Кошки и призраки клана Учиха

В голове Сакуры всё перевернулось. Оказалось, что рамки, которые долгое время существовали в её жизни, очень легко раздвинуть или вовсе стереть. Уже и не ясно было, какие установки ей навязали родители, в чём были виновны Какаши-сенсей и Цунаде-шишо, а что Сакура сама подчеркнула из книг, как истину в последней инстанции. В любом случае выяснилось, что многие ситуации можно интерпретировать и менять. Ножки рабочего стола жалобно скрипят, когда Сакура решительно сдвигает его в сторону. Ей вот уже пару месяцев было неудобно сидеть так — солнце светило в глаза, ширма частично перекрывала вид на входную дверь, а чтобы закинуть документы в шкаф, нужно было встать или полностью развернуться. И почему раньше она не додумалась поставить стол по диагонали? Почему не решилась на такое простое изменение? — Йо, — Сакура практически подскакивает, когда дверь распахивается без стука. — Какаши-сенсей! — Она резко оборачивается всем телом, пряча руки за спину, как нерадивая ученица. — Я отправила медсестру в резиденцию, документы по Итачи-сану, должно быть, уже у вас на столе. Знаю, что затянула… — Да? В семь утра-то? Не думал, что ты так рано будешь на работе, — Какаши подходит ближе, лениво осматривая кабинет. — Спина не болит? — По его взгляду — хитрющему, игривому — Сакура сразу всё понимает. — Стол всё-таки… — тянет медленно и терзает Сакуру насмешливым взглядом. Она краснеет. — Тяжёлый, — договаривает он. — Может помочь? Хотя для тебя это не проблема, наверно. Молодость… — Да, я сегодня пораньше на работу. А вот вы что-то в кабинете не сидите в последнее время, — бормочет Сакура, стыдливо опуская взгляд. — А знаешь, у меня в кабинете происходит не так много интересного, как за его пределами. Вот вчера, например, я вышел вечером из резиденции и хотел… — А я хочу сейчас угостить вас кофе, от которого вы откажетесь! — Быстро перебивает Сакура, не в силах выдержать диалог. — Почему же откажусь? — Какаши склоняет голову на бок и оглядывают Сакуру сверху вниз с каким-то прежде нехарактерным интересом и вниманием. Словно в ней самой что-то изменилось. И даже белый свободный халат этого не скроет. — Вы всегда отказываетесь! Но мне нужен предлог, чтобы поболтать десять минут. Садитесь! — Сакура не борется со смущением — своё раскрасневшееся лицо в зеркало находит абсолютно очаровательным. Да и знает, что Какаши-сенсей видел её смущённой, растроганной, испуганной десятки раз. — У меня новость! — Решительно выдыхает Сакура. — Мы с Итачи встречаемся. Резко — как отодрать пластырь. Буква за буквой, слово за словом. — Ого! Очень неожиданно, Сакура! — она вся закипает от стыда, потому что удивление Какаши подчёркнуто картонное, совсем-совсем не искреннее. А вот серые глаза смеются очень красноречиво. — Ц! — Сакура громко цокает, испепеляя его яростным взглядом. — Нет, для вас очень ожидаемо! — Лучшая защита — это нападение (даже если сенсей не собирается нападать). — Только вот, если честно, вы тогда сказали одну вещь. Я о ней много думала. — Откровенность тяготеет к откровенности, и дальше говорить так легко. — Что дело может быть не в чувствах, а в напряжении… — Я это сказал не потому, что так думал. А чтобы посмотреть, как ты отреагируешь. И чтобы ты сама почувствовала свою реакцию, — он отвечает очень просто, искренне, расслабленно откидываясь на спинку стула. — Да уж, вы во всём остаётесь профессиональным шиноби. — Сакура глядит исподлобья, нахмурив брови. — И неужели сразу начали ему доверять? — Ну, почти сразу. Я был посвящён в тайну ночи падения клана Учиха, но не до конца мог поверить, что это правда. Слишком долго казалось иначе. Но прошёл допрос, потом дни без происшествий. И его очень предсказуемое понятное поведение… — Он снял браслет. Когда вы говорили «это вообще самое нормальное из того, что он сделал в последние дни», вы ведь именно об этом — о том, что он нашел человека, который обезоружил браслет с чакрой? — В основном, да. Мысли вслух. Он бы, естественно, не стал сидеть на привязи. И дал понять, что согласен подыгрывать нашим правилам, если мы согласимся с его. Вежливо, уважительно, без давления. Понимаешь, клан Учиха нельзя перевоспитать. Нам с тобой очень повезло, что Итачи именно таким вырос — без ненависти в сердце. Если бы на его месте был кто-то другой, могло бы произойти непоправимое. Они замолкают, погружаясь в собственные мысли. Голос Какаши — ровный, меланхоличный — совсем не убаюкивает. Они думают об одном. — Саске не выходил на связь? — Тихо спрашивает Сакура. В сердце вьётся и тревога, и страх, и надежда. — Нет. Мы не договаривались о периодичности писем. Его миссия заключается в шпионаже, и я почти уверен, что он ничего не обнаружит. Это был хороший повод для временного побега, не более. Саске должен вернуться до конца декабря. Я думаю, в этот раз он не нарушит срок. Тебя это тревожит? — Сакура даже не скрывает нервный вздох. Не борется с тем, как ужасно хочется выламывать себе пальцы. — Да. Что ему сказать? С чем начать? — Сакура не фокусирует взгляд — бездумно исследует пространство вокруг Какаши. — Начни сначала. С того, как приняла решение бороться за жизнь Итачи, и как простое приятельское отношение переросло в нечто большее. — Я ужасно боюсь, как он отреагирует. Вдруг он всё ещё рассчитывает на меня? Я ведь не сказала ему, что перестала ждать или что… — Сакура, — очень простой жест пронизывает сердце тонкой горячей иглой — Какаши наклоняется и накрывает её ладонь своей. — Ты не можешь брать ответственность за чувства всех вокруг. Он сам отказался от шанса остаться с тобой. — Вдруг бы он не отказался, если бы знал, что Итачи здесь. И тогда бы они жили вместе, и тогда бы… — «И тогда бы…» могло произойти что угодно. В порядке фантазии. Так не бывает. Обстоятельства бы никак не могли повлиять на чувства, которые вспыхнули между вами. Вы бы всё равно были вместе в больнице, и ты бы приходила к ним в дом. Вы бы виделись и общались. История была бы другой, но финал остался неизменен. — Вы это очень уверенно говорите, и я даже частично верю. — Сакура рассеянно кивает. — Вдруг он будет ревновать меня к Итачи? И разозлится, что я уже провела с ним столько времени, а он… Может всё-таки… — Нет. Мы не расскажем в письме. И не напишем, что у нас новость. Мы это обсуждали в самом начале. — Какаши убирает руку, и тепло исчезает. Сакура сама перехватывает ладонь, чтобы продолжить согревать. — Мы не понимаем до конца, насколько он стабилен и насколько он в безопасности. Это может необратимо повлиять на исход миссии и на его состояние. Нам остаётся только ждать. Если я получу письмо, сразу сообщу, ладно? — Да! — Сакура решительно кивает. Постойте! — Она стремительно поднимается вслед за ним. Тревоги понемногу рассеиваются, а чувство, что Сакура не одна, укрепляется. — Есть ещё просьба о помощи. Можно сказать, небольшая миссия ранга D для Наруто. Сакура решительно заглядывает в глаза сенсея и расплывается в улыбке. Какаши весь преисполняется интересом и вниманием.

***

Время, вопреки прошлым неделям, теперь мелькает красочным калейдоскопом. Дни становятся холоднее, кровь в венах закипает — настоящая жизнь бьёт ключом вокруг и в них самих. День тянет за собой следующий. Ночь больше не длится несколько мучительных часов, а ощущается коротким провалом во мрак. Сакура возобновляет строгий, но ясный график в госпитале. Итачи учится жить. Порой Итачи кажется, что он утрачивает хватку и сам, даже будучи мастером иллюзий, попадается в них. Видения очень реалистичны — они наполнены цветом, светом, запахами, голосами. Кажется, что просыпаться на высоком упругом матрасе, прижимаясь к горячему телу Сакуры, ирреально. Чувствовать вкус и запах кофе тоже. Планировать день, слышать голос и смех за завтраком, разглядывать румяные щёки и блестящие изумрудные глаза невозможно. Перестать ощущать угнетающие взгляды — фантастика. Но когда кунай свистит у самого уха, мир вновь обретает свои строгие понятные очертания. — Закончим на сегодня, Итачи-сан? Тренировка с Саем случается в субботнее утро впервые. Долгая, отнимающая силы, но преисполняющая чувством восторга. — Да, спасибо. Они синхронно кланяются, прощаются. Итачи возвращается по знакомому пути, мышцы наливаются жаром и тяжестью после спарринга. Холодный воздух вдыхать приятно. Итачи ведёт плечами, поправляя чёрную водолазку и зелёный форменный жилет. Думает, что прежний плащ бы пригодился. Кажется, не так давно его сердце наконец-то застучало непозволительно громко и часто, и до сих пор не сбавляло оборотов. Даже первый, осторожный и ознакомительный спарринг с Саем, вызывал ликование. Тот заинтересовал его ещё в архиве — выходец из Корня, образцово подавляющий эмоции и безропотно выполнявший приказы в прошлом, но адаптировавшийся к мирной жизни в настоящем. Очень похожий на него самого. Но при этом прямолинейный и открытый к жизни, которая складывалась теперь в Конохе. Итачи подсознательно тяготел к нему, много наблюдал. Редко — разговаривал. Но с тех пор, как их отношения с Сакурой, перестали быть секретом, внимания Итачи получал сполна. А бонусом — желание пригласить его на тренировку и взглянуть, каков Учиха в бою. Всё-таки сам образ Итачи априори волновал и интересовал местную публику. Проходя мимо поместья, Итачи замедляется. Неожиданно он обнаруживает, что вместо могильного холода из-за его стен сочится поразительно горячая жизнь. Словно не к себе домой, а в гости, он напряжённо идёт по главной дороге. Издалека замечает распахнутые сёдзи и обилие вещей на энгаве. Чувствует терпкий запах краски. А ещё… — О, Итачи-сан! — искрящийся голос Наруто раскатывается, кажется, по всей округе. — Как прошла тренировка? Со мной ведь интереснее, чем с Саем, да? А мне вот миссию Какаши-сенсей выдал…правда, ранг низковат, но мне всё равно их надо набрать, чтобы сдать экзамен на чуунина. — Узумаки щебечет и щебечет, не сбавляя шаг подле него, пока его клоны, толкаясь и восклицая, красят забор. — Всё в порядке, спасибо, — Итачи коротко кланяется. Его внутренняя реакция на потрясения — замирание, и сейчас хочется остановиться, чтобы просто оглядеться вокруг. Осознать, в какую иллюзию он угодил на этот раз. Но Наруто уверенно следует к главному входу в дом. — А что вы здесь делаете, собственно? — Восстанавливаем поместье! Это наша миссия — покрасить здесь всё и вырвать сорняки, благо, сейчас это легко, — Наруто чешет затылок и осматривает искалеченную сухим морозом серо-зелёную траву. — И какой график работ? — Сакура сказала красить от начала и до вечера, — улыбается Наруто. — Нет, я имею ввиду, в целом, это же займёт месяцы… — Не-е-е-т! — С гордым видом Наруто указывает наверх, — Ямато-сенсей починил крышу, сказал, что стены отличные. Коммуникации тоже восстановили утром — вода, отопление, электричество, газ — всё работает отлично! Сакура сказала, осталась уборка и марафет внешний навести. И всё! За два дня управимся! Итачи бросает на него кислый недоверчивый взгляд. Воспоминания о затхлых спальных комнатах и чёрной плесени в ванных не вселяет надежду. А вот новая крыша — светлая и крепкая — очень даже. Как и я яркие, блестящие от свежей краски, гербы клана. — Сакура, а что здесь происходит? — Голос Итачи прерывает заливистый девичий смех. Сакура и Ино оборачиваются синхронно. И то, с каким удивлением и тревогой они обе смотрят, вновь поднимает волну тёплой радости в груди. — Ты сказала, он в курсе, — Яманака низко наклоняется к уху Сакуры и шепчет яростнее, чем когда-либо. — Мы делаем уборку, — не без напряжения пожимает плечами Сакура. — Давай я проведу тебя по дому! — Не касаясь, Сакура проскальзывает мимо него в широкий коридор и ведёт за собой. — Чувствуешь, тёплый пол? Электрики починили. Зимой как нельзя кстати! — Сакура улыбается, но нервно заламывает пальцы. — Почему ты не предупредила, что идёт восстановление квартала? — Итачи отмечает, как приятно тепло дощатого пола покалывает пальцы ног. — Ну, не совсем квартала, быстро можно поправить только поместье, но… Ты сказал, что не хочешь здесь жить, потому что дом в плохом состоянии. Я подумала, если ты увидишь его обновлённым, то… — Захочу. — Кивает Итачи. Сакура заводит его в просторную светлую гостиную — низкий лакированный стол одиноко стоит по центру. Оттого комната кажется огромной, дышится в ней легко — пахнет чистотой и свежестью. — Да, и технически ты не подписал документы у старейшин, и Саске тоже… так что поместье в собственности Конохи, угу. — Сакура утвердительно кивает сама себе и прячет пристыженный взгляд. Она явно чувствует, что нарушила незримую границу. Но Итачи — напротив — нравится ощущать это заботливое вторжение. — Ну, тогда расскажи, что вы сделали, и чем я могу помочь? Сакура выдыхает с явным облегчением и обескураживающе-радостно смотрит глаза в глаза. Ведёт Итачи по дому и говорит без умолку. Рассказывает, как не тронули личные вещи в спальнях, не заглядывали в гардеробную, перемыли фарфоровые сервизы, вытащили лёгкую мебель на энгаву, чтобы почистить и проветрить. — Это твоя спальня, да? Итачи кивает. На пороге одной из многочисленных комнат он задерживается надолго. Мутный солнечный свет, рассеянный пеленой облаков, освещает её едва-едва. Прозрачные сёдзи выходят на заросший густой сад — никакой шум улицы не проберётся. Робкая надежда крепнет пугающе быстро. Уже не кажется — он уверен, что осколки счастливой жизни, получится собрать. И создать новые фрагменты. — Здесь красиво горит закат вечерами, — говорит Итачи, словно напоминая сам себе. — И очень тихо, чтобы хорошо спать. Сакура, — он скашивает взгляд на неё, замершую в ожидании реакции, — а это никак не связано с тем, что ты всегда хотела жить в традиционном поместье? — Ну, — Сакура мгновенно отворачивается, и яркий обличающий румянец подсвечивает кожу щёк, — это может быть приятный бонус. Кстати, если хочешь помогать, у нас много работы. И очень мало времени! Итачи мысленно соглашается. Он вытягивает руку вперёд и смотрит на пальцы, считает их снова и снова. Происходящее кажется невозможным. Но немыслимо желанным.

***

Сакура вязнет в собственном возбуждении. Каждая секунда наполнена немыслимым предвкушением и волнением. Когда Итачи возвращается из душа, она не отводит от него взгляд, как истинный хищник. Следит, как он обходит футон, опускается рядом, и сама ластится, не теряя ни секунды. Она жмётся всем телом, разделяя тепло и запах. Мокрый снег по крыше стучит отчаянно и часто. В кольце огненных объятий тепло. — Я же тебе рассказывал, Сакура, женская часть дома в западном крыле, — от его полуулыбки, шёпота и короткого поцелуя за ухом вся кожа ощетинивается мурашками. Сакура призывно стонет, принимая влажные горячие поцелуи. Гладит вернувшее силу тело сквозь юкату, распахивает её полы. Итачи толкается медленно и плавно, распаляя их желание. Он дышит ей в губы и смотрит в глаза: — Не закрывай, — шепчет тихо. И от его голоса у обоих желание накаляется до предела. Он любит доминировать. Любит, как сейчас, фиксировать руки Сакуры на её головой и скользить вниз губами, широко вылизывать шею, до боли кусать маленькие розовые соски и спускаться ниже. Слушать как Сакура стонет — протяжно, шумно. Отстраняясь, погружать пальцы во влажную тёплую плоть. Любит чувствовать, как она перебирает пальцами его волосы, судорожно их сжимая, когда становится нестерпимо хорошо. Знать, что для неё одновременно огненно-горячо и волнующе опускать взгляд, чтобы увидеть его черноволосую голову между раскрытых бёдер. Он любит, когда она сверху. Как в его фантазиях — не устаёт, не медлит. Покрывает его шею поцелуями, замирает и тяжело дышит над ухом. — Раньше, я не представляла какого это — так сильно хотеть кого-то, а сейчас не представляю, как можно справиться со страстью. — Итачи ведет ладонями по её спине, с силой сжимает ягодицы и подушечками пальцев гладит место, где её кожа растягивается и принимает его. — Это ведь не просто страсть, Сакура, — его голос надломленный и хриплый, таким его не услышит никто, кроме неё. — Мы сейчас — единое целое. Разве ты не видишь в этом что-то особенно романтичное? Как ему это удаётся? Легко озвучивать, что он чувствует? И почему так сложно Сакуре? Потому что всегда было страшно оказаться смешной и непонятой. Но так больше никогда не будет. — Итачи, — зовёт она, зарывается носом в его волосы и прижимается губами к уху. — Это так приятно — чувствовать тебя внутри. Итачи любит ощущать совершенно особенную дрожь её тела. Переворачиваться, впиваться в её губы, ускорять темп всё быстрее, навалиться всем весом и упиваться громкими искренними стонами. Чувствовать, как она тонет в удовольствии, и срываться вслед за ней. Подолгу лежать без движения, чувствуя, как нутро обоих пульсирует. Любит обнимать её. Любит, когда она обнимает его. Любит наблюдать. Сакура, чертыхаясь, возится со своей юкатой. Она надела её ради приличия и ради обострения и так вновь удивительного и прекрасного момента — их первая ночь в поместье. Решение было приятно единогласно, основываясь на одном железобетонном аргументе — Сакура безумно этого хотела. Волна восторга, захлестнувшая её впервые здесь, не отпускала до сих пор. Каждая комната дышала сокровенной историей и тихой роскошью. Не просто соприкоснуться, а погрузиться в это оказалось сбывшейся мечтой. Итачи любит её решительность. Борясь с сомнениями, Сакура действует очень прямо и настойчиво — вытаскивает его из бездны, восстанавливает дом, небрежно отбрасывает юкату, гасит свет ночника. Спать она предпочитает обнаженной. Итачи и это очень в ней любит. — Я люблю тебя, — Сакура замирает в темноте. Итачи лежит на спине, его глаза закрыты. — Мне не нужен ответ, я просто давно хотел тебе это сказать. Иди сюда, ты долго, — он открывает руку для объятий, и Сакура шныряет ему под бок, прижимаясь разгоряченным телом. Она кладёт руку ему на грудь. Под ладонью медленно и гулко бьётся сердце. Ей до сих пор сложно поверить, что он живой. Одеяло тяжелое. Итачи так уютно, сладко, мягко не было очень давно. Наверно, даже никогда. Лицо обласкивает прохлада — за неделю дом так и не прогрелся основательно. Итачи не любит «проваливаться» в сон. Это значит, он устал или болен. Разорванный контакт с реальностью влечет тревожное пробуждение. Но сейчас дремота окутывает медленно, вслед за расслабленным телом успокаивается и рой мыслей. — Интересно, какого гражданским, которые не могут согреться чакрой? — Тихий голос Сакуры не вторгается в его голову, он давно стал синонимом спокойствия. — Полагаю, они согревают друг друга. — Говорит Итачи, перебирая её волосы. — Недоступная для шиноби роскошь. — Была раньше недоступна, — поправляет его Сакура. По голосу слышит — улыбается. Глаза Сакуры слипаются. Снег перестаёт стучать по стеклу. Поместье погружается в абсолютную тяжёлую тишину. Сакура даже не прислушивается — рядом с Итачи никакие призраки не страшны. И это не потому, что он сам более пугающий!

***

Алая заря очерчивает горизонт. Негреющие лучи солнца обласкивают крыши домов, слепят каменные лица Хокаге, стучат в окна резиденции. Мороз уже настоящий и ощутимый — он сковывает голые ветки панцирем льда. Воздух прозрачный, видимость — на километры вперёд. Пахнет изломанными хвойными ветками. От каждого толчка рыхлый снег опадает, мерцают снежинки в утреннем свете. Это хороший день для дороги. Что написать Какаши? Как сказать, что ничего не обнаружил? И зачем? Он наверняка знает сам. Как знает всё, лучше других. Саске решает вернуться в Коноху без предупреждения.