обвёл большое помещение со сводчатым потолком взглядом, и пальцы у него отчаянно зазудели, желая сомкнуться на рукояти Длинного Когтя. Это его братья, напомнил он себе, единственная семья, которая у него осталась. Вовеки веков. Правда, когда сир Аллисер Торне поднялся и заговорил, Джону стало трудно сдерживаться ради одной только клятвы. — Милорд, мы слышали, ваш родич провозгласил себя королём. — На губах его играла гаденькая улыбочка, а глаза недобро блестели. Он мазнул взглядом и по Джону, и улыбка его стала ещё более гнусной. — Король Джоффри Баратеон, первый этого имени, далече, а мы ближе к Винтерфеллу, так не прикажете ли нам сесть на коней, чтобы проучить предателя и отправить его лживую башку Его Величеству? Каждое слово, как гул набата, отдавалось в голове у Джона. И самому тупому олуху должно было быть понятно, что честнее Робба людей на свете немного, и он поступил так лишь потому что собственные его знаменосцы возжелали этого, а не потому, что сам рвался к власти! Джон рванулся вперёд, намереваясь заставить сира Аллисера подавиться своими словами, но железные пальцы дяди Бенджена сомкнулись на его плече и сдавили так, что стало больно; Джон едва слышно зашипел, но остался на месте и даже сделал шаг назад, стремясь уменьшить боль. Он скосил глаза на дядю: что бы ни почувствовал Бенджен Старк из-за слов Торне, он не показал это даже взглядом. А когда заговорил, голос его был сух и холоден: — Для братьев Ночного Дозора нет королей, сир. Для братьев Ночного Дозора нет ничего на юге, если только мы не собираем там припасы и не ищем рекрутов. Мы оставили это… позади, когда дали клятву дозорного. Вы, насколько я помню, тоже давали её? Клялись в септе перед Семерыми и уже позабыли? Негоже. Возжелали служить королю? Недопустимо. Меня интересует лишь один король, сир Аллисер, и вас должен тоже интересовать он один — тот, что по ту сторону Стены.  — Да, милорд, и всё же я думаю… — Янос Слинт, верный подручный Торне, поднялся вслед за сиром Аллисером. — Власть короля Джоффри должна быть крепка от Королевской Гавани и до Стены, иначе… — Его власть или власть любого другого короля с лёгкостью пошатнут тысячи одичалых под командованием Манса-Налётчика! — рявкнул, не выдержав, лорд-командующий. — И мы, сиры и милорды, напомню вам, ближе к нему, чем кто-либо ещё! Короля Джоффри не слишком волнуют наши проблемы, как следует из его молчания в ответ на мои письма или письма предыдущего лорда-командующего. Что ж, в таком случае и его проблемы не будут волновать нас. Зато меня очень волнуют одичалые и Король-за-Стеной. И то, что гонится за ними. Давненько мы ничего не слышали о нём — пора послать разъезд. И, как я вижу, вы, сир Торне, слишком рвётесь в битву, засиделись. Вот вы и возглавите его. А ваш друг лорд Янос, уверен, с удовольствием составит вам компанию. Ведь такие опасные и славные вылазки непременно должен возглавлять кто-то высокородный, тогда и удача будет сопутствовать. Янос Слинт вздрогнул, его обвисшие щёки побледнели. Сир Аллисер лучше владел собой, поэтому только нахмурился. — Но милорд, я обучаю новобранцев основам владения мечом и рукопашного боя. Я не разведчик. — Не разведчик, но весьма храбрый малый — ведь вы собирались отправиться в Винтерфелл, укреплённый множеством солдат, особенно теперь, и добыть голову Робба Старка. Что вам стоит совладать с горсткой плохо вооружённых одичалых? Несмотря на обманчиво добродушный тон, Бенджен был непреклонен — и Джон видел это. Давно убеждённый в том, что одичалым и дозорным однажды придётся примириться и пойти одним войском против общего врага, он надеялся, что вылазок, целью которых было принести как можно больше голов вольного народа, будет всё меньше. Но то, как изменилось лицо Торне, как слетела с него всякая спесь, повеселило и порадовало его. Когда все успокоились, и мрачный ужин всё-таки начался, Джон, оставленный Бендженом подле него, склонил голову и прошептал ему: — Ты не боишься посылать Торне и Слинта вместе за Стену? Они могут злоумышлять против тебя. Его дядя пригубил вина, скрывая улыбку за кубком. — Пустые страхи, Джон. Они не ты, не переметнутся к одичалым и, что самое главное, не станут им союзниками — слишком трусливы, слишком горды и считают одичалых грязными дикарями, хотя, быть может, не так уж и не правы… Самое худшее, что может случиться, это то, что мы потеряем ещё нескольких бойцов. Да и худшее ли это?.. — он пожал плечами.

***

Бриенне было не по себе. И дело было вовсе не в том, что она была девицей среди отряда солдат — при ней ведь тоже был и меч, и щит, и латы, и быстроногий конь. Она привыкла быть одной, одиночкой, и среди гвардии Ренли, её больше не могли задеть, расстроить или напугать смешки и едкие злые фразы, несущиеся ей вслед. Люди Джейме Ланнистера в этом мало отличались от людей Ренли Баратеона — так же зубоскалили, отпускали такие же ядовитые шуточки. На третий день им наскучило упражняться в остроумии за её счёт, тем более что Бриенна и ухом не вела, и они почти перестали обращать на неё внимание. Дело было не в солдатах. Дело было в их командире. Сир Джейме Ланнистер по прозвищу Цареубийца был, безусловно, прекрасен в золоте и багрянце своего дома не меньше, чем в белоснежных латах лорда-командующего. Улыбка его была ослепительной, обаяния его хватило бы и на весь его отряд… Но всё это Бриенна видела и в Королевской Гавани, а теперь увидела в нём ещё и командира. Рыцарям Королевской Гвардии не слишком-то нужен был начальник, они ведь были лучшими из лучших, а потому и гордыми непомерно; титул лорда-командующего был церемониальным, почёта в нём было много, реальной же власти… Не при короле Роберте и, уж тем более, не при его сыне. Холодная горделивость, которая в столице отличала Джейме Ланнистера ото всех, здесь, посреди леса, в окружении парней, для которых он был едва ли не божеством, куда-то делась. На смену ей пришли оживление и решимость. Таким деятельным Бриенна Тарт Цареубийцу не видела никогда: время от времени он собирал вокруг себя своих солдат, раздавал им указания, которых Бриенне, конечно же, слышать не полагалось, выслушивал доклады своего оруженосца, бывшего, кстати, великолепным следопытом, а то и сам садился в седло и в сопровождении Льюи уезжал то вперёд по Королевскому Тракту или просекам. Возвращались они, правда, всегда одни, и у Ланнистера в такие моменты было крайне недовольное выражение лица. Это немного успокаивало Бриенну. Но лишь немного. Остальные же перемены, произошедшие с Цареубийцей, Бриенне не нравились совершенно, ведь они означали, что он быстрее неё достигнет своей цели. А цели, думалось ей, у них были весьма схожи. Ланнистер переменился и по отношению к ней. В Королевской Гавани их пути практически не пересекались, а если и пересекались, Цареубийца удостаивал её лишь насмешливого взгляда да нескольких колких словечек. Теперь же он стал неожиданно внимательным к ней, чаще ехал с нею рядом, если другие таинственные дела не требовали его присутствия в другом месте, развлекал её разговором — Бриенна, правда, видела, что он с трудом подыскивал темы, и эти разговоры едва ли приносили ему удовольствие. Он даже старался быть галантным рыцарем, словно бы она была девицей в шелках и бархате, а не в стали… И это тоже давалось ему с трудом. Бриенна, впрочем, не была настолько глупой, чтобы думать, что это её персона заставила Джейме Ланнистера изменить к ней отношение; скорее уж он усыплял её бдительность, надеясь очаровать глупую наивную корову. Больше всего на свете Бриенне хотелось убраться от него и ланнистерских солдат подальше — теперь она вообще жалела, что присоединилась к ним. Но она была не уверена, что сможет легко распрощаться с Ланнистером, не для этого он нагонял её. И ей всё ещё не давали покоя мысли о том, что с помощью Цареубийцы и его следопыта она быстрее найдёт след девочек Старк, так некстати потерявшийся… Но узнав, по какой дороге они поехали или где решили заночевать, как она покинет лагерь Ланнистеров, когда была почти уверена, что за ней каждое мгновение следят? И доверятся ли ей Арья и Санса, если они или их спутники узнают, что она ехала по их следам с Джейме Ланнистером, пусть и недолго, пусть и для того, чтобы одурачить его или сбить с пути? — Заскучали, миледи? — раздался над ней знакомый голос. Бриенна ещё раз прошлась по клинку намасленной тряпицей и подняла глаза. Джейме Ланнистер без шлема и кирасы стоял над нею. Солнце опускалось за горизонт, и отряд готовился к ночлегу. Она стиснула зубы: будь она одна, она бы двигалась и в темноте. Беглянки наверняка останавливаются лишь на кратковременный отдых, стремясь оказаться как можно дальше от преследователей. Ей бы тоже следовало, а вместо этого она сидит здесь и точит меч, который даже в ход не успеет пустить, если дойдёт дело до рукопашной с десятерыми солдатами Ланнистеров. Взгляд Бриенны сам собой упал на висевший на поясе Цареубийцы меч. Великолепный клинок, вполне достойный лорда-командующего, в ножнах, окованных золотом и украшенных драгоценными камнями. Меч и ножны самой Бриенны были не в пример скромнее, но она знала, что её клинок сослужит ей службу не хуже этого меча от самых прославленных мастеров. И не пришлось бы этим двум мечам столкнуться в бою… Потому что она вовсе не была уверена, что сможет одолеть Цареубийцу. — Миледи? — Боюсь, мне скоро придётся покинуть вас, милорд, — стараясь держаться как ни в чём не бывало, сказала Бриенна. — Моё дело… вернее, дело лорда Ренли не может терпеть таких проволочек. У вас же какое-то собственное дело, в котором я ничуть не помогаю. — Но вы скрашиваете наше путешествие. Она скривила губы. — Слишком грубая лесть, милорд. И вы, и я знаем, что это не так. Быть может, вы просто пожалели одинокую путешественницу… — Бриенна пожала плечами. — Но, право, не стоило. К одиночеству я привыкла и полюбила его. Утром я поеду своей дорогой. Во взгляде Цареубийцы мелькнуло раздражение, губы дрогнули, словно он собирался сказать что-то недоброе. Сдержался. Ему понадобилось несколько мгновений — Бриенна слышала, как он несколько раз глубоко вдохнул. Он нервничал, кажется. Вот только с чего бы? — Дорога, сдаётся мне, здесь одна — Королевский Тракт. Может быть, я и слукавил чуть-чуть… — Теперь его улыбка стала мягче, и Бриенна против собственной воли улыбнулась ему в ответ. — Но только самую малость. Меня учили быть галантным по отношению к дамам. — Вы не были таким в Красном Замке. Вы были грубы. — Надеялся, что вы этого не вспомните. Ну… всё меняется. Даже не каждый мужчина решится на одинокое путешествие по Королевскому Тракту. Даже в спокойные времена, а о них нам сейчас приходится только мечтать. В Красном Замке… право, нет ничего слишком достойного в том, чтобы в числе многих других воинов охранять лорда там, где ему ничего не угрожает. Совсем другое дело — отправиться с его поручением одной в незнакомые земли. Я вынужден признать вашу храбрость, миледи. Бриенна знала, что поддаваться нельзя. Знала, что презирать её он меньше не стал. А, если вдруг и стал, то совсем немного. Этого бы не хватило для таких хвалебных речей. Но улыбка его была столь обезоруживающей, а слова стали приятным бальзамом на сердце. Что ж, не было ничего удивительного в том, что она попалась в эти ловко расставленные силки: Джейме Ланнистер наверняка очаровал не одну женщину в своей жизни, а уж по ней-то точно можно сказать, что она ни разу не услышала в свой адрес даже чего-то отдалённо похожего. Она заставила себя вспомнить голубые глаза Ренли Баратеона, его бархатный голос, его просьбы, благодарности и благословения. Сердце Бриенны отозвалось на эти воспоминания — и тотчас зачерствело для Цареубийцы. Она полагала, что он ограничится пустыми комплиментами и уйдёт, поверив, что достиг цели, но в следующий миг Ланнистер произнёс что-то невероятное: — Сразимся, миледи? Разомнём кости немного? Пока ещё солнце не село окончательно. Бриенна кивнула раньше, чем успела осмыслить его предложение до конца. Был он горделивым подлецом или нет, но Джейме Ланнистер всё ещё оставался самым лучшим бойцом во всех Семи Королевствах. И сразиться с ним в потешном бою было честью для любого рыцаря, а уж для неё, не признанной никем, не осенённой рыцарским помазанием — тем более! — Хорошо. — Что бы она ни думала о Джейме Ланнистере, отказать ему в этом она не могла. К тому же… кто знает, что ждало её дальше? Может, ей ещё случится сражаться с ним, защищая леди Арью и Сансу, и она должна знать, что будет ждать её. Джейме смотрел сверху вниз на эту странную женщину. Предложение помериться силами в потешном бою вырвалось у него случайно, после того, как он по глупости своей пытался расшевелить Тартскую Деву галантными речами. Он никогда не владел умением говорить комплименты, хотя считалось, что это требовалось от рыцаря наравне с умением держаться в седле, мастерски владеть копьём и мечом, защищать сирых и убогих. Впрочем, это ему и не нужно было никогда: рыцарю Королевской Гвардии, навсегда поклявшемуся блюсти целибат, внимание женщин не нужно, хотя всегда его достаётся сполна, стоит только выбить сильного противника из седла на турнире. Серсея же была благосклонна к нему и так, безо всяких комплиментов — а больше Джейме ничего и не было нужно. За два дня невольного совместного путешествия Джейме рассмотрел Бриенну Тарт лучше, чем за всё то время, что сталкивался с нею при дворе. Прежде он думал, что лишь обида за свою кошмарную внешность и неженственную фигуру да призрачная надежда примелькаться кому-то из домашних рыцарей Ренли Баратеона и всё же выскочить замуж держала Бриенну Тартскую в рядах гвардейцев. Однако, к его собственному удивлению, Джейме разглядел в ней готовность служить, как служат лучшие и преданнейшие рыцари, до последнего вздоха и последней капли крови. И так, и эдак, лестью и внезапной добротой он пытался выудить у неё хоть крупицы информации о том, что же завело её в эти земли, так далеко от её ненаглядного лорда. Но, похоже, насмехаясь над ней в Королевской Гавани, Джейме сам себе сослужил недобрую услугу: судя по её взгляду и выражению лица, леди Бриенна не верила ни единому его слову, ни единой его улыбке, и настораживалась тем больше, чем более милым — иногда до оскомины — старался он с ней быть. И, конечно, она не уступила ему ни пяди. Неподкупная. Тем хуже. Её настороженные взгляды смущали его. И что делать с нею, он понятия не имел: Бриенна не была ни пленницей, ни другом, ни союзником, ни врагом; Ланнистерам необходимо было во что бы то ни стало сохранить дружбу с Ренли Баратеоном в столь шаткой ситуации, а если он вот так запросто и беспричинно нанесёт вред любимице леди Маргери, скандала и разрыва не избежать. Отпустить же Бриенну он тоже не мог, будучи уверенным, что она так же, как и он, держит путь к девчонкам Неда Старка. Но, пока он ломал голову над тем, как с нею быть, она могла скрасить ему этот вечер. Ко всему прочему, ему всегда было интересно, чего стоит в бою эта мужеподобная девица. Когда она поднялась, её голубые глаза оказались вровень с глазами Джейме. И в них, как ему показалось, на миг зажёгся азарт. А в следующую секунду её меч вылетел из ножен, да так резко, что Джейме едва успел отскочить — помогла многолетняя сноровка, ставшая инстинктом. Он резко выдохнул и осклабился, вынимая меч из ножен. Вокруг заулюлюкали, расступились, давая пространство бойцам. Леди Бриенна обходила Ланнистера по кругу, держа свой клинок наизготовку и внимательно наблюдая за Джейме, но первой не нападала. Выжидала. Она оказалась терпеливее него: через минуту такого кружения Джейме ударил. Клинок Бриенны принял удар плашмя, сталь заскрежетала о сталь, высекая искры. Он напирал изо всех сил, и ему казалось, что Тартская Дева вот-вот сдастся, но вдруг она отскочила в сторону, убирая и свой меч, а сила инерции повлекла Джейме вперёд. Только великолепная выучка уберегла его от удара; он скорее почувствовал, чем увидел готовящийся удар. Бриенна целила в бок, но, вывернув руку, он остановил летящий меч, а затем шагнул к ней, начиная чудовищный замах. Пот, выступивший на лбу, заливался в глаза, мешая и раздражая, а Тартская Дева, казалось, едва ли стала чаще дышать. Да, она была, в самом деле, достойным противником, уродись она мужчиной, такому бойцу цены бы не было. И уступить такому было не совестно, а уж победить… Но Джейме совсем не собирался сдаваться. Он не позволял ещё никому себя победить, не позволит и этой корове. Намереваясь положить уроку конец, Джейме сделал обманный выпад и направил клинок точно в шею леди Бриенны; конечно, он не собирался бить ни по-настоящему, ни даже плашмя — у него всё ещё не было намерения убивать её, а и ослабленный удар растрощил бы ей трахею, — но в настоящей битве такой удар стал бы смертельным. Но, несмотря на свою чудовищную массу и нестатную, неуклюжую фигуру, Бриенна оказалась удивительно юркой. Она выгнулась назад, уходя от клинка, затем присела и сделала выпад, целясь Джейме в живот. — Нечестно играете, миледи, — на выдохе бросил он. — Вы тоже, — мгновенно ответствовала она. Следующий её замах он перехватил не без труда, но всё же остановил. Они напирали друг на друга, ожидая, что противник сдастся, но упрямства обоим было не занимать. Их лица вдруг оказались неожиданно близко, разделённые блестящим стальным перекрёстом мечей. Глаза девушки блестели, светлые влажные волосы прилипли ко лбу, щёки раскраснелись. Азарт битвы немного сгладил уродство Бриенны Тарт, а уж глаза… Они ловили каждое его движение, однако в них не было ни враждебности, ни желания навредить. Джейме вдруг почувствовал неловкость, ведь ещё недавно он думал о том, что ему, возможно, придётся её убить. Он и сейчас был готов это сделать, если вдруг она встанет у него на пути. Был готов… но не хотел. Ему было жаль эту девчонку, запутавшуюся, заплутавшую, жалкую, слепо подчиняющуюся своему господину, когда следовало бы отойти в сторону, убраться подальше от этого разгорающегося пламени, чтобы не погибнуть. Он задумался, отвлёкся — и в том была его ошибка. Почувствовал, что его натиск ослаб, Бриенна бросилась вперёд… Он отступал, отступал, отбиваясь; самые лучшие свои удары он показывать Тартской Деве не хотел, а, впрочем, был уверен, что в последний момент сможет переманить удачу на свою сторону. Не удалось: он отступал, и на его пути так некстати оказалось дерево. Джейме прижался к нему спиной, а остриё меча Тартской Девы задрожало прямо у его горла. Она победоносно улыбнулась, показывая кривые зубы. Джейме поднял руку и кончиком указательного пальца, нарочито небрежно отвёл от себя её клинок. — Могли бы пожалеть меня и не срамить перед глазами моих солдат, — проворчал он, скрывая удовольствие. Он неплохо развлёкся, да ещё и узнал, с чем ему, в случае чего, придётся иметь дело. И, хоть гордость его была сильно уязвлена поражением, Джейме постарался это тщательно скрыть. Бриенна, казалось, была смущена его упрёком. Она кашлянула, спрятала меч в ножны и отвернувшись, пробурчала: — Вы сами это предложили, милорд. И это, как мне кажется, был честный бой. Она ушла прежде, чем он успел что-то сказать, снова примостилась у костра, чуть в стороне от молодых воинов, возбуждённо обсуждающих окончившийся поединок. Джейме облизнул губы, сделал глоток воды из поднесённой Льюи фляги. Впервые он подумал о том, что желал бы видеть в леди Бриенне не врага, а союзника — Джоффри бы такие воины пригодились. Вот только после этого боя он ещё больше сомневался в том, что это вообще возможно.