***
— Чувствуете себя изгоем, Итачи-сан? — Какаши устремляет на него испытующий взгляд. — Вопрос практический или философский? — Я о работе. — Все, кто владел расширенной информацией о моей личности, либо уже погибли, либо нашли себе место вне архива. Остальные лениво перебирают слухи. — Это правда. О чем хотел поговорить? — Какаши не хочется формальностей. Итачи пришёл к нему без предварительной записи, в обеденный перерыв, когда в резиденции всё замерло, и сотрудники разбежались кто куда. — Хочу понимать, что меня ждёт в обозримом будущем. Когда закончится испытательный срок, когда я смогу жить один, покинуть деревню, нормально работать? — Приятно видеть жажду жизни! — Какаши усмехается. — Какого тебе жить с Сакурой? Вы проявляете личный интерес друг к другу? — Взгляд Какаши пытливый и проницательный. — Отвечаешь вопросом на вопрос. При том провокационным. — Итачи принимает правила игры. Ему нравится, как воздух между ними накаляется. Нравится, как легко он сам разрушает субординацию. — Да. — кивает Какаши. — И жду ответ. — Итачи нравится вспоминать, как они служили в АНБУ вместе. Стратегия допроса, кстати, оттуда. — Какое у тебя трепетное отношение к ученице. Не похож на прежнего себя. Но беспокоиться не о чем. — Я так не думаю. — Почему? — Вопрос срывается слишком быстро. Слишком искренне. Итачи ругает себя, но виду не подаёт. Ему и впрямь интересно — может, Сакура рассказала о своих чувствах, желаниях? — Шестое чувство. — Какаши коротко пожимает плечами. Он получил ответ. — Ты бы хотел снова служить в АНБУ? — Хочешь пригласить быть тайным агентом под личным руководством Рокудайме? — Ну, приглашают на свидание. Я сейчас перезапускаю Особое Подразделение Тактики и Убийств. Мне нужны новые люди для новых задач. Спрос на убийства резко упал, к счастью, а вот тактика и шпионаж особенно актуальны. Пока присматриваюсь. — Нужны такие люди, которые смогут работать над новыми задачами, не забывая о старых принципах. Поблажки могут привести к фатальным ошибкам. Сейчас — время мирное, но мы оба знаем, как оно быстро меняется. И в таком случае каждый новый человек должен уметь проводить допросы, пытать, убивать и противостоять истязаниям, — Итачи кажется, он закипает от ярости. Концепцию АНБУ менять нельзя. Он безжалостно продолжает. — Нужны хладнокровные, беспощадные, черствые шиноби. — Да, я поэтому тебе и предлагаю. — Какаши спокоен. — Я хочу сохранить фундамент, но дать новые смыслы отрядам. На период мирного времени. — И что, ты позволишь мне быть в курсе всех тайн деревни, тренировать шиноби, возглавить отряд? И мы просто сделаем вид, что это допустимо? — Да, ты и так в курсе всех чёрных тайн. Новых, надеюсь, не прибавится. И это, кстати, называется «второй шанс», насколько я помню. Мне бы не помешал такой человек в личной охране. — О какой охране Хокаге идёт речь? С моей репутацией плохо вообще к резиденции приближаться. — Ответом Итачи ошеломлен. У Какаши нашелся тёплый взгляд и для него. Короткий, словно невпопад, но снисходительный и мягкий: — Я тоже так думал сначала. Но мне вообще кажется, ты взял на себя слишком большую ответственность — решать, что о тебе думают другие люди. — Его глаза легко, едва-едва, щурятся в улыбке. — И сам подумай. Я не тот человек, которого нужно охранять. А так — ты всегда рядом. — Не ты под моим присмотром, а я под твоим, — задумчиво тянет Итачи. — Всё верно. В продолжение испытательного срока хороший вариант, согласись? «Мне это не нужно» — никак не срывается с губ Итачи. И Какаши — чёрт бы его побрал — видит это малейшее замешательство. — Я не тороплю тебя с ответом. Скоро ты получишь полную свободу. У тебя будет время почувствовать и осознать её, чтобы принять решение. Что думаешь насчет Военной полиции Конохи? Получится ли у нас перезапустить при желании? «У нас» — отзывается эхом в голове Итачи. — У вас вместе с Саске может получиться. Если он вернётся, — Итачи отвечает тихо. Он чувствует глубокую усталость, хотя только середина дня. — Вернётся. Его миссия заканчивается через месяц. Будет хорошо, если вы всё-таки встретитесь. Предлагаю тебе до начала нового года подумать, чем хочешь и можешь заниматься в соответствии со своими навыками и целями. А мы вместе решим, что с этим делать. «Мы вместе» — эхом стучит в ушах. Он давно не был ни с кем вместе. — Мне пора. Спасибо за уделённое внимание. — Итачи уважительно кланяется напоследок. Намёк ему ясен — Какаши хочет, чтобы он дожидался брата в Конохе. Разговор оставляет ужасный противный осадок. Учиха вспоминает, как Рокудайме был строг к нему в первую встречу, как совсем не скрывал недоверие. Неужели он передумал? Убедился, что Итачи не несёт угрозы деревне, и изменил своё мнение? Искренне решил дать ему «второй шанс»? Возвращаясь в архив, Итачи долго не может сосредоточиться. Он то и дело возвращается к эфемерной фантазии о том, как бы здорово он справлялся, возглавив АНБУ.***
У Сакуры внутри всё крутит от волнения. Она едва может унять дрожь в руке, чтобы нарисовать стрелки. Сегодня пятница! И наконец-то она присоединится к ужину с друзьями, а не будет торчать в больнице. Сакура не осталась на работе допоздна — наоборот, пришла даже раньше, чтобы сходить в душ и заново собраться. Она вообще не помнит, когда так тщательно красилась в последний раз. — Шаннаро! Всё валится из рук — кисточки, помада, тени. Она только и думает о том, что Итачи вот-вот вернётся с работы. И как бы ей хотелось, чтобы он увидел её уже нарядной и накрашенной, в новом платье! Она собирает волосы и распыляет парфюм на обнаженную кожу — сладкий, дурманящий даже её саму. Сегодня от неё не пахнет ни едой, ни медикаментами. Сакура сама едва справляется с молнией на спине. Платье простое — красное, не слишком короткое, на тонких бретельках. Но такое необычное для её образа, совсем новое. Отражение в зеркале показывает словно совсем другого человека, дарит уверенность и силу, поднимает настроение. Впервые за долгое время Сакура чувствует себя безоговорочно красивой. Пресечь акт самолюбования получается едва ли. Сакура наливает себе чай и еле-еле касается губами кружки, чтобы не размазать помаду. Она не может выбросить из головы предыдущий вечер — наутро ей, конечно, стыдно было вспоминать свои развратные мысли, но не менее горячо. И повторить хотелось невыносимо. Итачи был очень приятным в их диалоге — достаточно (даже слишком, если честно) откровенным, участливым. Он острил, шутил, задавал вопросы, провоцировал. С ним было ужасно интересно. Сакуре нестерпимо интересно и сейчас — когда Итачи увидит её, он сделает комплимент или только вновь задержит изучающий взгляд? А если она его пригласит присоединиться, откажется вежливо или раздраженно? Или вовсе посмеётся? Но ни через десять, ни через двадцать, ни через тридцать минут Итачи не приходит. Сакура трясёт головой, чтобы выкинуть эти мысли из головы. Дверь она распахивает с улыбкой — искренней и радостной. — Ну наконец-то ты выглядишь, как женщина, Сакура! — Восклицает Ино. Прохладный осенний вечер принимает их в свои объятия. — При том, как очень привлекательная женщина, — отмечает Сай. Сакура смеётся. Она соскучилась по ним. Соскучилась по вечерней Конохе, ещё хранившей следы летнего тепла, по неспешной прогулке, по внутреннему спокойствию. Она больше месяца тщательно подавляла тревогу, беспокойство, раздражительность. Но сейчас, кажется, Сакура впервые не ожидала нового удара судьбы. — Сакура-чан! — Возглас раскатывается по улице. — Ты так давно не приходила к нам! — По Наруто Сакура тоже очень сильно соскучилась, а потому льнёт к нему ближе, обнимает первая крепко-крепко. Становится ещё лучше. — Я тоже так рада тебя видеть! Кажется, раньше такого не было. Никогда в Ичираку не расставляли столики на улице перед заведением, чтобы уместить всех желающих, коих в последнее время было немало. — И рамен я тоже сто лет не ела! — Сакура сглатывает вязкую слюну, когда только смотрит на тарелку. Вокруг звучат голоса — их сотни. Шиноби её возраста, старше и даже чуунины помладше занимают собой всё пространство. Шум, запахи, цвета — всё смешивается, но Сакура чувствует каждый отдельный элемент так остро! Она с удовольствием тянется к саке и не престаёт улыбаться. — Итачи-сан рассказывал тебе, что согласился потренироваться со мной позже? — Ого, Наруто, и ты до него добрался, — Сакура уже не сомневается, что вся Коноха знает о произошедшем. — Ага, я зашёл в архив, мы очень здорово пообщались! — он улыбается, лучистые глаза широко распахнуты. — А попозже — это когда у него закончится испытательный срок или когда ты сдашь экзамен на чуунина? — Сай щурится, когда вокруг прыскают от смеха. — Мой экзамен не имеет совершенно никакого значения, Итачи-сан это знает, — ворчит Наруто. — Как ты думаешь, как пройдёт их встреча с Саске? За столом воцаряется молчание. Все смотрят на Сакуру, и она ощущает кожей все эмоции друзей — удивление, беспокойство, интерес, тревогу. — Они уже виделись во время войны, когда сражались против Кабуто. И тогда произошло примирение. Я думаю, Саске-кун будет шокирован в первое время, но не сомневаюсь, что они оба справятся с этой ситуацией. Всё-таки взрослые люди, привыкшие к превратностям судьбы, — Сакура ободряюще улыбается. У неё и самой это вызывает массу сомнений, но делиться ими она ни с кем не спешит. Почему-то она предвкушает возвращение Саске, думает, что они оба всё-таки обрадуются. По-настоящему, может, впервые в жизни. — Присутствие Итачи-сана в твоём доме как-то повлияло на твой интерес к Саске? — вот теперь после слов Сая Сакуре кажется, что тишина воцаряется не только среди её друзей, но и на всей улице. — Нет, — ей ужасно хочется верить, что это правда. — Никак. Они параллельны друг другу… — Харуно видит, как Сай понятливо кивает и заряжает новый вопрос. — Наруто! А расскажи, как ваша с Шикамару миссия в Суну, я же ничего совсем о ней не знаю! — Хорошо-о-о, — тянет он довольно и хитро щурится. — Шикамару всё время бросал меня одного в гостинице по вечерам, чтобы уединиться… И ночевать в номер не возвращался! — Ничего себе! — Ино едва не подпрыгивает на месте. — Этого не может быть! Чтобы он жертвовал комфортом и сном ради кого-то, ещё и ходил куда-то! Наруто, ты уверен, что это не шпионаж в рамках задания? — Нет, нет, — Наруто подпирает кулак ладонью, — по его лицу на каждом завтраке было видно, что ночью он занимался точно не шпионажем. — Мы вообще-то только что виделись с ним и Чоуджи, он ни слова не сказал! И почему он не здесь? — Ино смотрит испепеляюще. Они — сокомандники и никаких секретов у них никогда не было! Она рассказала о Сае сразу, возможно, ещё до того, как он признал свои чувства сам себе. — Потому что, Ино… — Наруто наклоняется вперед и ритмично двигает бровями. — Нет, только не говори, что… — Он не в Конохе, — тянет нараспев Наруто. — Взял какую-то дурацкую простую миссию и ушел утром в Суну. Вернётся во вторник, обязательно проведи допрос, у меня ничего не получилось. — Да вы что, издеваетесь? Почему никто не рассказывает мне свои секреты? — Ино хлопает по столу. Сакура смеётся. Она совсем отвыкла от этого. И вообще история Наруто не смутила её, а навлекла на очень однозначные мысли — у всех вокруг есть секс, кроме неё. У ленивого Шикамару, у полуживого Итачи, у бестактного Сая, у стервозной Ино. Но чего же не хватает ей, чтобы наконец-то завести нормальные отношения? Или хотя бы какие-нибудь? — Правда. Сакура? — голос Ино выдергивает её из размышлений. — Э, да, а что правда? — Что Итачи-сан ни чуть не пугающий! — Очень пугающий! — утвердительно кивает Сай. — Да что же вы заладили про него! — восклицает Сакура. Ей хоть где-то хочется избавиться от едкого образа в голове. — Давайте лучше ещё посплетничаем про кого-нибудь другого. — Ладно, тогда возвращаемся к Шикамару. Думаешь, это Темари? Но она же голову ему откусит, если они поссорятся, — Ино сама прикусывает согнутый палец. — Или куноичи, о которой нам неизвестно. А что? Любовь с первого взгляда и всё закрутилось. Теперь Сакура сама не может избавиться от навязчивых мыслей. Конечно, Темари — образец неприступности и достоинства. Она бы точно не стала вести себя так с мужчиной, как сейчас ведёт Сакура — не напивалась бы с ним, не велась бы на собственные похабные фантазии, одевалась бы дома скромнее. И точно ни о какой влюбленности с первого взгляда речи бы не шло. — Мне кажется, Темари — хороший вариант. Она точно сможет расшевелить его, — сквозь мысли доносится голос Сая. — Нет «хороших вариантов», — вступает в диалог Сакура. — Просто иногда так случается, что людей тянет. И всё. Иногда без видимых причин. — Но видимых причин у Темари тоже хватает — у неё красивое лицо и шикарная фигура, — Ино щипает Сая за предплечье. — Я озвучил то, о чём все подумали, — он щурится в улыбке и накрывает руку Ино своей ладонью. Сакура глубоко вздыхает, наблюдая за этим трепетным осмысленным жестом — не злись, не ревнуй.***
Итачи признаётся себе, что он избегает Сакуру. Вернее, невозможно найти и единого аргумента, что это не так. Желудок в одиннадцать вечера уже сводит от голода — сегодня получилось лишь скудно пообедать. Он задержался на работе до упора, пока на посту охраны ему трижды красноречиво не намекнули, что точно пора домой. Затем один тренировался на полигоне, сидел на улице. Думал и думал, не преставая репетировать нескладный внутренний диалог. Он надеялся, что за ночь мысли улягутся, а за завтраком он озвучит их Сакуре. Сейчас он просит у всех богов застать Сакуру спящей. Итачи тихо переступает порог и понимает, что она не то, что не спит, её вообще нет дома. Он включает везде свет и украдкой заглядывает в её спальню. Впервые. Большая кровать заправлена словно под линейку, подушки взбиты, ни на стуле, ни на кресле одежда не лежит. Итачи уверен, что она аккуратно развешана в шкафу. В её доме царит идеальный порядок. Интересно, в голове так же? Почему-то ему кажется, что наоборот. Пахнет по-новому — смесью цветов и специй. Ваниль ощущается очень остро. Итачи любит выпечку, желудок отзывается недовольным урчанием. Он словно приходит в себя и понимает, что ему нужно успеть заснуть раньше, чем вернётся Сакура. Итачи украдкой перекусывает какими-то остатками овощей, чтобы заглушить голод до утра, и спешит в душ. На секунду ему даже кажется, что можно этот этап пропустить, лишь бы быстрее скрыться от Сакуры под одеялом. Но как после целого рабочего дня и тренировки можно лечь на белоснежные простыни? «Сакура этого точно не одобрит» Итачи даже не противится собственному голосу, который называет его дураком, когда он поспешно вытирается полотенцем. Учиха запахивает юкату и с облегчением выходит из ванной комнаты. Слышит, как ключ поворачивается в замочной скважине. Ускоряет шаг. Стыдливо признаётся сам себе, что буквально пытается сбежать от Сакуры. Успевает лишь открыть дверь в гостиную. — Итачи-сан! А я-то думала, ты уже со мной не живёшь, — говорит Сакура сладко — нараспев. Итачи сразу видит её опьянение, но разум мутится у него. Сакура опирается рукой о тумбочку и по очереди поднимает ноги, чтобы избавиться от босоножек на каблуках. Её шатает. От того Сакура словно извивается, короткое красное платье играет складками на её бёдрах, обласкивая упругие формы. — Скоро так и случится. — Он выдавливает слова еле-еле. Сакура подходит ближе, впритык. Её распахнутые и без того яркие глаза подчеркивают черные стрелки, на губах — красная блестящая помада. Волосы собраны в тугую ракушку. Итачи пожирает взглядом обнаженную кожу шеи, ключиц, плеч, рук, бесконечно длинных ног. От неё пахнет жизнью — сладкий парфюмом, еда, алкоголь. Но уличная свежесть вплетается в эту пирамиду запахов, разбавляя её и подчёркивая резковатые ноты одновременно. — Кажется, да. — Кивает Сакура. Она не отводит взгляд от блуждающих глаз Учихи. Они словно гипнотизируют её. — Ты задержался после работы. Снова ходил в публичный дом или ужинал с коллегами? — Я тренировался. Итачи с трудом успевает сглатывать вязкую слюну. Это удивительно, как Сакура может совмещать в себе разрушительную силу, гениальность, трудолюбие, строгость и эту чёртову женственность, поражающую его сейчас. Она так близко — всего в шаге. Подхватить её на руки и прижать к стене — секунда, задрать платье — ещё одна. — Может, выпьем по чашке чая? — Такой же помадой красятся в чайном доме. Яркой, блестящей. Итачи думает, что наблюдать за тем, как алые губы Сакуры ласкают его член, было бы несравнимым ни с чем прежде удовольствием. Вот же она! Вот же она! Вот же она! Совсем рядом. Его сладкая фантазия на грани одержимости и бреда. Такая красивая, желанная, эмоциональная. Как бы ему хотелось, чтобы она была его. Сакура — без преувеличения, самая прекрасная женщина из всех, кого он встречал. Удивительная и многогранная. Идеальная. Он — худший человек из возможных. Это становится решающим фактором. Чем дольше он оттягивает этот момент, тем хуже им обоим. «Сейчас или никогда» — Сакура, — чтобы заговорить, он по крупицам собирает самообладание. Благо, это он умеет. — Нам с тобой не о чем разговаривать, все наши диалоги — вымученные и бессмысленные. — Он смиряет её свинцовой тяжестью непробиваемого взгляда. — Мне не нравится, как ты готовишь, мне не нравится, когда мы ужинаем вместе. Я не хочу, чтобы мы продолжали общение. — Он говорит, нанося удар за ударом. Потеют ладони. Спазмом сводит живот. А он вообще выдержит, если Сакура расстроится от его слов? Если её очаровательные широко распахнутые глаза вдруг потухнут, если капли слез соберутся у кромки? Да разве может она и впрямь серьезно расстроиться из-за него? Сакура чувствует, что неведомая сила вышибет дух из её лёгких. Хотя почему неведомая? Сила его слов, его голоса, его взгляда. Она понимает, что сейчас всё решается раз и навсегда. Второго шанса у неё не будет. Сакура тихо и едва видимо вдыхает и ни на секунду не отводит взгляд. Она больше не беспомощная, не маленькая, не слабая. И не даст себя в обиду никому. Даже Учихам. Сакура делает шаг назад. Удивительно спокойно — она и сама в это не верит — произносит слово за словом: — Я рада, что вы озвучили то, о чём я думала все эти дни. Наконец-то мы единогласны в своих желаниях. — Сакура склоняется в глубоком уважительном поклоне. Итачи отвечает тем же. Они расходятся, не говоря больше ни слова. Кажется, боги его вновь не услышали. Итачи сокрушен. Он чувствует себя жалким и расторопным. Как он вообще мог допустить, что Сакура заинтересуется им или — он стыдливо морщится — полюбит его. Теперь он вдруг понимает: для того, чтобы просто коснуться его, Сакуре каждый раз нужно было преодолевать отвращение. Наверняка она ни на секунду не забывала о крови на его руках, о его ошибках и жестокости. Его сердце бьётся так тяжело и гулко, как будто сейчас сломает ему ребра. Раскрошит все, до последнего. А вслед за ребрами разрушится всё его тело. Он так и останется горсткой праха на её диване. «Сакуре моя смерть не понравится» Он сжимает зубы до скрежета. Конечно, её эксперимент провалится. Ещё остатки утилизировать. Но она же не могла солгать ему? Не могла подделать интерес? Не могла натужно сделать свой взгляд таким блестящим, влажным, жадным? Смех искренним, голос звонким и чарующим? А Итачи почему решил вообще, что это правда? Потому что ему так несколько раз показалось? Он вдруг понимает. Сакура наблюдала не за ним, как за человеком, а за течением эксперимента. Она следила и анализировала. Отвращение всё равно испытывает только к себе. Сакура не плачет. Сакура гордится собой и своим самообладанием. Сакура проговаривает это в своей голове раз за разом. Пустым взглядом она сверлит потолок. Никаких сил противостоять мыслям нет, и они вяло, но неумолимо всплывают в голове. Сакура жалкая, наивная, раздражающая. Она построила воздушный замок и тот рухнул, придавив своей тяжестью, сдавил ей грудь, вышибая весь воздух. Она глупая, никчемная и ещё раз жалкая. Ей стыдно и противно. Она всё выдумала и так отчаянно пыталась ему навязаться. Так настойчиво, что даже воспитанный и сдержанный Итачи решил официально попросить её соблюдать границы дозволенного. Мысли — темный вязкий водоворот. Она не сопротивляется. Тонет.