Апатия всегда является ключом к давящему на чувство твоей вины бездействию, приковывая твои запястья и лодыжки титановыми цепями к постели. Отсутствие мотивации, от чего всё пускается на самотёк, ситуация выходит из под твоего неумелого контроля, голос совести становится всё громче и всё бессильнее, ведь уши закладывает, пока чувство собственного бессилия пытается взгромоздить на твои изнемогшие плечи тощую, тяжёлую депрессию. Апатия всегда являлась врагом всех народов и всех профессий, даже без конца опечаленных жизнью писателей, не давая ухватиться за пишушие перья даже из последних сил. Подобно наркотику, подобно свету она берёт контроль медленно, постепенно, пока не сломит насовсем. Антонимов к апатии можно придумать незримое множество, однако у тех, кто не разочаровался в этом чувстве, на ум первее всего всплывает ничто иное, как любовь. Она согреет тебя в своих по-матерински тёплых объятиях, даже в самых безвыходных ситуациях заставит тебя думать, что хуже не будет, что вещи обстоят не настолько худшим образом! А самое главное-она мотивирует. Если ты погряз в чистой, не осквернённой злыми умыслами любви, то в мире не найдётся чего-то невозможного, что заставит тебя впасть в удушающую безнадёгу. Любвь-это самый настоящий иммунитет против апатии, одна из единственных панацей.
Белые стены сужаются, потолок почти полностью свалился, будто под гнётом собственных обид пытаясь придавить отходящего ото сна черва, навалившись всем своим весом. Нет, это не навождение и не галлюцинации после инцидента в мастерской, лишь ослепляющий белоснежный блеск стен смешался воедино, давя на сознание бедолаги.
"Что за мерзость?". Неясным был и факт что именно вызывало такое презрение с самого начала пробуждения, ведь казалось, что весь свет белый представлял из себя одно сплошное горькое разочарование всей жизни. Оно и неудивительно, помимо тянущегося беспокойного ожидания в сопровождении безобразной от своего слабого проявления злости большего из жителя хворающего королевства было нечего выудить. И правилу этому были подвластны все знати, все расы и даже возраста. Разве что дети оставались в блаженном неведении как можно более продолжительное время, имея счастливую в такое время возможность лишь наблюдать за действиями обеспокоенных взрослых, некоторые из которых сами больше походили на детей под действием паники из-за распространяемых быстрее чумы слухов.
Только во время великих потрясений можно стать свидетелем того, какое истинное нутро может скрывать всё твоё окружение, какой бы порядочностью, разумностью и добродушием оно не хвасталось до момента сего.
Во времена таких потрясений общество делится на несколько типов: на тех, кто страшится, кто впадает в апатию, а также тех, кто работает для сохранения жизней предыдущих. К последнему типу в очевидной степени относился Черв, пускай и он был подвержен апатии, сдерживаемой по пути к мастерской не только любовью к собственному народу, но и к кое-кому ещё, с длинными клыками и, несмотря на это, крайне умильной на взгляд Черва улыбкой. Одеяния его сменились на потрёпанную временем, плотно прилегающую к телу ткань, такие же плотные перчатки, связанные крепкими узлами чуть ниже локтей, а так же тканевая повязка на лице, добротно смоченная водой и парой капель попавшихся под руку духов, чтобы унять мерзкий запах и не придать разум дурману. Былые ошибки были бессильны перед настоящим, в особенности после пережитого гнёта совести, когда монарх впервые узрел, насколько горькими могут быть крайне редкие слёзы Кошмара.
Чума не любила тесниться, пытаясь выпячить свои размеры, показать бледнеющему народу свои когти, которые сперва схватят, сперва придадут тебя спокойствию и уюту и только потом сомкнутся на твоей добровольно подставленной шее. Однако, словно страшась чего-то, будто самого гнева короля, забилась она по углам мастерской, вжимаясь в грязные стены тёмного помещения в самой глубине дворца, как дети прячутся от разгневанных опекунов. Самый настоящий очаг, кишащий напастью янтарной, которая размножалась в одной комнатушке и не вырывалась за её пределы. Чувствует, что есть поблизости нечто, способное поглотить её свет, не оставив и шанса на то, чтобы выбраться из густой тьмы.
-Это ещё что за несуразица?!-
Приглушённо воскликнул через ткань король, стоило ему заметить постороннего, склонившегося в практически непроглядной темноте над столом с неразличимыми предметами разного очертания. Тот в один миг спохватился, когда незнакомец даже не шелохнулся в итсом спокойствии, схватил с ближайшей невысокой полки масляный фонарь и зажёг его, в тот же момент расслабляя плечи и шумно выдыхая с долей расслабления в тоне. Вид зазнобы в очередной раз расслабил метящееся сердце, а завороженный взгляд метнулся на расставленные в ряд черепушки, различимые разве что по форме рогов, схожие в остальном друг с другом даже размерами с точностью до миллиметра.
-Любовь моя, как же это понимать?-
С нотками отступающей тревоги пробормотал Черв, смотря на стоящего у стены Кошмара и словно пытаясь прочесть его эмоции, залезть через взгляд на пылающие очи туда, в черепную коробку, и прочесть его мысли лишь из беспокойства в силу вчерашних потоков горечи из прекрасной пары глаз.
-Как скромную помощь от меня,-
Дух алого пламени приступил ближе, обогнув столешницу, ранее измазанную в пустоте и напоминающую стол для пыток самого изощрёного маньяка.
-Я видел твою первую "пробу пера", но таким примитивным капканом не обмануть её свет,-
Он отступил в сторону, махнув головой в сторону черепков, которые в густой темноте были похожи на выстроенных у стены маленьких солдат.
-Нужно сымитировать организм, у которого есть кости, органы, сердце, а также череп,-
Прикажи пустоте отрастить сердце, лёгкие, позволь ей дышать, позволь функционировать, позволь ей быть отпрыском самого короля, шептал метафорический голос где-то там, глубоко в сознании Черва, не отрывающего взгляда от склонившейся рядом с ним тощей фигуры. Слова благодарности звучат в ту же минуту, руки в плотных перчатках тянутся к черепку и работа берёт своё второе начало, ведь несмотря на то, что бездна ещё находит в себе силы сдерживать свет, времени у них катастрофически немного и иссякать оно будет с каждым больным.
***
Казалось бы, рождение нового организма, новой жизни, прекрасно, создание начинает свои первые вдохи, впервые видит мир вокруг себя, если природа распорядилась дать этому самому существу хоть мало-мальски пригодные для этого органы осязания, сжалившись над очередным своим чадом. Но давайте будем честны, это не настолько приятное зрелище, как привыкли его романтизировать зоологи, новоиспечённые родители или кто бы там ни был. Сосуды не являются исключениями из этого правила, когда перчатки почти пропитаны пустотой, когда грудка вздымается в рваном дыхании раньше времени, стоило нетерпеливой субстанции возыметь только что отрощенные лёгкие, в то время, как грудная клетка даже толком не закрыта, а конечности мелко поддрагивают в сокращении мышц. Глаза резко размыкаются и новоиспечённое творение в любопытстве вертит головой с жутким каменным выражением лица, пытаясь встать и не обращая никакого внимания на то, что пустотные ткани в районе брюха только-только срастались под направлениями рук монарха.
-Кошмар, молю, придержи его!-
Вскрикнул король, безуспешно пытаясь сдержать собственное чадо и при том придать форму тканям. Безумец резко схватил хрупкие плечи и почти с грохотом прижал сосуда к столешнице, морща переносицу, проще говоря, всем своим видом показывая, что он не побрезгует вкусить пустоты из тонкой, оголённой шеи. Нетерпеливый, рвётся, рвётся вкусить жизнь, рвётся из цепких лап, пока наконец руки Бледного демиурга резко не отстраняются от существа, словно от раскалённого металла.
-Отпускай,-
Коротко скомандовал монарх, утирая пот со лба чистым участком ткани и глядя на первого сосуда не столько со строгостью, сколько с тягостью изнеможения. Пустотное создание оглядело место своего пребывания совершенно пустым взглядом и в прямом и в переносном смысле, ведь тот был лишён не только зрачков, но и эмоций, сохраняя истовый стоицизм, кажется, не то чтобы осознанно. Он привстал, свесил костлявые ножки, неумело болтая ими подобно маленькому ребёнку, который дожидается опекунов, в данный момент скрыто удивляясь наличию суставов и прилагающих. Чувства при взгляде на него были сумбурно смешаны между собой. Гигантские глазки и хрупкое тельце внушали его беззащитность всему окружению, с первой оценки выставляя себя лёгкой добычей даже для низа пищевой цепочки. Но полые глазницы и его неестественность в сравнении с привычными видами и подвидами жуков внушали некое инстинктивное отторжение, будто само сознание вопило, что от него следует держаться как можно дальше.
-Я вне сомнений тот же демиург, что и ты, но впечатление берёт само собой,-
Отдельный организм, почти полностью идентичный тварям, населяющим этот свет, лишь болезненный на вид, будто он вот-вот потеряет сознание в голодном обмороке или подцепит в два счёта ту или иную болезнь, что для поставленной цели было весьма и весьма кстати.
-Премного благодарен, однако в нашем случае значение имеет не его внешний вид,-
От первых результатов отделяет всего одна царапина измазанного в чуме скальпеля, который в мгновение ока оказывается в изящных белоснежных пальцах. Сосуд сам подаёт руку, механически, сверля взглядом собственного породителя, словно впав в кому с широко раскрытыми глазницами. Лезвие проходится по хитину, словно по расплавленному под солнечными лучами маслу, оставляя за собой вязкую субстанцию янтарного цвета, которая впиталась в считанные секунды. Пустотное создание и не поморщилось, лишь окинуло взглядом присутствующих, наблюдая за их удивлёнными физиономиями с полным безразличием, будто бы он и не появился на свет буквально минуту назад. Однако Черв радоваться не спешил, секундой позже поглядывая на существо будто с презрением, или же он строго оценивал его.
-Рано что-либо утверждать, сперва нужно следить за ним, да состояние проверять при случае,-
***
-У меня слов не находится, это невероятно!-
Воскликнул Мерфер, стоя в кругу советников и хватаясь за лоб в неком юношеском восторге, пока остальные глядели более холодно, пускай и в их взгляде читалось восхищение, правда выражали они его не так яро, было ли дело в их суровости или же большую роль здесь играл форс. Разве что Юстас до сих пор относился и к плану Кошмара, и к самому пустотному созданию с пренебрежением, стоя от него поодаль и лишь иногда бросая из за приподнятого плеча многозначительные взгляды.
-Чушь мстекрыльская,-
Вскользь бросил тот себе под нос, не притянув к себе чужого внимания от слова совсем, когда группа полностью была вовлечена в изучение, считай, нового вида.
-Как вы думаете, есть ли у него шансы на то, чтобы заточить в себе чуму?-
Сосуд развернулся от них и побрёл куда-то в сторону длиннющих коридоров, волоча за собой лапки и понурив голову с тем же каменным выражением лица, от того не вызывая сомнений у "собеседников".
"Погубят они, погубят, не возьмут во внимание тебя, как беспечные родители не воспринимают отпрысков своих, погубят."
Он резко затормозил посреди пустой комнатушки, опустил взор свой к полу да вытащил тоненькие ручонки из-под накидки, к своему первому и последнему удивлению улавливая их тремор. Многое он успел услышать о своём предназначении за недолгое время своего существования и это самое многое сейчас вырывалось наружу. Лёгкие сжимаются, следом сжимается всё тельце в тряске, прижимаясь к холодной стене, а из горла вырывается хриплый выдох, очень похожий на всхлип.
