Бессонница

      В повисшей тишине уютное потрескивание огня в камине казалось Гермионе зловещим и одновременно издевательским.       Она сделала шаг, встала, держась так, чтобы чувствовать за спиной безопасную близость стены, удобнее перехватила палочку. Забытый адреналин предстоящего боя вскипел в венах, превращая ярость и разочарование в чистую, ничем рациональным или хотя бы гуманным не замутненную жажду мести. Драко, переводивший растерянный взгляд с Гермионы на Люциуса, двинулся было вперёд и попытался заговорить, но она сделала предупреждающий выпад.       — Даже не смей и думать о том, чтоб убедить меня, что я не так вас поняла или ослышалась. И стой на месте. Я с огромным удовольствием проломлю тобой стену. Думаю, твой любящий родитель успел тебе поведать, что моя магия не более стабильна, чем у моей дочери.       Драко нервно сглотнул и отступил назад. Мышцы на левой стороне его лица неконтролируемо задергались. В сочетании с выражением беспомощности это производило такое гнетущее впечатление, что Гермиона против воли ощутила прилив жалости. Кажется, младшему Малфою жилось не намного лучше, чем ей. Но это ничего не меняло: он по-прежнему считал её чем-то вроде домового эльфа. Только глупее.       Гермиона изо всех сил избегала смотреть на Люциуса, хотя ей очень хотелось. Тот стоял чуть поодаль, ближе к двери. Чёрная фигура на периферии зрения, вытягивающая силы и решимость не хуже дементора. Она же поверит всему, что ему вздумается сказать, потому что всё ещё хочет верить.       — Итак, я жду объяснений, — срывающимся на хрип голосом повторила она, не обращаясь ни к кому из двоих. В общем-то, всё и так было ясно, но… Но ей нужно было время и преимущество, пусть даже такое иллюзорное. Люциус, пожелай он того, мог бы разоружить её невербальным, а то и вовсе обездвижить и оставить валяться на полу. Память услужливо подкинула ту старую историю с Гарри и Драко. Но Гермиона не собиралась защищаться. Напротив, она давала Люциусу возможность действовать, чтоб узнать, до каких пределов он способен дойти.       — Давайте избавим друг друга от драматических представлений, тем более что они совершенно не в вашем характере, — заговорил наконец Малфой-старший. Гермиона, одновременно взбешенная и обрадованная тем, что он соизволил отреагировать на её присутствие, обернулась к нему, молясь, чтоб ей хватило твёрдости духа не разреветься, свернувшись клубочком прямо здесь, у его ног.       — Ох, как вы заговорили. Действительно, ведь это скорее ваш стиль. Надо сказать, ваш спектакль удался на славу — мне захотелось вам поверить!       — Давайте позволим Драко уйти, ему пора к семье. А мы с вами сядем за стол и поговорим обо всем, как взрослые люди, — предложил Люциус тем же тоном, которым ещё так недавно предлагал ей выпить кофе.       — А не пойти ли вам к Мордреду в зад, Малфой? — прошипела Гермиона разъярённой кошкой. — Взрослые люди! Вы оба держите меня за идиотку?       — Слушай, Грейнджер, я понимаю, что ты подслушала, чего не надо, но может, дашь нам объяснить? — влез Драко. Люциус заткнул его повелительным жестом и продолжил гипнотизировать Гермиону.       — Кэтрин все ещё во дворе? Я думал, вы заняты ребёнком.       — Не смейте говорить о моей дочери, — прервала Гермиона, сведя на нет очередную попытку Люциуса сбить её с толку. — Одного не могу понять, почему вы выставили всё так, чтобы я принимала решение? Ждали, что я решу, что должна вам по гроб жизни за вашу помощь, и принесу вам Кэтти на блюдечке? Хотя мы с ней — мы обе, по моей дурости, — были в полном вашем распоряжении!       — Да, именно так, — кивнул Люциус, выступая из полутени, в которой стоял до того. Огонь осветил его сосредоточенное лицо. Гермиона, как ни старалась, не смогла найти на нём ни издёвки, ни презрения, ни угрозы. А она их ждала: оказывается, воспоминания об их случайной встрече в Отделе Тайн ничуть не померкли, несмотря ни на что. — С того дня, как я увидел вас в Министерстве, и до этой минуты. Я мог сделать, что угодно, могу и сейчас. Я знал, где вы живете, это не тайна. Когда я наткнулся на вас в парке, вы сами сказали мне о своих проблемах с магией. Я был у вас на квартире, я привёл вас сюда… — Драко на заднем плане не то возмущённо, не то восторженно присвистнул, и Гермиона едва сдержалась, чтобы не швырнуть в него каким-нибудь проклятьем. — Вы были и остаётесь в моём доме, совершенно беззащитная. Вы спали и ели здесь, мы сидели вместе за этим столом. Но скажите мне, разве я хоть раз попытался причинить вам вред или чего-то у вас потребовать? С какого момента вы слышали разговор? Рискну предположить, что с самого начала. Значит, вы знаете, что я отказал Драко.       — Вы всё это время играли мной, как кошка мышью! — зло выпалила Гермиона. — Вы воспользовались моим доверием…       — В чем же? — сейчас же перехватил инициативу Люциус, и Гермиона поняла, что этот бой она проиграла. — Давайте выясним, раз уж вы об этом заговорили. Каким именно способом я воспользовался вашим доверием и что от вас получил?       — Я не стану играть в ваши игры, — ответила Гермиона, решив не вступать на территорию, которая была безраздельным владением Малфоя. — Хотите поболтать? Поведайте-ка мне об иске, о котором знаете вы, но не знаю я.       — Вы действительно желаете обсудить этот вопрос в присутствии Драко? — с несколько преувеличенной трагичностью поинтересовался Люциус. — До сих пор он не был в курсе подробностей дела.       — В отличие от вас, — ядовито вставила Гермиона. Малфой кивнул, не выказав — разумеется — ни малейших признаков смущения.       — Да, мне известно многое, а если будет необходимо, я узнаю больше. Я надеялся, что мне удастся избавить вас от участия в этом деле и от лишнего, совершенно вам не нужного беспокойства, но обстоятельства сложились так, как сложились.       Гермиона зло стиснула зубы: он без всякого зазрения совести перекладывал ответственность за случившееся на неё, и, к своему ужасу, она ощутила некоторую нерешительность, заставившую её чувство собственной правоты поколебаться. Гермиона беспомощно огляделась и, сочтя, что терять ей нечего, настойчиво сказала:       — Говорите. Драко останется здесь. Как и Кэтрин. Пусть мы будем в равных условиях.       — Опустите палочку, вы же сами знаете, что любая вспышка эмоций может привести к непредсказуемым последствиям, — ответил Люциус. — Мисс Грейнджер, прошу вас, давайте просто сядем и поговорим. Я обещаю, вы узнаете всё, что мне известно. Я понимаю, что не имел права скрывать это от вас, но я решил, что так будет лучше.       Гермиона, до которой всё больше и больше доходил масштаб трагедии, протестующе помотала головой, но палочку всё же опустила. Ей показалось, что оба — и отец, и сын, стоявшие напротив неё, — выдохнули с облегчением.       — Вы знаете, что мой юрист — Теодор Нотт, — начал Люциус. — Он часто бывает в Визенгамоте и состоит в романтической связи с одной из его сотрудниц. Эта дама имеет доступ к реестру поступивших на рассмотрение исков. Один из них касался меня и моих старых дел. Чистый поклеп по сути, но оставить без внимания не получится. Пока Нотт выуживал информацию касательно меня, дама разболтала ему, что семейство Уизли в обстановке строгой секретности готовит иск о передаче Кэтрин под опеку отца.       Гермиона сухо сглотнула. Пока что Люциус не сообщил ей ничего принципиально нового, но с каждым его словом она всё больше погружалась в оцепенение: как будто её понемногу сковывал замедленный Ступефай. Значит, Уизли решили отобрать у неё дочь. Но… Почему?       — Поначалу я не собирался вмешиваться в вашу маленькую трагедию. Просто удивился беспринципности этих господ. По всему Министерству бродят слухи о неудавшейся семейной жизни вашего дражайшего супруга: дескать, вы отвратительная жена и безответственная мать.       — Я… Что? — вскрикнула Гермиона. Магия взвилась в ней рваными, изломанными волнами, но она усилием воли перехватила их, вдавливая внутрь — в грудь, в чёрную дыру, образовавшуюся на месте сердца.       — Вы и сами знаете, — несколько раздражённо ответил Люциус. — Я не хотел бы пересказывать всю эту ерунду, но, если пожелаете…       Гермиона прижала руку к вспотевшему лбу, пытаясь вернуть себе ясность мысли.       — Вы серьёзно? Это что же, пока я пыталась не свихнуться и не подохнуть от усталости, Рон…       — Да, именно, — прервал Малфой. — И мистер Рональд, и мистер Персиваль Уизли. Догадываетесь, почему вам не нашлось места в вашем прежнем отделе?       — Но они ведь знали меня, — с жаром воскликнула Гермиона. — Знали, кто я, какая я! Как они могли в это поверить?       Люциус сделал несколько шагов вперёд, становясь между нею и Драко.       — Вспомните-ка, сколько ваших знакомых по Отряду Дамблдора, Ордену Феникса и прочим вашим кружкам по интересам поступили на работу в Министерство после окончания войны?       — При чем здесь… — начала было Гермиона и осеклась, задумываясь. Она, Рон, Гарри — безусловно, Лаванда, которая подалась в отдел международных отношений на низовую должность, братья Криви, один в Аврорате, второй отвечал за взаимодействие с маггловской прессой… Парочка когтевранцев, несколько пуффендуйцев, с которыми она была почти не знакома… Малфой, неотрывно следивший за выражением её лица, удовлетворённо кивнул.       — Да, именно. Те, кто знал вас, кто воевал с вами бок о бок, оказались слишком разочарованы или слишком травмированы. Или слишком хотели наверстать упущенное. А пришедшие им на смену, конечно, были благодарны вам за ваши жертвы и ваши подвиги, но ведь идеальные герои так быстро наскучивают. Никто не хочет быть в неоплатном долгу. Давайте взглянем и на другую сторону ситуации с вашим овеянным славой прошлым. Перспективных холостяков среди чистокровных осталось не то чтобы очень много. Поттер женат на Джиневре Уизли и на своей работе, а вот Рональд, в отличие от него, никогда не отказывал себе в удовольствии побыть в центре внимания. Но, к вящей досаде страждущих невест, дома его ждали законная супруга и маленькая дочь. История о непонятом, недооцененном, лишённом тепла домашнего очага и общения с любимой дочуркой победителе самого Волдеморта — представляете, какая роль в этой пьесе была отведена вам?       — Но ведь я делала всё, что могла, — пробормотала Гермиона, сама не понимая, кого и в чем пытается убедить. — Я готовила, убирала квартиру, укачивала Кэтти, отпускала его с коллегами на матчи по квиддичу… Вы хотите сказать, что ему действительно поверили?       — Ну а как же. Те, кому хотелось верить, поверили. Он ведь говорил, что на грани развода, что изо всех сил пытается сохранить с вами добрые отношения ради дочери, — пожал плечами Малфой. — А теперь встал вопрос об их с братом карьерном продвижении. Им обоим нужно быть безупречными, потому они решили, что процесс сыграет им на руку.       — Но если всё так, как вы говорите, то зачем им затевать эту возню? — насторожилась Гермиона. — Если все им поверили, что я полное дерьмо, для чего им опека над Кэтрин?       — Затем, что раскрытие правды о том, какую роль мистер Уизли-младший играл в вашей жизни и жизни своей дочери, может им сильно повредить. Шеклболт против выдвижения Персиваля: не любит его по старой памяти, а Рональд метит на должность, требующую немалых аналитических способностей и полного отсутствия импульсивности. Однако оснований, по которым можно отказать герою, не так уж много. И безответственность в отношении собственного ребёнка — одно из них. Разумеется, никто не будет поднимать публичного скандала, но…       — Нет, всё же я ничего не понимаю, — перебила Гермиона. — Кингсли может просто поговорить с Роном или Перси. Он всегда был честным человеком. Зачем ему копаться в чьём-то грязном белье?       — Ему незачем. Но он не решает всех вопросов единолично, мисс Грейнджер. Ему приходится учитывать мнение остальных, иначе у него не будет устойчивой поддержки, которая ему необходима. Хаос первых месяцев после победы в прошлом, бывшие Пожиратели, как вы сами не раз и не два мне напоминали, постарались устроиться в новом мире получше, и консервативные семьи, которых довольно много, всячески выступают за привычную им стабильность. У Уизли есть соперники, которые используют в своих интересах всё, что смогут найти. Персиваль не по душе Шеклболту и волшебникам, пострадавшим от бездействия марионеток Волдеморта, а Рональд — тем, кому может без обиняков напомнить о прошлом, в котором мало поводов для гордости. Договориться можно, но чем меньше нужно будет прикрыть и припрятать, тем лучше. Подковерные игры, которые вы так не любите.       — Ладно, хорошо, — проговорила Гермиона, сбитая с толку нарисованной Малфоем картиной. — Хорошо, допустим, вы правы, и дела обстоят так, как есть. Но как они собираются отобрать у меня Кэтрин, и как вы замешаны во всём этом? И чем мне могут помочь воспоминания Драко?       — Я не просто так рассказал вам о том, что дети из чистокровных семей должны пройти адаптацию к магии рода. Это важно не только для самого ребёнка, но и для сохранения семьи и преемственности поколений. Они будут апеллировать к этому обстоятельству. И настаивать на том, что вы, как магглорожденная, не сможете дать Кэтрин того, что смогут они. Помните о консервативных устремлениях тех, кто сейчас у власти, мисс Грейнджер? Разумеется, они предпочтут передать Кэтрин под опеку волшебного рода, тем более что её магглорожденная мать препятствует общению девочки с отцом и его семьёй, раз, и старается оградить ее от магического мира, два. Плюсом ко всему этому пойдут доказательства вашей несостоятельности как матери, возможно, вас заставят показать часть воспоминаний, и, разумеется, когда станет ясно, что вы почти не пользуетесь магией в быту, возникнут вопросы…       — Хватит, я вас поняла, — оборвала Гермиона. — А теперь скажите-ка мне честно, какой вам интерес влезать во всё это?       Малфой снова шагнул вперёд — теперь их разделяло не более полутора метров.       — Всё просто. Во-первых, я хочу взять реванш хоть в чём-то. Мелкая месть, если хотите. Во-вторых, я знал, что Нотт расскажет Драко о моём участии в этой истории на вашей стороне, и тогда у меня появится хотя бы призрачный шанс убедить сына, что я не тот, что прежде. Тем более теперь, когда выяснилось, что присутствие Кэтрин может помочь моему внуку. И, наконец, я намерен всемерно поспособствовать тому, чтобы место помощника главы отдела магического правопорядка занял Драко, а не Уизли или кто-нибудь столь же бездарный. Пять-шесть, максимум семь лет, и он сделает ещё один шаг по карьерной лестнице. Тогда я буду считать, что его будущее обеспечено, а мой родительский долг выполнен.       Гермиона неверяще покачала головой. Силы оставили её, а гнев угас, оставив лишь горечь и оглушенность. Только в груди рвано вспыхивал колючий огонь, от которого не становилось теплее. Она прошла мимо Люциуса, прочертила шагами несколько ломаных линий, борясь с нарастающим головокружением. Что-то было не так — она словно понемногу проваливалась в зыбучие пески или болото, но не могла сосредоточиться на собственном состоянии.       — Вы сказали, они предъявят доказательства моей несостоятельности как матери, — сделав над собой усилие, спросила она. — Что это значит?       — Я думаю, на сегодня с вас достаточно, — ответил Люциус. — Пойдёмте, я провожу вас в комнату. Вам лучше сейчас успокоиться и отдохнуть. Завтра мы можем встретиться с Ноттом, он всё расскажет вам подробно.       — Нет, — возразила Гермиона. — Нет, я не успокоюсь. Вы знаете, так скажите мне.       Люциус помолчал, обдумывая её просьбу, потом кивнул.       — Ну хорошо. Только пообещайте, что не станете впадать в истерику. У вас в квартире стояло устройство, передававшее ваши разговоры и голос Кэтрин прямиком в Нору. Вспомните, как часто она кричала и как на её крик могли среагировать вы.       Гермиона застыла как громом поражённая. Дыхание перехватило — она тщетно пыталась сделать вдох, но не могла. Грудь словно заполнилась ледяной водой. Гермиона пошатнулась, беспомощно обвела взглядом пространство вокруг себя, ища опоры. В глазах мелькнули чёрные мушки, а потом всё вдруг вспыхнуло белым светом. Давление в груди стало невыносимым. Гермиона заметалась из стороны в сторону, перепуганная до смерти. Всё тело окатило жаром, будто её швырнули в гигантский костёр, а кончики пальцев зазвенели от скопившейся магии. Наконец, когда Гермиона почти потеряла сознание от нехватки воздуха, последние барьеры, которые ей удавалось создавать между разумом и рвущимся наружу гневом, рухнули. Пространство вокруг неё взорвалось от магического выброса.       Гермиона отлетела к стене, крепко приложившись спиной. В глазах всё ещё плыло и рябило, но слуха она не утратила, и потому звон разбившегося стекла и короткий вскрик Драко различила с удручающей чёткостью. «Что я натворила, — пронеслось панически и запоздало у неё в голове, — что я, черт меня побери, натворила?» Она позвала Люциуса, сперва почти шёпотом, потом — громче и громче, но он не отзывался. Драко тоже молчал. И отовсюду сквозило холодом. Когда муть, застилавшая зрение, рассеялась, осев надоедливой рябью на периферии обзора, Гермиона оглядела столовую. Оба окна были выбиты, остатки стекла торчали в рамах кривыми остриями. Пол был усыпан осколками. Драко и Люциус обнаружились у камина: Люциус на коленях, Драко на корточках рядом с отцом. Гермиона, едва держась на ногах, побрела к ним.       — Грейнджер, стой, где стоишь! — приказал Драко резко, но без той враждебности, которую она ожидала услышать. Гермиона похолодела от ужаса — на полу у ног Драко она рассмотрела брызги крови.       — Люциус, — позвала она. — Что с вами? Что я наделала?       Вместо ответа он протестующе поднял руку — вторая была прижата к лицу.       — Грейнджер, иди к дочери, а лучше в лес, и успокойся, мы сами тут разберёмся, — сказал Драко слишком громко и торопливо для человека, пытавшегося казаться спокойным и уверенным. Гермиона закашлялась, сглатывая слезы.       — Ты прав. Да, мне лучше уйти. И Кэтрин будет лучше с Роном. Вызови Гарри и кого-нибудь из Мунго…       Сделав несколько бессмысленных шагов по стеклу — осколки с хрустом крошились под её подошвами — она аппарировала.       Первым делом Гермиона отправилась на свою старую квартиру. Прослушивали, значит? Где, как? Кто это сделал? Рон? Гарри? Может быть, Джинни, которая несколько раз заглядывала к ним в гости? Значит, кто-то из них точно в курсе её общения с Люциусом, но почему до сих пор это не было поставлено ей в вину? Впрочем, всё было уже неважно. Наверное, ее закроют в Мунго рядом с Локонсом. Или отправят в Азкабан. Если она нанесла Люциусу серьёзный вред…       Гермиона оглядывала квартиру, не узнавая её. Тревожный лёд осознания сковывал, заставляя видеть мир иллюзорным — будто её втиснули в плоскость покрытых потускневшими рисунками страниц. Как в проклятый дневник проклятого Реддла. Может, это было что-то вроде изощрённого заклинания, и они всё ещё в лесу, пытаются уничтожить крестраж? Её будут судить, конечно же. За то, что она плохо заботилась о Кэтрин, кричала — да, она кричала. Может, они скажут, что она могла бить свою дочь. И Малфой тоже подаст в суд, с него станется. А даже если Люциус пожалеет её снова, все равно о её срыве станет известно. Она навредила ему. Она могла навредить Драко. Она могла убить Кэтрин, окажись та в столовой. А если бы выброс случился здесь, в этой комнате, где она провела самые трудные месяцы своей жизни?       Мысли мелькали, цепляясь друг за друга, и не хотели останавливаться. Гермиона разыскала документы Кэтрин, сложила их на кухонном столе, придавив стопкой книг, которые они всегда читали на ночь — Молли, конечно, сочтёт её выбор непозволительным: глупо, пугающе, и вообще, у меня есть превосходная книга сказок, я их читала когда-то Джин, — но Гермиона хотела сделать всё так, как сама считала нужным. В последний раз. Она не плакала: слез больше не было. Только сердце колотилось, как будто в бою.       Потом пришёл черёд многочисленных детских вещичек. Гермиона перебрала их, разделяя на две стопки: те, что скоро станут малы или уже были слишком заношены, и те, которые Кэтрин будет носить, пока Уизли не купят ей новые. Странная смесь горя и жажды деятельности заставляла её двигаться всё быстрее, делать больше.       Она аккуратно сложила вещи в сумку, собрала в контейнер маггловские лекарства, которые тут же отправятся в мусорное ведро, когда их увидят Рон или Молли. Потом пошла в ванную, где тщательно отобрала любимые игрушки Кэтрин, с которыми та соглашалась на мытьё почти без драки. Следом пришёл черёд клубничного шампуня — нет, только не малиновый, запахи похожи, а цвет и вовсе одинаковый, но из-за малинового Кэтрин последнее время кричит и плюётся так, будто ей предложили закусить слизнями. Маленькие носочки, маленькие же ботинки, шапки — Мордред, сколько же в этой квартире было детских вещей. Всё здесь выбиралось для Кэтрин, было куплено для Кэтрин, расставлено и разложено для неё — а ведь она этого даже не вспомнит. «И меня она тоже не вспомнит, — отстранённо подумала Гермиона, вытаскивая из шкафа свою немногочисленную одежду, половину из которой давно не надевала. — Я не хочу, чтобы помнила».       Поразмыслив, она составила сумки с вещами Кэтрин в кухне, а свои запихала в большой пакет, затолкав сверху старые записи и конспекты, которые делала, пока готовилась к собеседованию — только зря тратила время и силы, как выяснилось.       Наверное, нужно было позвонить Рону и сказать, что он может не утруждать себя тем, чтобы втоптать её в грязь ещё и юридически. Ему нужно всего лишь прийти и забрать дочь у кого-то из Малфоев. Было до жути безответственно бросать ее там, но Гермиона и не помышляла о том, чтобы вернуться. В конце концов, опыт последних дней показал, что Люциус справляется с ролью любящей мамочки куда лучше неё самой. Она остановилась посреди опустевшей комнаты, прижимая к груди дрожащие руки, ещё раз осмотрела квартиру, убеждаясь, что ничего не забыла. Достала с верхней полки шкафа колдо — она, Рон и крохотный розовый младенец, зло швырнула на пол, собрала и выбросила осколки волшебной рамки, порезав ладонь. Взяла пакет с вещами, взвесила его на руке, поняла, что он слишком тяжел, решила, что должна применить к нему заклинание уменьшения, передумала, подняла его снова и, закрыв глаза, перенеслась туда, где ей хотелось оказаться сильнее всего.       Когда Гермиона открыла глаза, вокруг шумел лес. Она бросила пакет на мокрую траву, расшвыряла пинками его содержимое, которое так старательно собирала, подожгла невербальным Инсендио и устало села у своего импровизированного костра.