Бессонница

      Они аппарировали после недолгих, но ожесточённых споров о том, куда следует отправиться Гермионе: к дочери или вместе с Люциусом на предполагаемую встречу с аврорами. Малфой был категорически против её присутствия, по крайней мере, на начальных этапах, а Гермиона, хоть и рвалась к Кэтрин, всё же была слишком взвинчена и слишком испугана, чтобы позволить себе приблизиться к ребёнку. Люциус предложил ей дождаться вызова в офисе Нотта — сам Теодор должен был отправиться вместе с ним куда-то в Мейфэр, где он арендовал квартиру, и куда должны были уже прибыть авроры.       Гермиона согласилась на этот компромисс с тяжёлым сердцем. Она понимала, что решение, предложенное Малфоем, самое правильное из возможных. Она не хотела оставлять его и оставаться одной, но ещё меньше ей хотелось смущать и отвлекать Люциуса своим присутствием в то время, когда ему нужно было сосредоточиться на собственных проблемах. И ей были необходимы еда и новая одежда. Которую, впрочем, взять было неоткуда, поэтому Гермиона ограничилась тем, что попросила Малфоя очистить и высушить её вещи заклинаниями. Судя по его взгляду, ей предстоял допрос с пристрастием на предмет того, куда подевались остальные предметы её гардероба, и она боялась, что, услышав объяснение, Люциус сочтёт, что она окончательно тронулась умом. Но Гермиона не собиралась так далеко заглядывать в будущее, которого у них могло и не быть. Что, если Гарри отправит старого врага прямиком в Азкабан? Пусть Малфой уже не в том положении, что было сразу после войны, и общение с дементорами ему не угрожает, всё же проблемы с законом были как минимум нежелательны. Кто знает, как тот же Гарри мог воспользоваться ситуацией? Гермиона понимала, что у Люциуса есть какие-то резоны рассчитывать на благоразумие Гарри, но он не стал вдаваться в детали, а она не спрашивала. Оставалось только набраться терпения и надеяться. Тем более у Малфоя был Нотт и был Драко, который вроде бы больше не горел желанием бесповоротно вычеркнуть отца из своей жизни.       Люциус перенёс её в офис Нотта, который располагался в нескольких километрах от Министерства, но в противоположной стороне от бывшей квартиры Гермионы — в одном из суперсовременных волшебных зданий, построенных после войны по настоянию Кингсли. Министр хотел не только стереть следы боев и разрушений с волшебных кварталов, но и привнести в привычный мир новые тенденции, которые призваны были напоминать всем и каждому о том, что в этом мире есть место прогрессу, а идеи Волдеморта и ему подобных — анахронизм, который следовало оставить в печальном прошлом. Разумеется, пришлось выдержать целый бой во время утверждения проектов и организовать кампанию в прессе, чтобы заглушить голоса недовольных «маггловскими веяниями», но в итоге здания были построены и обжиты теми, у кого хватило на это галлеонов. Гермиона, проходя вслед за Люциусом по широкому выложенному мрамором холлу, с удивлением встречала на табличках с названиями компаний и координатами владельцев самые разные имена — от Паркинсона и Гринграсса до Вуда, который стал весьма востребованным игроком в квиддич.       Офис Нотта располагался почти в самом конце не слишком длинного, но впечатляющего ряда поистине монументальных дверей. Гермиона несколько оробела, раздумывая над тем, как встретит её Нотт. Они не виделись со времён Хогвартса, и во время учёбы практически не пересекались, только изредка переругивались во время обычных стычек, а во время битвы за Хогвартс Нотт присоединился к его защитникам. Вроде бы за этот поступок его выжгли с семейного гобелена — по крайней мере, Скитер писала о чем-то подобном. Деталей Гермиона не помнила, да и не хотела вспоминать. Её больше волновало настоящее.       Когда они остановились у двери, Малфой, будто прочтя мысли Гермионы, ободряюще кивнул ей и постучал. Дверь тотчас же распахнулась: Нотт, конечно, был осведомлён об их приходе и ждал их, вооружившись папкой с какими-то документами. Они с Малфоем обменялись быстрыми репликами, Нотт поприветствовал Гермиону так церемонно, будто они столкнулись на светском рауте, и сделал приглашающий жест. Ещё пара минут ушла на то, чтобы представить Гермионе вежливую домовиху в черном платье с белым воротником и предложить чувствовать себя как дома, а потом Нотт и Люциус исчезли в зелёном пламени большого камина. Гермиона осталась одна в просторном офисе, интерьер которого был выдержан в привычном ей, но удивительном для волшебного мира стиле. Так мог бы выглядеть кабинет преуспевающего дельца где-нибудь в Сити. Домовиха, терпеливо ожидавшая приказаний, предложила Гермионе «распорядиться насчёт ужина для госпожи Грейнджер». Гермиона согласилась, справившись со смущением. Силы ей понадобятся, значит, придётся поесть, хотя волнение заранее превратило предстоящую трапезу в экзекуцию. Домовиха проводила Гермиону в оборудованную в соседнем помещении кухню, которая была нашпигована бытовой техникой, прошедшей через отдел магического усовершенствования: от кофейника, которым можно было управлять при помощи простеньких заклинаний, до холодильника со специальными полочками для зелий.       Гермиона вяло поковырялась в тарелке с овощами и мясом, но выпила две чашки кофе, поборов искушение выпросить у эльфийки зелье, укрепляющее силы. Покончив с едой, она вернулась в комнату с камином, села в одно из трёх обитых светлой кожей кресел, стоявших вокруг стола со столешницей тёмного стекла, и принялась гипнотизировать зачарованные электронные часы, на экране которых периодически высвечивались напоминания о каких-то завтрашних важных делах Нотта. Люциуса не было уже полчаса. Никаких вестей от него, конечно, тоже не было, да он и не мог ей ничего сообщить, потому что при ней не было телефона. Потянулись томительные минуты ожидания. Гермиона переходила от паники к злости, от злости к надежде, а потом к усталости. Её нервы были взбудоражены до такой степени, что она всерьёз опасалась очередного стихийного выброса. Мышцы ломило и тянуло после сна на холодной земле, и к этому дискомфорту примешивалась неутоленная потребность в физической близости. Это вызывало стыд. Гермионе казалось, она не имеет ни малейшего права чувствовать нечто подобное сейчас, когда ей даже неизвестно, на свободе Люциус или уже нет. И вообще, что, если на самом деле он не хотел спать с ней, а поддался порыву, и потому вдруг заговорил о Роне? Гермиона успела обвинить себя в развращенности — вдруг Люциус решит, что она ведёт себя так со всеми своими мужчинами, к которым можно было отнести Рона и с некоторыми допущениями Виктора; в эгоизме — надо было думать о том, чем помочь Люциусу и себе самой, а не сходить с ума, улавливая призрачный аромат его парфюма; в легкомыслии — ей ведь предстояло доказывать, что она может быть хорошей матерью для своей дочери, о существовании которой совсем забыла на то время, пока они с Малфоем выясняли отношения в лесу…       Через час, когда Гермиона успела довести себя до такого взвинченного состояния, что едва могла усидеть на месте, камин снова вспыхнул. Нотт вышел, отряхивая воображаемый пепел с рукава пиджака, положил на каминную полку папку, которую держал под мышкой.       — Мисс Грейнджер, мистер Малфой распорядился передать вам, что вы можете присутствовать при его беседе с мистером Поттером в Аврорате. Я провожу вас, если вам будет угодно.       Гермиона вскочила на ноги, едва Теодор произнёс последнее слово. В другое время она немало бы повеселилась над его церемонной манерой выражаться, но сейчас волнение захлестнуло её с головой.       — Я готова. Можем идти, — проговорила она, нервно сжимая кулаки. Нотт кивнул и протянул руку, приглашая её шагнуть в камин.       — Мы попадем по каминной сети прямо в Министерство, потом нас проводят к мистеру Поттеру, — сообщил Нотт, видимо, с единственной целью хоть немного её успокоить.       — Постой… Те. Постойте, — справившись с растерянностью, начала Гермиона. — Скажите мне, каковы перспективы мистера Малфоя?       Ей было иррационально страшно задавать этот вопрос. Она понимала, что не услышит в ответ что-нибудь вроде «не твое собачье дело, грязнокровка» — времена не те, но всё же вряд ли у неё было хоть какое-то право интересоваться делами Люциуса. Тем не менее Нотт с готовностью ответил, что пока сложно сказать что-то определённое, но можно с уверенностью утверждать, что заключение Люциусу не грозит. Максимум — несколько часов в министерской допросной, а потом пара судебных заседаний.       — Для того, чтобы прояснить некоторые вопросы, необходимо ваше присутствие, — закончил Нотт. — Личная просьба Поттера, он курирует мистера Малфоя. Ничего, о чем следовало бы беспокоиться. И помните, вы не на допросе, а согласились дать пояснения как стороннее лицо, а не как участник разбирательства.       — Хорошо, я поняла, — твёрдо сказала Гермиона. — Больше у меня вопросов нет.       Нотт ответил ей удовлетворённым кивком.       Вскоре они вышли из камина, расположенного в каком-то незнакомом Гермионе узком коридоре. Нотт безропотно дождался, пока она оглядится и исправится со сбившимся дыханием, потом указал ей на дверь, расположенную в нескольких шагах. Они прошли ещё один коридор, такой же узкий и безликий, с выкрашенными в зеленовато-синий цвет стенами, и оказались у стойки, перегородившей следующий проход. За стойкой стоял навытяжку аврор, видимо, из числа стажеров — Гермиона вспомнила форму, которую видела когда-то на Гарри и Роне. Мысль о том, что она может столкнуться где-нибудь в этих закоулках с пока ещё мужем, который как раз собирался отнять у неё дочь, заставила её панику полыхнуть, как костёр, в который плеснули бензина. Нотт удивлённо взглянул на неё и сказал, что волноваться ей совершенно не о чем, а потом напомнил, что она может не отвечать, если ей не понравятся какие-то вопросы. От этого напоминания стало только хуже: речь ведь шла о Гарри. Гарри Поттере — её лучшем друге, с которым они столько всего пережили и оставили за плечами. Он вправе плюнуть ей в лицо теперь, после того, что она сделала и что чуть не сделала. А она… Гермиона не знала, было ли у неё моральное право обвинять Гарри в предательстве и вероломстве, но ей очень хотелось это сделать. Между тем Нотт заполнил какие-то бумаги. Дежурный аврор проверил палочки и сообщил, что всё в порядке. Гермиона ждала, что он откинет стойку, но вместо этого в стене справа от нее вдруг проявилась толстая металлическая дверь, которая приглашающе распахнулась. За ней Гермиона увидела всё тот же успевший надоесть коридор.       — Прошу вас, мисс Грейнджер, — приглашающе произнёс Нотт. — Я буду здесь и приду, если возникнут какие-либо затруднения. Мистер Поттер настоял на приватном разговоре, мистер Малфой не счёл нужным возражать.       Гермиона не нашла в себе сил, чтобы ответить, тем более что Нотт, судя по всему, ни в каких ответах и не нуждался. Она шагнула через низкий порожек, и дверь бесшумно затворилась. Гермиона обернулась, окинув её испуганным взглядом: а если это какая-нибудь ловушка?       Паранойя колотилась в ней тысячами бабочек с колючими пыльными крыльями. Она сделала несколько шагов вперёд, и перед ней распахнулась ещё одна дверь. В открывшемся взору Гермионы небольшом кабинете за столом, покрытым пятнами кофе, сидели Люциус и Гарри. Оба смотрели на неё — один с плохо скрытой тревогой, второй — её ещё недавно лучший друг — с выражением, которое она не смогла распознать, как ни старалась. Одно было точно: оно ощущалось тяжёлым, как ртуть. Гермиона откашлялась, давая себе время хоть немного опомниться, но это не помогло.       — Вы продолжите сидеть, как истукан, или разыщете стул для мисс Грейнджер? — нашёлся Люциус. Гарри оторвал глаза от Гермионы, взял со стола палочку, прошептал какое-то заклинание — одна из бумажных стопок трансформировалась в залитое чернилами, но довольно надёжное на вид кресло.       — Прошу вас, мисс Грейнджер, — глухо сказал Гарри. — Располагайтесь.       Гермиона покорно села. Они все были теперь слишком близко друг к другу. Она чувствовала запах дерьмового кофе, который подавали в министерской столовой, каких-то зелий и маггловского табака. Это было странно: она не помнила, чтобы Гарри страдал подобной привычкой. Взгляд её невольно скользнул по форменной рубашке Гарри вверх, к его лицу. Гермиона поразилась тому, насколько он был бледен: кожа, казалось, посерела, а под глазами залегли глубокие тени. Люциус и то выглядел не столь удручающе. Очки Гарри снял — они лежали тут же на столе рядом с подсыхавшей кофейной лужицей. Гермиона едва сдержала привычный порыв навести порядок: очистить заклинанием стол, проверить, не пострадали ли стекла очков от обычной рассеянности друга. Было до удушья больно и трудно даже подумать о том, что как раньше уже никогда не будет. А ведь ей придётся жить с этим. Наверное, это их последний разговор.       Она невольно обернулась к Люциусу, ища поддержки. Тот не двинулся, выражение его лица — отстраненно-холодное и закрытое — не изменилось, но ей стало спокойнее и теплее. От одного его присутствия ей становилось легче. Кто бы мог представить такое лет пять назад? Гарри, видимо, заметил их молчаливый обмен взглядами. Он не то хмыкнул, не то кашлянул и откинулся на спинку стула. Гермиона повернулась к нему, с трудом выдерживая острый, вопрошающий взгляд его болезненно блестящих глаз. Он будто бы не спал несколько суток. Наверное, какое-то сложное расследование. Хотя… Они же отправились в отпуск. Или нет?       — Поттер, вы тратите наше время, — скучающе сказал Люциус. — Вы хотели задать ей свои вопросы? Она перед вами. Могу пригласить своего юриста, если вам так будет проще.       Гермиона мгновенно вспыхнула раздражением так же, как во время давних перебранок с Драко. А потом её инстинктивное стремление защитить Гарри угасло, как залитое водой. Абсурдность ситуации достигла своего предела, и, видимо, Гарри это почувствовал так же, как она.       — Я уже сказал вам, мистер Малфой, что предпочитаю беседовать с мисс Грейнджер с глазу на глаз и не нуждаюсь в вашем присутствии для того, чтобы взять с неё объяснения.       Гермиона не сдержала горькой усмешки. Взять объяснения. Чудесно, просто лучше и не придумаешь!       — А я повторю, что все разговоры с мисс Грейнджер вы будете вести исключительно в моём присутствии, мистер Поттер, — холодно и веско повторил Люциус. Гермиона перевела взгляд на него с молчаливой просьбой, но он едва заметно покачал головой. Гарри нервно дёрнул плечом, встал, с грохотом отодвинув стул, и оперся о стеллаж с какими-то коробками, который опасно качнулся, но устоял на месте.       — Ну хорошо, будь по-вашему. Если сама мисс Грейнджер не возражает.       Гермиона нехотя подняла глаза, снова наталкиваясь на то странное давящее выражение во взгляде Гарри.       — Я не возражаю. Я отвечу на все вопросы, какие вы, мистер Поттер, сочтете нужным задать.       Она не хотела, но это прозвучало, как удар под дых. Гарри изменился в лице, отшатнулся, снова едва не уронив стеллаж, запустил руку в и без того взъерошенные волосы.       — До чего мы докатились? Гермиона, просто скажи, он держит тебя или Кэтрин в заложниках? Я даю тебе слово, я его отсюда не выпущу, мы сделаем всё…       — Хватит, — прошептала она. Гарри, не расслышав её, продолжал говорить что-то о том, что сможет их защитить. Гермиона прижала ладони к пульсирующим вискам. В глазах снова зарябило. Люциус вскочил со своего стула, оказываясь рядом с ней, положил руки ей на плечи.       — Гермиона, послушай меня. Просто дыши и не старайся сдерживаться, хорошо? Ты никому не причинишь вреда, кабинет защищён, ни мне, ни Поттеру ничего не угрожает. Давай. Вдох-выдох, ещё раз…       Она покорно дышала, пока всё её тело сотрясали спазмы. Магия кипела над её кожей, вспыхивая электрическими импульсами.       — Что такое? Что с ней происходит? — донеслось до её слуха, как через подушку, паническое восклицание Гарри. Люциус шёпотом пригрозил Гарри, что проклянет его, если тот скажет ещё хоть слово.       Она не знала, сколько времени прошло до того, как ей наконец стало легче. Рябь рассыпалась, оставшись едва заметными помехами — прозрачными вспышками, искажавшими очертания предметов. Люциус, который всё ещё держал руки на её плечах, приказал Гарри дать воды, и тот безропотно подчинился: из недр ящика стола выскочила пузатая кружка, украшенная какими-то этническими узорами, которую он наполнил при помощи невербального Агуаменти. Гермиона сделала глоток, попутно мрачно порадовавшись тому, как сильно Гарри продвинулся за то время, что она провела в своём заточении. Она по-прежнему гордилась им, как будто его успехи на службе и в освоении беспалочковой магии были их общей заслугой.       — И часто такое происходит? — поинтересовался Гарри, ни к кому конкретно не обращаясь. Люциус, который снова занял своё место за столом, нехотя ответил:       — Второй раз за сегодня. До этого — не имею представления.       Гарри удивлённо воззрился на него.       — Второй раз за день? Малфой, вы издеваетесь? Стихийные выбросы случаются у детей, и далеко не с такой частотой, а мы говорим о Гермионе, так что…       — Мистер Поттер, — повысив голос и добавив в свой тон изрядную порцию яда, прервал его Люциус. — Крайне непрофессионально с вашей стороны недооценивать мои интеллектуальные способности…       Гермиона отставила кружку и гневно хлопнула ладонью по столу. Немедленно воцарилась тишина. Дышать стало легче. По крайней мере, когда оба спорщика молчали, она не чувствовала себя настолько безвыходно застрявшей меж двух огней.       — Я прошу — слышите меня, прошу вас обоих. Пожалуйста, постарайтесь хоть пять минут не оскорблять друг друга в моём присутствии. Гарри, прояви терпение хотя бы как аврор. Сможешь высказать всё, что обо мне думаешь, на суде. И о моей магии тоже. Я действительно нестабильна. И ничего не могу с этим поделать.       Она замолчала, сжав зубы, чтобы не разреветься. Не от боли — от облегчения. Она наконец сказала это — всё это. Они больше не друзья, и она больше не самая многообещающая молодая ведьма столетия. Всё так просто — как Авада Кедавра.       Люциус промолчал, видимо, сочтя, что его вмешательство больше не требуется. Гарри тяжело вздохнул, прошёлся по комнате снова. Гермиона с огорчением следила за тем, как сгорбилась его спина и опустились плечи. Гарри обернулся к ней. Они обменялись долгими взглядами. В зелёных глазах с покрасневшими белками Гермиона не видела теперь ничего, кроме тысячетонной многолетней усталости.       — Когда твоей дочери исполнилось два месяца, — заговорил он с непривычным монотонно-деловитым выражением, будто зачитывал протокол, — я впервые услышал от Рона откровенное, ничем не завуалированное признание в том, что, кажется, ваша семейная жизнь окончательно разладилась. Это произошло после того, как я застал его в раздевалке во время неприглядной сцены с одной из наших новеньких. Мне было отвратительно слышать то, что он говорил. Он повторил то, о чем иногда говорила мне Молли. Я не знал, как мне реагировать. Сначала я хотел поговорить с тобой, но Рон умолял меня этого не делать. Он пообещал, что такого больше не повторится, и я ему поверил. Я не понимал, что у вас происходит, и не хотел лезть в ваши дела. У меня самого были сложности с Джин. Она начала сходить с ума от ревности, и при любом упоминании о том, что я говорил с какой-то женщиной, даже по работе, у нас происходили скандалы. Я… Я думал, у вас тоже временные трудности. Что тебе сложно адаптироваться к семейной жизни. Ну, знаешь, ты всегда больше всех нас, вместе взятых, любила учебу, книги, порядок, и готовишь ты ужасно, даже при помощи заклинаний, хотя твои бутерброды…       — Поттер! — угрожающе вставил Люциус. Гарри осёкся, схватил со стола очки, торопливо протёр их рукавом рубашки, надел и тут же сдвинул на макушку.       — Да, да. В общем, Джин всегда вставала на час раньше меня, причесывалась, надевала красивое платье, готовила горячий завтрак, каждый раз свежий, собирала мне обед. Вечером она ждала меня на ужин и не упрекала меня, когда я приходил за полночь. Она всегда вставала и снова готовила мне, мы ели вместе и болтали, а через три часа она вставала снова. Я думал, это нормально, понимаешь? Думал, так у всех. Жалел Рона, потому что он постоянно говорил о том, что Кэтрин кричит, а ты даже посуду вымыть не хочешь и не спишь, когда спит ребенок, а потом жалуешься, что не выспалась. И Молли говорила… Я думал, вы помиритесь. Вы же всегда мирились. Я не приходил к тебе, мне всегда казалось, что я пришёл невовремя, и когда я звонил, ты всегда была чем-то занята и говорила так… Я чувствовал себя виноватым, что позвонил. А потом всё пошло наперекосяк. Ты попросила меня помочь с этим переездом, я согласился, а Джин как раз была рядом… Я не мог понять, что на неё нашло. Она снова беременна. Мне кажется, это слишком часто, но она говорит, что в семье должно быть много детей.       — Поттер, избавьте нас от подробностей вашей семейной идиллии, — снова вмешался Люциус. Гермиона покачала головой.       — Нет, прошу вас. Я хочу выслушать Гарри. В конце концов, мы разговариваем нормально первый раз за почти два года, ведь так?       — Я думал, всё идёт правильно! — воскликнул Гарри со смесью вины и злости. — К Мордреду, Гермиона, у меня было полсотни непойманных Пожирателей, мародёры, торговцы запрещёнными артефактами, Джин с детьми, Нора по выходным, которых у меня было два за месяц, и то хорошо, если не вызывали!       — Ну прости, что я отрывала тебя от дел, — процедила Гермиона сквозь зубы. Гарри глухо выругался.       — Я не о том! Я всё пропустил, я знаю. Я виноват. Теперь у тебя эти выбросы, ты выглядишь, как инфернал, и мне надо арестовать Малфоя за то, что взялся за старое, а он, оказывается, ищет тебя по всей Англии… Драко нас даже за порог не пустил, вы знаете? Сказал, выброс был у Скорпиуса… Так, я не о том собирался говорить. Я не заметил, когда Рон из нормального отца и мужа превратился в… В безответственного человека, в общем. У него появились проблемы на работе, и коллеги жалуются на него мне, а я не знаю, что с этим делать. Идти к Кингсли? Молли говорила мне, что с тобой трудно, но она к этому готова и вы обязательно найдете общей язык, потому что она любит тебя, как свою дочь. А потом она вдруг сказала нам с Джин, что всегда знала, что ты не годишься для семейной жизни, и тебе придётся полностью поменять своё мировоззрение. А я знаю, что ты не сможешь этого сделать. Ты не умеешь идти на компромиссы. За это я тебя всегда уважал… Малфой под моим надзором — отмазался, как мы с Кингсли и ожидали, и, конечно, сумел предоставить несколько чрезвычайно полезных услуг, как только наступил нужный момент. А этих моментов были тысячи, Гермиона, ты же знаешь! У нас ничего не было, мне пришлось выгрести половину своего хранилища в Гринготтс. Джин сходит с ума, выдумывает эту дурную поездку, хотя у Ала режутся жевательные зубы, а у неё токсикоз, я пытаюсь дозвониться тебе, но ты не берёшь трубку, я уезжаю, и тут у меня срабатывает сигнал о том, что в доме Малфоя бахнул Экспеллиармус. Я срываюсь, но Джин угрожает мне разводом, и ребята разбираются без меня. Я знал, Малфой, что ваш сын и Нотт лгут, вас не подпускали к внуку, я видел постановление… Но я сделал вид, что поверил. Мне так было легче. И тут тёмная магия. Я прилетел, думая, что наконец-то засажу вас до конца ваших дней за решётку, осмотрел место преступления, а там поисковое заклинание. И рамка, которую мы с Джин дарили Гермионе с Роном. А у меня теперь такая каша в голове, что не знаю, с какого бока подступиться.       Гарри замолчал, отобрал у Гермионы кружку, выпил залпом остатки воды, снова её наполнил и опустошил, а потом сел, бессильно опустив руки.       — Я всегда видел тебя мельком. Думал, просто очередная трудная ночь. Джин тоже бывала уставшей, но как-то справлялась сама. Она мне никогда не жаловалась, всегда улыбалась. Ведь всё это проходит: колики, зубы, капризы…       — Как видите, не в случае мисс Грейнджер и её дочери, — сказал Малфой. — Вы её бросили. Вы все. Предоставили ей справляться со всем этим самой, дождались, пока она дойдёт до предела, а потом наклепали этот позорный иск. Так по-геройски.       — Слушайте, Малфой… И ты, Гермиона, тоже выслушай. Я клянусь, что не знал ни о каком иске. Я бы этого не допустил, — проговорил Гарри. Он смотрел открыто и не отводил глаз, но всё же она не могла поверить. И не хотела. Лицо Гарри исказила нервная судорога. — Я понимаю, что виноват. Я допустил всё это. Не заметил. Но мы всё исправим. Нотт сказал, Перси готовит какие-то доказательства, процесс ещё не запущен в полную силу. Кингсли тоже выступит против… Я поговорю с Роном и Молли. Они не могут так поступить!       — Поттер, ваш идеализм доведёт вас до беды, попомните моё слово, — сказал Люциус почти доброжелательно. — Придите в себя, ваша тёща и ваш приятель вместе с остальными родственниками всерьёз вознамерились отнять у мисс Грейнджер дочь. По-вашему, Визенгамот — это что, филиал библиотеки Хогвартса? Вы не можете подавать туда иски, а потом отзывать их по своему желанию.       — Я аврор, к вашему сведению, мистер Малфой, — огрызнулся Гарри. — Я не хуже вас знаю, как всё это работает. Но не нам с вами напоминать о том, что из любого правила можно сделать исключение!       — Я тоже готовлю иск, Поттер, — скучающим тоном добавил Люциус. Гермиона и Гарри недоуменно уставились на него. Он сделал выразительную паузу и пояснил: — Видите ли, юрист Аврората подал против меня иск в Визенгамот. Это случилось незадолго до того, как я узнал о затруднениях, в которые угодила мисс Грейнджер. Было какое-то закрытое разбирательство, о котором меня не оповестили, и началось рассмотрение дела. Меня обвинили в торговле тёмными артефактами из моей старой коллекции. По странному стечению обстоятельств именно тогда, когда я начал вести переговоры касательно должности помощника главы отдела магического правопорядка для моего сына. Так вот, ознакомившись после некоторой борьбы с материалами дела, мы с мистером Ноттом обнаружили, что следователь располагал деталями переговоров, которые я вёл со своего рабочего места. Защищенного, напомню вам, Поттер, специалистами из Аврората от прослушивания, попадания тёмных артефактов…       — Это невозможно, — твёрдо сказал Гарри. — Я лично проверял систему безопасности, установленную на всех рабочих местах.       — Значит, плохо проверяли, — пожал плечами Люциус. — Надо поставить вопрос о вашей профессиональной пригодности. Вы невероятно невнимательны для аврора. И для друга.       — Мою квартиру тоже прослушивали, Гарри, — добавила Гермиона, зная, что это вполне может стать последней каплей. Но она не верила ему. И ещё безумно устала от недомолвок и лжи.       — Вы пытаетесь меня убедить в том, что кто-то из семьи Уизли установил какие-то незарегистрированные подслушивающие устройства на вашем рабочем месте, Малфой, и у тебя на квартире, Гермиона. Так?       Люциус кивнул. Гарри покачал головой.       — Но вы же понимаете, что это незаконно. Тот, кто должен был это сделать, не мог не знать, что за это положено наказание.       — Что вы там говорили про исключения из правил, а, Поттер? — усмехнулся Люциус. — Засадить наконец в тюрьму опасного преступника, который раз за разом избегает наказания, отнять ребёнка у непутевой матери…       Гермиона сердито вскинула голову, оборачиваясь к нему. Малфой изобразил извиняющуюся улыбку, которая в сочетании с измученным видом смотрелась скорее пугающей, чем примирительной. Гермиона осуждающе сощурилась. Гарри, наблюдавший за ними обоими, чертыхнулся.       — Если б мне кто-то показал вот такое будущее, я бы предпочёл оказаться в палате в Мунго. Гермиона, это, конечно, не моё дело, но у вас что, роман? У него же послужной список почти такой же, как у самого…       Гермиона перевела глаза на Гарри. Тот прикрыл ладонями рот.       — Мистер Поттер, — вмешался Малфой, — это действительно не ваше дело, как вы совершенно верно отметили. Вы не имеете права задавать подобных вопросов ни мне, ни Гермионе. Я скажу вам только одно: я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы защитить как свои интересы, так и интересы мисс Грейнджер. Даже если для этого мне понадобится засадить ваших родственников со стороны жены в Азкабан. Или, скажем, жениться на мисс Грейнджер.       Гарри снова принялся протирать очки, пока Гермиона краснела и бледнела, не находя слов и радуясь тому, что её магия вроде бы не собиралась бунтовать, утомленная недавней вспышкой.       — Признаюсь, я настолько обескуражен происходящим… Да ладно, без лишних слов: я просто охреневаю от происходящего. Но даю вам слово, Малфой, я сам сделаю всё, чтоб защитить Гермиону и Кэтрин. Я самолично займусь расследованием этого дела. И разведусь с Джиневрой, если выяснится, что она причастна ко всему этому… Я готов дать Непреложный обет, Гермиона.       Ответить она не успела. У Гарри зазвонил мобильный — он отвлекся, вынул его из кармана и недоуменно уставился на экран. Телефон смолк. Тут же за дверью, отделявшей кабинет от коридора, послышалась какая-то возня и громкие голоса, а потом грохот заклинания.       — Что за… — пробормотал Гарри, хватая палочку. Люциус стащил Гермиону с кресла и толкнул к себе за спину. Она забилась в угол, гадая, что еще могло случиться и чем им всем это грозит. Страха не было: не то от усталости, не то из-за того, что за эти короткие дни она привыкла рассчитывать на помощь и защиту Малфоя. Его магия, которая сейчас ощущалась невероятно остро, сквозила тьмой, ярко контрастируя с чистой, как всполох молнии, магией Гарри. Гермиона уставилась на мужчин, стоявших перед ней, забыв обо всём на свете: перед ней были два полюса одинаково могущественной силы.       Впрочем, долго её созерцание не продлилось. Дверь распахнулась. На пороге стояла взъерошенная, растрепанная и заплаканная Джинни Уизли с палочкой в одной руке и дамской сумочкой в другой. Из сумочки торчала бутылочка с молоком и пачка детского печенья.       — Джин? — неверяще воскликнул Гарри. — Как ты? Что ты вообще здесь…       Люциус тихо рассмеялся. Звучало жутко — видимо, Джинни тоже впечатлилась, потому что по её залитым слезами щекам растеклась молочная бледность.       — Поприветствуйте супругу как следует, Поттер. И проверьте кабинет. Как вам понравился наш разговор, миссис Поттер? Познавательно?       — Заткнитесь, Малфой, — вскрикнула Джинни сквозь слезы. За её спиной возникли два аврора с палочками наизготовку.       — Гарри, прости, она ворвалась, как фурия, требовала, чтоб пустили к тебе. Пока я пошёл за Роном, она вырубила дежурного.       — Пусть останется, — сухо сказал Поттер. — Вам обоим и дежурному выговор. И три недели дополнительных тренировок. А если б это был кто-то из Пожирателей? А теперь оба пошли вон.       Авроры поспешно отклонялись. Джинни, захлопнув за ними дверь, встала у стола, швырнув на него сумку. Она не смотрела ни на Люциуса, ни на Гермиону — всё её внимание было сосредоточено на Гарри.       — Пожалуйста, дай мне всё рассказать. Я должна была сразу это сделать, но я не смогла! Мама сказала…       — Мама сказала? — переспросил Гарри. — Джин, ты с ума сошла? Где оно? Где эта дрянь?       Джинни замотала головой, как упрямый ребёнок. Слезы катились по её щекам и падали градом, оставляя мокрые дорожки на мятой светлой блузке.       — Я оставила Ала папе и помчалась сюда… Гарри, я всё расскажу, только пожалуйста, прошу, не разводись со мной! Не бросай меня и детей. Я не хотела, чтоб так вышло. Я…       Гарри молча смотрел на неё. Так смотрел, что Гермиона поневоле ощутила прилив жалости. Джинни растерла слезы рукавом блузки, обошла стоящего столбом мужа, открыла ящик стола Алохоморой и принялась рыться в нём. Она извлекла пачку сигарет, контейнер с остатками какой-то еды, стопку исписанных пергаментов, кучу сшитых и смятых бумаг, а потом на свет появилось колдо в волшебной рамке, переливавшейся фиолетовым и розовым. Гермиона, присмотревшись, увидела свадебное фото.       — Черт побери… — вырвалось у неё. Люциус, молча наблюдавший за разворачивающейся драмой, встревоженно уставился на нее. Она сделала несколько шагов вперёд, и Джинни испуганно попятилась.       — Ты подарила нам с Роном эту чертову рамку, — задыхаясь, выговорила Гермиона. — Ты настояла на том, чтоб мы сразу вставили туда колдо… Ты… Черт тебя возьми, Джиневра, я думала, что тогда ты ещё была моей подругой!       Джинни не успела ответить — её прервал новый поток слез. Гарри пошарил в кармане брюк, вынул смятый носовой платок, по которому бегали сложенные в немыслимые складки рыжие котята, и сунул в руки жене.       — У меня были часы, — сказал Люциус. — Из тех, что состряпали под руководством вашего тестя. Зачарованные электронные. Сказали, подарок от Шеклболта по случаю успешного завершения одной важной сделки. Я уже тогда не поверил, но не стал выяснять, потому что не нашёл ни проклятий, ни тёмной магии.       — Это секретная разработка, — всхлипнув, пояснила Джинни. — Она не запатентована. Джордж придумал ее, когда нашёл их с Фредом старые чертежи. Сказал, не хочет плодить нечестность или что-то в этом роде. Оставил в их комнате в Норе. А мама…       — Джин, ты понимаешь, чем это грозит и тебе, и Молли, и всем нам? — глухо и горько спросил Гарри. — Я должен буду дать ход делу, и я это сделаю. Я не понимаю только, на что вы рассчитывали. Если б это выплыло в суде…       — Мы не собирались доводить всё до такого! — вскрикнула Джинни. — Мама сказала, Малфою надо наконец узнать своё место. Рон должен был дать показания, что слышал разговор где-нибудь здесь или в Лютном. Он даже нашёл тех, кто готов был это подтвердить. Разве кому-то стало бы плохо от того, что Малфой сел бы в тюрьму? А ты, Гермиона… Мама говорила, это на случай, если вам с Роном вдруг понадобится помощь. Если на вас вдруг нападут Пожиратели… Она не слушала вас целыми днями, только… Только иногда. А Кэтти постоянно кричала, и ты кричала на неё, и на Рона тоже… Я думала, что мы должны поговорить с тобой, чтоб ты поняла, что должна быть терпеливой, что он мужчина, а не нянька, и что тебе надо не спорить с мамой по каждому пустяку, а просто попросить помощи, и мама бы сделала для вас всё, что могла. Она же всегда помогала… А потом ты выгнала Рона, и он был такой несчастный, и мама сказала… Она сказала, что ты должна понять, что семья — самое главное в твоей жизни. Осознать, что потеряла. И тогда или попросить у нас прощения и постараться, чтобы Рон тебя простил, или…       — Или отдать Кэтрин вам и исчезнуть, признав своё поражение, — закончил Люциус. Гермиона пришла от услышанного в такой ужас, что не смогла даже разозлиться по-настоящему.       — А потом мама сказала, что ты хочешь сбежать вместе с Кэтрин. Она специально не разрешала Рону менять защитные заклинания. Рон нашел одного бродягу, он должен был вломиться в квартиру, пока вас не было. Рон вызвал бы авроров. Это было бы доказательством того, что Гермиона не заботится о безопасности Кэтти. И что она хотела забрать её у Рона и сбежать неизвестно куда. Мы взяли распечатку звонков с телефоном агента. Я должна была подтвердить, что была за дверью и слышала, как Гермиона ужасно кричит, и как кричит Кэтрин. Что она не успокаивается, а Гермиона ничего не делает. А дальше мама прослушала остальные записи и вдруг переменилась. Она была такой злой, что я её едва узнала. Она дала мне послушать запись, на которой вы говорили с Малфоем, и потом там был этот дорогущий врач, Барлоу… Мама говорит, вы с Малфоем любовники, — странно спокойно подытожила Джинни. — Что ты никогда не любила Рона, что начала спать с Малфоем чуть не сразу после битвы за Хогвартс, пока мы хоронили и оплакивали погибших. И что ты поэтому не любишь ни Кэтти, ни Рона. Но… Я просто не смогла в это поверить. Я помню, как всё было хорошо. Мы же были счастливы, все мы. А потом…       Обернувшись к Гарри, она продолжала:       — Я не хочу больше детей. Можешь развестись со мной, имеешь право. Я и этого ребёнка не хотела. Я с ума схожу от токсикоза, от распухших ног и того, что нельзя спать на животе, а потом молоко льётся изо всех щелей. И рожать — это просто ужасно. Мама говорила, тебе нужна большая семья, чтобы у тебя был смысл жизни, чтобы ты чувствовал себя счастливым. А я хотела выпить абортивное зелье и начать тренировки, чтобы вернуться в квиддич, но она… Она сказала, что тогда я ей не дочь. И что ты тоже от меня уйдёшь, как Рон от Гермионы, потому что нормальная женщина не может так думать и говорить. А теперь делай со мной, что хочешь, Гарри Поттер. Можешь меня арестовать или убить на месте. Только не бросай детей. Они тебя любят.       Гарри обречённо махнул рукой и рухнул на стул, спрятав лицо в ладонях. Гермиона, не чуя под собой ног, приблизилась к нему, помедлила и, набравшись решимости, коснулась его растрепанных жёстких волос дрожащей ладонью.       — Всё будет хорошо, — прошептала она. — Гарри, я тебе обещаю, мы со всем этим справимся. Снова.