Поруганный ангел

***

      В первый же день своей столичной жизни Шеннон отыскал мистера Нила — бывшего военного, а ныне владельца табачного магазина, того самого сослуживца Джека, которому когда-то было адресовано запасное письмо на случай побега. Жаль, что того письма при себе не имелось, пришлось уповать на доверие и отзывчивость незнакомого джентльмена. Мистер Нил опечалился, узнав, что Джек Уокмен пропал без вести, и обещал помочь, чем сможет. Он обнадёжил, рассказав несколько историй чудесных спасений на войне, когда пропавших никто и не чаял впредь увидеть живыми. Шеннон спросил совета, к кому ему обратиться, чтобы из первых рук узнать о службе Джека на той войне, и сразу же после визита к мистеру Нилу, вопреки его предостережениям, отправился в Военное Министерство, откуда предсказуемо ушёл ни с чем. Его не пропустили дальше фойе, и, конечно же, разговаривать с безусым мальчишкой никто из высокопоставленных чинов не стал. С ним не стали говорить даже постовые на входе, издевательски усмехнувшись и заявив про военную тайну. Оставалась надежда на Нила, он обещал найти кого-то из нынешних сослуживцев Уокмена и сообщить об этом Шеннону.       Не зная, куда и к кому ещё обратиться, задумчивый Шеннон поплёлся в гостиницу. Услышав крики уличного продавца газет, он остановился, и вдруг его осенила идея. Он расспросил газетчика, как и где следует подавать объявления в газету, что и незамедлительно сделал. В объявлении он сообщал, что разыскиваются военнослужащие, недавно вернувшиеся из определённой страны и обладающие любой информацией о капитане Джеке Уокмене. Это должно было сработать! Столица, на то она и столица, что большинство граждан Королевства, возвращаясь на родину из дальних путешествий, проезжают через неё. Вдруг газета попадёт в руки того самого человека. Воодушевлённый Шеннон подал объявления сразу во все известные столичные газеты. Оставалось ждать.              Прожив две недели в приличной гостинице, Шеннон решил переехать в гостиницу попроще. Деньги, выданные Уимси на первое время, быстро заканчивались. Столица недаром славилась дороговизной жизни, здесь хлеб стоил, как фунт телятины у того мясника, на ферме которого Шеннон получал анатомическую практику.       От мистера Нила не было никаких вестей, на объявления тоже никто не откликался. Шеннон упорно размещал одно и то же объявление, повторяя его каждый день, но, увы, ожидаемого результата это не приносило.       Отчаявшийся Шеннон вновь вернулся к Военному Министерству и принялся останавливать на улице всех людей в форме, входящих и выходящих из здания, вежливо пытаясь заговорить с ними и узнать хоть что-то о той войне. После чего он провёл в полиции ночь и следующий день. Душная вонючая камера, в которой вместе содержались мужчины и женщины, воры и шлюхи, пьяницы и убийцы, оставила в его душе глубокие впечатления. После унизительного допроса его отпустили, пригрозив, что арестуют, если ещё раз заметят за подобным занятием.       Шеннон снова наведался к Нилу, но тот ничем не порадовал. Он так же не смог найти кого-либо, прибывшего с места службы Уокмена.       Оставалась ещё одна возможность, прибегать к которой Шеннон крайне не желал, — умолять всесильного Уимси разыскать Джека, несмотря на то, что один раз тот уже отказал. Нет, пока есть надежда справиться самому, он просить не станет. Шеннон не хотел верить, но вполне допускал мысль, что сам Уимси поспособствовал «пропаже» Джека. Логическому объяснению эта гипотеза не поддавалась: зачем устранять конкурента, если любовник с началом осени всё равно покинул бы поместье, чтобы начать учёбу в университете? Неужели графу настолько хотелось удержать Шеннона на лишние три месяца? Или он рассчитывал, что с горя тот отказался бы от учёбы и навечно остался утешаться в графских объятиях? Чушь, конечно. А впрочем, кто поймёт, что творится в душе у ревнивцев? Вон, то смолой измажут, то на войну отправят…       Самую неприятную мысль Шеннон загнал в угол сознания и старался не касаться её даже мельком. Эта мысль ужасала: а вдруг отправки Джека на войну не было вообще? Последний раз он видел Джека в гостинице и больше не получал от него ни единого знака, кроме двух устных сообщений графа о назначении Уокмена сначала солдатом, потом доктором. Письмо же, которое уведомляло о его пропаже, вполне могло оказаться фикцией. Если Уимси приказал убить своего доктора, не отправляя в дальние края, а где-нибудь на полпути в столицу, то, конечно же, он позаботился о том, чтобы обмануть Шеннона. Нет, думать об этом было поистине страшно. Поэтому Шеннон не думал об этом.       Упрямо не теряя надежды, он всерьёз замыслил поездку в ту проклятую страну. Он не видел смысла сидеть на месте и ждать неизвестно чего. Если Джек жив и находится в плену — значит, надо его вызволять. Если же он мёртв — нужно найти его останки и убедиться в этом самолично. О смерти Джека Шеннон думал лишь как о возможном варианте, по-настоящему он его не рассматривал. Джек не допустил бы своей гибели, ведь он знал, что его ждёт Шеннон. Да, Джек смелый и отважный, но он всегда был осторожен и осмотрителен. Если Джек и совершал оплошности, то лишь по вине самого Шеннона, сбивающего его с правильного пути. Джек обязан быть живым.       Шеннон набрался решимости ехать, но его замысел не воплотился. Отчаянный поступок ненароком предотвратила миссис Холберт.              На дальнюю дорогу требовались большие деньги, поэтому Шеннон занялся продажей части своих драгоценных подарков — с этой целью он наведался к ювелиру. Первой в расход он пустил ненавистную бриллиантовую булавку. Предложенная сумма оказалась настолько внушительной, что радостно удивлённый Шеннон в тот же день отправил деньги родителям, зная, насколько существенным окажется его вклад в дело спасения родного поместья. А для путешествия можно было продать другую булавку — жемчужную, и перстень с бледным изумрудом («Ах, этот камень так чудесно гармонирует с твоими глазами!»), или часы, или прочие ненужные безделушки. Только скрипка должна оставаться в неприкосновенности до последнего, но и её Шеннон пожертвовал бы ради Джека. Вырученные за булавку деньги он сопроводил письмом к матери, обращаться к отцу он так и не решился. Разумеется, как только миссис Холберт получила послание от сына, она тут же приехала в столицу.       Вот тут и выяснилось, что ещё зимой Джек написал своё единственное письмо миссис Оливии Уоллес, в котором интересовался судьбой Шеннона. В письме он пояснил, что, будучи вынужденным служить в далёкой стране, переживает за своего бывшего подопечного, с которым их связывали дружеские отношения. Сказал, что не имеет возможности писать ему напрямую по причине недовольства его высокого благодетеля. Оттого и обращается он к уважаемой подруге миссис Холберт, поэтому и адресатом на конверте указан его денщик.       Это известие обрадовало и всполошило Шеннона. Джек всё-таки был на той войне, Уимси отправил его туда, а не убил по дороге. Это хорошо, хоть одним страхом стало меньше. То, что Джек помнил Шеннона и тревожился о нём, грело душу. Но главное, у Джека был денщик, который обязан знать о нём всё! Только бы миссис Уоллес сохранила конверт или точно помнила адрес, по которому писать.       По настоянию Шеннона, миссис Холберт вынуждена была в ту же минуту сесть и написать подруге письмо с соответствующей просьбой. Пока ждали ответа, она занялась обустройством сына в столице, так как ехать домой он снова наотрез отказался. Миссис Холберт подыскала ему маленькую, но уютную комнату, сдаваемую добропорядочной немолодой хозяйкой за вполне умеренную цену, включающую в себя горячие завтрак и ужин. В тот же день она перевезла Шеннона на новое место жительства. После жизни в особняках небольшая комната поначалу показалась ему неудобной: высокий ростом, он насадил не одну шишку и синяк, пока не приноровился нагибаться в дверях, не махать руками на узкой лестнице и обходить углы своей скудной меблировки.       Мама без умолку рассказывала, как дела дома, у соседей, у родных и друзей. Оказалось, что Кристофер также проживал в столице. «Я же тебе писала!» Ещё осенью, по рекомендации неизвестного влиятельного лица ему предложили работу в качестве переводчика при важном правительственном чине. Он очень хорошо себя зарекомендовал, и к весне его повысили до должности личного секретаря.       — Кристофер всегда был целеустремлённым мальчиком, усидчивым и ответственным. В отличие от тебя, Шеннон! В двадцать пять лет он уже работает при чиновнике в правительстве! Уверена, что его ждёт большое будущее. Он сделает карьеру не хуже, чем ваш дед — посол. Надеюсь, тебе тоже хватит сил выучиться, раз представилась такая возможность, и никакие амурные похождения с докторами-охранниками тебе не забьют мозги.       Миссис Холберт метнула в него осуждающий взгляд. Шеннон стремительно покраснел и фыркнул. Он догадывался, кто рекомендовал Кристофера важному правительственному чину. Чувствовалась рука всемогущего благородного Уимси.              Визит с мамой в гости к Кристоферу оставил у Шеннона неприятные впечатления. Брат жил в небольшой, но хорошей по столичным меркам квартире. Он сказал, что жильё оплачивается его работодателем, и сразу же поставил дорогих родственников в известность, что квартира рассчитана на него одного. Шеннон внутренне передёрнулся: можно подумать, он жаждет проживать с нелюбезным занудным братом под одной крышей. Несмотря на длительную разлуку, Кристофер демонстрировал скуку и безразличие при общении с матерью и братом, разговаривал утомлённым тоном, и, казалось, от его холодности стынет чай в тонких фарфоровых чашках. По всей видимости, и без того спесивый Кристофер неимоверно возгордился своей важной должностью, зазнался и вообразил себя этаким столичным аристократом, стыдящимся провинциальной родни. Не будь у Шеннона корыстной цели, он послал бы милого братца ко всем чертям и уволок бы маму из этого ледяного дома.       Уличив момент, он отозвал Кристофера в сторону для разговора с глазу на глаз.       — Мне нужна твоя профессиональная помощь, — недипломатично заявил Шеннон.       Кристофер ожидаемо возвёл глаза к потолку, изображая вселенскую усталость от людских просьб. Но Шеннон хорошо знал брата и видел, как тому польстило обращение.       — Шеннон, ты должен иметь представление, насколько у меня важная и секретная работа, я работаю на правительство.       Шеннон согласно закивал головой, подыгрывая брату.       — Да, я понимаю это. Я не попрошу ни о чём сверхсекретном, не волнуйся. Мне просто нужно узнать всё что возможно о человеке, пропавшем без вести в нашей воинственной южной колонии.       — Что за человек? — С Кристофера на мгновение спала маска невозмутимости, показав длинный нос деревенской сплетницы.       Шеннон для виду помялся и преувеличенно доверительным тоном прошептал:       — Этот человек очень близок мне, понимаешь? Его отправил на войну мой покровитель, приревновав ко мне. И там, спустя пять месяцев службы, он пропал без вести. Не в бою, нет. Возможно, его похитили разбойники, но требований выкупа так и не последовало. Двое сослуживцев, вместе с которыми его видели последний раз, были найдены убитыми.       Кристофер минуту осмысливал сказанное, потом лениво произнёс:       — А ты не допускаешь возможности того, что «пропавший» сам инсценировал свою пропажу, совершил убийства ради правдоподобности и сбежал к лучшей жизни? Если говорить точнее: от всех вас сбежал. Вполне возможно, что в деле замешана женщина.       Шеннон поразился устройству братского мозга: ему самому такое и в голову не могло прийти. Воистину у Кристофера криминальный склад мышления, недаром он, учась в колледже и приезжая на каникулы домой, пугал маленького брата историями о знаменитых преступниках, которыми так восхищался. Шеннон позволил себе не согласиться с версией Кристофера.       — Нет, сам он сбежать не мог, тем более с женщиной.       Брат презрительно хмыкнул.       — И почему бы это? Потому что на родине его ждёт безгрудая худая красотка?       Шеннону пришлось молча проглотить обиду — ссориться с Кристофером пока не входило в его планы. А тот, наслаждаясь видом униженного брата, снизошёл похвалить его внешний вид.       — Кстати, костюм великолепный. Только подобные лацканы уже не актуальны, они были в моде прошлой осенью. Нынче шьют чуть ýже раскеп.       Шеннон невольно огладил лацкан бежевого костюма, пошитого как раз той осенью. Почти весь свой обширный гардероб он оставил у графа, собираясь впопыхах и взяв с собою лишь малую часть одежды. Утирать нос Кристоферу, рассказывая о своей прошлой богатой жизни, он не посчитал интересным. В данный момент его волновала только судьба Джека.       — Кристофер, так ты поможешь мне? Или твоя должность столь незначительна, что тебе это не по силам? Мне нужно узнать хоть что-то о нём. Я готов сам поехать на его поиски. Найди людей, с кем служил капитан Джек Уокмен, двадцати восьми лет, доктор по профессии.       Высказывание о незначительной должности Кристофера послужило Шеннону утешением за «безгрудую красотку». Задетое самолюбие брата дёрнуло кадыком, и он процедил:       — Для этого требуются связи в Военном Министерстве, а это совершенно не моя сфера деятельности. Однако я попробую что-нибудь придумать. Но ничего не могу обещать.       На том и закончился визит в ледяной дом. Шеннон отправился в своё новое жилище, а миссис Холберт в ближайшую к нему гостиницу. Она не собиралась покидать Шеннона, пока не прояснится интрига с письмами.              Волнительное ожидание ответа от миссис Уоллес оказалось не напрасным: она не только помнила имя и адрес отправителя, но и сохранила то письмо, и даже выслала его. Шеннон, отвернувшись к окну, с трепетом читал строчки, написанные знакомым уверенным почерком. Он только сейчас сообразил, что у него нет совсем ничего, что принадлежало бы Джеку. Этот лист бумаги — единственная материальная память о нём. Шеннон вздохнул. Жаль, что письмо адресовано не ему, но зато есть его имя, написанное рукой Джека. Наверное, когда он писал, он его проговаривал: «Ше-ен-но-он…», протяжно, словно гладил любимого мальчика по обнажённой спине к ягодицам…       Шеннон написал письмо на имя денщика, используя всё своё красноречие и умоляя сообщить любые подробности о судьбе Джека Уокмена. Также он спрашивал, есть ли возможность нанять кого-либо из военнослужащих или местных жителей в качестве проводника, так как он готов приехать и самолично заняться поисками Уокмена. На конверте отправителем он подписался сам, а вот адрес указал Кристофера, так как не был уверен, что к моменту получения ответа не переселится в студенческое общежитие.       Не просвещённая содержанием отправленного Шенноном письма, а потому спокойная миссис Холберт уехала домой, зачитав сыну обширный список наставлений для самостоятельной жизни: о необходимости пить молоко, как стирать рубашки и кальсоны, где дешевле обедать, не есть всухомятку, избегать хождения по улицам в темноте, еженедельно писать письма домой и, в случае чего, обращаться к Кристоферу. «Он твой единственный брат, он обязан заботиться о тебе».       Понимая, что ответ от денщика придётся ждать в лучшем случае полтора месяца, а то и все два, Шеннон, изнывая от тревоги и нетерпения, наведался к Нилу и рассказал ему последние новости. Потом снова подал всё то же объявление в газеты и, чтобы не терять времени даром, если придётся ехать на поиски Джека, принялся за изучение языка той далёкой страны. Учителя экзотического языка он также нашёл с помощью газетного объявления, а для оплаты обучения и на прочие расходы пришлось продать перстень. Тем же путём через газету Шеннон отыскал своего столичного преподавателя восточной борьбы, занятия с которым в доме Уимси, увы, продлились недолго в связи с отъездом ученика. Маленький узкоглазый сэнсэй откликнулся на первое же размещённое объявление, очень обрадовался Шеннону и с готовностью согласился продолжить занятия. Деньги, вырученные за перстень, тоже быстро иссякали.       Ко всему прочему Шеннон продолжил самостоятельные занятия по математике и химии, записался в читальный зал Национальной библиотеки и подолгу музицировал на скрипке к радости своей квартирной хозяйки. Он занимал себя с утра до ночи делами, лишь бы скорее бежало время.              Письмо от денщика пришло, как и ожидалось, почти через два месяца. Шеннон караулил его, каждый день надоедая Кристоферу стуком в дверь. Получив наконец заветный конверт, Шеннон бросился в ближайший сквер на скамейку, судорожно распечатал письмо и жадно принялся читать. Прочитанное повергло его в отчаяние. Денщик — судя по манере письма, на редкость образованный парень, — искренне сочувствовал «многоуважаемому мистеру Холберту» в потере близкого друга. Проникновенными словами он описал, что знал: как вечером не вернулись с отдыха из кишлака трое офицеров, в том числе капитан Уокмен. Как на следующий день начались их поиски, как на третий день в горах нашли тела двух пропавших офицеров: оба жестоко избитые и связанные по рукам и ногам, а один из них обезглавленный. Следы копыт, верёвки и узлы указывали на то, что военные были схвачены разбойниками-горцами. Капитан Джек Уокмен некоторое время считался пропавшим без вести, пока разведчики, посланные с военным заданием в заброшенный горный аул, не обнаружили человеческие останки, которые по всем признакам принадлежали ему. Учитывая, что с момента пропажи Уокмена и до нахождения тела, прошло более двух жарких месяцев, то опознать его по внешним признакам оказалось затруднительно. Но благодаря недавним армейским нововведениям, у каждого военнослужащего при себе имеется личный жетон, по которому и опознали личность покойного. Офицерская форма, сапоги, рост и волосы также совпадали. Разведчики, обнаружившие останки, погребли их на том же месте в горах.       Заканчивалось письмо фразой: «Капитан Уокмен был лучшим командиром из всех, с кем мне довелось служить. Упокой, Господи, его душу».       Шеннон вскочил со скамейки и со злостью порвал письмо. Джек жив! Не надо его покоить!       Тёплый летний ветер подхватил обрывки письма и разметал их по скверу.