Разбуди меня… Не искала, но все же нашла. Дышу на свободе, тоска умерла И не стоит того, чтобы долго о ней. Разбуди меня… Завтра нас не оставит в живых, Наше время — уже одно на двоих! И горят фонари, и свободен тоннель... Навзничь упавшие, Насмерть пропавшие. Нет стыда у любви, Запретов не может быть! Парим друг над другом мы, Кружим самолётами, Этим эфиром только и можно дышать, В этих движениях только и стоит жить! Диана Арбенина и Ночные Снайперы — Разбуди меня
***
Весь Чикаго был ошарашен произошедшим. Казалась, что вся жизнь в городе замерла, и будто бы даже извечные ветра вдруг разом стихли, не решаясь потревожить повисшие в воздухе скорбь и ужас его жителей. Бесстрашие отходило от случившегося почти неделю. Пока мы прощались с погибшими и зализывали раны, Афракционеры затаились в своих норах, явно вынашивая очередные гадкие планы. В этот раз время играло против нас, но оправиться от настолько масштабного предательства оказалось очень и очень непросто. Больше всего на нас сказались даже не ранения и потери, а вероломство тех, кого мы считали надёжными товарищами, а многие — и друзьями. Охрана фракции, те, кому все мы безоговорочно доверили стоять на страже нашего общего дома… Правду говорят: нож в спину втыкают те, кого мы закрываем грудью. Насколько их план был наглым, настолько же и гениальным. Сменившись со своих постов, они, как деловитые муравьи, малыми группами устремились в оружейную, встречаясь с такими же предателями в коридорах, сливаясь в единый поток уже у самой цели, а потому не вызвали никаких подозрений: ну идут себе люди после рабочей смены сдавать оружие — и идут. Первый раз что ли? А что чуть раньше положенного времени, так никто и не заметил. Кому оно надо — чужой распорядок высчитывать? Никому до них и дела не было. А вот у них дело было, да ещё какое! Джима убрали в самый последний момент, чтобы не привлекать к его отсутствию излишнего внимания. Тот не любил покидать своё рабочее место без веской на то причины и просто так бы никуда не ушёл. Заметив, что его долго нет, кто-то мог этим заинтересоваться и поднять ненужный шум, затеяв поиски старого вояки. У предателей же всё было рассчитано по секундам, и посторонняя возня была им совершенно ни к чему. Продажные мерзавцы собирались быстро и тихо войти в оружейную, снять с трупа Джима ключ от закрытой секции, обнести её и также тихо и незаметно покинуть фракцию через эвакуационный ход, о котором, кстати, знало очень ограниченное количество лиц. Похоже, что Нико и к этому успел приложить свою руку. Мы с Эриком оповестили Макса, Дина и Локо сразу же, как сами узнали о случившемся, но те всё равно смогли добраться до штаб-квартиры, только когда всё уже было кончено. Вернувшись домой, они обнаружили фракцию, хоть и не в руинах, но в полном раздрае — уж точно. Люди не знали, что им делать, куда бежать и кому теперь можно доверять. Сразу после извлечения пострадавших из-под щитов я, удостоверившись, что с Эриком и друзьями всё будет в порядке, наконец-то вспомнила о своей новой должности и постаралась упорядочить воцарившийся вокруг хаос. Но все мои попытки организовать народ и навести хотя бы относительный порядок выглядели довольно жалко, если не сказать «нелепо». Именно тогда ко мне со всей ясностью пришло осознание того, насколько же мне не хватало знаний и опыта. Управляться с целой фракцией — это совершенно не то же самое, что командовать слаженным отрядом из восьми человек! Надеясь на помощь, я раз за разом пыталась связаться с Лидером Фрай, но ни одна из множества попыток не увенчалась успехом — абонент был вне зоны действия сети. Нас с Эриком сразу удивило, что она никак не отреагировала на сигнал тревоги и не побежала воевать с предателями впереди всех, подгоняя солдат командными выкриками и едкими замечаниями. Тогда мы подумали, что той просто тоже не было в штаб-квартире. Но позже и эта тайна была раскрыта: люди, отправленные на её поиски, обнаружили Малию без сознания между дальними стеллажами в её же собственном кабинете. На затылке виднелась кровь от сильного удара, руки и ноги были крепко связаны, а её личный комм валялся в стороне напрочь разбитый. Всё указывало на то, что женщину изначально не собирались убивать, скорее — надёжно задержать. Но всё равно перестарались: пролежи она так ещё полчаса, и травма, казавшаяся просто неприятной, могла бы иметь куда более плачевные последствия. Через пару дней врачи сказали, что её жизни ничего не угрожает, однако выпускать из лазарета не торопились. Аника Прайс должна была находиться рядом с Малией, но при обыске кабинета-склада Бесстрашные её не обнаружили. Испугавшись возможных последствий, я разослала по всей фракции людей на поиски девчонки, и не передать словами всё моё облегчение в тот момент, когда со мной связалась Лорен и сказала, что Аника в компании Питера уже больше часа как пытается заверить остальных неофитов, что Хэйес никакой не насильник, а разыгранное ими представление было только частью секретного плана. Когда Питер как ни в чём не бывало заявился к своим, они закономерно удивились. Ну и разозлились, конечно, так как считали, что такому гнусному подонку не место в их стройных неофитских рядах. Словам самого парня никто не спешил верить, а потому он решил найти Анику и привести её к враждебно настроенным товарищам, дабы та лично всё подтвердила, пока его не растерзали Бесстрашные-недоучки. Уж не представляю, как им удалось улизнуть из-под строгой опеки Фрай, но уверена, что хитрецы придумали очередной «гениальный» план. Как бы то ни было, благодаря этому девчонка осталась цела и невредима. Эрика и большую часть Бесстрашных, участвовавших в обороне оружейной, выпустили из лечебки уже дней через пять, и, стоит отдать должное врачам, выглядели наши недобитые герои очень даже неплохо. Многочисленные синяки, конечно, ещё не прошли, но ведь это такая мелочь… И, казалось бы, всё снова наладилось: почти все целы, наши потери минимальны (и это при таких-то условиях!), оружие осталось в сохранности, а большая часть предателей уничтожена. Но не обошлось и без ложки дёгтя. Ложки размером с бочку — Нико Прайс сбежал. Пока всё наше внимание было сосредоточено на нападении, кто-то совершил набег на тюремные камеры. Нико, Фуэго, Редвуд и ещё с десяток человек пропали, а охрану и остальных заключённых перебили — предателям не нужны были свидетели. Что интересно, среди убитых были и те, кто точно сотрудничал с Прайсом в его грязных делишках. Более того, пришли даже в медблок за Гарретом. И не только за ним... Пользуясь всеобщей неразберихой, Нико спешил замести следы. Тот из его людей, кто пришёл за начальником западной заставы, наведался ещё и в палату к Золе. — Выхожу я, значит, из-за ширмы, — рассказывал Демон, пока Флай деловито зашивала рану на его руке, — а там — этот! Стоит, морда довольная, пистолетом с глушителем, как дирижёрской палочкой, во все стороны размахивает да пафосные речи толкает. «Привет тебе от Нико, сучка!» — передразнил он писклявым голосом. — Сам он… Ай! Нежнее, доктор, ещё нежнее! А то я так вообще без руки останусь. — возмущался парень, недовольный, что его рассказ прервали. — Будешь мне мешать — останешься без головы, — непривычно хмуро буркнула в ответ Флай, так и не успевшая сменить окровавленный халат на новый. — Ого! Вы до чего мне девочку довели, что она теперь на людей ни за что бросается? — притворно ужаснулся Дэм, но медик быстро дала ему понять, что ей не до шуток. — Ай! Всё, понял-принял, сижу и не жужжу! — он поднял уцелевшую руку в примирительном жесте, и поспешил продолжить свой рассказ. — У меня с собой из боевого арсенала были только складной нож да набор отмычек. И что мне с ними было делать? Подбирать ключ к его сердечку?! Вот правильно Фокс без запаса оружия даже из квартиры не выходит, надо так же начать делать… Так о чём я?.. А, точно! Выхожу я такой к нему, а он глаза выпучил и замер. Стоим мы, значит, друг на друга смотрим, что делать дальше — не знаем. Я — потому что с голыми руками против пистолета переть не очень хочется, он — потому что не знает, чем я вооружён, и сколько нас таких ещё по углам попряталось. Ай! Флай, цветик ты наш ненаглядный, да за что ж ты со мной так сурова? — А нечего руками размахивать. Ещё будешь мне мешать — дам слабительное, а потом вырублю. — Ты разбиваешь мне сердце своей жестокостью! — он приложил здоровую руку к груди, но почему-то к правой её стороне. — Мой братец дурно на тебя влияет. — и мгновенно переключился. — Так вот, я к чему веду? Время идёт, Джагс этот нервничает всё сильнее, Монтгомери обмирает от страха за ширмой, а я… Ну, а что — я? Как всегда, болтаю. Иду к нему и строго так говорю: «Дяденька, а вы этой спящей красавце кем приходитесь? У нас посещения разрешены только родственникам и строго в приёмные часы. Вы сегодня уже не успели, приходите завтра с трёх до пяти». — Че-его-о?! — уставился на него, как на дурачка, Сэм, до того тщетно пытавшийся оттереть капли крови от рукава форменной куртки. — Во-во! Тот мужик точно так же отреагировал! — радостно закивал Демон. — А пока он глазами хлопал, я к нему и подобрался. Ну, почти… Всего-то пара-тройка шагов оставалась, когда до него дошло, что над ним просто издеваются и отвлекают внимание. Наставил на меня пистолет и говорит: «Стой, где стоишь! Убивать тебя буду». А я не хочу, чтоб меня убивали! — Дэм! — не выдержала я его привычных кривляний. — Давай по делу, у меня нет ни сил, ни времени на театральные представления. — Не ценишь ты моих талантов, — он задрал нос в наигранной обиде, но всё же перешёл к сути рассказа. — Ну, думаю, всё — не стать мне уже героем. Был вариант рывком броситься ему в ноги, чтобы сбить на пол, но тогда я рисковал словить пулю головой. Или Эрудиткой. Стою, думаю, идей нет, а с жизнью прощаться ой как не хочется. И тут из-за ширмы с диким визгом выскакивает перепуганная Монтгомери, как гранату, кидая во врага пластиковую баночку от успокоительного! А мы ж Бесстрашные, у нас рефлексы... Ну этот ваш Джагс и дёрнулся в сторону, чтобы уклониться от снаряда. А мне только того и надо было! Бросился к нему, сбил с ног, пару раз по морде съездил, а он, зараза, кулачок всё не разжимает, стрелялку свою не отдаёт. Покатались мы с ним так по полу, пособирали пыль… Ай! Эй! За что, цветик?! — А нечего врать, — справедливо возмутилась Флай, закончив накладывать швы и приступая к повязке, — нет у нас в палатах никакой пыли. — Ну нету, — вынужден был согласиться парень. — Но драться-то зачем? И вообще, не отвлекай. — и снова мне. — Катаемся мы с ним по полу, мнём друг другу бока, лица и всё, что мнётся, но тут он как-то изловчился и всё-таки выстрелил по мне. Зараза такая! Из руки — кровь брызгами, из Эрудитки — вопль паникующей сирены, из врага — злобные хрипы радости, из меня — исключительно маты. Монтгомери в обморок — хлоп, я Джагса, не ожидавшего от раненого меня великих свершений, по морде целой рукой — хлоп! Ну, у него от неожиданности пистолет из руки тоже — хлоп. — не смотря на полученную рану, Дэм просто лучился самодовольством. — А там уже всё было просто. Я успел дотянуться до оружия раньше, пустил пару пуль в мерзкую морду да выкатился в коридор, чтобы позвать на помощь. Там как раз Медведь с Принцем очередного раненного тащили. Увидели меня, подняли панику, народ сбежался, медики взяли нас в оборот, а потом и вы пришли. Ну и, собственно, всё.***
Как мне и обещали, вскоре Эрик пришёл в себя достаточно, чтобы вырваться из-под опеки заботливых докторов и снова начать активно всеми командовать. Он переживал побег Нико и остальных заключённых, как личную ошибку, а потому зверел от каждого, даже самого маленького и незначительного раздражителя. Я честно пыталась его успокаивать и сглаживать острые углы, но и моего терпения не всегда хватало, из-за чего мы с ним цапались не многим хуже, чем в старые добрые. Успокоились, только когда Макс пригрозил, что разведёт нас по разным углам, как непослушных детей. А когда мы оба немного остыли, нам и вовсе стало стыдно за своё неуместное поведение. — Псих, а Псих?.. — я поставила перед ним кружку с горячим кофе и парой шоколадных конфет и нерешительно протянула. — А может, ну её — эту ругань? Эрик поднял на меня удивлённый взгляд и несколько раз растерянно моргнул, медленно соображая, с чего вдруг такая щедрость с моей стороны, и о чём я вообще толкую. Отложив папку с очередным неутешительным отчётом, он глубоко вздохнул и протянул мне руку. — Иди сюда, чудовище моё. — Эй! Чего сразу чудовище-то? — я обиженно надула губы, но руку всё равно приняла, а потом и вовсе с комфортом устроилась у Эрика на коленях. С каждым разом подобные действия становились всё более привычными и естественными, уже не вызывая того ступора, что нападал на меня раньше. — Я к нему с миром, а он обзывается… — Не строй из себя святую невинность, — улыбнулся он, — тебе не идёт. Всё же зловредной ведьмой тебе быть привычнее. — Да ну тебя! — А что касается наших конфликтов, тут ты права — надо с этим завязывать. Последние несколько дней и так были не самыми приятными, незачем нагнетать атмосферу ещё сильнее. — Да уж говори, как есть: последние пару месяцев были откровенно погаными, так что не хотелось бы воевать ещё и в собственном кабинете и дома с собственной, вроде как, девушкой. — Что значит «вроде как»? — мгновенно нахмурился мой Лидер. — Ты всё ещё не реши?.. — Тсс! — прижала палец к его губам, заставляя замолчать. — Не нервничай, всё хорошо: мы пара, а вокруг порхают райские бабочки, витают сердечки и скачут радужные пони. — Ведьма! — Да ладно тебе, — я уже привычно отмахнулась от его недовольства. — Вот ты опять заводишься почём зря, а между тем — я здесь, рядом с тобой. Несмотря на все ссоры и разногласия, никуда не делась: по-прежнему тут, заботливо готовлю тебе бодрящий кофе и отвешиваю не менее бодрящие пинки под твой излишне нервный зад. — Не такой он и нервный, — буркнул он, обдумывая мои слова. — Прям истеричный! — поспешила заверить я, мгновенно получив за это лёгкий шлепок по бедру. — Эрик, мы все на взводе и прекрасно понимаем размер той необъятной задницы, в которую с треском угодили. Твои срывы делают только хуже: в ответ все начинают дёргаться, психовать ещё больше и искать, на ком бы сорваться самим. И это — вместо того, чтобы сосредоточиться на деле. Мы распыляемся на кучу ненужных эмоций, а потому упускаем главное. — И в кого ты у меня такая умная? — пробормотал он и протяжно расслабленно выдохнул, откидываясь на спинку кресла и утягивая меня к себе на грудь. — В маму естес-сно! — честно призналась я. — И немного в Тео. Хотя тут, конечно, спорный вопрос… — Что не так с этим парнем? — достаточно резко перебил меня Эрик, давая понять, что вопрос был далеко не риторическим. — Ты ему не нравишься, — решила лишний раз не юлить и признаться честно. — Ну так и он не в моём вкусе. — Ох уж эти мужчины, — я закатила глаза, а потом начала, как маленькому, объяснять что именно с Тео «не так». — Мачо просто за меня волнуется. Он не уверен, что тебе действительно можно доверять, и что ты не навредишь мне тем или иным способом. — Это я-то?! — его возмущение можно было черпать ложками. — Это ты-то. — покладисто подтвердила я. — Остановись на минутку и вспомни, какие отношения связывали нас ещё совсем недавно. Меня и саму периодически посещают мысли на тему «а что, если». Уверена, и тебя тоже. И это при том, что я ежедневно вижу, как ты стараешься и работаешь над собой, как идёшь мне навстречу. Как волнуешься за меня и хочешь защитить, пусть временами и немного перегибая. А что по-твоему видит он? — И что же? — нахмурился Эрик. Рука сама потянулась к его лицу, чтобы прогнать морщинку меж бровей, которой там было не место. — То, как мы годами изводили друг друга, а потом поиграли недельку в сладкую парочку и сами не заметили, как, заигравшись, втянулись. Вот он и опасается, что, наигравшись, мы начнём новую, только на этот раз ещё более ожесточённую войну с испорченными жизнями и уничтоженными карьерами. Руку даю на отсечение — нечто подобное крутится у него в голове. — Испортить жизнь? Уничтожить карьеру? — кажется, мои слова серьёзно его задели. — Я что действительно похож на того, кто мог бы так поступить просто из-за личной неприязни? — Тебе честно или приятно? Вспомни мой первый год в Бесстрашии и задай себе этот вопрос ещё раз. Твоя репутация властной эгоистичной буки давным-давно работает на все двести процентов, так чему ты теперь удивляешься? Мой тебе совет: просто отпусти ситуацию. Тео не дурак и не смертник, открыто он между нами не полезет, а со всеми его подковёрными играми, если он на них решится, мы без проблем разберёмся, всё ж не слепые котята. В крайнем случае лично прижму ему хвост. Я к нему в койку нос не сую, вот и он пусть не пристаёт. — В койку, говоришь?.. — многообещающе улыбнулся Эрик, оглаживая скудные изгибы моего тела и прижимая мои косточки к себе ещё сильнее. Мне оставалось только грустно вздохнуть и нажать посильнее на его левое плечо, вызвав у размечтавшегося Лидера сдавленное шипение от резкой вспышки боли. — Сначала залечи боевые раны, герой-любовник, — не могла не погиенить я, — а потом уже заманивай даму полюбоваться красотами твоих простыней! — А ты жестока! — в ответ и он начал тихонько посмеиваться, украдкой потирая занывшее плечо. — Вот уж нет! Я мила и добросердечна, а вот суровая реальность — та ещё злобная стерва. Ну так что, мир? — Мир, — с готовностью согласился Эрик, потянувшись к моим губам. — И ты… больше не будешь… на меня ворчать? — чередуя сладкие поцелуи с вопросами. — Не буду. — И ругаться не будешь? — Не буду. — И пытаться убить всё живое в радиусе тридцати ярдов? — Не проси у меня невозможного, Ведьма! — Ну хоть над беднягой Саем прекрати издеваться. — Не… Я постараюсь. — А ещё… Наше увлекательное занятие прервал звонок комма. Мартин вызывал нас к Максу — Элай вернулся с новостями.***
Шороха отправили на разведку к лаборатории Афракционеров тем же утром, когда вернулся Питер. Нам нужно было узнать то, на что неофит не обратил внимание, а именно: количество охраны и её вооружение, патрули территории, смены дежурных, все возможные входы и выходы. Отправлять наугад плохо подготовленные отряды, кидая их в засаду, никто не собирался, а опытный одиночка мог достать нужную для рейда зачистки информацию без лишних проблем. В этот раз на внеочередном собрании присутствовали мы с Эриком, Макс с Мартином, Дин, Бёрн, ну и, конечно же, «виновник торжества» — Элай. Малия всё ещё находилась под наблюдением медиков, Локо пытался разгрести бардак в своих владениях и разобраться, кто друг, а кто враг, а нашего малыша Сая пока что не допускали до подобных сборищ, и он все последние дни пропадал в своём маленьком кабинете, закопавшись в бумажки и с кем-то постоянно ругаясь. — Прошу, скажи, что ты с хорошими новостями, — я с надеждой заглянула в глаза самого младшего Баррасы, усаживаясь за длинный стол вместе с остальными. — Не задавай мне такие вопросы, если не хочешь расстраиваться раньше времени, — подмигнул тот, стягивая с головы пропылённую бандану и заталкивая в карман потрёпанных штанов. Парень выглядел уставшим и чуточку встревоженным. — Будем дожидаться остальных, или я могу начинать? — А некого больше ждать, все, кто мог прийти, уже здесь, — Макс явно не выглядел довольным, но оно и понятно. Нам во всяком случае. — Так что рассказывай. — Я думала, ты знаешь... Потом объясню. — успела шепнуть слегка удивлённому другу и приготовилась слушать. — Объект действительно оказался лабораторией, только ловить там нам больше нечего. — О как! — умеет он удивлять. — Что-то пошло не так? — Бёрн хорошо знал сыновей лучшего друга, а потому был уверен, что Элай просто так подобными фразами кидаться не станет. — Случилось что-то непредвиденное? — Ну, почему же? — Барраса задумчиво поскрёб грязь за ухом. — То, что они свернутся и сбегут при первой же опасности, было очевидно всем. Просто способ, которым они это сделали… Одним словом — крысы. — А можно без лишних эпитетов и метафор? — нетерпеливо буркнул Эрик. Его бесила манера всех без исключения представителей семьи Барраса вести разговор на своих условиях и играть словами. — Ближе к делу? — Да куда уж ближе? — почти прошептал Шорох, и продолжил громче. — Прибыв на место, я обнаружил там ровно то же, что мне описали со слов неофита: старое бетонное одноэтажное здание почти без окон и палаточный изгойский лагерь, оцепленный сеткой, вокруг него. Побродив по округе, узнал у местных, что кого попало туда не пускают, вход разрешён только «своим», а обычные Изгои сторонятся этого места. Это же посоветовали сделать и мне. Я на несколько дней залёг в одной из ближайших разрушенных высоток и стал наблюдать. — он достал из кармана безнадёжно измятую бандану и принялся сосредоточенно оттирать перепачканные засохшей грязью пальцы. — За первый день, с перерывом в четыре часа, пришло две машины, какие используют Отречение и Дружелюбие для перевозки продовольствия, с большими мешками. Только в них были не припасы, а люди. — С чего такая уверенность? Может, это был картофель? — ухмыльнулся Эрик. — Тогда подскажи мне, пожалуйста, как называется сорт, который извивается и кричит, пока его не ударят шокером? — Элай отлично изобразил на лице живейший интерес в лучшем духе старшего братца. — А то мне такой никогда раньше не встречался. — А нельзя ли без вот этого всего? — не удержавшись, я закатила глаза и только потом заметила, что Макс позволил себе такую же слабость. — Эрик, я же только недавно просила! Элай, нам не до смеха, так что давай строго по делу, пожалуйста. Оба парня обиженно поджали губы, но продолжать словесную перепалку не стали. И на том спасибо. — Из первой машины вытащили четыре мешка, из второй — два. Всех уволокли в бетонное здание. Никто кроме «курьеров» оттуда не выходил почти до самой ночи. График смен охраны проследить никак не удавалось, Афракционеры каждый раз сменяли друг друга в разное время, поэтому я остался ждать и наблюдать. Та же картина с машинами и живым грузом повторялось ещё три дня, отличалось только количество мешков, но не значительно. Зато на пятый началось что-то весёленькое. Собственно, я всё записал. — Барраса снял с шеи небольшой деревянный кругляш, похожий на простенький дешёвый кулон. — Можно? — Макс принял у него флешку, подключил к своему комму, и на стене напротив него загорелась видеопанель. — Шестое видео, — подсказал парень. Экран отобразил самый обыкновенный с виду лагерь Изгоев. В темноте его подсвечивали огни костров и стареньких переносных генераторных фонарей. Ветер трепал грязные полотна самодельных палаток и кидал пригоршни песка в лица суетившихся растревоженных людей, метавшихся от одного места к другому и на бегу пытавшихся уместить свои пожитки в больших холщовых мешках. Но, приглядевшись, я несколько раз заметила, как среди тряпок мелькнуло устаревшее огнестрельное оружие и коробки с патронами к нему. Изображение дрогнуло, чуть сместилось и приблизилось к вытянутому бетонному зданию. А вот у тех людей, которые ходили вдоль него и подгоняли остальных, на поясе и за плечами, ни от кого не скрываясь, красовались наши пистолеты и винтовки новой модели. Сильнее всех на фоне суетившейся толпы выделялись двое: высокая худая женщина и крупный даже по меркам Бесстрашия мужчина, — и они явно ругались между собой. Сорвав с себя белый медицинский халат, она со злостью бросила его себе под ноги, а потом и вовсе пнула его в горевший рядом костёр. Её собеседник стоял к нам спиной и активно жестикулировал во время своей пылкой речи. Изображение снова изменялось, быстро приближаясь к этим двоим, а я, как наяву, услышала отлично знакомое тихое шуршание камеры. Даже огляделась вокруг, убеждаясь, что это было всего лишь моё живое воображение. Вблизи Афракционерка выглядела лет на тридцать, может, чуть больше, но то и дело появлявшаяся капризная гримаса зрительно скрадывала возраст, от чего та казалась немного младше. Через всё лицо от уха до уха шла широкая чёрная полоса татуировки. На лбу тоже что-то было, но в отличие от смолянисто блестевшей полоски ниже, оно больше напоминало размытые матовые подтёки сажи, шедшие от линии роста волос. И хоть сами «украшения» выглядели совершенно несуразно, но чего у них было не отнять, так это того, что вкупе с агрессивным тёмным макияжем они отменно искажали черты лица женщины. «Смой» с неё всю эту красоту — и увидишь совсем другого человека. Её тёмные волосы были убраны в множество крупных кос с вплетёнными в них синими и выцветшими грязно-голубыми ни то прядями, ни то какими-то тряпками. Было заметно, что Афракционерка пыталась за ними ухаживать, но, несмотря на это, общий вид те всё равно имели неопрятный. Под халатом на ней оказалась надета изрядно потрёпанная, затёртая до дыр и уже смутно угадываемая форма патрульных Бесстрашия устаревшего образца с каким-то обрезанным подобием броника, который теперь больше напоминал совершенно нелепый корсет. В какой-то момент в неверном свете костров и тусклых ламп мне показалось, что на внутренней стороне её ладоней мелькнуло что-то неправильное, что-то, чего там быть никак не должно. Разглядеть получше мне не удалось, потому что женщина постоянно сжимала кулаки и прятала их в карманах или за спиной. Так что это так и осталось моей догадкой. Но если верить описанию Питера, то это и была та самая загадочная Леона. — Я не знаю почему, — вдруг растеряно отозвался Эрик, жестом прося Макса остановить видео и не отрывая напряжённого взгляда от экрана, — но она кажется мне знакомой. Как будто я её уже где-то видел. — Не исключено, — я пожала плечами, не видя в этом ничего удивительного. — Судя по рассказам Хэйеса, она не только командует подпольной лабораторией, но и сама активно участвует в экспериментах с сыворотками. Спорим, что она — бывшая Эрудитка? А возможно и наш таинственный химик! Посмотри на неё внимательнее. На манеру держаться, мимику, жесты. На идеально прямую осанку. Представь, как бы она выглядела, если её отмыть, причесать и переодеть в синее платьице. — Ч-чёрт! — Эрик с силой потёр виски. — Я её точно видел! И именно в синем, я уверен. — А я уверена, что даже эта псевдо-синяя жуть в её волосах — ни что иное, как дань Эрудиции, — хмыкнула я, вставая со своего места и подходя ближе к панели, на которой продолжилось воспроизведение записи. — Точнее тому, что она собой олицетворяет: ум, знания, хитрость. Власть. Все без исключения Эрудиты так тщеславны!.. Именно эта их черта меня всегда раздражала, — и уже тише, себе под нос, — и именно её я переняла в совершенстве. На этом моменте собеседник Леоны повернулся лицом к камере, «позволяя» нам хорошенько себя разглядеть. — Это же тот!.. — не удержалась я. — Чёрт! — вторил мне Эрик. — …! — коротко, ёмко и почти синхронно отозвались Дин, Макс и Бёрн, которые выглядели по-настоящему поражёнными. На записи перед нами предстал высокий широкоплечий мужчина в старой затёртой форме боевика Бесстрашия и в чёрной жилетке под кожу с металлическими вставками на груди и спине. На его голову был накинут изъеденный временем и суровыми условиями капюшон, а на ногах красовались тяжёлые ботинки с многослойной шнуровкой. На вид Афракционеру было около сорока лет, но, возможно, и больше, всё же тени, плясавшие на его лице, немного искажали черты. От внутреннего уголка левого глаза тянулся большой безобразный шрам. Он пересекал всю щёку, уходил вниз к шее куда-то под подбородок и также не способствовал точному определению возраста. Ясно было одно: мужчина давно уже был не молод. А ещё это был тот самый человек, которого мы видели с Гарретом в подвале заставы. — Я так понимаю, мужик вам знаком? — полуутвердительно поинтересовался Элай, откидываясь в кресле, складывая на груди руки и хмуро вглядываясь в изображение, которое Макс снова поставил на паузу. — Да, — подтвердила я, — это… — <Это Волк! — с еле сдерживаемой яростью в голосе перебил меня Макс, поднимаясь из-за стола и опираясь кулаками о столешницу. Волк?.. Почему это звучит так знакомо? — А не та ли это псинка, — настороженно протянул Эрик, — что была близким другом Нико Прайса и якобы померла в драке несколько лет назад? — Она самая! — в порыве злости Бёрн раздавил в руках карандаш и теперь пытался стряхнуть с себя приставшие мелкие ошмётки. — Псина и есть! — Ну Нико, ну сукин сын! — присвистнул Дин, также вставая со своего места и подходя ближе к экрану. — Конечно, морду Волку украсили знатно, но не узнать его просто невозможно. А вот и его любимый «Клык»! — папа ткнул пальцем в крепление на бедре Афракционера. Макс увеличил часть картинки, чтобы мы все смогли разглядеть и кастетную рукоять широкого ножа, и устрашающие шоковые зубья. — Это ваше недовымершее животное, — продолжил как ни в чём не бывало младший Барраса, — прибыло, чтобы экстренно эвакуировать лагерь. Не знаю, чем это было спровоцировано, но… — Мы знаем. — отмахнулся Эрик. — В тот вечер Бесстрашие атаковали предатели. — Чего? — наконец-то настала очередь Элая удивлённо замирать с открытым ртом. — Ты ж вроде на небоскрёбе в черте города сидел, а не на пальме посреди необитаемого острова. Так почему... — Потом, всё потом! — перебив Эрика, заверила я друга. — А сейчас рассказывай, что было дальше. Куда он их увёз? На чём? Кто ему помогал? — А вот тут начинается самое интересное, — нахмурился он, показывая Максу, чтобы тот возобновил проигрывание видео. — Когда все собрались, то зашли внутрь здания. — А дальше что? — поторопил Бёрн, наблюдая за тем, как Афракционеры неровной цепочкой тянулись в небольшую бетонную коробку. — А дальше всё! — развёл руками Шорох. — В смысле? — кажется, подвисли все. — В прямом. — кивнул тот. — Они все туда зашли. И больше никто не вышел. — Бред! — возмутился Эрик. — Они просто физически не смогли бы уместиться внутри. Только если бы их уложили рядами, как кильки в банке. Не могли же они оттуда испариться? — Не могли, — снова согласился Элай, не делая ситуацию понятнее. — Включите следующее видео. Картинка сменилась на палаточный лагерь вблизи. Было видно, что на этот раз перед нами предстало не приближенное изображение, а съёмка велась с места событий. Камера раз за разом выхватывала из темноты перевёрнутые ящики, опрокинутую самодельную мебель, изрытый десятками ног песок и прогоревшие кострища. — Я выждал ещё двое суток, — Барраса с неприятным звуком почесал грязную щёку с отросшей и даже на вид колючей щетиной, — но, когда никто больше не появился, решил зайти в гости сам. По пути наткнулся на пару кривых растяжек. Песок в том месте очень лёгкий, ветер его гоняет по всей территории поселения, поэтому спрятать ловушки им толком не удалось. Да и слишком уж они спешили... — камера как раз показывала странного вида маленький вытянутый бархан на участке между ближайшими к бункеру палатками. — Внутри никого не было, — продолжал он, — все подведённые сети были обрублены, а сама лаборатория — разгромлена. На экране в неверном свете фонарика тускло поблёскивали осколки разбитых реторт и мензурок. На столах и полу валялись испачканные в чём-то буром инструменты, а с большой чёрной доски во всю стену кто-то стёр явно важные записи. Делали это чем попало и в большой спешке, потому что некоторые обрывки фраз оказались плохо затёрты, и при должном старании их ещё можно было прочесть — в слабом свете смутно угадывались части формул. Да и вообще всё помещение выглядело так, будто бы несколько человек просто сметали всё нужное в коробки, оставляя ненужное валяться где придётся. Картинка медленно менялась — это Элай планомерно обходил каждую из немногочисленных комнат здания. Точнее, не совсем комнат… Афракционеры не стали особо мудрить и разделили пространство внутри бетонной постройки большими кусками старой полупрозрачной клеёнки, кривыми досками от ящиков и того же плотного материала, из которого были сделаны палатки на улице. — Похищенных дивергентов держали в этой части, — комментировал он, указывая на экран. Камера засняла несколько крупных самодельных клеток из сваренных между собой металлических прутов. — Опыты проводили здесь, — луч фонарика двинулся дальше, выхватывая из темноты новые отсеки, в которых стояли кушетки со свисающими с них ремнями для фиксации рук и ног. — А вот тут они избавлялись от тел. В это время на экране Элай аккуратно приближался к дальней стене бункера, в которой виднелась дверца топки огромной печи или котла. Скорее всего, это приспособление должно было использоваться для отапливания здания, но у Афракционеров на этот счёт было иное мнение. На видео Шорох поддел задвижку и, приоткрыв дверцу, заглянул внутрь, подсветив себе и нам фонариком. — Сволочи! — еле сдерживаясь, почти прорычал Эрик, выражая всеобщее мнение от увиденного. — Знали бы вы, какой там стоял запашок… — скривился друг. — Его не смогла полностью перебить даже вонь от дезинфицирующих средств. — я сразу вспомнила оружейную после взрыва, и мне резко поплохело. — Как они ушли? — справившись с накатившей тошнотой, поспешила перевести тему, тем более, что изображение на экране снова изменилось. — Как крысы — через дыру в полу. — Элай указал пальцем в сторону видеопанели, на которой можно было разглядеть небольшую кладовку или чулан с пустыми полками и люком внутри. — Как в Западном... — пробормотал Эрик, переведя на меня взгляд в поисках поддержки. — Да сколько ж у них таких нор понакопано?! — психанул Дин. — Мои ребята уже зачистили пару десятков, а им всё нет конца! — Не знаю сколько, — отозвался Барраса, — но этот точно больше не рабочий. И я тут ни при чём! Друг снова привлёк наше внимание к записи, на которой он отломанной ножкой стула аккуратно пытался поддеть крышку подземного хода, но что-то пошло не так. Картинку тряхнуло раз, другой, а потом в свете фонаря стало видно, что пол вокруг лаза начинал проседать, а стены быстро покрывались крупной сетью трещин. Изображение дёрнулось ещё несколько раз, а затем наступила темнота и видео закончилось. — Подземный ход обвалился, и всё засыпало, — продолжал отчитываться Элай, запуская руку во внутренний нагрудный карман, — само здание тоже частично обрушилось. Не уверен, что Афракционеры так и задумывали, скорее лаз просто не выдержал нагрузки, которую через него разом пропустили. Но пройти по их следам теперь точно не получиться. А ещё мне нужно будет обновить мою рабочую аппаратуру — эта вышла из строя. Он выложил на стол треснутый заушник с прикреплённой к нему разбитой маленькой камерой. Их часто использовали во время рейдов, коротких зачисток, либо разведки на расстоянии. Звук такая игрушка записывать и передавать не могла, а потому чаще являлась средством контроля отправленных на задание групп, но иногда с её помощью удавалось запечатлеть и что-то полезное. Атмосфера после полученных новостей повисла тяжёлая. Высказываться и что-то обсуждать не хотелось никому, потому что слова на язык просились исключительно нецензурные. И если мы с Эриком и Элаем лишь сжимали кулаки и тихо чертыхались, то старшее поколение было в малюсеньком шаге от того, чтобы взорваться кипевшими в них эмоциями. Догадки, что противника кто-то долго готовил и тренировал, всё больше обретали плоть, становясь объёмной, цветной и дурно пахнущей реальностью. Открывшаяся личность одного из «тренеров» только укрепила всех в мыслях, что основной удар, нанесённый Бесстрашию, был направлен именно на Локо Баррасу. Раньше я думала, что это только мои домыслы из-за личного отношения и переживаний за всю родную разведку в общем и за конкретную семью в частности. Но дискредитация СБ в глазах членов фракции, двойные шпионы разведки, предатели охранники, старательное марание честного имени Локо — всё это и ещё множество разных мелочей наталкивали на идею о чьём-то глубоко личном мотиве во всём этом бардаке. Бесспорно, развалив результаты многолетних трудов Баррасы, противник, можно сказать, отрубил нашей фракции правую руку, тем самым значительно облегчив себе задачу в дальнейшем. Но то, каким образом всё было проделано, просто кричало о мести. В свете последних новостей больше ни у кого не осталось в этом и тени сомнений. Ни у кого, кроме меня. После окончания собрания меня долго не отпускала одна маленькая скверная мысль: действительно ли всё так очевидно, как кажется? Отчего-то продолжало мучить предчувствие, что всё может оказаться намного сложнее.***
Доклад закончился как-то невнятно, новая информация только внесла ещё больше сумятицы в мысли, мешая сформулировать чёткие задачи и наметить ближайшие планы. Чтобы не расходиться совсем уж ни с чем, нам с Эриком поручили заняться выяснением личности Леоны, раз уж она показалась ему такой знакомой, а Бёрн с Дином решили ещё раз, но уже лично, пробежаться по изгойским притонам и поспрашивать там про Волка. С особым пристрастием. Выйдя из кабинета, я, как и обещала, рассказала Элаю последние новости. Он так спешил вернуться домой, что совершенно не обращал внимания, но гулявшие по городу сплетни. — … а потом в оружейной грянул взрыв! У меня тогда чуть сердце не остановилось. — Что грянуло?! — поражённо замер тот. — Ты не волнуйся, наши в том взрыве почти не пострадали. Я же сразу сказала, что с ними всё в порядке, — легкомысленно отмахнулась, но парня это совсем не успокоило. — Медики уже почти всех разогнали по домам. — А с Фокс-то что?! — казалось, он сейчас взорвётся от волнения и постепенно накатывающей паники. — Её оглушило взрывом, — не стал скрывать «добренький» Лидер, — немного нарушен слух и… Ох! — Но уже всё нормально! — я больно ткнула Эрика локтем в бок, чтобы он замолчал и перестал издеваться над младшим Баррасой. — Фокс дома, отдыхает и отсыпается. Оружейную отмывают и восстанавливают, поэтому делать ей там пока нечего, вот она и хандрит. А в остальном с ней всё хорошо, не волнуйся ты так. Эй, куда?.. — К ней, естественно! — уже сорвавшийся с места Шорох обернулся ко мне и посмотрел, как на дурочку, только что пальцем у виска не покрутил. — А за остальных своих друзей ты так не переживаешь? — расплылся в ехидной улыбке Эрик. — Или, например, за любимого старшего братца? — Чтобы пристукнуть эту заразу, потребуется что-то посерьёзнее одного взрыва, — в ответ Барраса растянул губы в их фирменной семейной ухмылке, от которой моего силовика чуть не перекосило, и умчался вдаль по коридору. — Вот не люблю я эту семейку, — передёрнул плечами Эрик, подхватывая меня под руку. — Какая жалость, что им плевать, — я закатила глаза, всё ещё недовольная его выходкой. — Ты зачем поиздевался над мальчишкой? У них там вроде как серьёзные чувства, да и без этого он над ней трясётся, как над хрустальной. А ты!.. — А что я? — поморщился он, не желая признавать, что был не прав. — Ты — бессовестная скотина, вот что! Я как вспомню тот вечер, так сразу холодные мурашки по спине бегут. А если бы идея Найлы не сработала? А если бы она вообще этого не придумала? А если бы ни щиты, ни защитный экран не выдержали взрыва?! — от нахлынувших чувств не удержалась и больно стукнула его кулаком в раненое плечо. — Ты вообще понимаешь, чем это могло кончиться?! Кажется, я слишком долго подавляла в себе негативные эмоции, будучи слишком занятой срочными делами и поручениями, а теперь всё, что варилось у меня внутри, готово было выплеснуться наружу, разъедая всё вокруг жгучей кислотой из смеси бессильной злости, запоздалой паники и страха. Я могла потерять столько близких людей разом! Эрик, Скай, Тео, Найла, Фокс… Даже Роквелла было нестерпимо жалко! В какой-то момент я поняла Психа: что он чувствовал и как переживал, когда меня чуть не убила шальная пуля. Сейчас я могла, не таясь, признаться себе в том, что в душе умирала каждую грёбаную секунду, пока не узнала, что они живы, рядом и просто дышат. А ещё у меня появился новый пейзаж страха. Я специально проверила. Если боязнь потерять друзей, мою новую семью, была со мной и раньше, то теперь к ней прибавился и страх за Эрика. В пейзажах я раз за разом боялась его подвести: не успеть, не прикрыть, не остановить кровь и не дотащить до безопасного места. Честно сказать, ни один из новых кошмаров я не смогла пройти как порядочная Бесстрашная. Раз за разом я срывалась, включала «режим дивергента», как, шутя, называл это состояние Тео, и поспешно разрушала страшные видения. Думаю, именно практика пейзажей страха помогла мне не скатиться в позорную истерику и продолжать мыслить рационально, насколько это вообще было возможно в тот момент. Нас, дивергентов, учили проходить жуткие видения сообразно выбранной нами фракции, тем самым закрепляя определённую модель поведения. Мысль о том, что происходящее может быть нереальным, навеянным кошмаром, наоборот, всегда приводила меня в чувство и уже привычно подталкивала к поиску решений возникшей передо мной проблемы. Похоже, в какой-то момент у меня задрожали руки, и Эрик наконец-то заметил, что со мной что-то не так. Быстро оглядевшись, он потянул меня в безлюдное боковое ответвление коридора и подтолкнул к стене, взволнованно заглядывая в лицо. — Ведьма! Ведьма, посмотри на меня, — он приподнял мой подбородок, не давая снова опустить голову или отвернуться. — Мойра! Какого чёрта с тобой только что произошло? — Всё нормально. — попыталась отмахнуться, но добилась только того, что меня сильнее прижали к стене, не позволяя вывернуться из импровизированной ловушки. — Я же сказала: всё хорошо! — Ни черта не хорошо! — рявкнул он, но быстро взял себя в руки и снова понизил тон. — Объясни мне, что на тебя нашло? Потому что случившееся было чертовски похоже на паническую атаку. А это охренеть как нехорошо! Так что это было? — Думаю, это она и была... — через несколько тягостных секунд призналась, не видя смысла замалчивать возникшую ситуацию. Ещё никогда побег от проблемы её не решал, бездумно пряча голову в песок, мы только подставляем под смачный пинок свою глупую беззащитную задницу. — Кто бы мог подумать, что после стольких лет ты снова станешь моим пейзажем страха? — Я — что? — шок на его лице хотелось запечатлеть на память и хранить в своей девчачьей шкатулке воспоминаний. Если бы у меня такая была, естественно. — Ты что, меня… боишься? — Не тебя, — покачала головой, попытавшись снова улизнуть, но, похоже, сила его удивления была прямо пропорциональна силе его хватки. — За тебя. — Что?.. Ты?.. — Эрик выглядел таким потерянным, что мне стало ещё более неловко, хотя казалось, будто дальше уже просто некуда. — Иди ко мне, Ведьма, — он мягко привлёк меня к себе и крепко обнял, зарывшись одной рукой в мои волосы и сдавленно прошептав на ухо, — Всё хорошо. Не бойся, теперь всё хорошо. — У тебя было так же, да? — обнимая его в ответ, не удержалась и всё-таки всхлипнула, хотя была уверена, что мои глаза по-прежнему оставались сухими. А после короткого молчаливого кивка с волнением спросила, — Это ведь пройдёт? Пройдёт, да?! У тебя же уже прошло?.. — Когда пройдёт, я тебе обязательно об этом сообщу, — как-то совсем невесело хохотнул Лидер, от чего моё бедное сердечко сжалось в очередной раз за этот чёртов день. — Теперь ты понимаешь, почему я так не хочу отпускать тебя на выезды и в рейды? — Понимаю, — грустно выдохнула я, с комфортом устраивая голову на его плече. Ради разнообразия на здоровом. — Но всё равно против. И тебя пытаться привязывать тоже не стану. Для нас обоих то, чему мы себя посвятили, это не просто работа, это — наша жизнь, и другой нам не надо. Тем более, что сейчас мы нужны родному Бесстрашию и всему Чикаго, как никогда раньше. Или ты с этим не согласен? — А тут особо и не поспоришь, — мне казалось, что, даже не видя, я могла почувствовать его лёгкую несмелую улыбку, которая раньше так редко появлялась на его лице. — Поэтому как ты смотришь на то, чтобы нанести внезапный начальственный визит бедняге Саю и напрячь его кучей срочных запросов в Эрудицию? — Крайне положительно, — мои губы сами собой растянулись в предвкушающей улыбке.***
Мы услышали странные звуки ещё на подходе к кабинету нашего секретаря. Входная дверь была едва приоткрыта, но этого хватало, чтобы наружу мог прорваться какой-то невнятный шум и отборная площадная ругань. Эрик приложил палец к губам, показывая молчать, и первым тихонько проскользнул в небольшое помещение, под потолок уставленное металлическими ящиками с документами. В дальнем углу сиротливо ютились два маленьких письменных стола: один был завален кучей несомненно важных бумаг, а на втором, помимо раскиданных в беспорядке карандашей, почему-то примостились бутылки со средствами для уборки и тряпки, а под ним на боку валялось погнутое металлическое ведро и старая пластиковая швабра. Звуки стали заметно громче, и теперь в них можно было разобрать два разных голоса. Первый был мне хорошо знаком и принадлежал Саю, а во втором отчётливо слышались капризно-плаксивые нотки, через которые то и дело пробивалось что-то похожее на надменность, и этот голос мною точно не опознавался. Сай ругался и угрожал замуровать собеседника «в этой же грёбаной кладовке», а тот канючил что-то про свои права и жестокое обращение с пленными. Между дальними ящиками обнаружилась открытая дверь в маленькую подсобку. В проходе спиной к нам стоял наш секретарь и обещал придушить того, кто в этот момент был внутри, если тот сию же секунду не заткнётся и не перестанет мешать ему работать. — Ну и кто тут у нас? — подкравшись к Саю, громко спросил Эрик, едва успев увернуться от просвистевшего в паре дюймов от его носа кулака. — Отбой, боец! Свои! — Лидер, Вы меня напугали! — после короткой паузы, явно расслабившись, выдохнул тот. Ого! Похоже, он всерьёз кого-то опасался, если уж такая альтернатива как разбитый нос начальника вызвала у него неподдельное облегчение и даже радость. — Добрый вечер, мэм. — При встрече с начальством в груди просто обязан возникать суеверный трепет, иначе рабочее рвение слишком быстро пропадает, — хихикнула я, подходя ближе и стараясь заглянуть ему за плечо. — А теперь покажи нам монстра, что прячется в твоём шкафу и так тебя пугает, сынок. Папочка с мамочкой быстро надерут ему зад! — Мэм! — Ведьма! — возмутились они почти хором, совсем не оценив моего юмора. — Фу, какие вы скучные, — я показала им язык, а потом отодвинула секретаря в сторону. — Ну, и кто у нас тут? — Сай, какого чёрта?! — взревел Эрик, отодвигая уже меня и прожигая взглядом мигом побледневшего паренька. — Сэр! Я всё могу объяснить! Мэм!.. — Валяй! — добродушно разрешила я, разглядывая сидевшего на полу кладовки тощего связанного парнишку. — И, пожалуй, начни с того, кто это. — Это Майкл, — вместо него ответил хмурый Лидер, но, стоит отметить, что его первоначальная злость быстро проходила, уступая место расчётливой задумчивости. — Это за ним просил присмотреть Нико. — Как интересно! — я бы даже присвистнула, если бы в моём исполнении это не выглядело слишком позорно. С другой стороны — должно же и у меня хоть что-то не получаться? — Са-ай?.. — Мэм, тут такое дело… — замялся он, но довольно быстро взял себя в руки и постарался объяснить без лишней лирики. — Когда был отдан приказ об аресте Нико Прайса и некоторых его учеников и подчинённых, я ждал, что скоро придут и за ним, — секретарь на несколько секунд брезгливо скривился и качнул головой в сторону своего пленника, — но никто так и не появился. — Чёрт, — Эрик прикрыл глаза ладонью, — я о нём совершенно забыл. — Я думала, что ты благополучно отослал его драить сортиры, — на этих словах Майкл возмущённо вскинулся и даже открыл рот, чтобы что-то сказать, но к своему счастью додумался промолчать. — Не успел. Всё так быстро закрутилось, было некогда. А потом я про него даже не вспомнил. — Я так и подумал, — кивнул головой Сай, — а потому решил подержать его у себя, чтобы он не сбежал и не успел слить последнюю информацию. Потом было нападение, побег заключённых, зачистка ими лишних свидетелей… — на этих словах связанный парень резко дёрнулся и отпрянул спиной к стене, смотря на нас бездонными глазищами полными неподдельного ужаса. — Поэтому я уже целенаправленно о нём молчал, дожидаясь времени, когда Вы лично сможете им заняться. Я не был уверен, кому о нём можно сказать, а кому — нет. — Молодец, парень, — похвалил его Эрик, — ты всё правильно сделал. Такими темпами, я скоро поверю, что от тебя может быть реальная польза! — Спасибо, сэр! — бо-о-ожечки, в голосе Сая было столько неподдельной радости… Я на это только закатила глаза и отошла к столу секретаря, разглядывая и перебирая разбросанные по нему документы, пока не наткнулась на личные записи нашего деятельного помощника. В небольшой записной книжке было собрано множество коротеньких заметок: обо мне, Эрике, Максе и других людях. Читать чужие дневники нехорошо? В институте благородных девиц — возможно. А я разведчица, чужие грязные секретики — это мой хлеб с маслом! Поэтому я с интересом вчиталась в заметки Сая, лишь краем уха прислушиваясь к допросу перепуганного пленника, устроенному Эриком. «Имя: Макс Прозвище: неизвестно Возраст: 46 лет Статус: руководитель Бесстрашия, старший Лидер, отвечает за политику фракции Любит: контроль и хороший виски, благоволит младшим Лидерам Дину Рэйесу и Эрику, а также Мойре Литман и вроде бы всей семье Барраса. Не любит: когда они плохо себя ведут» Вот уж точно — ни отнять, ни прибавить! Так, кто у нас дальше? «Имя: Локо Барраса Прозвище:***
Примерно через неделю нам наконец-то улыбнулась удача! С новой партией отчётов по Изгоям пришли и две новости от Гермеса. Первым делом он сообщал, что нашёл связь между «Амброзией» и сывороткой правды — эффект от наркотика сводил на нет действие последней. Если объяснять по-простому, то мозг переставал здраво воспринимать действительность и не мог точно определить, что было на самом деле, а что — только вымыслом, и потому сыворотка в организме наркомана проявляла себя лишь повышенным потоотделением и сильной слабостью. В результате казалось, будто человек просто переволновался на допросе и вымотался, не в силах сопротивляться «эликсиру правды». После этого открытия слова Золы о том, что предатели перестали устраивать ей допросы «с пристрастием», как только подсадили на наркотик, обретали смысл. А ещё теперь мы не могли слепо доверять проверке сывороткой, нужны были дополнительные гарантии, но и их мы получили тем же днём. Второй новостью было то, что Умникам наконец-то удалось ослабить разрушительное действие «Амброзии» на организм. Полноценным лекарством это пока назвать было нельзя, но заметный результат не мог не радовать. Джанин нужно было согласие Найлы, чтобы начать вводить препарат Золе, и та, не медля ни секунды, дала добро. — У неё нет времени, чтобы ждать чуда! — заявила на мой вопрос старшая Ифе. — Пусть лучше Эрудиты попытаются сделать хоть что-то, чем мы просто будем сидеть и смотреть, как её сердце отказывает, так и не получив никакой помощи. Скажи им, что я согласна! Не хочу представлять себя на её месте, но мне кажется, что в подобной ситуации я поступила бы точно так же. Когда жизнь твоих близких висит на волоске, ты готов хвататься за любую соломинку, верить в чудо и искать надежду во всём. Пусть это даже экспериментальный препарат, способный лишь облегчить боль. И тем же днём над нами мелькнул и третий лучик удачи: в Бесстрашие приехала Джоанна и привезла благую весть, наконец-то развязавшую нам руки. Два десятка служебных собак были готовы к поиску «Амброзии» и её любителей. На дрессировку у Дружелюбных ушло немногим больше месяца, но они заверили, что справились. Теперь пяти фракциям предстояло пройти через глобальную проверку и очистить свои ряды от гнили. По понятным причинам первыми стали мы — Бесстрашные. Ради такого дела Кан даже дал добро на вывоз сыворотки правды с территории Искренности, всё равно это табу было вероломно нарушено предателями, так что трястись над старой традицией не было никакого смысла. Тем более — сейчас. И вроде бы всё наконец-то начало налаживаться, в воздухе явно витало предчувствие окончания затянувшейся эпопеи с «крысами» и Афракционерами, но лично мне это облегчения не приносило. И дело было даже не в загруженности работой или нервном предвкушении, просто… просто случился Эрик. Опять. Если раньше он уже привычно чудил, срывался по поводу и без или считал своим святым долгом сказать или сделать кому-нибудь очередную гадость, неизбежно втягивая и меня, то теперь всё было иначе. После моего маленького срыва в том коридоре его словно подменили. Не знаю, что перемкнуло в его подплавленных мозгах на этот раз, но он вдруг решил, что мы достаточно выдержали паузу, и пора бы нам уже переходить к следующему, ещё более приятному этапу в наших с ним отношениях. О, нет, Эрик не пытался принуждать или зажимать меня по тёмным углам, как какой-то перевозбуждённый неофит! Он действовал куда умнее и тоньше, планомерно доводя меня до того состояния, когда я сама готова буду на него наброситься. «Нечаянные» прикосновения и ласки, рокочущий шёпот на ушко, запускающий по телу мириады мурашек, бесконечные двусмысленные фразы и, конечно, мечты вслух о том, чем бы мы могли сейчас заниматься прямо на этом грёбаном столе, если бы не эта грёбаная бесконечная работа — всё вместе это доводило меня до грёбаного исступления! Мои «гениальные» планы о том, что нужно выдержать паузу и промариновать Эрика как следует, находились в одном малюсеньком шаге от того, чтобы кануть в пропасть вместе со всеми принципами и остатками самообладания. Похоже, что в его шутливых фразах о том, что я сама приду к нему в постель, шуткой было лишь то, что я туда приду, а не прибегу. Просто, мать его, прилечу на крыльях любви и сексуальной неудовлетворённости! Чего я уже только не перепробовала: и холодный душ по нескольку раз в день, и дополнительную рабочую нагрузку, и побеги «на свежий воздух». И даже, стыдно признаться, представляла отца, марширующего вокруг моей кровати с плакатами «Ты не пройдёшь!» и «Уходи! Тебе здесь не рады». Хоть это и действовало лучше, чем всё остальное, но полностью моей проблемы не решало. А к концу девятого дня и вовсе перестало помогать. И вот теперь, сидя в ночи на кровати в «своей» комнате, я кусала губы и в красках вспоминала, как с десяток минут назад ко мне зашёл один хитрющий засранец. Зашёл сразу после душа. В одном полотенце. Со стекающими по плечам и широкой груди капельками воды. И с каменным лицом пожелал мне приятных снов! «Да какие теперь к чёрту сны?!» — подушка, которую я до этого мяла в руках, с размаху впечаталась в стену. — Ведьма, — из его комнаты донёсся весёлый голос, — у тебя там всё хорошо? — Просто зашибись! — отозвалась я, не став уточнять, что это было напутствие к действию. Нет, ну сил моих больше не осталось… Я же не железная, в конце-то концов! Похоже, что вместе с несчастной подушкой упала и последняя крупица моего терпения и самообладания. Но, если уж до конца быть честной с самой собой, то выходки Эрика стали лишь катализатором. Частые мысли о том, что я его хочу, начались ещё на заставе и никуда и не думали уходить. Эмоциональные качели, когда я осознала серьёзность своих чувств, день за днём то возносили меня к эйфории и розовым единорогам, то кидали в пучину безрадостных мыслей-пираний, которые больно кусали страхом, что у нас с ним ничего не получится, и я останусь всего лишь очередной постельной грелкой. Но подруги, твердившие наперебой, что мы с ним просто созданы друг для друга, помогали надежде снова поднимать голову и расправлять крылья. Натали так вообще грозилась встать над нашей кроватью с палкой и свечкой и пустить первую в ход, если мы снова будем «медлить и тупить». А на слова Дэма о том, что двух таких чудищ надо ещё поискать, я старательно не обращала внимания. А ещё после разнесчастного взрыва в оружейной я начала ощущать то мерзкое липкое чувство, о котором постоянно твердила Нат — страх не успеть. С каждым днём развязка истории с предателями становилась всё ближе. Пока что оставалось не ясно, кто сделает следующий шаг — они или мы, но то, что он явно не станет ритуальным танцем примирения, было понятно и последнему дураку. Будет бойня. Не рядовая стычка или перестрелка и даже не что-то похожее на недавнюю атаку. Грядёт нечто масштабное и смертоносное. Когда время придёт, мы не будем отсиживаться в своём кабинете или прятаться в дальних рядах. Просто не сможем, не такие мы люди. И мне страшно. Страшно до мелкой дрожи в руках! Наверное, я окончательно поняла это только сегодня, просматривая очередной отчёт о почти завершившихся чистках в рядах фракций. В любой момент грянет буря, и мы просто не успеем. Не успеем так много сказать и сделать… Да даже просто пожить, наслаждаясь друг другом и новыми для нас чувствами. Так какого же чёрта я всё ещё сижу здесь и рефлексирую, вместо того, чтобы перестать строить из себя святую невинность и наконец-то сделать то, чего мы оба так сильно хотим?***
Хоть свет в комнате Эрика и не горел, но я точно знала, что он ещё не уснул. Тихонько проскользнув внутрь, сразу двинулась к кровати. Внутри себя я ощущала этот поступок, как прыжок в воду с большой высоты: нужно было просто сделать шаг вперёд и оттолкнуться от земли, а не топтаться на берегу, отчаянно труся. — Мойра?.. — Эрик приподнялся на подушках, удивлённо меня разглядывая. Фонари за окном давали достаточно света, чтобы можно было разглядеть лица друг друга и не запинаться о мебель. — Что-то случилось? — Ты звал меня, и я пришла! — нервозность в очередной раз вырвалась из меня ехидством. Не замедляя шага, я забралась на кровать, ногой откинула лёгкое одеяло и с удобством уселась Эрику на живот. — Разве ты мне не рад? — Рад… — как-то не очень уверенно отозвался он. «Радуйся сильнее», — чуть не ляпнула я, но вовремя прикусила язык, сообразив, что такими темпами мы рискуем увлечься очередной перебранкой, а не друг другом. — Что ты?.. — начал он, но я решительно заставила его замолчать, закрыв рот поцелуем. — Ты столько раз просил меня перестать от тебя бегать… — я глубоко вздохнула, заставив себя от него оторваться. — Всё, хватит. Набегалась! — Мойра, ты уверена? — было отчётливо видно, как он пересиливал себя, заставляя губы произнести ненавистный вопрос. — Если ты ещё не гото… — О! Ради бога, Эрик!.. Ты ещё начни меня отговаривать! — нет, ну он что — опять? — Не дождёшься! — ухмыльнулся парень, рывком опрокидывая меня на кровать и нависая сверху. Подсознательно я ожидала, что мы немедленно набросимся друг на друга, разрывая одежду и души в лоскуты, но мой несносный Лидер, как всегда, всё сделал по-своему. Он раздевал меня неторопливо, одаривая горячими поцелуями каждый дюйм обнажавшейся кожи. Словно разворачивая долгожданный подарок, старался действовать медленно и аккуратно, боясь его повредить нетерпеливым порывом. Я плавилась в его горячих руках и задыхалась от медленных изощрённых ласк. В какой-то момент мне стало этого мало, и я включилась в игру, опрокинув Эрика на подушки и повторяя сладкую пытку на нём: выцеловывала каждую точечку, каждую линию его многочисленных татуировок, самыми кончиками пальцев поглаживала каждый шрам и каждую венку. Мало! Мне всё ещё его мало… Мы исследовали тела друг друга, запоминая каждую родинку и открывая для себя целый мир, полностью посвящённый лишь нам двоим и взаимному удовольствию. Сердце бешено колотилось в груди, воздуха не хватало всё больше с каждой минутой, а низ живота скручивало болезненно-тягучими спазмами. Запах разгорячённой кожи дурманил голову сильнее любой «Амброзии», а предвкушение обещанного наслаждения заставляло кусать губы и сдавленно постанывать, когда его длинные сильные пальцы касались особенно чувствительных мест, всё сильнее распаляя желание. Мы гладили, целовали, кусали обнажённые тела друг друга, срывая с губ тихие стоны и крики наслаждения. С каждой минутой наши поцелуи становились всё более жаркими, жадными и требовательными. Неторопливые движения сменялись резкими и порывистыми. Мне стало катастрофически мало касаний губ, пальцев и кожи, я хотела большего просто до звёздочек в глазах. Всё было настолько лихорадочно, страстно и ошеломляюще, что я потерялась в вихре нахлынувших ощущений: его губы на моей полыхающей коже, мои пальцы в его волосах, тяжёлое хриплое дыхание, низкие стоны, прерывистые вздохи… И тихий, едва различимый шёпот, обещавший, что всё будет хорошо, обнажавший душу и открывавший то, как сильно мы были друг другу нужны: прямо сейчас, завтра, через несколько дней или лет — всегда. Я больше не могла вытерпеть нахлынувших ощущений и чувств и решительно потянула Эрика на себя, давая понять, что больше не намерена ждать ни единой секунды. Он с готовностью обхватил мои бёдра, прижал к себе и несколько раз медленно потёрся, вырывая из нас обоих стоны удовольствия. Пальцы скользили по влажной коже, а дыхание становилось рваным и сбивалось от предвкушения. Несколько секунд в комнате был слышен лишь шорох простыней и тяжёлые вздохи. Эрик опустил одну руку между нами и начал кружить пальцами вокруг клитора лёгкими, едва уловимыми касаниями, заставляя меня сжимать простыни, сдавленно шипеть сквозь зубы невнятные ругательства и нетерпеливо подаваться ему навстречу. Казалось, что по моим венам, как в тех пафосных речах о Бесстрашных, действительно тёк жидкий огонь, и я готова была вот-вот вспыхнуть и сгореть в нестерпимом жаре сверхновой. Но мой Лидер был слишком коварен… Раз за разом он подводил меня к краю, а затем отступал. И снова. И снова. И снова! Мне хотелось на него закричать, но его губы вновь коснулись моей груди, а пальцы возобновили свой танец. — Эрик! — я хотела, чтобы мой голос прозвучал как можно более требовательно, но у меня получился лишь жалкий умоляющий всхлип. — Ну же!.. Больше не медля, он толкнулся вперёд, срывая с наших губ глухие протяжные стоны, слившиеся в один. Переждав первые секунды накатившего наслаждения, Эрик начал двигаться тягуче-медленно, изо всех сил сдерживая желание отпустить себя и ускориться. Я обхватила его талию ногами и скрестила их за его спиной, притягивая ближе, вынуждая нависнуть надо мной и, забыв про излишнюю нежность и осторожность, двигаться глубже, сильнее. Мои пальцы снова блуждали по его татуировкам, губы мягко обхватывали горло, а язык то и дело старался повторить все чернильно-чёрные линии на его шее и ловил рваные стоны и тихие сдавленные ругательства. Мне было немного смешно от того, что даже в такой момент мы не могли сдержаться и от переизбытка чувств пускали в ход любимые грязные словечки. Заметив мою улыбку, Эрик стал толкаться сильнее, срывая несдержанные стоны с моих губ. Я понимала, что долго так не продержусь. Низ живота уже скручивало спиралью нестерпимого наслаждения, дыхание становилось всё чаще и громче, и мой невероятный Лидер прекрасно всё понял без лишних слов и просьб. Из его груди вырвался рокочущий полувздох-полустон, и он начал двигаться всё быстрее и быстрее. Темнота комнаты расцветала для меня яркими разноцветными искрами, пульсирующими в такт бешеному пульсу, что сейчас был для нас один на двоих. Ещё несколько долгих секунд, несколько сильных движений его бёдер навстречу моим, короткий поцелуй ямочки возле ключицы — и я вспыхнула, сгорая в устроенном нами пожаре чувств и эмоций. Растворилась в этом пламени без остатка, в последнее мгновение успев почувствовать, как мой любимый мужчина последовал туда сразу за мной, крепко сжав в своих объятиях и протяжно выдохнув мне в шею. Пусть хоть последние остатки нашего несчастного мира завтра взлетят на воздух, но теперь я точно буду уверена, что ни за что не останусь с этим один на один. Если предатели, Афракционеры или ещё кто-то посмеет развалить нашу фракцию по камушку, то мы просто спалим их ко всем чертям, выстроив на их пепле новое, ещё более сильное Бесстрашие. Кажется, я только сейчас по-настоящему осознала слова Дина и Макса о том, что в груди каждого из нас горит яркое пламя жизни, но только рядом с тем самым человеком и благодаря ему у нас за спиной вырастают крылья, давая нам силы совершить то самое геройство, о котором все столько твердят. Скинув на пол сырую простынь и лёжа на прохладном покрывале в обнимку с самым невероятным мужчиной на свете, я была твёрдо уверена — теперь нам по плечу любой подвиг.