Атин Ллетан должен умереть

Хелсет давно усвоил, что сильно отличается от Талена Вандаса, и даже сделал единственно правильный вывод: воспринимать их будут по-разному. Если он — «выросшая на чужбине проимперская подстилка», которой не место ни во дворце, ни в Морнхолде, ни даже в Морровинде в целом, то его соперник, проведший всю жизнь под крылом Атина Ллетана, на своём месте — том самом, которое должен занять. Хелсет не ждёт, что окружение внезапно начнёт к нему относиться с теплотой. Сторонниками он обзаведётся со временем, но не полагает наивно, что это скоро случится. Пусть их будет — предпочтительнее качественно, нежели количественно — немного, но верное окружение — огромный шаг на пути к успеху. Кое-кто уже есть. С кем-то — а именно: с Тьениусом Делитианом — Хелсет дружит с детства. Кого-то — Каррода — смог взрастить сам. А ещё есть сторонники Хелсета Хлаалу — Бергесс, например, — что не смирились с приходом к власти Элисаны. Всем троим вышеназванным приходится делать то, чем занят Хелсет: вливаться в толпу, для кого-то становиться «своим» — «интегрироваться», как говорил один из гувернёров-альтмеров. Со временем у них это получится — должно получиться, иначе нет смысла держать их подле себя. Хелсет не сомневается: со временем пустит здесь крепкие корни. У матери получилось прижиться в Вэйресте. У неё всегда получалось приживаться где бы то ни было — с самого детства. Моргии весьма уютно в Фёстхолде рядом с мужем-альтмером. Отец, кровь чьих родителей далека не то что от монаршьей, но и вообще от знатной крови, дослужился до звания генерала. Хелсет давно усвоил урок: чтобы удачно интегрироваться, не нужно стремиться понравиться окружению. Его мать никогда бы не наняла дрянных учителей, поэтому несложные понятия он не путает и прекрасно понимает, что «влиться в общество» — далеко не то же самое, что и «взрастить в окружающих любовь к своей персоне».

***

Трудности с интеграцией, возможно, напугали бы того, кто не познал её «прелести» в пятнадцать лет. Вскоре после смерти отца Хелсет прочно усвоил, что путешествовать, а после возвращаться домой — это одно; необходимость жить на чужбине — это другое. После переезда в Вэйрест Хелсету пришлось стиснуть зубы и… привыкать — к иной архитектуре, к иному говору, к… К обилию закруглённых ушей вокруг. Конечно, мелькали и треугольные каджитские, на диво подвижные раковины, с кисточками и без них; и слуховые отверстия на головах аргониан; и мерские с заострёнными кончиками, но… Округлых всё же большинство. Кто первым принял Хелсета в Вэйресте, сказать трудно. Не Эадвир — ему нужна была лишь Барензия, чьи дети для него — придаток, не больше. «Элисана», — вспоминается имя. Она невзлюбила Барензию, но не «довесок»… Хелсет помнит прикосновение мягкой, пухлой, очень светлой и нежной детской ручки — настолько, что даже сейчас мерещится тепло пальчиков на заострённом кончике уха — ныне несуществующем. Ощущение прикосновения, довольно приятное — ушные раковины у меров очень чувствительны — быстро исчезает, едва появившись. Хелсет терпит взгляды — любопытные и презрительные, — брошенные на изменённые раковины. Интеграция — это нелегко, но у него всё получится. Не может не получиться. Ведь получилось же у имперца, мгновение назад расшаркивавшегося и расцеловывавшего руки Барензии, не только прижиться в Морровинде, но и стать едва ли не «своим»! Хелсет времени даром не терял и у откровенно вешавшейся на него гостьи якобы мимолётно уточнил имя. — Как, вы господина Крассиуса Курио не знаете? — искренне удивлена та. Вот он какой! Хелсет о нём наслышан, но немолодое имперское лицо видит в первый раз. Крассиусу Курио к лицу наряд, сшитый по местной моде. Холод фиолетовой ткани отлично сочетается с теплотой оттенка кожи и не чёрных, скорее каштановых недлинных волос. Хелсет бросает беглый взгляд на Талена, непринуждённо болтающего с Орвасом Дреном, и поджимает губы. Навязываться и прерывать беседу он, разумеется, не намерен, поэтому отворачивается и продолжает изучать Курио, вспоминать слухи… Пошлые пьески — первое, что приходит в голову. Хелсет не просто уверен, но твёрдо знает: они — лишь ширма, причём прозрачная, за которой Курио даже не прячется, но которая привлекает чужие взгляды. — Доброго дня! — раздаётся рядом. Хелсет от неожиданности вздрагивает и с трудом удерживает бокал. Не хватало, чтобы содержимое расплескалось и запачкало наряд. — Хотя… Нет, правильнее сказать: «Доброго вечера». Летать между Массером и Секундой, когда следует сосредоточиться, — гиблое дело. Хелсет давно усвоил этот урок, однако всё же допустил ошибку: не заметил, что к нему подошли. — Доброго, — вежливо отвечает он и уставляется во внимательные, окружённые — близорукими? или возрастными? — морщинками карие глаза. — Вы правы: уже вечер. Скорее морщины возрастные. Крассиус Курио заметил, что его разглядывают, значит, не близорук. — Спасибо за пояснение, — улыбается он, — а то совершенно — знаете ли — потерялся во времени. С другой стороны… — наклоняет он голову набок, — это замечательно: вокруг так много приятных собеседников, что нет необходимости думать, не пора ли спать. — Мне должно быть лестно, что вы находите меня приятным собеседником! — Хелсет зол, поэтому рука с бокалом подрагивает. По счастью, капли падают не на одежду, а на пол. Он отпивает. Надо бы глядеть на собеседника во время разговора, а не бросать взгляды в сторону Талена, по-прежнему болтающего с младшим Дреном. — Почему бы и нет? Госпожа Барензия прекрасно поддерживает разговор, а вы её сын. — Кто бы сомневался, что Курио выяснит о собеседнике всё, а потом только затеет разговор? — Нередко дети урождаются в отцов! — второй раз за вечер Хелсет произносит одну и ту же фразу, но в этот раз он не возмущён, а победно улыбается — той самой улыбкой, которую мало кто выносит. — Увы, вашего отца, к сожалению (хотя как знать? Может, к счастью) не знал, поэтому сужу только по матери. Верно: вы разные, но губы поджимаете совершенно одинаково, бровью ведёте — тоже. О наклоне головы во время разговора умолчу. Думаю, вы и так об этом знаете. Так или нет, Хелсет наверняка не знает. Никто до сего момента на это не обращал внимания. — Вы внимательны. — Он не отрываясь глядит в имперские глаза. Тёмно-серые, а не карие, как показалось сначала из-за скрывающего оттенок прищура — всё же Курио близорук? — Не настолько, насколько хотелось бы. — Тот некоторое время таращится на пол, после вскидывает голову и поясняет: — Вашего отца я не знал, потому что… Не вспомню дату его гибели, простите! — разводит руками так, что перстни сверкают в свете лампад. — Наверное, это случилось до моего рождения. Наша — вам не может быть неизвестно — жизнь гораздо короче вашей. Крассиус Курио не просто прижился на чужбине и занял место в Совете Хлаалу. Он подчёркивает, кем рождён, и если и чувствует себя чужим, то старательно не показывает этого. Хелсет не против с ним — не подружиться: заводить с первым встречным дружбу глупо — пообщаться после этой встречи. Расположение советников Дома Хлаалу ему ой как пригодится в будущем. — Был счастлив с вами познакомиться, пышечка. До следующей встречи. Надеюсь, она не за горами! — Курио поднимает руку, одаривает улыбкой. — Прошу прощения, мне ещё кое с кем нужно поболтать. Хелсет не огрызается в ответ на пошлость. …потому что разузнал о привычках — полезных и дурных — советников Дома Хлаалу задолго до этого вечера.