Порыбачим на кайдзю?

Эрман казалось, будто крик Ньют миновал физиологический слух и напрямую впивался в слуховую кору мозга. Она могла бы зажать уши или даже уйти из полутёмной комнаты по ту сторону зеркала Гезелла, но надрывный вопль продолжил бы звучать в её голове. Пропущенный через динамик под потолком, он приобрёл некие механические модуляции, став совсем чужим. – Давно она так? – безжизненный голос Эрман едва не затерялся на фоне криков. Впрочем, её собеседник стоял достаточно близко, чтобы расслышать вопрос. – Вторые сутки, с перерывами на сон и отдых, – подтянутый мужчина с абсолютно незапоминающейся внешностью искоса взглянул на доктора Готтлиб. Его взгляд можно было заметить в отражении полупрозрачного стекла, проницаемого с этой стороны и зеркального с той. Эрман бы непременно обратила на него внимание, сумей она хоть ненадолго отвести глаза от Ньют. – И вы позвали меня только сейчас? – леденящий холод её слов внушил бы трепет кому угодно, кроме этого мужчины. Иногда Эрман казалось, что таких культивируют искусственно: ни одной примечательной детали во внешности, ни единого видимого изъяна. Гладкий и непробиваемый, как лист стали. Глаз цеплялся только за пиджак бежевого цвета – самое светлое пятно в помещении. Если бы Эрман позже попросили описать этого мужчину, вряд ли она смогла бы вспомнить что-нибудь, кроме пиджака. – Мы пытались её седировать. Это давало временный эффект, после чего всё начиналось заново. Невозможно было слушать, насколько спокойно пиджак описывал происходящее. В его изложении всё это походило на не самый удачный эксперимент. Эрман же была сторонним экспертом, приглашенным сугубо для проформы. На самом деле никто не верил, будто её присутствие что-нибудь изменит. – Вы не думаете, что это может быть связано с прекращением её дрифтов и ослаблением контроля Прекурсоров? – Эрман на секунду прикрыла глаза и мысленно выругалась. До чего же жалко должна была выглядеть её глупая надежда в глазах пиджака. – Данную теорию нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, – на этом моменте живой человек должен был пожать плечами, поджать губы или как-нибудь иначе выразить сомнение. Но при прошивке программного обеспечения пиджака кто-то очень сильно схалтурил с эмоциональной компонентой. Его лицо оставалось неподвижным. – Помимо того, подобное развитие событий тянет за собой определённые риски. Если связь доктора Гейзлер с Антиверсом действительно ослабнет, мы будем вынуждены форсировать разведывательные работы. Формулировка такая же гладкая, как интонация и внешность. «Форсировать разведывательные работы» – Эрман примерно догадывалась, что это значит. Вдвое больше бессмысленных допросов, втрое жестче прессинг. – Она до сих пор не идёт на контакт? – На осознанный – нет. Нам до сих пор неизвестно, как много знает доктор Гейзлер. Иногда она начинает говорить, но это не то, что мы… В подтверждение слов пиджака крик вдруг сменился бормотанием. Сперва тихое, оно набирало силу и громкость с каждым рефреном, под конец опять срываясь на крик. – Мне нужна она… Мне нужна она, мне нужна она! Судорожный выдох Эрман осел на стекле едва заметным мутным пятном. – Пустите меня к ней. – Не так быстро, доктор Готтлиб. Пиджак уже в открытую разглядывал Эрман, пока та неотрывно наблюдала за привязанной к креслу Ньют. Во время особенно сильных судорог широкие ремни глубоко впивались в её тело. Из-за массивного кресла, привинченного к полу, и серой робы не по размеру Ньют казалась совсем маленькой. Некогда яркие и лучистые, а ныне помутневшие глаза запали в череп, щеки ввалились. Из неглубокого выреза робы торчали тонкие ключицы. К таким страшно даже прикасаться – того и гляди, сломаешь. Никогда раньше Гейзлер не выглядела настолько хрупкой. Оставалось только удивляться, как жесткие ремни кресла не переломили её уязвимое тело пополам. Эрман не хотела смотреть на это, но отвернуться не могла. – Если вы не собираетесь пускать меня к ней, зачем вы меня позвали? – её пальцы сжались на рукояти трости до побелевших костяшек. – Вам тоже пришлось войти в дрифт с мозгом кайдзю, пускай всего лишь единожды, – произошло невозможное: пиджак вдруг улыбнулся. Это напомнило резкую смену кадров в диафильме. – Нам также неизвестно, как много знаете вы. Динамик под потолком прервал крики резким щелчком, после чего омертвел, но зеркало никуда не делось. Оно и дальше демонстрировало истерику Ньют, теперь уже беззвучную. Пиджак продолжал улыбаться. – Пройдёмте, доктор Готтлиб. Нам есть, о чем побеседовать.