***
-Проклятье. Проклятье! ПРОКЛЯТЬЕ!- Дверь в спальню чуть ли не выбивается с яростным воплем, переполненным до самых краёв, до тоненькой плёночки отчаянием, которое некуда выплеснуть. Она разбухает в черепной коробке и голова гудит, сводит конечности гневной судорогой, напрягает голосовые связки. Жалкие, пускай и успешные в начале попытки сдержать столь буйный эмоциональный фон рухнули с грохотом и изящностью летящего на дно бездны сосуда, когда руки потянулись друг к дружке с намерением усмирить всплеск ярости болью, сразу после вздрагивая, хватая пустые склянки с рабочего стола и швыряя их в противоположную стену. Рвать, метать, вопить, ненавидеть себя, ненавидеть весь свет, потому что более никакой возможности к разумному действию у тебя нет! Или же она просто не высвечивается очевидной мыслью в разуме, опоясанном яростью. -Черв, остановись!- Хриплый голос оставил от тишины и гневных стонов одни ошмётки, такие, какие оставались от жертв его выступлений по всей сцене, а если повезёт-на первых рядах зрительских мест. Сцена под стать описанию определения катастрофы и лик монарха об этом вопил. Зачем же ты это сделал, Кошмар? Чего ради решился заглянуть под хладнокровную белоснежную маску? Ты не облегчил свою жизнь такой тяжкой правдой, загнав в угол невольно раскрывшего самые сокровенные эмоции любовника. Хотя, не столь уж это исключительное преступление-каждая персона на этом свете не брезгует скрыть свои неточности под идеальной, пускай и вшивой маской безупречного "Я". И если уж ты коснулся лика под прекрасной ложью, провёл ладонью в ласке, в попытке успокоить, по тёплой щеке, то будь добр это сделать с нежным пониманием, дабы ненароком не спугнуть того, чьей правды добивался. И Кошмар касается на удивление крайне просто, пускай в начале ступая нарочито робко по мраморному, холодному полу спальной комнаты. Немой вопрос-"можно?"-находит своё тактильное отражение в жесте, когда грубая ладонь трепетно касается мраморной щеки. Можно ли разглядеть твой лик в слезах и в гневе, в его истинной сути? Дозволена ли такая дерзость самому хозяину труппы. Судя по всему-дозволена в первую очередь, если обратить даже самое мимолётное внимание на то, как скоро легли ладони монарха поверх горячего запястья. Губы сжаты стыдобой, а затаившие обиду за напряжение голосовые связки отказываются выдавливать слова из глотки. -Подумать только, кто же устанавливал ценность истинных чувств перед моим взором?- Произнесено не с упрёком, в словах содрогалась забота и обеспокоенность-даже руки слегка дрожали, отрывая от пола Черва и прижимая к тёплому хитину под плащом. Хозяин труппы моментально ощутил, как к нему прижались гладкой щекой. -Так уж общество завело, что чистота эмоций постыдна,- -Ты в известии о том, что я оторван от общества,- И спальня, которая сжимала стены от гнева владыки Халлоунеста, наполнилась грустным смехом. Это было похоже на бурный танец двух разумов посреди пустыря со смертельными ловушками. Один находится в опасности, пока второй способен его спасти, отвлекая на себя, пока мученик забывает о том, что вальсирует в миллиметрах от пропасти с шипами, после чего начинает улыбаться. И вот, когда монарха задержали над такой пропастью и сквозь добродушные смешки притянули к себе, с уст духа алого пламени посыпалось весьма необычное предложение. -Уже две недели прошло с начала твоей непрерывной работы, уже весь дворец переполнен сосудами,- Подметил Кошмар, невесомо и медленно переминаясь с ноги на ногу в спокойствии. -Ты заслужил отдых за стенами дворца больше любого из его обитателей,- И вроде назойливый голос повинности невесть за что упрекает ещё до принятия решения, и вроде тебе не до любви, и ты слишком устал. Но тебе так всё равно на не столь плачевные обстоятельства. Настолько, что даже сам король устало кивнул, зная, что последует за этим кивком, а потому он надёжно прижался, обхватывая руками возлюбленного. Ещё никогда ему не было так тепло после срыва в горе.***
Ничто не способно работать вечно. Каждый механизм проржавеет до каждой шестерёнки рано или поздно. Даже солнцу нужен отдых под густым покровом прохладной ночи, что воцарила во всём мире, вынуждая всех маленьких и не очень его жителей мечтать о часах, которые они сумеют провести в тёплой постели во сне в гордом одиночестве или разделяя одно тепло с родной душой. Однако как бы ни был заманчив мир снов, самому Кошмару и Черву он не был мил, ведь расставаться сейчас до боли в сердце не хотелось, даже если речь заходит об отдыхе с прогулкой по царству приятного Морфея. Да, отрицать было бы столь глупо собственную сонливость, однако никому из них не было дозволено портить сей прекрасный момент парного одиночества, протекающего за пределами Грязьмута, а именно-на границе с пустошами. -Моя любовь, куда же мы идём в столь поздний час?- С доверчиво широко раскрытыми глазами поинтересовался монарх, пустив на лице устало-влюблённую улыбку от спокойствия и добавляя: -Да и ко всему прочему в стороне пустошей, на что там можно залюбоваться?- Дух алого пламени с прикрытыми веками внимательно слушает свою зазнобу так, словно он посвящал его в сокровенную тайну создания всего живого. Хотя, если так подумать, то для него этот диалог был в разы важнее любых тайн, любых заговоров и беспокойств. Пусть мир приостановится, пусть замолкнет на ближайшие пару часов, ведь он хочет услышать приятный на слух голос, вздохи перед репликами, узреть его обладателя ближе некуда. -Во главе стоит не её расположение, а сама красота, даже если пребывает она в самых глубинах этого королевства,- С улыбкой, полу-шёпотом пролепетал хозяин труппы, весьма многозначительно обратив ласковый взор на собеседника, явно подмечая параллель его персоны с выставленной на обозрение мыслью. -Разве я не прав, свет моих очей?- Истерзанная жестокими ритуалами рука покрепче сжала бледную ладонь, дабы затем отпустить, немного ускоряя шаг и пуская на лице совершенно нехарактерную для себя ребяческую улыбку. -К чему это ты проводишь?- Король поторопился за ним, созерцая наглейшее ускорение шага в ответ, постепенно перетекающее в бег. И наконец он замечает, что улыбается точно так же. Столь же беззаботно, радостно и игриво. Кажется, его лик никогда не знавал этого расположения мышц, застыв на десятилетия в сплошном, стойком холоде. -А ты догони меня сперва, затем узнай!- И срывается с места, залившись смехом, улавливая ускоряющийся бег за своей спиной и тоже кое-что подмечая про самого себя. Это радость, согревающее нутро счастье, вызванное не долгожданным ужином после жестокой расправы, а чем-то в разы приятнее, чем-то, что здесь, что сейчас, что никогда не закончится. Во всяком случае, ему очень хотелось в это верить. Он мысленно молит, чтобы король Халлоунеста остался, не сбегал в страхе от ужасающего зверя, лишь был рядом, позволял подойти к себе ближе пары метров. Пыль вздымается под ногами, ветер пробирает до костей, но только подначивает ускорить бег, лишь бы согреться, разогнать пылающую кровь по аорте, заставить её стучать в сердце, разрывая его в клочья от чрезмерно сильных чувств, которые невозможно выразить ни тебе, ни самым изощрённым писателям столетий. Монарх, догони, прикоснись, разгроми тишину звонистым смехом, которого никогда не будет достаточно, который заразительнее любой хвори. На этой мысленной ноте дух алого пламени на всех парах скрывается в одной из пещер, раздувая пламя, освещая путь точно единственный источник света во всём мире, столь пугающим от всепоглощающего мрака. И Черв поддаётся его свету, пытается коснуться и утонуть в нём, но для этого нужно быть ещё быстрее, резче, ловчее, даже если руки тянутся друг к другу вне воли хозяев. И он ускоряется. И наконец касается. И когда это наконец происходит, то ему вновь тепло, необъяснимо тепло, от мрака не осталось и следа. Это место поглотил свет и навсегда в нём останется, как напоминание о чём-то светлом, что случилось, несмотря на царствующий здесь ранее мрак. -Мой король,- На выдохе проговаривает дух алого пламени, обхватывая руками тощее тельце и поражаясь себе же от того, какую сторону своей личности тот раскрыл. Впервые за всё существование ему так хорошо, настолько, что всякий стыд за возможную чрезмерную слащавость для самого себя отступил, не оставив помимо себя ничего, кроме искренней влюблённости. -Ох, с ума сойти можно. Где мы очутились?- Этот вопрос последовал из лёгких, словно по велению автоматического механизма, стоило обратить хоть малую часть своего внимания на другой свет, чужой, не тот, что согревал Черва всё это время. Холодный, как тон стен Белого Дворца, однако всяко ярче и прекраснее, насыщая жадный до красот и впечатлений разум до краёв. -Залеж живокрови, знать, ведь, как я уяснил, то и дело распивает её во имя "оздоровления",- Последнее слово дух алого пламени обозначил жестом кавычек. То и было правдой о сей редкой находке. Живокровь предоставляла потребителю прилив сил и стойкости, однако на больно уж малый срок, чтобы подобные целебные свойства можно было бы оценить по достоинству. Да и сердце поджималось от взгляда на крошечных существ, жмущихся друг к другу под прочной плёнкой кокона, от чего перспектива ощутить на губах мягкую холодную субстанцию не радовала как минимум монарха. Он явился сюда не ради редкого питья, да и прекрасный вид не слишком успешно перетягивал на себя канат его интереса. Ведь именно здесь, в просторной пещере, скрытой от разумных, любопытных глаз, Черв был наедине с Кошмаром, любовь к которому странно-быстрым темпом цвела всё сильнее. Его подданные всегда льнули, тянулись к своему правителю и он принимал их под своё крыло как и подобает королю, но никогда не тянулся к кому-то, не принимал ласк. Оказание внимания со стороны ощущалось цветочными шипами на чужих ладонях, что тянулись в объятиях к его величеству. И монарх не был готов к тому, чтобы изранить нежный хитин, протыкаясь шипами в поисках вшивого тепла. Вместо этого взгляд манила величественная фигура в отблесках холодного света, чьи глаза были заняты любованием представшего перед ним чуда. В такие моменты мир казался пустым и всё хорошее в нём скопилось в духе алого пламени, чьи ладони были раскалены, чья забота протекала тёплой нежностью и вечно мёрзнущий король Халлоунеста льнул к нему без задней мысли, не боясь обжечься. Как и сейчас, отодвигая в сторону алый плащ и прижимаясь к грубому от шрамирований боку, избавляясь ото всех возможных мыслей, помимо неописуемой влюблённости. Кошмар слегка дрогнул. -У тебя щёки холодные,- И клыкастая пасть расплывается тёплой улыбкой, хозяин труппы садится в корнях проросшей живокрови и делает то, чего бы себе ранее в жизни никогда не позволил-самостоятельно касается губами щёк Бледного короля, принимая того в обхватку. Как стремительно тает лёд, брошенный в огонь, так и обмяк Черв в пленении алого пламени, шумно выдыхая в выпирающие ключицы чернильного цвета хитина, меж тем попытавшись скрыть смущение. Тепло по щекам распространилась поднесённым к ним факелом, крайне быстро, почти жгуще, как и подобает поцелую Кошмара, но при том столь нежно и от того приятно. -Твои уста до трепета приятны,- Пускает на лике улыбку монарх, обращая взгляд на предмет воздыхания и отрываясь от практически неохлаждённых ключиц. Безумцу по-хорошему дурно от этого взгляда, когда в глазах белым по кровавому расписан порыв расхныкаться от щемящей в груди любви, вкупе с непреодолимым желанием, которое тот страшиться, но так рвётся озвучить. Однако, чан терпения оказывается переполнен от ощущения прохлады на щеках-то ладони короля обнимают жуткой наружности для окружающих лик. -Мой король, молю, позвольте мне,- Слов не хватает и жестокий хозяин труппы не в силах понять, то ли оцепенение от трепета, то ли смущение, или же он спустя мимолётные мгновения свалится в корни от недостатка кислорода в сдавшихся лёгких. Но и без этого он оказался понят, стоило тонким пальцам прильнуть к тонкой шее, большим придерживая линию челюсти под тонким хитином. Один поцелуй, всё, о чём он молит-лишь поцелуй уст монарха. И к радостному изумлению, возлюбленный и не дрогнул, по всей видимости не решаясь и лишь ожидая просьбы со стороны, что облегчит его от тягот первого шага. -Я не располагаю такой волей для отказа,- Приятный на слух голос является единственным, что безумец расслышал, прежде чем полностью оказаться оторванным от мира сего с ощущением, кажется, самого понятия чистой нежности на губах, теряясь во влюблённости с головой, под закрытыми глазами отдаваясь чувству, поддаваясь к белоснежным рукам. Никто не стремился получить большего, чем им был способен отдать сейчас предмет влечения, лишь разрывая поцелуй для краткой передышки и любования, дабы восстановить его уже через несколько секунд. Любо, столь любо, до слёз радостно и ни одному из них до этого момента всё ещё не верится в действительность происходящего. Как бы то ни было, никто об этом не сожалеет и уже не будет.***
Твоё окружение никогда не погрузится в кромешное затишье. Как и сейчас, когда ветер завывает, когда мелкая живность скребётся вне поля твоего зрения в поисках пропитания, а позади раздаётся тихое сопение Черва. Последний задремал на руках возлюбленного в силу поздней ночи, из-за чего оказался завёрнут в тёплый плащ и уложен в толстых корнях. Кошмар же набирался сил снаружи, расположившись у второго выхода в пещеру, благодаря чему имел возможность поглядывать за королём в случае опасности. Если бы не обстоятельства, он бы остался рядом, украдкою любуясь расслабленными чертами лица, пока есть возможность, но вместо этого приходилось держать ухо в остро. Как он и предполагал в самых худших догадках-причина этих обстоятельств очень скоро дала о себе знать. Пара огоньков показалась в потёмках похожего на подворотню промежутка меж горными глыбами, разгораясь, приближаясь, вынуждая Кошмара подняться на ноги и стремительно направиться в их сторону, дабы не позволить приблизиться к королю слишком близко. Задержать, разговорить, обхитрить, возвыситься, унизить, не позволить навредить. -Мой король, я в замешательстве!- Остановившись поодаль от оберегаемого, заговорил с нотками безумия и истинным издевательским гневом Гримм, с презрением через улыбку смеряя взглядом собственного короля. -Я знаю, что вы сделали перед своим уходом и я знаю, что вы можете приступить к задуманному!- Мастерская заливается ярким свечением алых глаз, на изрезанном скальпелем столе пребывает в недолгом отдыхе тельце препарированного, бездыханного сосуда, чьи пустые глаза направлены на Кошмара. Один демиург не в силах пойти против своей природы и Черв, даровавший бесценные чувства своему народу, не в силах отнять свой же дар, которым струятся даже кончики тонких пальцев. Однако объединив силы, быть может, в этот мир сумеет явиться чудо и чудом этим будет идеальный сосуд, чья плоть изнемогает, чьи кости хрустят под хваткой иного творца. Кошмар оттягивал этот момент как мог, но чем дольше он это делает, тем сильнее увядает королевство и за ним Черв-его свет, его кислород, его мир. Чудо явилось на свет этим же вечером, втайне от второго творца. -Вы обещали, что покончите с королём как только королевство будет спасено, тогда мы сумеем взять под контроль разум каждого его подданного!- На этом моменте Гримм попытался пробраться дальше, лицезрея, как подобно ручному зверю, Кошмар преградил ему дорогу, скалясь и ощущая, как в ротовой полости скапливается нездоровое количество слюны. -Чего ради ты до сих пор сопротивляешься?!- Маэстро не отступает, скалится в ответ, напрягая мышцы и готовясь наброситься. Один неверный шаг и тишина порвётся со звуком схватки насмерть. Но в отличии он подлеца напротив, хозяин труппы сражается и за жизнь того, кому он оказался предан сильнее, нежели собственному кошмарному сердцу. -Это твоя природа, кретин! Или ты позабыл о том, что произошло в стенах дворца?!- Весь мир замер, оскал безумца спал, а морда оппонента скривилась в улыбке. -Ах да, ты вполне мог позабыть об этом из-за голода,- Кошмар, показав реакцию, которая была подобна истому хищнику, в момент заприметил воспалённый инфекцией шрам, распирающий нутро ужас, а затем молниеносно кинулся на беглеца, сперва лишь прижав его к полу, желая остановиться ещё на этом этапе, но, не сдержав практически природные порывы, впился в подставленную шею, смыкая сильную пасть на всех парах. Он не торопится выпускать из клыков пульсирующую плоть, сжимая сильнее, подбирая мерзкую жидкость языком, жадно заглатывая, разрывая когтями накидку и уже было норовя откусить кусок от костлявой шеи, как вдруг сознания становится немного яснее. Никакого толку. -Мерзость!- -Ты не можешь держать под контролем тягу к жестокости, смирись с этим, пустоголовая сволочь!- Оскал спал насовсем, вместо него в пылающих ранее яростью глазах воспалился страх осознания вкупе с голодом, сводящим дикое нутро. Кошмарное сердце налито кровью, питаясь от ужаса, питаясь от мучений. Лёгкие сводит судорогой, он чем-то подавился, однако очнулся лишь сейчас, окидывая взглядом пещеры Края Королевства, промёрзший воздух которого раздирал залитую кровью глотку. Когти измазаны, с подбородка стекает паутинка алой субстанции, пока руки сжимают горячую плоть невесть какого создания, распознать которое в силу изуродованности уже не представляется возможным. -Я не удивлюсь, если тебе захочется вкусить и королевской плоти!- Разум оказывается покрыт непроглядной пеленой, глаза наливаются кровью, в них кипит ярость, подобная лишь первобытным хищникам, голодающим неделями, что наткнулись на лёгкую добычу. Однако, имелось одно до задорного смеха "но". Ни одна тварь белого света не могла сравниться кровожадностью с Королём самих Кошмаров! В особенности, когда кипящая слюна вязкими каплями оказывается на земле, с шипением обжигая твердую породу. От этого взгляда, от того, как тот возвышается, как его хитин горит, на лике маэстро дрогнули мускулы в надвигающемся страхе. Это оказалось точкой невозврата, когда король набросился на слугу, разрушая тишину рычанием, и более тихим хлюпаньем от разрывающегося хитина под действием острейших когтей. Тварь рвёт плащ, мечет жертву из стороны в сторону по земле, вздымая в воздух клубы пыли и собственного дыма, пока всё его существо безжалостно кричит своему обидчику: "Я и костей от тебя не оставлю!". Ещё никогда Гримм не был так близок к смерти, когда пасть зверя сомкнулась на его шее в непозволительной близости от сонных артерий, вынуждая его отчаянно завопить изо всех сил. И, как бы не было это иронично, от смерти слугу спасла его же жертва-Черва не мог не разбудить оглушительный звон чьих-то голосовых связок. Кошмар разомкнул пасть, ослабил хватку когтей и маэстро тут же растворился в пламени, спасая собственную шкуру. Хищник упал на колени, сгибаясь в три погибели и слизывая чужие соки с клыков. -Мой свет!- Монарх тут же срывается с места, стоило увидеть возлюбленного в таком состоянии. Обхватывая алый плащ, тот накидывает его на безумца, охлаждая его щёки объятиями ладоней. -Что сотворилось? Ты ранен?- Разум возвращается в реальность, пелена спадает с глаз и Кошмар созерцает перед собой обеспокоенный лик возлюбленного. Наконец-то доля спокойствия. -Нет повода для паники...- Он делает рваный вдох, дабы возобновить подачу кислорода после сражения. -...Просто дикий зверь, любовь моя.-