***
Дождина шпарил так, будто у кого-то на небесах случилось недержание. Апрель в этом году не баловал теплом, и лужи не успевали высохнуть, как по улицам снова неслись ниагары. Стоки не выдерживали, бурлили, извергая из себя прошлогоднюю палую листву и прочий мусор вместе с грязной водой. Ураганные погодные настроения передавались и людям. Хотелось то ли залезть под одеяло и никогда оттуда не выходить, то ли пойти и утопиться, благо все вокруг способствовало. Тренировки под моросью вообще вошли в порядок вещей, а серое небо с низко нависающими тучами давило на и так минусовое настроение. И ничего-то не клеилось, ничего не срасталось. Ноги били мимо мяча, тело летело прямо в раскисший газон тренировочного поля, а траву после приходилось выковыривать даже из трусов. Никакого удовольствия, сплошные лишения. Даже наклевывающаяся личная жизнь вдруг накрылась медным тазом, по которому кто-то сверху еще и постучал издевательски, мол, как там у тебя, неудачник? Соболев с досадой забросил букет на заднее сидение машины и, вжимая голову в плечи, нырнул на водительское место. Мотор глухо заурчал, из печки пахнуло сухим жаром. Внутри было тише, притупился шелест дождевых капель, но теперь они стучали по лобовому стеклу, и каждая будто вбивала гвозди в гробик надежд на «долго и счастливо». Саше подумалось, что цветы надо было оставить где-нибудь на лавке, но вроде и жалко, красивые ведь. Наверное. Девушкам такие нравились. Вроде. Мокрые бутоны обтекали на кожаную обивку. Соболев смотрел на них в зеркало заднего вида и пытался не вырвать руль с корнем. С утра казалось, что отвратительный день не мог стать еще гаже, но встреча с девушкой, оказавшаяся третьей по счету и в общем-то последней, окончательно добила его. Сделав пару вдохов, чтобы прийти в себя, Саша вырулил с парковки и медленно поехал по пустующим вечерним улицам. Суббота вкупе с непогодой загнали всех по уютным норкам многоквартирных домов, и дороги пустовали. Светофоры одиноко перемигивались сами с собой, загадочно поблескивая разноцветным в каплях конденсата на стеклах. Отсчет времени на них словно замедлился, или это Соболеву виделись вокруг одни заговоры. Самое обидное заключалось в том, что особой тоски не намечалось. Ну, не получилось, не фартануло. Или погода влияла на внутреннюю эмоциональную отмороженность, или и правда никаких страданий амурная неудача не принесла. Даже мысли потекли куда-то в будничную сторону горячей ванны и мягкого одеяла. От осознания, что из машины придется выйти и пробежаться под дождем до подъезда, ему стало еще муторнее. Он остановился на очередном светофоре и уставился в окно, разглядывая бегущие капли на грязноватом стекле. Зрелище оказалось настолько увлекательным, что он проворонил «зеленый» и газанул, когда тот начал мигать. Словно из ниоткуда под колеса метнулось желтое пятно, и только реакция и исправные тормоза спасли эту молнию от столкновения, и ее только обдало веером грязи из-под колес. Желтый плащик застыл в полуметре от капота и грозно показал средний палец. Из-под капюшона торчали белые, действительно белые, волосы. «Привидение», хмыкнул про себя Саша. Приведение было навьючено сумкой и гигантским штативом. Или фигурка в плаще казалось настолько маленькой и нелепой посреди этой фантасмагории. Соболев даже не успел испугаться, когда в голову стукнуло чем-то тяжелым и пыльным, как мешок. Он опустил стекло, высунулся и громко позвал, стараясь перекричать ливень: — Девушка, вас подвезти? Плащ застыл, а потом решительно направился к пассажирскому месту и открыл дверцу. В салон будто прыснули из пульверизатора, следом сунулась симпатичная мордашка с потекшей тушью и размытыми стрелками. — Вообще-то я не девушка, а Антон. Но ты подвези, — сказала она. Он. Антон. Саша задержал дыхание. На соседнее сидение вслед за сумкой плюхнулся его внезапный попутчик. С его кроссовок тут же натекла лужа на половичок, штатив никак не собирался влезать, и чувак продолжал ерзать и умащиваться. Дверь тихонько хлопнула. — Ну ты и мудак, — сказал Антон, когда наконец устроился. Он повернулся лицом к ошарашенному Сане, шмыгнул, вытер щеки и нос ладонью, только сильнее размазывая по лицу краску. — Чего стоим? Поехали. — Куда? — тупо спросил Саня. Перед ним определенно сидел парень. Довольно миниатюрный и с поплывшим макияжем, но точно не девчонка, хотя в темноте можно было и спутать. Захотелось срочно вынуть глаза и протереть их замшевой тряпочкой. Соболев зажмурился. Парнишка улыбался во весь свой красивый лягушачий рот. — А мы не к тебе едем, пупсик? — вдруг сказал он, манерно растягивая гласные. А потом бессовестно рассмеялся над застывшей Саниной физиономией. — Шутка. Дай, вобью в навигатор. Саша тронулся с места. Антон вернул ему мобильник (у него были холодные влажные руки с широкими ладонями) и уставился на него. — Откуда ты взялся, принц на белом мерседесе? Саша промычал что-то невразумительное и искоса посмотрел на Антона. Вот это его, конечно, угораздило. — Салфетки в бардачке возьми. У тебя на лице… это… размазалось, — промямлил он наконец. — Ля, нагнули с водостойкостью, — Антон недовольно цыкнул и без спроса повернул к себе зеркало. Гневная отповедь застряла у Соболева в глотке и наружу вырвалась утробным клокотанием. Такая откровенная наглость вдруг показалась даже забавной. Он наблюдал, как парнишка старательно тер веки и щеки, пока не приобрел адекватный вид. Саша поправил зеркало обратно, поймав в отражении ответный изучающий взгляд темно-серых глаз. Молчание затягивалось. Соболеву было неловко, а Антон пялился по сторонам. Навигатор указывал направление куда-то в спальные районы на окраине, совершенно в другой стороне от квартиры Саши. — Не страшно одному ходить в таком виде? — выдохнул Саня. Вопрос вертелся на языке и выпрыгнул неожиданно даже для него самого. Антон резко развернулся к нему. — Проблемы? — спросил он. Кукольное личико исказилось в гримасе. Саша быстро покачал головой. — Никаких. — Отлично. Они снова заткнулись, и теперь Антон возмущенно сопел, а Саня окунулся в неловкость с головой. — Извини, — сказал Соболев. — И за то, что обрызгал, и вообще. Я не хотел, засмотрелся. — Еще бы ты хотел, — хмыкнул Антон, оттаивая. Он запустил пятерню в свой светлый ежик и потянулся всем телом. Штатив неловко поехал между его ног. Саша притормозил, испугавшись непонятно чего. Антон дернулся по инерции и стукнулся носом о треногу. — Извини, — снова сказал Саша, чувствуя, как его захлестывает волной стыда. — Чем занимаешься? — спросил он, стараясь сгладить идиотизм ситуации. — Проституцией, — фыркнул Антон весело и часто заморгал. — Визажист я. И видеоблогер. Мода, косметос, все такое. Фэшн-терапевт для твоей телочки, если в двух словах. Все это время он поглядывал на Соболева и словно оценивал, взвешивал и складировал на полочку. Взгляд у него был хитрый, почти лисий. Может быть, так только казалось — из-за своеобразного разреза и формы глаз, но выглядело впечатляюще. На нижних веках осталось немного темного и блесток, и смотрел он будто с поволокой. На слишком белой и ровной коже, еще влажной от дождя и салфеток, отражались уличные огоньки, расцвечивая его в мягком сиянии. Черты лица скрадывались, но Саша не мог не заметить, что начинает откровенно пялиться. — В Самаре? — недоверчиво протянул он, отворачиваясь. — А что, ниша свободна. Кручусь-верчусь как могу. — И не стремно? Ну, эту херню на лицо?.. — Сам ты это самое. Работа у меня такая. Я же не всегда так хожу. Съемки у меня были, — не обиделся Антон. Он поправил воротник и вжался в спинку кресла. — А чего в дождь поперся? Такси вызвать никак? — А ты батя мне что ли? Телефон сел. — Антон выразительно помотал потасканным айфоном с темным безжизненным экраном. Они свернули с главной дороги и запетляли по переулкам. Саша рассматривал серые многоэтажки, будто вылепленные из грозовых облаков. Желтый плащ Антона казался единственным ярким пятном, совершенно не вписывался в упаднический антураж провинциальных задворок. Не верилось, что что-то подобное может прижиться среди этой мути. Антон продолжал поглядывать на него и, наверное, тоже хотел что-то спросить. Соболев повернулся к нему и вопросительно вздернул брови. Антон улыбнулся, и Саша залип на припухлых девчачьих губах, и даже то, что они были искусаны в мясо, их не очень портило. — А ты? — спросил он. — Что я? — не понял Саша. — Чем занимаешься? — Футболом. — Круто, — просиял Антон. — Я тоже в детстве хотел, но меня из всех школ поперли из-за роста. Обидненько. Где играешь? — В «Крыльях», — сказал Саша. Антон скептично нахмурился. — Прям в самих «Крыльях»? Ни хера себе. Хотя, тачка у тебя подходящая. Саша ощутил, что краснеет. Антон продолжил: — А чего у тебя за веник там? Девушке? Красиво. — В его голосе звучало подлинное восхищение. — Да нет. Надо выкинуть, — отозвался Саша. Никакой жалости к охапке роз он теперь не испытывал. — Да ты что? — возмутился Антон. — А куда их девать? — спросил Саша и в шутку предложил: — Если хочешь, забирай. — Можно? Круть. Антон развернулся под ремнем, все еще удерживая коленом громоздкий штатив, и перегнулся назад. Саша видел, как он трогает плотные красные бутоны и пытается понюхать их. Стало смешно. Навигатор высветил окончание поездки, и Саша остановился. Антон тут же вынырнул обратно. — Приехали, — сказал Соболев. — Угу, приехали, — как-то удивленно протянул Антон, словно подозревал, что Саша увезет его куда-то не туда. — Спасибо, что ли. Я бы предложил тебе выпить кофейку, но кофе у меня нет, и я ужасно устал. Так что можешь черкануть мой номерок, потом как-нибудь угощу. Ты вроде прикольный. Но я пойму, если ты сольешься. Соболев только открыл рот и тут же захлопнул обратно. После такого спича отказывать было неудобно. Поэтому он неопределенно пожал плечами и снова протянул ему свой телефон. Антон забегал пальцами по экрану, от усердия высунув кончик языка. Саша рассматривал его растрепанную челку и то, как без остановки двигаются его брови. Завораживающая пляска мимики погрузила его в подобие транса, из которого его вывел Антон, пихнувший ему мобильник обратно. — Я тебя на себя подписал в инсте еще. Потом можешь отписаться. Как хочешь, в общем. Покедова, Саша Соболев. За цветы спасибо. Пиши, звони, шли голубя. Буду ждать. — Он протянул руку и стукнул кулаком о кулак Сани. Его губы снова растянулись, обнажая крупные неправдоподобно белые зубы, а на щеках появились ямочки. — Приходи на матч, мы в следующую пятницу играем здесь, — предложил Саша, когда Антон уже вытащил сумку и штатив и пытался удержать в руках еще и огромный букет, из-за которого было видно только его макушку. — Ты сам это сказал, не жалуйся потом, — загадочно прошелестели цветы. Дверца хлопнула. Нагруженный под завязку Антон живым цветным росчерком продирался сквозь темноту, а Саша смотрел ему вслед, подсвечивая стальным светом ксеноновых фар. Соболев чувствовал какой-то подвох и определенную долю фарса, но смысла во всем этом не находил. Ну и ладно, подумал он, сдавая назад. Дома ждала ванная и родная кровать, и ничего не могло его остановить.***
Про Антона он забыл практически сразу, да и тот не давал о себе знать. Погода понемногу перестала буянить, унялся ветер, бесконечные дожди прекратились, и периодически над Самарой всходило желтенькое весеннее солнышко. Город будто окунули в акварельную палитру, таким полупрозрачным и ярким он казался. Даже ранние утренние тренировки не портили общего впечатления. Природа оживала, а вместе с ней и Саша. Гром грянул среди ясного неба на теории перед пятничным матчем. Соболев клевал носом и заторможенно моргал, слушая монотонную речь тренера. За окном щебетали птички. Сквозь недавно вымытые окна проглядывала легкая суета. Саша отвернулся, пряча лицо в сгибе локтя, и зевнул. Телефон с отключенным звуком вжикнул в кармане вибрацией. Соболев осторожно поглядел на экран. В директ инстаграма прилетело сообщение с незнакомого аккаунта: «@zinааааа_mua: отправил (а) вам фотографию» Следом пришло еще одно: «мне сказали, что это неплохие места. Увидимся)))» — Соболев! — рявкнул Божович. — Я тут к стенке или кому говорю. Еще одно предупреждение, и будет штраф. Саша стушевался, буркнул извинения и снова посмотрел на доску, на которой в кажущемся хаосе замерли фишки. Но в голове кроме теории теперь обитало легкое предощущение какой-то херни. И сразу вспомнился и желтый плащ, и фарфоровое кукольное лицо с раскисшей тушью на ресницах, и легкий румянец на белых скулах, и неестественный пепельный блонд, и холодные пальцы с холеными ногтями, и запястье с татуировкой якорька. Саша даже поразился точности своей памяти, потому что эти детали всплыли в одно мгновение, будто это произошло только что, и Антон сидел справа от него прямо сейчас. Соболев невольно вздрогнул и с облегчением обнаружил рядом лишь отстраненного Никиту Чернова, который, кажется, дремал с открытыми глазами, и Макса Канунникова, который, заметив его растерянный взгляд, изобразил на лице смертельную скуку и тут же отвернулся. Божович быстро закруглился, погрозил кулаком смущенному Саше и распустил всех по домам, восстанавливаться, отдыхать и высыпаться. Соболев скорой савраской добежал до стоянки. Забаррикадировавшись в машине, он тут же вынул мобильник и щелкнул по уведомлениям. На фотке были знакомая рука с татушкой возле большого пальца и билет с местами рядом с подтрибункой. Сделав вдох, прозвучавший слишком громко в тишине салона, он открыл профиль. Глаза разбежались по нему, цепляясь, как за крючки, за россыпи косметики, шмоток, броский макияж на лицах разных девочек. На одном из последних изображений Саша обнаружил и самого хозяина инсты. Антон в полном боевом раскрасе безмолвно вещал и активно размахивал руками. Рядом с ним смеялась какая-то девчонка с не менее экстравагантным макияжем. Палец дрогнул над роликом, и динамики буквально взорвались звонким смехом и концовкой фразы: — … и если не хочется быть мышью бледной, крысой сутулой, а хочется сиять до приступов эпилепсии у окружающих, и чтобы цыгане убегали при одном вашем появлении, не выдержав конкуренции, заглядывайте на мой канал на Ютубе. Все расскажем, все покажем, и будет хэштег-не-бледно. То ли соединение с интернетом прервалось, то ли еще что-то, но видео замерло на моменте, когда Антон смотрел прямо в камеру, а его лицо находилось слишком близко, так что можно было рассмотреть все детали. И Саша узнал и после поплывшие стрелки, и кучу блесток. Ступор проходил медленно. Антон на видео казался слишком сладким, почти до тошноты приторным, и вроде совсем не накладывался на тот образ, который остался на подкорке. Соболев никак не мог понять, как относиться к тому, что он только что увидел. Раньше он бы только похихикал, мало ли фриков, но сейчас стало как-то совсем не по себе. Информация в шапке не дала в общем ничего нового: Антон, визажист, блогер, фешн-из-хис-профешн, записывайтесь на ноготочки и контактная электронная почта. Кружочек вокруг юзерпика светился радугой, сообщая о наличии свежих сторис. Саша ткнул в него, и на весь экран расползлась обложка видео с реферальной ссылкой для перехода куда-то на сайт какого-то косметического брэнда и на ютуб-страницу. Следующая стори была фотографией маленькой белой собачки с красной банданой вокруг шеи. Третья и последняя содержала билет из сообщения и надпись «Вперед за Крылья!». Это вдруг очень развеселило. Саша представил эту «фанаточку» на трибуне и рассмеялся в голос. Пускай, подумалось ему. Это, по крайней мере, должно быть интересно. Он снова открыл директ и скинул три скобочки в ответ. Сообщение осталось непрочитанным, но и Саша уже отложил телефон и завел машину.***
Игра складывалась нервно, да и с голевыми моментами было сложновато. Слишком много падений и травм. Самедов чуть не попросил замену еще в первом тайме из-за проблемы с коленом, но все-таки остался на поле. Сам Саша несколько раз бил по воротам с дальнего расстояния, но мяч летел то выше, то правее. После короткой пятнадцатиминутной передышки, пока Божович что-то втолковывал Тимофееву и о чем-то справлялся у Самедова, Соболев только тихо втыкал куда-то в стену, не слыша шума в раздевалке, и старался настроиться. Во втором тайме стало еще сложнее. Атака «Рубина» наконец нашла себя и переместилась на их половину поля. Рыжиков несколько раз спасал ворота, отправляя их в контратаки дальними забросами. Соболев совсем не смотрел на трибуны, только ощущал их гул и улавливал заряды с фанатского сектора. В какой-то момент, оказавшись в трети поля соперника он получил передачу из штрафной от Тимофеева. Мяч слишком хорошо лег на ногу, и в два касания, не думая и не размышляя, Саша ударил. Сетка заколыхалась от влетевшего почти в девятку мяча*. Сектора взорвались. Саша же теперь слышал только свой крик и тугие удары пульса в ушах. На него налетели. Повисли на плечах, хлопали по спине и что-то орали. Впереди оставалось еще больше получаса. После финального свистка, когда они с не изменившимся счетом с минимальной разницей в один мяч, возвращались к подтрибунке через все поле, Саша поднял глаза на трибуны. За прозрачным пластиком ограждения он разглядел знакомый пепельный хохолок, торчащий над ватманом, на которым сине-зелеными буквами было выведено: «САША, Я НА ВЕКИ ВАША. ПОДАРИ ФУТБОЛКУ И СВОЕ СЕРДЕЧКО». Под надписью была наклеена его фотка. Его опять разобрал смех, на этот раз совсем нервный. Но он стянул с себя майку и кинул прямо в руки Антону, на лице у которого расплылась самая широкая улыбка, какую он только видел в своей жизни, и которую тот спрятал в фанатской розе, обмотанной вокруг шеи. Он скрылся в коридоре. По взмокшей спине его кто-то похлопал. Обернувшись, Саша увидел Макса. Канунников закинул руку ему на плечи и сказал: — Красотка, да? — Кто? — обмирая спросил Саша. — На трибуне. Беленькая такая, с плакатиком. Знаешь ее? — Нет, — отозвался охреневший Соболев, и на вопросы больше не отвечал. Победная раздевалка стояла на головах. Кто-то хлестнул его по бедру мокрым полотенцем, потрепал по голове, лохматя мокрые после душа волосы. Божович лично поблагодарил и отвесил легкий подзатыльник. А телефон светился пришедшими сообщениями от незнакомого контакта «Зина». В общем, Соболев бессовестно отпочковался от команды и в клубный автобус не полез. Накинув капюшон и замотавшись шарфом в целях конспирации, он обошел стадион. В сообщении дублировалось предложение кофе. Легкая эйфория и проснувшийся азарт заставили принять его. — Почему Зина? — спросил он у белобрысого затылка, нашедшегося у одного из гейтов. — Привет. — Привет. — Антон обернулся. Сейчас он совсем не напоминал девчонку. Это как надо было долбиться в шары Конунникову, чтобы спутать. У Антона в руках была его скомканная и пропитанная потом майка, которую он завернул в розу. — Потому что Зиньковский. Поздравляю, бомбардир, так держать. Было очень символически. — В смысле? — В смысле, залетело, как комета. В День космонавтики-то. Саша поймал себя на том, что рассматривает Антона, который едва макушкой доставал до его подбородка. В огромной толстовке и широкой джинсовке он казался еще мельче. В прорехах черных узких штанишек светились трогательные коленки. — Как тебе игра? — спросил он, запоздало протягивая ладонь для рукопожатия. — Волнительно, — уклончиво ответил Антон. — Но положил ты что надо. Пройдемся, или такси? — Телефон зарядил? — А ты мне на тапочку отвечал? Саша пожал плечами. Антон явно не лез за словом в карман. — И куда мы? Я устал, если честно. — Ну да, ну да. Мы не долго, есть одно местечко. Пока они ждали такси, вызванное Антоном, тот без остановки щебетал. — Как детство вспомнил. Мы с батей постоянно гоняли на стадион. Я даже загорелся, хотелось тоже на поле, но меня во всех школах завернули. Утверждали, что маленький слишком, что меня затопчут. — Ты говорил. — Ага. Даже в «Спартаке» были, но мы как зашли, так и вышли. На меня и смотреть не стали. В общем, я забил на это дело. Обидно было до усрачки, но не сложилось, и ладно. И ходить на игры я перестал, по телеку смотрю редко. — Не жалко? — Да не особо. Сейчас уже нет. Антон и правда не выглядел расстроенным. Он смотрел снизу вверх, но отводил глаза, как только у них устанавливался зрительный контакт. Такси приехало аккурат в возникшую неловкую паузу. Антон забрался на заднее сидение и уткнулся в телефон. А Саша поглядывал на него спереди в зеркало. Местечком оказалась небольшая кофейня-кондитерская, с утопавшими в желтом полумраке столиками. Антон очень по-свойски ухватил его за рукав куртки и потащил к барной стойке со скучающей за ней девушкой-бариста. — Привет-привет! — сказал он ей, и девочка кивнула ему, как старому знакомому. — Приветик. Давно не видела тебя. Что будете? — Латте с кленовым сиропом и корицей. И вон ту пироженку, окей? Саш? Соболев пожал плечами. — Капучино. С одним сахаром. — Что-то перекусить? — спросила бариста. — Нет, спасибо. — Хорошо. Можете сесть за столик, я все принесу. Антон покивал, расплатился за оба кофе, поднимая руку и предупреждая возражения Соболева, и потянул к дальнему столику в нише у окна. Они устроились напротив друг друга. Антон выжидательно замер. — Ну, — сказал он. — Что «ну»? — Рассказывай, по чем сегодня стоит стог сена. Саша поперхнулся слюной и мучительно покраснел, зная, что из-за проблем с прикусом эта фраза из его уст прозвучит отвратительно шепеляво и с дурацким присвистом. Антона захотелось стукнуть. Больно. — Не буду, — выдавил он из себя и отвернулся к окну. — Эй, ну ты чего? Да ладно, я же пошутил. Извини-извини. Моя очередь извиняться, да? — зачастил Антон и вдруг схватил Сашу за руки, лежащие на столе, привлекая внимание. Соболев резко развернулся обратно и вытаращился на него, но тот уже отпустил его. — Вот думаю все: ты пипец огромный. — А ты мелкий, — ответил Саша злорадно. — Это мы уже выяснили. Ну, не хмурься, а то мне уже страшно. На улице темно, в подворотнях еще темнее. Был Зина, а вот его нет. И ведь не найдут, да? — Не найдут, — согласился Саня. — Что я вообще тут делаю? — Сидишь. Сейчас будешь пить кофе. — Я даже кофе не очень люблю. — А чего сразу не сказал? Можно было бы по пиву, — фыркнул Антон. Настроение, сбитое с толку, снова поползло вверх. Антон оказался очаровательным пиздоболом. — Слушай, тебя за твой длинный язык не пиздят? — За это — нет, за это меня любят и хвалят. У меня вообще много оральных талантов. — Антон поймал Санин охуевший взгляд и закусил губу. — Ораторских, я хотел сказать. — Подумал и, подмигнув, добавил: — А, может, и не хотел. Не бери в голову. Саша даже задохнулся от оголтелого потока двусмысленности, першей из Антона фонтаном. Вовремя появилась бариста, прервав их. Саша перевел дух. Антон тут же схватил стакан и зажмурился. На лице его расползлось блаженство. Девушка забрала поднос и ушла, а Саша молча наблюдал, как Антон отламывает кусок от пирожного и вилкой месит его в кашу, а потом запихивает в рот. Довольно сносный капучино встал поперек горла. — Вкуснятина, — сказал Антон. В уголке покрасневших губ у него осталась шоколадная крошка. — Хочешь? — Нет. — «Зря-зря», говорит уточка. Не любишь сладкое? — Люблю, просто не хочется. — Как захочется, я всегда к твоим услугам. — В смысле? Антон засмеялся и вытер рот ладонью. Этот неряшливый жест вышел у него очень органично. Саша отодвинул чашку. — Слушай, серьезно, что я тут делаю? — А ты как думаешь? — Ты ко мне яйца подкатываешь? — подозрительно спросил Саня. И подозрения вряд ли были так уж беспочвенны. — Страшно, что ли? Попробуй пироженку. — Антон смущенным не выглядел, не тушевался и, кажется, наслаждался собой. — Антон. — Двадцать три года уже Антон. — Стоп, что? — Что? — Ничего. Думал, ты младше. — Внешность обманчива. Ты тоже выглядишь со стороны очень внушительно, но на самом деле та еще… — он не закончил, но подергал бровями и похлопал ресницами, пытаясь воссоздать на лице умиление, но вышло не очень. Скорее, напоминало приступ. Саша вздохнул. Такого ему не говорили никогда, а если бы сказали, то сразу бы забрали слова обратно. Но цепляться к Антону за это было сродни тому, чтобы пнуть котенка, даже несмотря на всю ситуацию в целом. Странно, но Соболев находил Антона забавным, и злиться и ругаться не хотелось. Не хотелось даже встать, уйти и забыть его как страшный сон. Зиньковский продолжал терзать бедное пирожное, размазывая его по тарелке. Время было уже позднее. Саша почувствовал ту самую обманчивую сонливость, после которой долго не мог уснуть и часами рассматривал шторы в спальне. Глаза неубедительно слипались, а подавлять зевки становилось все сложнее. — Давай по домам? — попросил он. Антон отложил вилку и свел брови. Хмурое выражение делало его похожим на подростка еще больше. — Надоел, да? — Спать хочу. Честно-пречестно. Зиньковский теребил салфетку и смотрел на свои руки. Кажется, пнуть котенка все-таки получилось. — Может быть, потом как-нибудь увидимся? Я правда очень устал, — сдавшись, попросил Саша. Антон цепко посмотрел на него, закусив щеку изнутри. Потом зажмурился и вернул на лицо прежнюю дурашливую ухмылку. — Ловлю на слове. Они вышли на улицу. Прохлада полоснула по лицу. Давно зажгли фонари. Воздух пах весной и чем-то свежим, невзирая на центр города. Гудки машин немного портили общую безмятежную картину, но не слишком. Саша вызвал такси в приложении. Зиньковский с любопытством заглянул в экран и тут же отпрянул и заложил ладони за спину. Соболев снова заметил, что губы у него в уголках измазаны шоколадом. — У тебя тут размазалось, — сказал он и ткнул пальцем Антону в щеку. — Ну хоть не тушь поплыла. — Почему ты этим занимаешься? — Мэйк-апом? Ты так говоришь, будто это что-то противозаконное. Нравится мне. Сначала нравилось рисовать лица людей, а потом людям лица. И если ты начнешь толкать тему про «мужские и не мужские занятия», я тебе втащу. — Не допрыгнешь. — Это было подло, но справедливо. Отложим эту дискуссию на потом. — Надеешься вырасти? — Я надеюсь немного на другое, но это потом. — Что потом? — Все потом. За тобой приехали. — А ты? — А я прогуляюсь. Покедова. — Ну ты напиши, как дома будешь. — Волнуешься типа? Не волнуйся, у меня черный пояс по бегу с препятствиями и двадцатый дан по рукопашной самообороне ногами от навязчивых поклонников. — Подворотни все еще темные. — Фонарик включу. Вали. — Может, вместе со мной поедешь? — Только если ко мне. — Ты орешь? — В некотором роде. — Точно дойдешь? Но Антон уже развернулся и, махнув на прощание, быстро растворился в темноте. Уже на подъезде к дому Саша понял, что слишком заинтересовался, чтобы проигнорировать странное чувство. Впервые за долгое время ему было весело и относительно легко с незнакомым человеком так быстро. Антон интриговал, но не отталкивал. Вся его эпатажная распущенность казалась естественной и ненарочитой, как будто он жил и дышал ради этого. Вспомнились улыбка и лукавый прищур, а еще невозможные девчачьи губы. И не возникло сомнения, что надвигалась какая-то беда, но какая, Саша пока не понимал и понимать не хотел. Руки зачесались достать телефон и написать Антону что-нибудь достаточно глупое, чтобы продолжить их сумасшедшую перепалку, но такси остановилось, и волшебство момента пропало. Только мысли остались, звонкие и надоедливые, как утренние крики попугаев соседа по лестничной клетке.***
А потом завертелось. Соболев продолжал жить своей жизнью, но в нее успел интегрироваться Антон с изяществом слона и с той же неотвратимостью. Переписка в директе Инстаграма переросла в обмен смсками, который превратился в периодические звонки по фейс-тайму, с долгими разговорами обо всем и ни о чем одновременно. Слишком разные взгляды на жизнь не портили атмосферы тихой дурки, и это до смешного не напрягало. Оба были слишком загружены работой, но каким-то безумным образом умудрялись присутствовать на периферии почти постоянно, и оттого возникало ощущение судьбоносности знакомства. Скоро они стали довольно близкими друзьями, и теплой улыбки Антона и последующего резкого замечания с намеком на психическое отклонение хватало, чтобы вернуть Соболеву самообладание в критических ситуациях. Незаметно доиграли сезон. Не вылетели в первую лигу, и это был плюс. Минусом стало то, что Сане было невыносимо тесно. Нереализованность потенциала, несмотря на вполне удачную собственную игру, давила. Сверху добавлял агентский шепоток о заинтересованности «Спартака», и Соболев сходил с ума и сводил окружающих. Как ни забавно, но Антон единственный выдерживал его нервный период, и на очередную жалобу, в которую скатился их разговор, просто сказал: — Не кисни, на радуге зависни. Пойдем, накидаемся текилой, и я подставлю плечо, чтобы ты хоть грустил не в одиночестве. — На радуге — это опасно, — ответил Саша, уже привычно отзываясь двусмысленностью на двусмысленность. — Мне нельзя текилой, завтра пол-Самары будет в шоке, а меня из клуба попрут. И тогда не то что «Спартак», меня воронежский «Факел» не захочет. — Ну, я тебя буду любить даже в воронежском «Факеле». Чуть меньше, но все-таки буду, — отвлеченно отозвался Антон, на время исчезая с экрана. На заднем плане послышался стук коготков по полу, а затем звонкий лай. Что-то упало. Потом Антон снова появился, держа на руках собаку с дурацкой кличкой. — Багуся, скажи привет. — Так и знал, что ты со мной из-за денег и славы, — обиделся Саша. Собака извивалась в руках Зиньковского и скалилась, и Соболев подумал, что она его совершенно не ценит. Наглая, тупая псина. Антон рассмеялся, и от его смеха у Сани волоски на предплечьях встали дыбом. Зина и при свете дня был слишком красивым для мальчика, а в интимной полутьме зашторенной комнаты и вовсе казался нереальным. Пауза затянулась. — И все-таки. Если ты меня стесняешься, то моя квартира подойдет, и, если не текила, то есть пиво. Соглашайся, — наконец сказал Антон. — Почему твоя? — Потому что к тебе мне надо ехать, а денег у меня нет. — Тогда откуда пиво? — хмыкнул Саня. Логика Антона не поддавалась расшифровке и время от времени ставила в тупик. — Шутишь? На пиво деньги есть всегда. — И на этом спасибо. — Ну так что? Мне ждать? Может быть, это тот самый повод, чтобы отмыть ковры и пропылесосить холодильник. Саша честно задумался. «За» было много, «против» — ни одного. Антон самодовольно сиял. — Когда? — спросил Саша, сдаваясь. — Да хоть сейчас. Я как пионер — всегда готов! Соболев кивнул и без лишних слов сбросил звонок. Пьянка удалась. Коварный Зиньковский насчет текилы не шутил, и к приезду Сани на кухонном столе потела конденсатом «маргарита» в двух бокалах. Тонко пахло лаймом, и у Сани заранее защипало губы от соли. У Антона Соболев уже бывал. Подбрасывал как-то темной ночью с очередных съемок и помогал затаскивать штатив и неподъемное оборудование. Квартира и тогда показалась тесноватой, хоть и была полупустой, а сейчас, обзаведясь неизвестно откуда взявшимся диваном, и вовсе напоминала собачью конуру. Довольно уютную, однако... Дверь оставили открытой, и Сане под ноги тут же бросилась Баги. Это они уже тоже проходили. Он носком кроссовки нежно отфутболил собаку обратно внутрь и запер за собой. Антон крикнул громкое «привет» и зашелестел какими-то упаковками. Он нашелся колдующим над тарелкой с чипсами и безмятежно улыбнулся через плечо. — Иди, придави диван. Он бесподобен, хоть и уродливый, как мои попытки в драг-мэйк-ап-челлендж. Серьезно, я бы продал за него почку. Не свою, но все равно. Саша фыркнул и, привычно подвинув собой Антона, забрал чипсы. — Где обещанное пиво? — Я ради тебя в магаз за лаймом бегал, неблагодарный плебей. — Текила с чипсами? — скептически настаивал Саня, чтобы позлить Антона. Тот делал это слишком забавно и начинал пыхтеть в приступе ярости, как хомяк. — Я не буду отвечать, потому что не хочу. Все. Можешь подавиться. Несмотря на все негодование в голосе, Антон улыбался и ласково смотрел снизу вверх. Саша покивал и пошел «давить диван», который и правда оказался бесподобным и стоил чьей-нибудь почки. Не его, но все равно. Утро застало его внезапно и сплющило тяжестью похмелья. Саша по обыкновению просыпался медленно и неохотно, но что-то назойливое и старательно дышащее не давало ему уснуть снова. Он, грешным делом, подумал на Баги и даже недовольно подергал ступней, которой касалось холодное и мокрое, но собачка обнаружилась под боком. Саша тут же открыл глаза и осознал, что сделал это зря. Из-под одеяла с той стороны, рядом с его пяткой торчала белая встрепанная макушка. Оттуда же доносились какие-то странные слова-заклинания, которые Саша пока понять был не в состоянии. — Пантон-хуитон, говно все это. Вот фуксия — это да. Небесный голубой, насыщенный королевский синий. Так-так, а вот и блесточки! Ноги снова коснулись лягушачьи Антоновы лапки. Запахло растворителем, или… — Что бы ты там не делал, отвали, — попросил Соболев, приподнимаясь на локтях. Зина, застигнутый врасплох, тут же спрятал руки назад и улыбнулся так широко, как только умел. Саша чуть сдвинулся и попытался заглянуть ему за спину, но без особого рвения. Антон поерзал на заднице и отполз подальше. — Доброе утро, страна, — сказал он, но тут Саша обратил внимание на свои ногти. Педикюр восхитил бы всех восьмилетних девчонок и переливался в сине-голубой гамме. Сильно пахло лаком. «Кес ке се?» — подумал непроснувшийся еще Сашин мозг. Саша озвучил: — Что за херня? — Час назад привезли всякого, хотел проверить. Антон обезоруживающе улыбнулся и продемонстрировал все четыре конечности. Ногти были аккуратно выкрашены в радужную палитру и ограничивались зелеными оттенками. Видимо, место для тестирования обновок на собственных руках и ногах кончилось, и пришлось пользоваться чужими. Саня откинулся на спину и прикрыл глаза. Боли не было, хотелось пить, но от химического запаха немного подташнивало. — Надеюсь, это смывается. Антон промолчал. — Смывается? — настойчиво повторил Саша. — Это гель-лак, — тихонько ответил Антон. Соболев вздохнул и пошевелил пальцами. — Напомни не пить с тобой, ладно? — Не будешь ругаться? — Я не могу на тебя ругаться, — признался Соболев. — Спасибо. Почему-то последнее прозвучало сдавленно и совершенно искренне. Баги вскочила и с чувством облизала Сане лицо. Антон хихикнул. Саша тоже. Через минуту оба стонали от смеха. Мышцы пресса заболели на третьей минуте истерики. Соболев скатился на пол, где уже лежал трясущийся от хохота Антон. Руки с разноцветными ногтями закрывали его лицо, но сквозь пальцы был виден красный румянец. Смех медленно перерастал в хрипы. Саша замолчал. Антон тоже медленно успокаивался. Они лежали, соприкасаясь плечами. Нос Антона, повернувшегося к нему, почти уткнулся Соболеву в ухо. Было тепло и щекотно. От Зины пахло зубной пастой и химозным шоколадом. Саша не удержался. Губы Антона оказались настолько же мягкими, какими и представлялись, но разница между (запретной, но притягательной) фантазией и реальностью была колоссальной. Саша отстранился и посмотрел Антону в глаза. Тот не моргал и впервые не мог сказать ни слова. Кто снова полез целоваться, было неясно, но особо и не важно. Важно, что Зина под руками был теплый и как будто привычный. Саня нашел себя, нависающим сверху, облокотившись рядом с улыбающейся физиономией Антона, и вся ситуация почему-то не пугала. — Иди, зубы почисть, — сказал Тоха, нежно ткнув пальцем Саню в нос. И добавил: — Я омлет с колбасой сделал. Саша закатил глаза и поднялся. Видимо, деморализовать Антона можно было только на короткое время. Но если подумать, то способ оказался приятным. Можно было и повторить. Уже почти закрыв за собой дверь в ванную, он услышал тихое, но отчетливое «Йессс!». __________________________________________________ * - Голешник Соболева, бездарно здесь описанный, принадлежит Зиньковскому на самом деле. Реально космический в День космонавтики.