Александр, вступив в Вавилон, приказал вавилонянам восстановить храмы, которые Ксеркс велел разрушить, в том числе и храм Бела, бога, особенно чтимого вавилонянами. Сатрапом Вавилона он поставил Мазея; начальство над войском, оставленным Мазею, поручил Аполлодору из Амфиполя, а сбор податей Асклепиодору. Сатрапом в Армению он отправил Мифрена. Стремясь заслужить уважение халдеев, Александр также выполнил все их пожелания относительно вавилонских храмов и принёс по их указаниям жертву богу Белу. — Арриан. «Анабасис Александра», книга III, 4-5.
На верфи приятно пахло свежим струганным деревом. На глазах Александра по временному трапу на ют забрались несколько человек, где с десяток мужиков работало по обустройству бизани. Уже правили стоячий такелаж, крепили бегучий. Пара плотников трудилась над установкой планшира. Там и тут валялись концы канатов, горы стружки, какие-то обрезки досок и прочий строительный мусор. Работники, приметив Мастера над кораблями во дворе, быстро прекратили свои занятия и дружно начали кланяться ему в пояс. Александр, благосклонно улыбнувшись, показал им порывистым жестом руки подниматься и продолжать работу. В стороне от эллингов слышался грохот брёвен. В данный момент как раз происходил приём нового леса. У берега, где были устроены причалы, на низких баржах метались тучи народа, разгружая брёвна, брусья и доски. Оплата за доставленный и проверенный корабельный лес была уже передана купцам из Штормовых Земель по заранее составленному договору, и теперь они с довольными лицами увлечённо беседовали о чём-то с Веларионом. Среди мелькавших голов людской массы суетились и гвардейцы Александра. Вокруг стен, за территорией королевской верфи, по отданному Мастером над кораблями приказу, они сейчас копали ров, нагромождали насыпь и секли на луге траву, образовывая пустое и обширное пространство под плац, на котором в будущем должны будут муштровать корабельную пехоту. Его люди были привлечены не только к небольшим фортификационным работам, но и к строительству новых казарм и крытых навесов над эллингами. Бездельничать в столице он им не дал, так как все могут быть при деле. Полтысячи рабочих рук никогда не будут излишни, будь то простая верфь или возведение целого города в Согдиане. Стоя посреди всего этого рабочего процесса и окидывая взглядом хлопочущих над делом людей, бывший царь чувствовал неописуемое удовлетворение на душе. Ему всегда нравилось руководить людьми и наблюдать за ними во время выполнения работы. В подобном мельтешении он находил что-то особенное. Множество людей понукались различными стимулами и стремились к единой цели. Невероятное по своему умыслу зрелище. К несчастью, чтобы всё это работало и приходило в движение, всегда требовался зоркий погонщик. Александр давно уже понял сию очевидную истину. Глубоко вдохнув пропитанный тысячами людей жаркий обеденный воздух, бывший завоеватель оглянул пространство вокруг себя. Буквально на глазах с каждым днём росли каракки и галеоны для торговли и галеи для войны… Структура королевской верфи за последние несколько лет после свержения Драконов усложнилась. Александр определённо мог похвалить Станниса за его усердие и упорство в работе. Именно благодаря его стараниям были перенесены из-за города на верфь смоляной двор с пильной мельницей, чтобы всё было под рукой. В одном крыле правильного прямоугольника располагались мачтовые, парусные и канатные мастерские, а в большом дворе находились сараи, кузницы, эллинги, множество амбаров для хранения корабельных припасов и стапели. В большой кузне у двадцати горнов работало две сотни кузнецов с подмастерьями. В амбарах хранились горы гвоздей, топоров, лопаты, буравы, вёсла, тысячи фонарей, жир в чанах и бочках, смола, парусина, холодное оружие и ещё много всякого флотского добра. Работали на верфи кузнецы, скульпторы, столяры, токари, инженеры, бочары, триста портных-парусников и мастеровые десятков других специальностей. Рабочий день всей этой толпы начинался с шести утра и длился до восьми вечера с двухчасовым перерывом на обед и выходным в седмицу. Платилось обычным разнорабочим по три гроша в день, мастера же получали от трёх до четырёх звезд, а жили все в большинстве своём в столице и в окрестных деревнях. Прозвучал громкий возглас. Александр обратил своё внимание к его источнику. Рядом со складами, где хранились стрелы и припасы, находились большие навесы, скрывающие заготовленную для кораблей древесину. Там лежал дуб и бук, шедшие на корпуса, и тис и ясень, идущие на отделку палуб с каютами. На рангоуты отдельно, под собственным навесом, лежали сосны и ели с Севера. Рабочие в нынешний момент с бережностью под взором Давоса укладывали древесину в шахматном порядке: второй ряд перпендикулярно первому. По приходе в верфь всегда после сортировки древесины её выкладывали на сушку или допиливали уже на месте. Вообще, как давно уже подметил для себя бывший царь, в любой ойкумене при постройке кораблей особое внимание уделялось обработке древесины. Завезённые на верфь брёвна, доски и брусья выдерживались в штабелях под навесом от года до трёх лет. Твёрдые породы: дуб, бук, которые применялись для изготовления ответственных деталей корпуса, блоков, нагелей — выдерживали даже до пяти лет. Для предохранения дерева от гниения ответственные части корпуса выдерживали в горячем песке, пропитывали смолой, рыбьим жиром, прокрашивали масляной краской, известью. Рангоут раскреплялся с помощью стоячего для мачты и бегучего для рей и парусов такелажа, в качестве которого использовались пеньковые смоленые канаты. Для большого корабля требовалось изготовить до пяти тысяч различных блоков. Всё это делали сразу в специальной мастерской при верфях. Покоритель ойкумены был невероятно доволен царившим вокруг себя делом. Не так давно здесь, благодаря усилиям предыдущего начальника верфи, было почти что пусто, однако Александр, приложив усилия, всё-таки сумел в кратчайшие сроки перед отъездом пусть и с помощью верных людей, но организовать всё вновь, с прежней силой. Слава всем известным богам, что он, как и подобает царю, смог не ударить здесь лицом в грязь. Губы Баратеона тронулись в усмешке. Королевская верфь: сколько в неё текло денег и всякого добра… И всем этим имуществом и добром отныне заведовал и командовал Александр. Роберту было абсолютно безразлично, что здесь происходило, а Джону Аррену требовался только результат на бумаге, состоящий в цифре построенных кораблей. Они даже не представляли, какую силу неосознанно подарили ему в руки, силу, которая при умном подходе могла, помимо обогащения самого Станниса, ещё и дать толчок для возвышения среднего Баратеона. По правде говоря, Александр даже был рад, что Станнис занимал именно должность Мастера над кораблями. Именно эта должность, не считая десничества, могла удовлетворить постоянно требующее действия нутро бывшего царя. Считать и руководить деньгами, конечно, было более выгодным, но и в то же время представлялось более скучным занятием с перспективой вечного сидения на месте. Как бы то ни было, он умер слишком молодым, в тридцать два года, не дожив пару месяцев до тридцати трёх. У него имелось столько ещё не воплощённых дел, целей и желаний. Александр получал удовольствие от руководства и организации, от самого процесса этого действа. В этом он явно пошёл в своего отца — Филиппа. Правда, на сердце его по-прежнему было немного неспокойно. Он хорошо понимал, что все эти усилия пойдут в первую очередь на войну. Война… Раньше царь как-то и не задумывался о её лике. Война и война, что с того? В последнее время он много размышлял об оставленном им наследстве. Судья показал Александру, что осталось после него. Война и смерть — только и всего. Чем больше наследство, тем больше состязание над могилой. Однако бывший царь смог увидеть вотчину и другую сторону монеты, а заодно и собственной жизни. Посреди тех бушующих и объятых пламенем войны полей, посреди всех дрязг, вопреки всему, лишь одно его детище принесло свои плоды, засверкав, будто звёзды во тьме: основанные им города. Александрия у знаменательного Исса, где было разбито войско Дария, была не забыта и прозвана местными Александреттой на Иссе. Александрия Ариана — центр торговли на востоке, раскинувшийся в зелёной долине реки Херируд, — продолжила своё существование. Александрия Профтазия, она же «Просвещение», из маленькой крепости с городком сумела превратиться в сотнетысячный град. Александрия Кавказская, не усохшая, а давшая ростки и превратившаяся в столицу нового государства эллинов на востоке, служила домом для многих людей. Александрия Эсхата, названая «Дальней», лежащая, как спящий младенец, под горной грядой, достигающей самого неба, украшала и сливалась со светом заснеженных вершин. Победоносная Никея в честь его громкой и тяжёлой победы на Гидаспе оставалась на прежнем месте. Ксилинеполь, маленький деревянный городок тысячи поселившихся там Александровых воинов, тоже не сгинул. Александрия Арахозийская, Александрополь, Александрия в Опиане, Новая Смирна и Букефалия, города, которые из десятков, основанных и построенных Александром, не пропали в земле и песке, а продолжили служить местами стечения народов и культур. Пускай некоторые из них и сменили названия, но они сияли… Среди всех этих городов, расцветших и пустивших корни, наибольше выделялся лишь один. Тот, что по замыслу должен был утереть нос гавани Карфагена и стать морскими воротами в его новое царство. Александрия Египетская сверкала, как жемчужина, на всю ойкумену, притягивая к себе, как и задумывалось царём, лучшие человеческие умы и таланты. Пускай Александр и по-прежнему гневался на Птолемея за его деяния, но за продолженное его дело, за засверкавшую Александрию Египетскую он был отныне готов простить ему многое. Задуманный Александром и начатый Храм человеческих Муз под открытым небосводом засверкал… Астрономическая башня — для созерцания движения небесных тел, гимнасий — для преображения человеческих возможностей, храмы и театры — для души, гипподром — для увеселения и радости, ботанический и зоологический сады — для изучения хрупкой, но невероятной в свой красе жизни, всё было окончено, всё загорелось маяком и всё было воплощено так, как сам то задумывал Александр. В конце-то концов, после долгих сражений и бренное тело царя нашло упокоение в столь прекрасном граде среди философов и поэтов. Путь созидания, а не войны, оказался единственным, сумевшим оставить хоть что-то прочное после царя. Города, построенные как отражения самого неба, как белоснежные, плывущие вдаль облака. Белые и сверкающие, как и мрамор, из которого Александр, не жалея никаких сокровищ, строил первые дома и храмы, клал первые улицы в них. Они были его самыми драгоценными жемчужинами. Они по-настоящему грели ему душу и сердце. Закрывая глаза и представляя те показанные картины, которые явил ему Судья на обозрение, Александр с дрожью в руках переполнялся возбуждением и восторгом. Караваны купцов, идущие со всех уголков мира, белые эллинские храмы, соседствующие с храмами других богов, люди, говорившие на одном языке. Он приложил к этому руку, по крайней мере, заложил первую плиту. Как же ему хотелось и здесь дерзнуть, например Эйгону Завоевателю и его блеклой Королевской гавани, показать, какими должны быть грады. Город, который засветился бы, словно огонь, на весь Вестерос, притянув к своим причалам весь мир, и пленил бы умы всех людей. Какая Королевская гавань? Каков Старомест? Больше! Лучше! Ярче… Настоящее солнце, способное затмить своим светом и пленить всех своей гаванью, увлекая взоры от других. Доступный, чистый луч света, который будет открыт всем, кто только изъявит желание к нему прикоснуться. Место, где будет разрешено творить, изучать и созидать. Александру хотелось бы создать здесь такое место. Место… где он мог быть самим собой. Страсть, желание и мечтание. Александр всегда был человеком, движимым этими неосязаемыми вещами. Возможно, в этом его слабость? А может, сила? Он так и не нашёл ответа на этот вопрос. Сильное воображение со стремлением — это дар или проклятие безумцев? Ему сейчас было невероятно больно и трудно осознавать, насколько отныне он малозначим и беспомощен, как здесь одинок в своих помыслах. Он даже не был царём. Александр не был полным глупцом и понимал, что, скорее всего, всем местным лордам, септонам и людям ни к чему были театры или библиотеки. Вряд ли кто-то вообще поддержит его в начинаниях. Он стал понемногу понимать, что его новая жизнь является одновременно и пыткой. Беспомощность и одиночество — худшие слова для его ушей, ведь он отныне не царь Александр, а всего лишь какой-то ничтожный Станнис… Мятежная душа, нежная странница, Гость и друг в человеческом теле, Где ты сейчас скитаешься, Ослабленная, продрогшая, беззащитная, Неспособная играть, как прежде? Стих, как искра, сам собой возник в мыслях царя. — «Где же моя гавань?» — задался вопросом Александр, зорко и внимательно вглядываясь в лежащий где-то вдали другой берег реки. Мелькавшие тени кишащих и суетящихся вокруг него людей ушли на второй план. У Баратеона на мгновение возникло ощущение, что и звуки стали также какими-то излишне тихими и приглушёнными. Синева Черноводной от бликов яркого солнца, ослепляя, рябила в глазах. Он сам не понимал, что именно искал на противоположном берегу и в лежащей перед ним водной глади. Что он сейчас пытается разглядеть? Очертания какого эфемерного марева? Ему припомнились строки из Одиссеи… Против Египта лежит он; название острову — Фарос, На расстоянье, какое в течение дня проплывает По морю, ветром попутным гонимый, корабль изогнутый. Пристань прекрасная в нём. Отплывают из гавани этой, Чёрной запасшись водой, корабли равнобокие в море. Кратчайшим путём, домой по обильному рыбами морю… Гомер… строки из его сочинений подойдут для всего на свете. Когда-то давно он так же смотрел в воду, оглядывая попутно берега. Это было на берегах Египта, где вода словно голубое небо… — Пойдите узнайте, что там с камнем, пришли ли уже корабли с Мемфиса или нет. — Проклятые египтяне, только доверь им что-то привезти… — всё бурчал подле царя сам себе под нос Парменион. Разгорячённый Александр, оглядываясь вокруг, искал, кого же ему послать… — Гефестион, Неарх, чего стоите? Давайте, бегите! Два молодых человека переглянулись. — Ну… — начал было Неарх. — Как бы мы не по этому делу, — окончил за него Гефестион. — Мы вообще-то… — Мы здесь город строим! Все должны быть при деле! — взорвался царь, и со стороны послышался чей-то смешок. — А ты чего лыбишься, Птолемей? Работы нет? — Лагерь, я отвечаю за лагерь и продовольствие, — принял чрезвычайно важный вид Лаг. — Вот прямо сейчас направляюсь туда. Засучив руки за спину, он, отбивая шаги, принялся удаляться в сторону, подальше от суетливого царя. Провожавший его прищуренным взглядом в спину базилевс снова обратил свой взор на двух друзей. С тяжёлыми вздохами они дружно побежали выполнять царский указ. — Совсем разленились в Египте, — недовольно качая головой, произнёс Александр. — Дай им волю, и совсем свесят ноги в воду и будут целыми днями ничего не делать. — Погода, мой царь, погода… — разведя руками в стороны, поведал, будто истину, Парменион. — Ты ведь не заставишь и меня бегать? — жалостливо глянув на своего царя, задал он скромный вопрос. — Бедного старика, столько служившего… Недавно провозглашённый фараон Египта небрежно отмахнулся от старого полководца своего отца. — Не переживай, тебя не заставлю, — улыбнувшись, уверил он старика. — Главное не медлить… — одержимо приговорил Александр. — Главное не медлить… клянусь всеми известными богами, впереди ещё очень много дел. Это лишь начало… Александрия в Египте, город, который станет воротами в моё новое Царство. Нужно две пристани длиной по восемь стадиев, одна примет в себя военные суда, вторая — торговые. Очистим от ила бухту, и Дейнакрат наконец-то сможет приступить к строительству моста к острову и самой гавани. — Восемь стадиев? — удивлённо переспросил старый македонянин. — Не многовато ли? — В самый раз! — вздорно ответил царь. — Пусть карфагеняне на западе утрутся, когда узнают о гавани Александра на востоке! Сейчас это казалось бывшему царю немного смешным. Мир впереди оказался просто огромен. И чем дальше он шёл, тем только обширнее он становился. Как же был далёк от истины Гекатей, чертивший карту своей маленькой ойкумены? В те далёкие мечтательные дни пребывания царя в Египте он был полон решимости дойти к самому краю мира, уверенный, что его ничего не сможет остановить… — Лорд Станнис, — послышался знакомый уху Баратеона голос. Звуки обрели своё прежнее звучание. Топот ног, крики людей, удары молотов и грохот брёвен — музыка, сопровождавшая его всю жизнь, вновь заиграла с прежней силой. Она мгновенно привела его в чувство. — Ах, это ты, Давос… — опустив глаза к земле, отрешённо произнёс он. — Что случилось? — Обед, — дал ему краткий ответ Сиворт. Он, видимо, не заметил, как прозвучал удар в металлический диск — а это означало на верфях наступление времени обеда. Голодный воин — плохой воин, этот закон так же относился к морякам и рабочим. Баратеон глубоко вздохнул. Меланхолия — губительная вещь для души. Только по-настоящему сильный человек может противиться её чёрным, как вода в Стиксе, сетям. Лучше будет Александру заняться делом, а не просто стоять и предаваться глупым истязаниям. Ведь… «Только идущий осилит путь», — повторил себе напутственную истину царь. Подняв голову от земли, он внимательно прошёлся глазами по всё ещё работавшим людям. Пусть время обеда и было официально объявлено, но они, скрыто поглядывая на Александра, ожидали разрешения от него. Широко улыбнувшись им, он под ответные улыбки громко хлопнул в ладоши. — Все молодцы, а теперь на обед!***
Грохнули двустворчатые двери, и плавный звук с небольшим скрипом разнёсся по новой зале для обедов. Вошедшие после этого в помещение, ведомые Мастером над кораблями люди начали, подобно небольшому накату волны, заполонять маленькую трапезную. Цепкий глаз брата короля первым делом скользнул по приготовленному заранее столу и яствам; он оценил степень готовности обеда. Как-то враз построившаяся у стены прислуга, состоявшая из двух женщин и троих мужчин, покорно склонив головы, небольшим хором поприветствовала их. Александр, оставшийся довольным приготовлениями и самими слугами, одобрительно покивал. — Прошу всех за стол, — не оборачиваясь, проговорил он следовавшим за ним лордам и рыцарям. Комната для трапез в здании бывшего управляющего, а нынче основное место всех проводимых совещаний, только недавно была окончательно обставлена по вкусу бывшего царя. На стенах с трёх сторон висели изъятые Александром у одного контрабандиста мирийские и несколько квохорских ковров. Он мог бы отдать их и в казну Королевства, но не стал, подозревая, что их утащат ещё до этого. Они очень сильно понравились его глазу, так как оба Вольных города, шившие данные изделия, по-настоящему знали толк в хороших коврах, напоминавших Александру по шву и выделке персидские. Сама трапезная, как и подобает мужскому андрону на местный лад, имела большой, массивный дубовый стол с таким же, под стать ему, стульями. У стены располагался недавно приобретённый диван с броскими на цвета и орнамент подушками ручной работы. По углам же комнаты базальтовые скульптуры гискарских гарпий и парочка чёрных кувшинов с растениями немного разбавляли своей хмуростью яркую палитру дивана и ковров. Царю было сложно отделаться от заведённой привычки к окружавшей его ранее восточной роскоши. Может, из-за этого ему так сильно не нравился чёрный и скупой на краски Драконий Камень? В этом плане Красный Замок его брата был намного лучше, но в то же время также был очень далёк от вкуса Александра. Там, где требовалась скромность, была перчащая роскошь, а где требовался блеск — попросту не хватало потаённого мотива и исполнения. Давос частенько впадал в ступор при улыбке Александра на висевшие ковры на стенах. Да, царю было тяжело сдерживать себя в подобные минуты, и ему нравилось уединиться здесь посреди дня на несколько часов для раздумий. Пускай за дверями стоял шум и гам верфи, Баратеон не слышал его. Здесь всё было хорошо, всё было прекрасно, но по-прежнему чего-то не хватало, и он только сейчас понял чего… Расписной фрески на потолке с морским мотивом, где бы волна, в буйстве безудержной стихии накатывая об скалистый берег, ударялась и пенилась в отблесках солнца. Чудная задумка. В скором времени его руки обязательно должны дойти до неё. Все принялись усаживаться по своим местам. Велариону и Санглассу, как людям знатным, места были отведены по левую и правую руку от царя, и обозначались они большими стульями-креслами с резьбой. Рыцари занимали места поодаль от лордов, на конце стола, за простыми стульями без особых примет. Таким способом всегда можно было, объединяя за одним столом знатных и не знатных, уважить и тех, и других. Александр сам по себе любил большие и громкие застолья, как, впрочем, и его отец, а ещё он очень любил во время трапезы со всеми поговорить. Приём пищи в одиночестве был для него слишком скучен, и потому он старался если не каждый день, то хотя бы день через день приглашать к себе за стол на обед или ужин людей. Лучшим временем для обсуждения дел было, без сомнения, застолье. Присевший вслед за всеми Александр прошёлся взглядом по лицам за столом. Соратники, товарищи, дружина, люди, которые в любых случаях должны получать всё первыми и в установленный срок. Всегда разделять с ними общую добычу, всегда помогать им в решении их проблем, хлопоча об их судьбе. Люди, с которыми всегда всем нужно делиться. Так учил Александра его отец, Филипп, и так было заведено у македонян, так было заведено у всех народов. Именно такую связь он хотел установить между ними. Больше, чем господин и подданный. Без подобных уз и самая сладкая жизнь будет не мила. Для Александра подобные взаимоотношения были как воздух для существования, ведь он не был Станнисом, он не мог сидеть в одиночестве. Как без гетерии вообще можно существовать мужу? Он не мог себе подобного вообразить… Разве есть что-то прекрасней, чем пойти из последних сил в отчаянную атаку с верными соратниками, а затем разделить общий стол? Нет, мгновений лучше не существовало, ибо именно в таковы моменты постигались истинные души людей. — Разлейте вина благородным милордам и господам рыцарям, — кивнув на пустые кубки на столах, указал Баратеон. Засуетившаяся прислуга принялась выполнять его веление. Сидевшие на конце стола рыцари довольно заулыбались. Ход Александра был банален, но удачен. — Вам тоже? — спросила его прислуга, немного замявшись, когда дело дошло и до его кубка. Брат короля хмуро глянул на девушку. — А я разве не человек? От одного кубка на обед не убудет. «Главное снова не запить…» — промелькнуло в его мыслях. Всё это было для дела, по крайней мере, так он себя убеждал. За его столом было немного людей, однако уже сейчас Александру надо было присматриваться к тем, кто будет готов последовать за ним, а кто нет. Правда, в то же время он должен помнить — поднять кубок за человека всегда легче, чем поднять за этого же человека меч и сложить голову. Его глаза следили за лицами обоих лордов. Александр все эти месяцы внимательно наблюдал и оценивал, кого будет лучше и безопасней приблизить. Веларион желал сражений и славы, прямо как сам Александр раньше, жадный Селтигар — золота и богатства, слишком религиозный Сангласс — справедливости, а Бар-Эммон — лишь пить и кутить. Для каждого из них найти свой подход и ключ не составит труда, думалось бывшему царю. Если знать, что правильно говорить, и давить на это, можно многих очаровать и подкупить, не всех, но всё же многих. Завоёвывать расположение простолюдинов было куда как легче, чем высокородных, к благородным всегда требовался особый подход. На его просьбу о помощи в наведении порядка на верфях откликнулись из четверых прибывших с ним вассалов только двое — Веларион и Сангласс. Он не выразил негодования Бар-Эммону и Селтигару, но запомнил, кто отозвался на его просьбу, а кто отказался, сославшись на занятость в виде кутежа с его братом Робертом или дела с торговцами. Веларион и Сангласс чувствовали себя с новым Станнисом вполне уверенно, рыцари сначала странно косились и шептались, однако понемногу к нынешнему времени начали привыкать к более открытому лорду и даже радоваться этому. Кто не мог привыкнуть к Александру, и он отчётливо это видел, так это Давос Сиворт. Вероятней всего, брату короля нужно будет когда-нибудь с ним поговорить: сомневающиеся люди никому в окружении не нужны. — Давос, почему твой кубок пуст? — спросил он, заметив, что тот, в отличие от других, напрочь отказался от предложенного слугой вина. Бывший контрабандист, будто ударенный молнией Зевса, незамедлительно встретился взглядом с Баратеоном. — Я не хочу пить, милорд, — отозвался приглушённо Сиворт, поглядев при этом на полные кубки других. — Сейчас же только обед… Александр решил не настаивать и в скупой манере прежнего Станниса снова кивнул. Сам он вместе с Монфордом ожидал, когда же наконец-то лорд Приветной Бухты окончит свою молитву. Гансер Сангласс был невероятно ревностным по отношению к богам, по мнению Александра — даже чересчур. Благо к ним с Веларионом он не приставал, а они не заостряли внимание на его причудах. Как только его молитва стихла, все три лорда звучно чокнулись кубками. — За ваше здоровье, друзья, и за вашу неоценимую помощь мне и Королевскому флоту, — поблагодарил их бывший царь, стараясь немного таким способом им польстить. Их обед шёл в довольно неплохой и спокойной обстановке. Еда была без особого умысла, но вполне вкусной и сытной. Рыцари, с позволения лордов, говорили между собой о своём, а сами лорды неторопливо обсуждали насущные проблемы, немного говорили о представителях знатных домов и кто что совершил, потом беседа завела их к предполагаемой в будущем кампании против пиратов. Пираты. Проклятые разбойники, располагавшиеся и прятавшиеся среди сотен больших и малых островов на Ступенях, стали большой занозой для цивилизованной торговли. В последнее время, после потери Железным троном большей части флота и оскудения его численности, с прекращением карательных патрулей, они уж чрезмерно подняли голову. Самым большим радетелем скорейшего выхода флота в море и демонстрации силы был Монфорд Веларион, постоянно твердивший Александру о необходимости жестоко пресечь все нападения на торговцев. Мастер над кораблями понимал значение мирной торговли между народами и в целом полностью был согласен с владыкой Дрифтмарка. Подобного рода поход мог сулить и прибыль — Александр отчётливо это осознавал. Любой взятый на абордаж пиратский корабль он мог автоматически приписать к своей собственности. Нарастить число собственной гавани с помощью разбойников было заманчивым предложением. Далее Веларион и Сангласс заговорили о скором отправлении в Простор и Штормовые земли по случаю женитьбы Александра. Спрашивали, чего хотел бы сам себе Баратеон подарком на свадьбу. Александр твердил им только о двух вещах — лошади и корабли. Монфорд, ухмыльнувшись, пообещал подарить ему целый корабль, а Сангласс же, вымученно улыбнувшись, уверил его в десятке кобыл и жеребцов с собственной конюшни. Как понял Александр, они хотели заранее угодить ему с подарками. Им предстояло ещё написать письма домой, чтобы всё обговоренное доставили в Штормовой Предел, когда они прибудут с Простора. Рыцари и лорды плавно и поочерёдно принялись заканчивать с обедом, видя подобное, бывший царь решил переходить к делам на флоте и верфях. Дождавшись, пока стол станет чист от посуды, Александр только тогда начал совещание. Первым его выбор пал на Лукового Рыцаря. — Что там с запасом выдержанной древесины? На закладку следующего десятка хватит? — спросил Мастер над кораблями, обратив всё своё внимание на хмурого в последние дни Сиворта. Принцип его совещания был таков: Александр задавал вопросы — все остальные отвечали, он принимал ответы, размышлял и давал следующие распоряжения. Деспотично? Возможно, но он не затыкал им рты, когда они хотели высказаться. Значит, всё было в порядке. Правда, почему-то все по-прежнему будто боялись сказать лишнего… Обветренное лицо бывшего контрабандиста немного нахмурилось. Брат короля терпеливо ждал, ибо он знал, что Давос прикидывал всё в уме. — Хватит только на каркасы, сугубо на бимсы, пиллерсы и кницы, — озвучил он вслух свои наблюдения. Александр на минутку призадумался. — Это на десять галей? Давос отрицательно качнул головой. — Нет, милорд, я думаю — на восемь галей и две средние двухмачтовые каракки. Конечно, если не строить десять галей, а чем-нибудь их заменить, чтобы эллинги не простаивали. Бывший царь вздохнул. Следующей партии из десяти галей у него не получалось. Всё упиралось в не подготовленную заранее древесину. Молчавший до этого момента Монфорд мгновенно взял слово: — Заложи восемь галей, а дерево прибереги на следующую партию или пусти на блоки для отсеков на этих самых галеях, — посоветовал он. Взгляд Велариона был серьёзным и немигающим. В отличие от бывшего царя, он по-настоящему разбирался во всём этом. Александр вполне мог найти применение кораблям в бою, как при осаде Тира, но строить он их не умел. «Эх-х… будь здесь старина Неарх…» — подумал бывший царь, и у него перед глазами встал образ друга и командующего его флотом. Критянин всегда знал что делать, буквально за какие-то месяцы он сумел воздвигнуть флот на Гидаспе и повторить подобное же с новым портом на Персидском море. Славен был человек! А славнее были только его руки и разум. Будь он здесь, всё бы решалось намного быстрее. — Так два эллинга будут попросту простаивать? — произнёс Александр, при этом поглядывая на Давоса. Лорд Дрифтмарк настоял на своём. — Без разницы, важно — не насколько много заложено кораблей в эллингах, а насколько быстро они будут входить в строй, — его серебристая бровь поднялась в вопросе. — Разве не так? Александр покивал, соглашаясь с разумностью доводов, и снова спросил у бывшего контрабандиста. — Дерево досушится до того момента, как приступят к отсекам и обшивке на следующей восьмёрке? — Да, милорд, всё будет в срок, — на этот раз дал удовлетворительный ответ Сиворт. Мастер над кораблями легко прихлопнул ладонью по столу в знак того, что всё решено. — Значит, в следующий раз закладываем восемь галей, Давос, отсортируй дерево на это. — Будет сделано, — был краток сир Лук. Дальше по мысленному списку бывшего царя шли навесы и новые казармы. Он кивнул на командира своей гвардии, Алина Колдвина, который отвечал за рабочих и гвардейцев на этом деле. Старый штормовик, заметив, что все смотрят на него, прокашлялся в кулак: — Навесы над эллингами будут готовы через две недели, казармы — через месяц или два. — Всего хватает? — спросил самое главное Александр. Командир гвардейцев немного помялся. — Гвозди начинают заканчиваться, милорд. Было бы хорошо, если кузнецы изготовили бы с запасом. Брат короля, перебрав лица сидевших людей, приметил одного клевавшего носом человека. — Остин! — резко обратился Мастер над кораблями к почти что заснувшему после обеда рыцарю на самом краю стола. Встрепенувшийся мужчина, едва не упав со стула, уставился на Баратеона во все глаза, как рыба. — Сходишь к кузнецам и скажешь им, чтобы они выделили время на гвозди. Ты меня слышал? — Всё выполню, всё сделаю, Ваша Светлость, — проснувшись, покивал он, напоминая этим царю какого-нибудь перепуганного встречей с фараоном египтянина. Александр лишь громко хмыкнул. Все его рыцари были притянуты к работам на верфи, в большинстве своём как надсмотрщики. Бывший царь посчитал, что им будет полезно привыкнуть и научиться не только маханию мечом. Однако не все из них, видно, могли полюбить постоянное нахождение на ногах, в особенности после обеда. — Что там со рвом и плацем? — перешёл он к следующей части, на удивление пехотной. Тарвин Стедмон с гордостью во взгляде буквально сразу же ему ответил: — Сегодня к вечеру мы всё закончим, — отрапортовал племянник лорда Широкой Арки. — Молодец, — похвалил он молодого рыцаря. Вот на подобной ноте у бывшего царя самовольно появилась довольная усмешка. Самой главной Александровой задумкой были эпибаты. Он хотел как можно быстрее приступить к обучению корабельной пехоты. К большому благу завоевателя, в новой для него ойкумене морской бой практически не изменился и представлял собой такие знакомые ему баталии на палубах. Что было самым главным для пехотинца, сражающегося на корабле? То же, что и для его товарища на земле, — дисциплина и построение. Щит к щиту, плечо к плечу. Последние года морские пехотинцы не вели никаких толковых упражнений. Походов совсем не было, как и не было где взяться опыту для этих самых походов и сражений. Конечно, каждый по большей части проходил индивидуальную подготовку, но как считал Александр, это всё было недостаточным. Он буквально был уверен: при взятии вражеского корабля на абордаж начнётся невнятная свалка. О каких вообще настоящих сражениях может идти речь? Сейчас под его рукой находилось сорок четыре боевых корабля и почти три тысячи воинов с шестью тысячами моряков. Большая часть моряков и воинов жили в столице, что было выгодным с позиции ежедневных воинских упражнений. Он решил начать всё сначала, перекроив устоявшийся порядок. Всем им требовалось добавить банальной, но в то же время необходимой и внятной организации, поделив всю эту толпу, прикомандированную к кораблям, на десятки, полусотни и сотни, образовав обычную фалангу с офицерами-рыцарями и знаменоносцами. Если говорить более просто — он хотел видеть фалангу, посаженую на корабль, с правилами и устоями эллинской корабельной пехоты. Сперва требовалось приучить их действовать отрядами на суше, для чего и готовилась местность перед верфью, затем же… Затем же Александр рассчитывал вывести часть кораблей на реку или море и устроить сражение на палубе отрядом на отряд, чтобы все приноровились. Планы были внушающими и в то же время вполне реализуемыми. Размышлявший о своём Баратеон невольно посмотрел на другую часть своего стола. Отдельно от остальных рыцарей из его гвардии сидели три недавно назначенных им морских стратега и мастер над оружием верфи. Каждый из новоявленных стратегов командовал пятнадцатью кораблями. Безграничная фантазия Александра здесь как-то немного его подвела, и он так и обозвал их на эллинский манер — стратегами. Добро, что ни у кого не возникло вопросов, так как ссылался бывший царь на пример Браавоса с Волантисом и тамошних стратегов на флоте. Стратеги в рыцарском достоинстве, командовавшие небольшими оперативными силами, были хорошим решением, как казалось царю, но требовались ещё люди повыше, по типу навархов. Навархи… по-местному это было что-то вроде гранд-адмирала или подобного слова. Пока что это всё являлось лишь планом царя, который, возможно, Джон Аррен и не одобрит, но Александр хотел привлечь аристократов непосредственно на службу короне. Вот именно подобное представлялось очень важным делом. Гранд-адмирал, управляющий четырьмя стратегами и шестьюдесятью кораблями, был бы отличным решением и подспорьем в управляемости флота как при сражении, так и при проведении рейдов. В настоящее время на эту роль брат короля примерял рядом сидящего Велариона, в будущем, в перспективе, возможно ещё Сангласса. Планов и дум было очень много, и что нравилось бывшему царю, так это полная свобода действий. Он мог списать старый корабль на постройку казарм для гарнизона верфи, он мог создать этот самый гарнизон, он мог с лёгкого и безразличного кивка всегда занятого десницы превратить королевскую верфь в небольшую крепость, благо фортификационные стены уже имелись и требовалось лишь их подлатать. Он мог здесь делать всё что заблагорассудится, покуда флот не требовал больше обозначенных десницей сумм, а самая главная задача Аррена в виде отметки двух сотен кораблей приближалась к исполнению. Александр и правда здесь был практически царём… Баратеон некоторое время молчал, из-за чего его рыцари принялись ёрзать по стульям. Ворох его мыслей довольно часто был слишком хаотичен и затягивал бывшего царя в самую бездну. Останавливая свои думы на провизии и на назначении командира стоявшей в порту Драконьего Камня эскадры, брат короля обратился к молодому Стедмонту. — Тарвин, раз ты сегодня уже освободишься, то у меня будет для тебя на завтра новое задание, — наконец-то разрушил молчание Мастер над кораблями. Завидев, что парень его внимательно слушает, он продолжил. — Тебе надо сходить в купеческую гильдию и договориться о провизии. Список продуктов и деньги я тебе сегодня выделю, также возьми с собой на всякий случай с десяток воинов и повозку. Брови племянника Алесандера Стедмона сошлись на переносице. — Для чего воины и повозка? Думаете, у меня кто-то их отберёт? Александр недовольно прицыкнул. — А как ты будешь тащить три тысячи золотых? — Извиняюсь, — мгновенно стушевался рыцарь. Закончив со Стедмонтом, бывший царь буквально сразу обратился к одному из своих новоявленных стратегов. — Ричард, завтра возьмёшь под своё командование мой флагман и отправишься на Драконий Камень. Твоя миссия — принять командование над тамошним флотом на постое. Человек, которого назвали Ричардом, поскрёб подбородок. — Дополнительные указания будут? — проницательно спросил закостенелый моряк с тронувшей бороду сединой. Его голос был тих и больше походил на шелест листвы, но Александр знал, что этот рыцарь плавал под Чёрным стягом ещё со времён начала правления Безумного короля. Ему вполне можно было доверить что-то большее. Для начала, например… — Ты знаешь, да… пройдёшься патрульным рейдом от Острого Мыса до острова Тартов, штормовые купцы, доставлявшие нам сегодня лес, говорили, что там было безуспешное нападение пиратов на их караван. Глаза старого моряка засветились воодушевлением. — Сколько и что за корабли? — вмиг подхватил он. — Два когга. — Будет сделано, милорд. Не волнуйтесь. Мастер над кораблями, улыбнувшись мужчине, покивал: у него ещё были не доукомплектованы метательными машинами четыре корабля на флоте. — Что там со стреломётами и камнемётами, они уже готовы? — задал очередной вопрос по списку висевших дел Баратеон. Рыцари за столом переглянулись между собой. Лёгкий шелест пронёсся по залу, и послышался вздох Давоса, видимо, никто об этом ничего не знал. Или знал? — Не готовы, — как-то неуверенно произнёс Сиворт. — Там проблема с жилами… Александр откинулся на спинку. — И почему я об этом только сейчас узнаю? Кто там главный? — Мастер Бьюфорд, — сказал ему Луковый Рыцарь. — Почему он или ты не сказали мне? Никто не дал ему ответа. Наступившую тишину развенчал смех Монфорда с Санглассом. — Никогда нельзя всё учесть и проконтролировать, — проговорил по-наставнически ему лорд Приветной Бухты.***
Во дворике мастерской было шумно. Громко стучали большие молоты. Шумели долота с рубанками об дерево. Под навесом у многозевной печи три мастера с подмастерьями варили какие-то металлические детали. Видно, не всё ладилось, потому что от них временами доносилась такая отборная ругань, что уши Александра несколько раз приспустились. Он вполне мог сюда и не приходить, отдав приказ Давосу самому во всём разобраться, но желание увидеть всё воочию пересилило. Метательные машины… Они всегда нравились Александру. С ними можно было как отогнать противника для переправы войска, так и использовать при штурмах цитадели. На кораблях они также имели неплохое применение, например снося и расстраивая боевые порядки противника на палубе. Александр огляделся, по головам пытаясь определить, кто здесь может быть главным. В памяти Станниса мастера, заведующего машинами, почему-то совершенно не наблюдалось. Неужели Баратеон с ним ни разу не пересекался? Не могло такого быть, а может, и могло. Заприметившие у себя во дворе самого Мастера над кораблями кузнецы, столяры и охапка подмастерьев начали выбегать и что-то приветственное ему щебетать, попутно кланяясь. Александр, раздражённо отмахнувшись от всех, потребовал, чтобы позвали главного мастера. — Где ваш мастер Бьюфорд? Зовите его сюда, — проговорил он, при этом поглядывая на изделия мастерской, над которыми сейчас трудились столяры. Какой-то погнанный мужчинами юноша вихрем побежал в амбар. Намётанный глаз Александра тем временем рассматривал, что-то тут интересного у них было. Среди различных метательных поделок местных мастеров македонянин приметил машины, похожие на оксибелу и полиболу, но как знал Александр, называлась она здесь скорпионом. В углу стояла и парочка небольших баллист-петроболосов, а также одна маленькая пробная монанкона, именуемая на местный лад онагром или ослом. Как мог предположить бывший царь, монанкона, вполне вероятно, могла быть чьей-то отдушиной, так как она не имела применения на кораблях. Не подходя близко к баллистам, Александр смог определить по размеру ложа и раме, что петроболосы явно были двух видов — на шесть и десять мин. Баллист на полталанта и талант Баратеоном, естественно, не было обнаружено, и оно, в общем, было и понятно, так как на корабли устанавливали в основном небольшие камнемёты. Самому Александру довелось в прошлой ойкумене опробовать баллисты различного размера, как малые, для сдерживания противника при переправах, так и большие, осадные, для разрушения стен, к примеру, во время осады Галикарнаса, горных крепостей Бактрии и Тира. Тир… он хорошо запомнил этот город, так как ему пришлось больше полугода осаждать его. Располагаясь на острове, Александру довелось соединить насыпью в четыре стадии сам остров с сушей и вести с неё осаду. Для защиты строителей от вылазок тирских триер были установлены на насыпи даже сторожевые башни. Буравы, осадные башни, подкопы, метательные машины — тараня стены города прямо с кораблей, выбивая кладку, он использовал всё что можно, но таки добился своего. Покамест Баратеон предавался воспоминаниям о Тире, из амбара, куда побежал юноша, появилась массивная фигура человека. На удивление царя к ним вышел не какой-нибудь старец с седой бородой и умудрёнными глазами, а высокий и плотно сбитый бритоголовый мужчина. Он был ниже Александра на полголовы, но его Геракловы руки истинно были достойны восхищения и принадлежали атлету-метателю. Внешность у мастера оказалась довольно воинственной и несколько даже запоминающейся. На краткий миг брату короля подумалось, не потерянный ли часом во времени перед ним сын Милона? Оценив человека, Баратеон решил не судить по внешнему виду. Вполне возможно, за этим всем скрывался разум и помыслы настоящего творца? В жизни всякое бывает… Александр всем своим видом демонстрировал недовольство. — Почему скорпионы и баллисты не готовы? — достаточно резко и сходу задал он вопрос. Не успевший подойти к Мастеру над кораблями мужчина, прослышав гневливую искорку в его голосе, тут же грохнулся на колени, как подбитое дерево. — Ваша Светлость, прошу, не гневайтесь, — протараторил машинных дел мастер. Бывший царь от такого поворота в мгновение как-то растерял весь свой прежний запал. «Свободный человек не должен становиться на колени», — прошлось у него раскатом грома в разуме, а сердце сжалось от картин уже прошедшего. Он не мог извиниться привселюдно, но мог сменить гнев на милость. — Бьюфорд, поднимись, — проговорил более спокойным и приветливым голосом Александр. — Сир Давос… — начал было брат короля и, остановившись, глянул через плечо на своего нового начальника верфи. — Рассказал мне, что у вас имеются какие-то проблемы. Что не так? Почему стреломёты и камнемёты ещё не установлены на корабли? Мужчина немного замешкался. Было видно, что он впервые в жизни виделся и разговаривал с Мастером над кораблями. — Ваша Светлость… тут просто такое дело… — Говори, — достаточно благодушно сказал лорд, чтобы человек не нервничал. Мастер, поднявшись и сглотнув, заговорил: — Всё готово, милорд, всё собрано, но проклятые жилы оказались дрянными, Ваша Светлость. Эти мясники непонятно что нам дали, а я даже не понял. Моя вина, это полностью моя вина. Я ещё в начале подумал, что с ним что-то не так, но… — всё говорил и говорил мужчина. На самом деле уши Баратеона его не слышали, так как глаза всё это время косились на стоявшие машины. Бьюфорд не лгал, практически все изделия были без жил, и только одна баллиста с ними. Александра так и влекло к ней, одной единственной, он хотел её проверить, потрогать, испытать. — Каким весом метает ядра вон та баллиста? — таки не сдержался и кивнул в сторону метательной машины бывший царь. — Я вижу, она единственная здесь готова к использованию? Что-то говоривший механик остановился и недоумённо похлопал глазами. — Чуть больше шести фунтов, Ваша Светлость, — чуть нахмурившись, не совсем понимая такую быструю перемену, дал ответ Бьюфорд, а затем вскоре добавил. — Однако она ещё не обстреляна. — Жилы на ней хорошие? Бьюфорд утвердительно кивнул. — На ней — да. «Значит, всё же шесть мин…» — подумал Баратеон, довольный собственными глазами. — Не обстреляна говоришь… — произнёс сам себе под нос Александр, двинувшись к петроболосу. Он не замечал удивления на лицах людей от своего поведения. Его ноги сами вели к ней. Подойдя к изделию и нагнувшись вбок, бывший царь увлечённо принялся рассматривать шестиминовый петроболос. В нём было всё идеально, и это по-настоящему поражало, Диад и Харий определённо одобрили бы труд Бьюфорда. Александр, также покивав с одобрением, разогнулся и с улыбкой посмотрел на местного инженера. Негодование брата короля как-то враз испарилось. Машины были хороши, требовались лишь жилы, только и всего. Вины Бьюфорда он здесь больше и не видел. — Ты большущий молодец, Бьюфорд, — не мог не похвалить мужчину Александр. Лицо местного механика покраснело, и он, опустив глаза, приглушённо выдавил. — Благодарю, Ваша Светлость. — Ты где-то учился механике с инженерией? — пристально вглядевшись в его лицо, спросил Баратеон. Мужчина поднял голову. — В Браавосе, у одного тамошнего мастера, после того как покинул службу на Королевском флоте, — с теплом в голосе, припоминая человека, произнёс он. Александр буквально чуял способного человека. Таких людей нужно любыми способами привязывать к себе и не жалеть для них ничего. — Помоги мне. Схватившись за один из двух воротов, Александр начал его крутить на себя, натягивая тетиву. Бьюфорд, не растерявшись, принялся проделывать аналогичное действие с другим воротом. Баратеон увлечённо начал цитировать Диада. — Баллиста, способная бросать камни массой в шесть с половиной фунтов, должна иметь размер отверстия для скрученного жгута шириной в восемь пальцев; для камней в десять фунтов — ровно десять пальцев; большие осадные двадцати девяти и пятидесяти восьми фунтовые баллисты соответственно должны иметь двенадцать пальцев девять-шестнадцатых и пятнадцать пальцев… закрутка жгута осуществляется до такой степени, когда жгут после удара по нему рукой издаёт ровный мелодичный звук по всей длине, такой же звук должен быть в другом жгуте… Практически одновременно с двух сторон послышались ровные звуки, подобные быстрому и сильному оттягиванию струн кифалы. Баратеон довольно хмыкнул. По-своему оружие могло быть как музыкальный инструмент. Его щека припала к салазкам, потом он потрогал качающийся вилочковый курок, находившийся сверху подвижной части и предназначенный для фиксации тетивы. — Неплохо, восемь пальцев у тебя здесь есть, вот эту можно хоть сейчас на корабль. Дальность приблизительно сто десять ярдов для шести фунтов и сто шестьдесят для десяти фунтов? — Всё верно, Ваша Светлость, — был поражён инженер Королевской верфи. «Как Поллид завещал!» — восхитился Баратеон. На лицо бывшего царя наплыла глупая и немного безумная улыбка, перекликающаяся сейчас с горящими глазами. Александру было трудно контролировать эмоции в такие моменты. Бьюфорд продолжал хлопать глазами, а Давос закашлялся, но бывшему царю было всё равно — он вышел из роли. Где бы Александр ни находился, метательные машины имели практически одинаковые меры во всём. Это представлялось, по его мнению, отличной новостью, даже не так… восхитительной! Так его знания могут и здесь послужить хорошую службу. — Что там с припасами? Стрелы, камни? — Понемногу наполняем склад, — отозвался Бьюфорд. Александр задумчиво похлопал по лестнице баллисты. — Ты знаешь… баллисту можно зарядить не только одним камнем… Мужчина нахмурил лоб. — Ещё горшками с зажигательной смесью, волантийцы и лиссенийцы такое практикуют. Александр, довольно улыбаясь, кивнул. В памяти Станниса значилась лишь смола, а вот зажигательных смесей почему-то не наблюдалось, и как бывший завоеватель мог предложить, речь Бьюфорда сейчас шла о нефти, смоле, сере и масле с небольшим добавлением древесного угля и митрико калио. — Да, но можно зарядить свинцовыми ядрами от десяти до двадцать штук. Дальность, конечно, их будет небольшой, но если пускать с близкого расстояния или по очень большим скоплениям людей… — предвидя, протянул Мастер над кораблями. Глаза мастера сузились, видно, он тоже о чём-то подумал. — Никогда не слышал о таком… — пробормотал он. — Сделаешь небольшие ядра из свинца, и мы проверим. Мне кажется, на море это некоторых сможет очень неприятно удивить… — А какие они должны быть? — достаточно живо спросил Бьюфорд. — Ты сможешь разобраться и повторить, если я нарисую чертёж? — поднял бровь бывший царь. — Просто рисунок или ещё с пропорциями? — Обижаешь, конечно с пропорциями, — как само собой разумеющееся ответил Александр. Он всегда неплохо умел рисовать, не так хорошо, как настоящие художники, но люди вроде хвалили… или они только льстили царю? — Тогда легко, Ваша Светлость, — усмехнувшись, кивнул мужчина. — Тогда, дорогой мастер, нам есть о чём с вами сегодня потолковать, — широко улыбнулся Баратеон. — Проведёшь меня в мастерскую? — Конечно, милорд, идите за мной. — Кстати, а какую это зажигательную смесь применяют лиссенийцы и волантийцы? — Ох, Ваша Светлость, я давно уже ломаю над этим голову. Они…