Бессонница

      Утро принесло Гермионе головную боль. Навязчивая, липкая пульсация в висках усиливалась с каждым вдохом, выпивая краски с периферии зрения. Гермиона с трудом перевернулась на бок, приподнялась на локте и села. Кэтрин спала, разбросав руки и ноги, и вроде бы не собиралась просыпаться. Гермиона на цыпочках выбралась из комнаты и побрела умываться, раздумывая по пути, стоит ли попросить обезболивающее зелье или лучше не рисковать, учитывая треклятые выбросы. В зеркале вновь с удручающей чёткостью отразилось лицо, которое она при всём желании не могла признать своим — не могла и не хотела. То, что произошло вчера, осталось на коже тонким слоем пепла и царапало до крови: каждое движение, каждое слово. Проклятье, медленно разъедавшее то, что они строили с таким жизнерадостным легкомыслием, добралось до Гарри. Нет, Джин, несомненно, была хорошей женой и матерью. И конченой лживой сукой, но кто мог её в этом обвинить? Вполне естественно, что она любила Рона куда больше, чем Гермиону. Они ведь одна семья. Семья, в которую её когда-то приняли так сердечно. Вряд ли Гарри сможет от всего этого отказаться, а если все-таки найдёт силы, то будет несчастен. Разве ей это было нужно? Теперь, когда эмоциональная буря улеглась, Гермиона осматривала руины собственной жизни со спокойствием обречённости. Она знала, что должна и будет бороться за Кэтрин. Знала, что не простит ни Молли, ни Рона, ни Джин, ни даже Гарри. Разве что он согласится выпить Веритасерума и подтвердить, что не знал о планах ближайших родственников, но и тогда для них обоих ничего не изменится: их дружбе конец. Они с Гарри теперь навсегда по разные стороны, и Мордред его знает, какая сторона правильная — какой из них можно было бы гордиться, думая о том, что правда за тобой. Для Молли, Джинни, Перси, Артура Гермиона была источником проблем и разочарований, несчастьем и ошибкой Рона. Они хотели сгладить ущерб, исправить то, что она испортила, и не дать ей испортить Кэтрин. А для неё… Для неё они были врагами, с которыми она решила бороться до последнего вздоха. Не используя заклинания, не ища разгадок в старых книгах. Не утешая себя аксиомой о непременной победе добра над злом. У неё не было даже уверенности в собственной правоте: только упрямство и поддержка Малфоя. Вчера Гермиона чувствовала решимость, сегодня — ничего, кроме растерянности, страха и ощущения нереальности происходящего. Это ведь Уизли, черт побери. Те самые Уизли, с которыми она сражалась плечом к плечу, чтобы выиграть войну и наконец начать жить. А теперь Рону нужна эта проклятая должность, и он продал ради неё Гермиону. Или она его подвела, оказавшись плохой женой… Гермиона сжала зубы, подавляя желание позорно зареветь. Легче всего было бы сдаться и вернуться в мир маглов, оставив всё позади, но если она и сделает это, то не теперь. Рон от неё этого не дождётся.       Люциус был в столовой — стоял у окна с чашкой кофе в руке. Когда Гермиона приблизилась, он чуть улыбнулся. Она оглядела его с затаенной тревогой, отмечая бледность и тёмные круги под глазами, но не стала беспокоить его вопросами о самочувствии или том, как он провёл остаток ночи. Воспоминания о том, что они оба себе позволили, оказались слишком сбивающими с толку для того, чтобы обсуждать их за завтраком.       На границе сознания и подсознания Гермионы всё так же колотилась не мысль даже — тревожный импульс, заставлявший её холодеть от тоскливой неуверенности. Малфоя вне всякого сомнения мучили совесть и одиночество, так что он вынужден был искать спасения в её обществе. Но ведь на её месте мог оказаться кто угодно из обширного списка военных преступлений Люциуса. Чжоу. Луна. Гермиона и сама не понимала, что именно чувствует и к чему это должно было привести. Грань, которую нельзя было переступать, светилась в пространстве между ней и Малфоем силовой линией. Словно электричество, пропущенное сквозь колючую проволоку. Гермиона едва удерживалась от того, чтобы протянуть руки и снова захлебнуться болью и блаженством забытья. Буря, разрывавшая их общий новый мир, стихала рядом с Малфоем, потому что он был в эпицентре.       — Я взял на себя смелость связаться с Гринграсс и дать ей представление о задаче, которую необходимо решить, — нарушил топкое, утомительное молчание Люциус. — Час назад она передала пакет с одеждой. Я не стал будить вас, решил, что это может подождать.       Гермиона скривила губы в улыбке, удивляясь тому, как неохотно слушаются мышцы.       — Я благодарна за вашу предусмотрительность. Сама бы я вряд ли с этим справилась, учитывая, что мы с Дафной никогда даже толком не разговаривали. Она… Она нормально отреагировала? Или вы не посвящали её в детали?       Малфой неопределённо покачал головой. Гермиона поняла, что подробностей не дождётся, да и не слишком хотела их знать: с каждым часом список ее долгов Малфою удлинялся на несколько пунктов. Она всё же попросила зелье, когда поняла, что не сможет проглотить ни крошки, несмотря на голод. Люциус сам отмерил нужную дозу, и Гермиона выпила не задумываясь. Она доверяла ему, хотя остатки рассудка всё ещё предупреждали её о возможной опасности. Это даже забавляло.       После того, как боль отступила, Гермиона наскоро проглотила завтрак и прошла в комнату с камином, взяв с Люциуса обещание приглядеть за Кэтрин, которая всё ещё не торопилась просыпаться. На диване обнаружился объемистый свёрток, перевязанный зачарованной лентой: когда Гермиона взялась за концы, свёрток раскрылся, явив её взору внушительную стопку одежды. Гермиона протянула руку и развернула верхнюю вещь — свободную блузку из гладкой синей ткани. Неловкость и колючее унижение мешались с искренним эстетическим восхищением: Гринграсс явно знала свое дело. Они с Малфоем совместными усилиями обеспечили Гермиону идеально подходящим гардеробом: никаких броских цветов и вызывающих очертаний, простота, удобство — и абсолютная уверенность в том, что на эти наряды потребовалось бы угрохать две или три аврорские зарплаты её супруга. Гермиона невольно поежилась. Рон никогда бы не купил ей этого, даже вздумай она попросить. Пустая трата денег, тебе и так хорошо. Да и Кэтти не нужно столько одежды, всё равно через месяц вырастет. Давай лучше отложим на дом? Или можно пристроить пару комнат к Норе, правда, будет здорово?       Гермиона надела приглянувшуюся ей больше других первую блузку и темные джинсы, больше напоминавшие брюки. Магия пробежалась по коже лёгкой щекоткой, заставляя вещи сесть по фигуре — совсем не такой, как раньше, и к этому тоже придётся привыкнуть. Гермиона повернулась, когда в дверь легонько постучали. На пороге обнаружилась эльфийка — Люциус прислал её предложить помощь. Гермиона вежливо отказалась, сложила свои приобретения назад в свёрток и отнесла в комнату. Кэтрин наконец проснулась и, увидев мать, радостно залопотала. Гермиона взяла её на руки, ощутив успокаивающую тяжесть тёплого тела, и понесла умываться. Сегодня ей было лучше, даже несмотря на отсутствие поводов для оптимизма и телесную разбитость — настолько лучше, что она почти не хотела уснуть и больше никогда не просыпаться.       Когда они вышли в столовую, Малфоя там не было. Гермиона ощутила укол беспокойства и принялась размышлять о том, избегает ли он её, занят делами, от которых она его отрывает, или скрывает от неё что-то, что ей необходимо знать. Она кормила дочь кашей, ловко пресекая попытки опрокинуть тарелку, отщипывала кусочки печенья, которые Кэтрин сосредоточенно мусолила кончиками пальцев перед тем, как попробовать на вкус, потом снова увела ее в ванную комнату и смыла следы трапезы, и всё это время мысли её были далеко. Гермиона не преминула упрекнуть себя в том, что совсем не думает о Кэтрин, потому что в голове всегда что-то более важное (что может быть важнее собственного ребенка, Гермиона? Твои книжки тебе дороже дочери!), но долго изводить себя ей не пришлось: раздался хлопок аппарации Эльфийка позвала её в столовую, где ждал Люциус.       — Какие планы? Мы идём к Нотту? Я не слишком долго провозилась? — торопливо заговорила Гермиона, опуская Кэтрин на пол и позволяя ей уйти с эльфийкой, которая обещала занять маленькую госпожу игрушками. Малфой несколько секунд задумчиво изучал её лицо, потом поинтересовался, как она нашла присланные Гринграсс вещи. Гермиона смущённо отвела глаза, выругав себя за то, что не догадалась поблагодарить, и уверила Люциуса в том, что всем довольна. Он шагнул ближе и вдруг взял её за руки. Гермиона, совершенно сбитая с толку, воззрилась на него.       — Послушайте, появились новые обстоятельства. Ваш… Мистер Уизли и его старший брат настаивают на том, чтобы вы лично встретились с ними как можно скорее. Нотт считает, что в наших интересах согласиться, чтобы дать этим господам понять, что вы станете отстаивать свои права. Я разделяю его мнение. Вполне возможно, они отступятся, а в таком случае рассмотрение иска удастся либо затормозить на неопределенный срок, либо завершить его договорённостью без вашего непосредственного участия. На это я и рассчитывал изначально, но, раз уж вы всё знаете, не вижу смысла в попытках и дальше держать вас в стороне.       Гермиона покачала головой, пытаясь осмыслить то, что услышала.       — Значит, Рон хочет моего присутствия? Но зачем это ему нужно? И эта позорная история… Вы намерены дать делу против Уизли ход?       Люциус осторожно сжал её запястья, возвращая к реальности, и Гермиона ответила ему благодарной полуулыбкой. Она беззастенчиво цеплялась за Малфоя, пытаясь обрести равновесие. Больше всего на свете ей хотелось спрятаться в этом доме, забить день мелкими делами и сделать вид, что ничего не происходит, но она не могла себе этого позволить.       — Я не заинтересован в том, чтобы давать делу ход, но и миссис Уизли, и её отпрыски должны понять, что подобные выходки не сойдут им с рук, — ответил Люциус.       — Вы не обязаны прощать их, и я не имею права просить об этом, но, возможно, получится решить вопрос по-другому? — спросила Гермиона. — Не думайте, мне их не жаль, но все же…       — Я не настолько проникся новыми ценностями, Гермиона, — усмехнулся Люциус. — Мне и самому не хочется давать делу ход. Всегда выгоднее держать пару козырей в рукаве, правда? Но если господа Уизли решат настаивать на своём, мне придётся взять с них пример.       — Да, — проронила она. — Да, вы правы… Послушайте, если вы считаете, что так будет правильно, я согласна на эту встречу. Я хочу услышать, что они скажут. Может, мне удастся если не образумить Рона, то хотя бы воззвать к его совести… Но как быть с выбросами? Если Рон или Перси увидят, что со мной творится, или, ещё хуже, пострадают от последствий моей несдержанности, это будет катастрофа.       — Поэтому я хотел предложить вам навестить ещё одного нашего общего знакомого. Он осмотрит вас и даст свои рекомендации. Это будет конфиденциально, но, если его заключение можно будет использовать в Визенгамоте в вашу пользу, он готов выступить как эксперт.       Гермиона недоверчиво прищурилась, изучая сосредоточенное лицо Малфоя. Их руки всё ещё были соединены — она незаметно для себя самой переплела пальцы с его пальцами, чувствуя, как ровное тепло переливается в её вены. Малфой, несомненно, знал, что делает, и не стал бы привлекать лишних актёров в их маленький спектакль, если бы на то не было насущной необходимости, и всё же она противилась самой мысли о том, чтобы довериться кому-то до такой степени.       — Люциус, я не знаю. То есть я понимаю, что это нужно сделать, и всё же мне стыдно признаваться кому-то ещё, что я не владею собственной магией.       — Будьте уверены, он не станет распространяться, даже если бы и захотел. Его связывает клятва, которую дают все целители разума при поступлении на работу в Мунго, — мягко проговорил Люциус, будто говорил не с Гермионой, а с Кэтрин. Гермиона в ужасе отшатнулась, растерла виски, стряхивая окутавшую её вкрадчиво-уютную магию.       — Целитель разума? Я что, по-вашему, сумасшедшая?       Малфой предупреждающе поднял руки, и она выдохнула, бессильно опуская плечи.       — Конечно, нет. Но я думаю, причина ваших неприятностей находится у вас в голове. Я уже говорил: если бы ваша магия просто ослабла, она не прорывалась бы наружу вот так. Значит, её что-то связывает. И нам нужно понять, что.       — Ладно, хорошо. Только скажите мне, кто он, этот ваш целитель? — спросила Гермиона, заранее зная, что ответ ей не понравится. И оказалась права.

***

      Гермиона, держась за локоть Люциуса, выбралась из камина и замерла в нерешительности, оглядывая тесный кабинет где-то в недрах Мунго, куда они прибыли с кучей предосторожностей. У окна, в которое вливался рассеянный свет неяркого солнца, стоял письменный стол, на одной стороне которого высилась идеально ровная стопка книг, а на другой выстроились, словно солдаты в строю, какие-то колбы. У противоположной стены был высокий — почти до потолка — стеллаж с папками. Рядом стоял ещё один стол, вокруг которого ждали посетителей три стула. Блейз Забини, облачённый в мантию целителя, сидел на одном из них и делал записи в длинном свитке. При появлении гостей он встал.       — Доброе утро, мистер Малфой. Мисс Грейнджер.       Гермиона честно собиралась поздороваться, чтобы сохранить хотя бы видимость того, что всё шло нормально, но не смогла вымолвить ни слова. Люциус потянул её за собой и почти силой усадил на стул. Гермиона вдохнула холодный едкий запах незнакомых зелий, которым была пропитана ткань мантии Забини. Это её испугало. Она подумала о том, что, вполне возможно, ей придётся остаться здесь, в этих стенах. Паника хлестнула по позвоночнику, разлетаясь жаром по рукам и ногам до кончиков пальцев. Гермиона отчаянно собрала остатки выдержки, не давая себе снова слететь с катушек. Магия вскипела на ладонях, ударила в виски, воскрешая утихшую было боль.       — Давайте уйдём, Малфой, — умоляюще проговорила она. — Я не могу, я не готова!       Забини достал палочку — Гермиона вскинулась было, но выдохнула, увидев, как одним движением за другим он аккуратно создал вокруг неё защитный купол.       — Это не займёт много времени, мисс… Гермиона. Не бойтесь, вы не повредите ни мне, ни мистеру Малфою. Даже если случится выброс, заклинание его поглотит и погасит.       — Это такой щит? — хрипло выговорила Гермиона. — Я не видела ничего подобного прежде.       — Разработка на основе тех, что использовали Пожиратели. Усовершенствованная и весьма надёжная. Хорошо показала себя в клинической практике, — выдал Забини. Гермиона в очередной раз пришла в ужас.       — Ты… Вы используете заклинания Пожирателей?       — Да. Иногда это помогает исправить последствия их действий, — ответил он. Гермиона всмотрелась в его лицо. Он изменился, как и все они: стал выше, возмужал, но выражение его глаз было таким же, как у Драко.       — Я применю несколько методов диагностики, если вы не против, — перешел к делу Блейз. Гермиона, подумав, молча кивнула. Люциус сделал шаг в сторону, но остался стоять практически у неё за спиной. Это успокаивало — она знала, что не одинока.       — Скажите мне, если результаты обследования окажутся неутешительными, мне придётся остаться здесь? — озвучила она свой самый главный страх. Забини собрался заговорить, но Люциус опередил его.       — Конечно, нет. Об этом не может быть и речи.       — Нет, в этом нет никакой необходимости, — подтвердил Забини. — Взгляните вот сюда.       Его палочка обрисовала круг. Перед глазами Гермионы вспыхнула прозрачная синяя решётка, прямоугольники которой были сжаты и стянуты, будто что-то смяло их. Края время от времени зажигались красным.       — Это динамическая модель вашего магического отпечатка. Смотрите сюда. Видите эти искривлённые линии здесь, здесь и здесь?       Гермиона кивнула. Люциус обошёл её и остановился рядом с Блейзом. На его лице Гермиона рассмотрела тревогу.       — Довольно частая картина в последние годы, к сожалению. Вы ведь тоже уже видели это, мистер Малфой, верно?       — Да, — подтвердил Люциус. — На колдо, которые мне показывал Драко.       — Драко? — воскликнула Гермиона недоуменно. — Это как-то связано с…       — Да, со Скорпиусом, — продолжил Люциус, разгадав причину её затруднения. — Можете говорить смело, Забини наблюдает и его тоже.       — Почему это происходит? — спросила она. Блейз снова поднял палочку. Решётка растворилась, сменяясь цветными облаками. Гермиона поморщилась: новое заклинание словно сдавило грудь.       — Это усложненное диагностическое заклинание. Неприятно, но точно. Итак, судя по общему состоянию организма, мы имеем ещё и сильное переутомление. И оно не пройдёт само по себе. Вам нужна помощь квалифицированного зельевара, здоровый режим дня, полноценный ночной сон…       Гермиона едва сдержала истерический смешок. Блейз пристально взглянул на неё, но продолжал с завидной невозмутимостью:       — Что касается проблем с магией, то ничего катастрофического не произошло. Я не вижу ни заболеваний, ни проклятий, ни ментальных повреждений, которые могли бы исказить её структуру. Она ослаблена, несомненно, но это последствие переутомления. Её ограничивает нечто иное.       — Что же? — нетерпеливо спросила Гермиона. Блейз наконец снял заклинание и убрал палочку.       — Подумайте, ради чего вы готовы отказаться от использования магии. Есть нечто, чего вы отчаянно хотите избежать или добиться.       Гермиона нахмурилась: не такого ответа она ждала.       — То есть ты… Вы полагаете, я сама не даю себе пользоваться магией, и от этого все проблемы?       — Именно, — подтвердил Блейз. — Я дам несколько зелий, которые помогут стабилизировать фон и ослабят напряжение. Но до тех пор, пока не будет устранена причина, картина не изменится принципиально. — Вы сказали, у Скорпиуса та же картина, — напомнила Гермиона. — Он что, тоже не хочет пользоваться своей магией?       — Со Скорпиусом все немного проще, — ответил Блейз все так же спокойно. — Он не хочет быть Малфоем.       Гермиона впала в ступор, безуспешно пытаясь осмыслить только что услышанное. Ей было неудобно перед Люциусом: она подумала, что ему могут быть неприятны откровения Забини, и ещё она была сбита с толку итогами осмотра. С одной стороны, её до глубины души порадовало то, что она не была больна и не сходила с ума, с другой она понятия не имела, как решить свою проблему. Ради чего она готова была отказаться от своей магии? Чего пыталась избежать? Догадки складывались одна за другой, и ни одна из них её не радовала. Гермиона решила, что даст себе время для того, чтобы как следует всё обдумать, а пока у неё были более срочные дела. Она вынырнула из омута задумчивости и коснулась плеча Люциуса: тот негромко говорил с Забини, одновременно рассматривая какие-то записи в развёрнутом на столе свитке. Почувствовав прикосновение, Малфой поднял голову и взглянул на неё.       — Всё в порядке?       — Да, — ответила Гермиона и добавила: — То есть почти.       Люциус взглянул на часы.       — Блейз, нам пора. Ты закончил?       Забини вытащил из ящика стола небольшую резную шкатулку тёмного дерева, прошёл к стеллажу, коснулся палочкой одной из полок, и та сдвинулась в сторону, открыв нишу, заставленную зельями. Он выбрал несколько и ещё одним взмахом палочки призвал пустые флаконы, а затем наполнил их выбранными отварами и аккуратно сложил в шкатулку.       — Я передам это с одним из наших домовиков и приложу инструкцию. Зелий хватит на три дня, далее я попрошу вас снова прийти, чтобы оценить динамику. Прошу вас, мисс Грейнджер, поймите: физических и ментальных повреждений нет, но это не означает, что вы можете пустить все на самотёк. Вам нужно изменить образ жизни настолько, насколько это возможно. Так, чтобы ваш разум перестал воспринимать вашу же магию как угрозу. Если вам понадобится помощь или захочется проконсультироваться с кем-то, кроме меня, вы можете обратиться к мистеру Малфою, и мы сделаем всё, что будет возможно. Что касается процесса, я пришлю своё заключение вместе с зельями. Если мое личное присутствие сочтут необходимым, дайте мне об этом знать.       — Я благодарна за помощь, — смущённо пробормотала Гермиона, гадая, что пришлось сделать Люциусу, чтобы Блейз так легко согласился помочь. В следующую секунду Забини снова удивил её.       — Это я должен благодарить вас за то, что позволили помочь. Это самое малое, что я могу сделать.       На несколько мгновений их взгляды встретились. В глубине непроницаемо тёмных глаз Гермиона снова увидела то же выражение, что у Драко. Горло перехватило спазмом. Она хотела сказать, что Блейз не виноват в том, что с ней случилось, что он ничего ей не должен, что она хочет, чтобы то, что они оставили позади, перестало отравлять жизнь им обоим — и много чего ещё. Однако они лишь обменялись вежливыми кивками, когда Люциус снова взял её за руку и повел к камину. Во второй её руке был пузырёк с зельем, которое должно было предотвратить выброс во время встречи с Роном.       Гермиона и Люциус перенеслись по каминной сети в здание, где располагался офис Нотта. Гермиона села в уже знакомое ей кресло, с каждой минутой чувствуя всё более сильную нервозность. Она выпила зелье, которое разлилось в животе прохладной свежестью мяты, и всегдашнее напряжение, скручивающее внутренности, ослабло, будто кто-то развязал туго стянутый узел. Гермиона удивлённо прислушалась к телесным ощущениям: ей будто бы стало легче дышать. Впрочем, от волнения зелье её не избавило. Люциус потребовал, чтобы она выпила травяного чая и съела круассан. Гермиона попыталась было поспорить, но Малфой был непреклонен. Ей пришлось подчиниться, когда он пригрозил, что отправит её домой отдыхать, и всем им придётся снова пережить подготовку к встрече.       — А почему мы здесь, а не в Министерстве? — спросила она, принимаясь за нехитрую трапезу. — Разве при этом не должен присутствовать их юрист или, например, кто-то из Визенгамота?       — Это было пожелание мистера Рональда Уизли, — пояснил Нотт. — Он не хочет афишировать эту встречу, тем более что мы не станем обговаривать существенных условий. Его интересы представляет Персиваль Уизли. Мы не сочли нужным возражать против этой кандидатуры.       — Он не хочет, чтобы меня видели в Министерстве рядом с вами, Гермиона, — добавил Люциус с усмешкой. — Всё ещё надеется избежать моего вмешательства в партию, которую они задумали разыграть.       — Я до сих пор до конца не верю в то, что всё это действительно происходит, — жалобно сказала Гермиона. — Как мы дошли до такого? Впрочем, это уже не важно. Главное понять, как из этого выпутаться…       Её прервал звонок зачарованного колокольчика у двери. Люциус коротко напомнил ей о том, что она должна постараться держать себя в руках, и сел в кресло рядом с ней. Нотт пробормотал заклинание. Стол, стоявший перед ними, увеличился в два раза. Из кухни, повинуясь следующему заклинанию, выплыли ещё два кресла. Когда они заняли своё место у стола, эльфийка открыла дверь, впуская братьев Уизли.       Гермиона судорожно сжала кулаки, позволяя ногтям больно воткнуться во влажную от пота кожу. Она думала, что готова, но, едва увидев Рона, поняла, насколько сильно ошибалась. Ей хотелось закричать, когда он остановился на пороге, оглядывая её и Малфоя. Она вжалась в спинку кресла, задыхаясь от своей злости и его презрительной ненависти — к ней. К ним обоим. Перси ужом проскользнул следом и тихо сел рядом с Роном, оказавшись напротив Люциуса. На стол перед собой он положил папку с какими-то документами. Гермиона едва подавила приступ назойливой тошноты. Она так и не забыла о той роли, которую играл Перси в начале войны, и это наложило отпечаток на их отношения, хотя она всегда старалась быть доброжелательной и вежливой. С ним, с Артуром, с Флер, с Биллом — черт их побери, со всеми ними. Она считала их своей семьёй!       Её взгляд сам собой приковался к лицу Рона. Он выглядел уставшим, почти как Гарри во время недавней запоминающейся беседы, щеки его были тёмными от щетины, а волосы падали на лоб в беспорядке. Под глазами залегли тени, побледневшие губы были плотно сжаты. Рон посмотрел на неё — Гермиона снова с удручающей отчетливостью поняла, что теперь они враги. И сражаться ей придётся по-настоящему.       — Итак, — начал Нотт, — предлагаю не задерживать друг друга и приступить к обсуждению.       Перси кивнул и ответил, откашлявшись:       — Мы готовы высказать свои условия. Если Гермиона согласится, иск рассмотрят в ускоренном порядке, и решение вступит в законную силу сразу же после заседания. Думаю, так будет лучше для всех, особенно для Кэтти.       — Я не стану ничего обсуждать, пока этот ублюдок не свалит куда подальше, — вмешался Рон. Его руки, беспокойно комкавшие лист бумаги, который перед ним положил Перси, сжались в кулаки. Гермиона ощутила почти физическую боль — словно каждое слово, которое Рон выплевывал, впивалось ей под рёбра.       — Мистер Уизли, — холодно ответил Нотт, — прошу вас выбирать выражения и оставаться в рамках приличий. В противном случае к иску, который я готовлю как представитель мистера Малфоя, добавится ещё несколько пунктов.       — Плевать мне на ваш иск, — заявил Рон. — Я аврор, к вашему сведению. То, что вы собрались предъявить мне и моей семье — всего лишь измышления. Абсолютно лживые и бездоказательные. Давайте, предъявите мне свои факты, и я расскажу вам, по какой именно причине они ничтожны.       — Мистер Уизли, мы собрались здесь для того, чтобы обсудить ваш иск о передаче Кэтрин Уизли под вашу опеку. Доказательства вашей причастности к преступлению, о котором вы говорите, будут предъявлены во время рассмотрения нашего иска в Визенгамоте.       — Ерунда, — всё больше распаляясь, перебил Рон. — Аврорат должен вести расследование. Вы кто, аврор? Или, может, я что-то пропустил и Малфой, помимо моей жены, купил себе ещё и место стажёра?       Гермиона не выдержала.       — Рональд Уизли, — прошипела она сквозь сжатые зубы. — Замолчи наконец и дай своему брату сообщить нам, чего ты хочешь. И по какой такой причине ты вообще посмел снова попытаться забрать у меня дочь.       Рон махнул рукой и расхохотался. Гермиона снова всмотрелась в его лицо: ей показалось, что он нетрезв или на грани нервного срыва. Она тревожно взглянула на Люциуса — тот едва заметно покачал головой. Гермиона опустила взгляд и увидела, что он держит наготове палочку.       — Вот именно, — снова заговорил Рон. — Речь идёт о нашей с тобой дочери, которую ты не способна нормально воспитать. И я никак не могу взять в толк, какого Мордреда я должен смотреть на эту мерзкую рожу? Может, я чего-то не знаю, а, Гермиона? Так поведай нам, зачем он здесь, или пусть катится куда подальше, потому что нечего ему совать нос в мои дела!       — Мистер Уизли, — заговорил Люциус с ледяным презрением, — я нахожусь здесь потому, что считаю нужным находиться, а мисс Грейнджер не имеет ничего против моего присутствия. Более того, в суде я выступлю как свидетель в её пользу. Мистер Нотт достаточно доходчиво объяснил второму мистеру Уизли, почему выслушать меня в ваших же интересах. Так что сделайте нам всем одолжение и прекратите этот фарс.       Рон побледнел так, что Гермионе почудилось, что сквозь его кожу проступила зелень. Она сухо сглотнула и беспомощно огляделась. Эльфийка материализовалась рядом с ней — в маленькой ручке был стакан воды. Гермиона благодарно кивнула и сделала несколько торопливых глотков. Стало немного легче.       — Да, Гермиона, чего-чего, а такого я от тебя не ожидал, — протянул Рон, продолжая терзать и без того изуродованный лист. — Я всё удивлялся, что тебе вечно было не так? Мама не знала ни минуты покоя, тревожилась о тебе, звонила, старалась помочь, а ты только фыркала и задирала нос. Я работал — ты же сама говорила, что я должен делать карьеру, — а ты всё время кривила лицо и что-то требовала. Я тебе помогал — посмеешь сказать, что не помогал? Ты же вконец обленилась, даже пожрать мне не могла приготовить, только и делала, что ныла, ныла, ныла без конца! Зачем ты тогда рожала, если не можешь справиться с ребёнком? Я не хотел тебе её отдавать, знал, что мать из тебя никакая, как и жена. Но мама сказала, нужно дать тебе шанс понять, что ты была неправа. Она всегда относилась к тебе слишком хорошо, и чем ты нам отплатила? Легла под вонючего Пожирателя! Чего тебе не хватало, Гермиона? Денег? Ну разумеется, у меня нет такого хранилища в Гринготтсе. Я копил на дом, который ты с меня требовала, хотя мы прекрасно могли жить в Норе. Ты испортила мне всю жизнь, я мог бы давно получить повышение, но Кингсли упёрся: видите ли, он не может быть уверенным, что у меня хватит ответственности, потому что у меня в семье нелады! Да я три года пахал как проклятый, и всё для чего? Чтобы ты встала мне поперёк дороги!       — Так разведись со мной и отстань от нас с Кэтрин, тем более что она тебе не больно-то и нужна! — выпалила Гермиона. — Я сейчас же пойду к Кингсли и скажу, чтоб не смел смешивать мою жизнь и жизнь моей дочери с вашими дурацкими играми! Делай, что хочешь, крути дальше романы налево и направо и жалуйся каждому встречному и поперечному на то, как тебе со мной не повезло. Зачем тебе ребёнок, Рон?       Рон покачал головой, кривя рот в ухмылке, которую Гермионе мучительно захотелось стереть каким-нибудь запрещённым заклятьем.       — Нет, так не пойдёт. Я не оставлю Кэтрин тебе и не подпущу к ней твоего любовничка. Она должна воспитываться в нашей семье и вырасти такой, какой должна вырасти настоящая волшебница. Ты ничего не можешь ей дать. Я слышал, как она целыми днями и ночами плачет, а ты на неё орешь — и Визенгамот тоже это услышит. Я записал пару твоих истерик на телефон, Гермиона. Ты сломаешь Кэтрин психику, если до сих пор не сломала.       Гермиона застыла, не зная, что ответить на эти обвинения. Она лихорадочно вспоминала, как вела себя с Кэтрин, убеждалась, что почти всегда была ласкова и делала всё, чтобы успокоить дочь, — почти всегда. Она действительно несколько раз выходила из себя и кричала, но в этот момент Кэтрин и сама вопила так, что у Гермионы закладывало уши. И Рон собирался использовать против неё её усталость, отчаяние и беспомощность…       — Значит, ты знал, что она постоянно кричит, что она не спит ночами и не даёт мне ни секунды покоя, но всё, что ты сделал — это пара записей? Ты не пришёл, чтобы помочь, не озаботился тем, чтобы найти врача, ты, черт тебя побери, воспользовался тем, что твоя бессовестная и подлая сестра подсунула мне эту дрянь с подачи вашей полоумной матери!       Рон грохнул по столу кулаком.       — Не смей так говорить о Джинни и маме. Ты им в подметки не годишься. Ты вообще ни на что не годишься, кроме своих книжек. Я долго терпел и думал, что ты исправишься, но теперь вижу, что мама была права: Кэтрин надо забрать, и мы её заберём. Может, суд разрешит тебе её навещать, но вряд ли, учитывая, что ты спишь с этим мерзавцем. Его деньги вам не помогут — не надейся. Интересно, когда ты начала с ним крутить? Я всё думал, почему ты так рьяно защищала змееныша. Он только и делал, что поливал тебя грязью, а потом и вовсе чуть всех нас не угробил, и к смерти Дамблдора руку приложил, а ты на его суде чуть наизнанку не вывернулась, и Гарри подбила выступить. Ничего не хочешь поведать, а, Гермиона?       — Я думаю, на этом нашу встречу можно закончить, — сказал Нотт и жестом прервал Перси, который наконец решил включиться в беседу. — Мы услышали достаточно, и, заверяю вас, внесём соответствующие изменения во встречный иск. Примирение сторон, как, я думаю, понимают все присутствующие, невозможно по причине непреодолимых разногласий. Мистер Уизли, вы согласны с тем, что необходимость в присутствии мистера Рональда Уизли и миссис Грейнджер-Уизли при наших будущих встречах отсутствует?       Перси выразил своё полнейшее согласие. Нотт поблагодарил его и пожелал им с Роном хорошего дня. Рон с грохотом отодвинул кресло и встал.       — Ты ещё пожалеешь обо всём, Гермиона. Горько пожалеешь. Но будет поздно.       С этими словами он вышел. Перси скороговоркой попрощался и последовал за ним. Когда дверь закрылась, Гермиона закрыла лицо руками и позволила себе расплакаться.