Верлибры

Tanita Tikaram — Twist in My Sobriety

      И она была слабой.       [Аластор не любил слабых].       [Аластор сам — слаб].       И она была сломленной. Преданной собственным царством, ненужной выжившей, самой одинокой на свете. Ее ненавидели ангелы, по крайней мере их часть, и мир раскололся, сделав ее черной вороной в стае белых ворон.       Лучше бы тебя не стало, маленькая Солар, глупая пташка, терзаемая нестерпимой болью утраты. Но раз уж ты есть, ты станешь тем самым осколком, без которого блюдце не склеить.       Она едва дышала: в собственной коже стало тесно, никак не получалось стряхнуть с дрожащих перьев страх, налипший, словно грязь. И руки сводило от дрожи, хотелось рыдать. У Солар профессионально получалось обыгрывать смерть. Наверное, скоро она перестанет бояться совсем. Станет бесстрастной, бесчувственной, такой, какой должна была быть в Раю.       Интересно, что же с Раем? Кто занял престол? Убили ли Мираха?       «О, друг, милый друг, прости за то, что не смогла никого спасти. За то, что не распознала опасность. Прости, если жив, или если обратился звездой».       Солар закрыла глаза, изо всех сил стараясь прийти в себя. Держать лицо стоило поучиться у Аластора. Теперь ясно, что он имел в виду, когда говорил: «Без улыбки ты будто голая!» Она чувствовала себя не голой, но вывернутой наизнанку. И этого не хотелось показывать Вэгги.       — Какого хрена между вами творится?! — недовольный голос вывел из оцепенения. О, если бы Солар знала, какого хрена… Холодными пальцами Вэгги коснулась ее плеча, заставляя вздрогнуть всем телом. — Хаск сказал, что слышал грохот. Этот ублюдок ударил тебя?       — Нет, нет! — пташка трепыхалась в клетке, билась белоснежными боками о раскаленные прутья. Обед был почти готов. Пахло жареным. Подчинять себе чувства оказалось непосильной задачей для столь хрупкого и ранимого существа. — Он ничего плохого мне не сделал!       — Тогда почему ты бледна и вся трясешься?! — Вэгги не любила Аластора. Он пугал ее, как пугал большинство постояльцев, а еще… Вэгги решила, что Чарли им увлеклась. Ее Чарли, любимая, нежная девочка… Могла ли любимая и нежная в действительности пойти на моральную измену? Солар смотрела со стороны. Она знала людей. Сама жить не умела, справляться с собой в том числе, но ведь отлично отыгрывала роль наблюдателя, столько судеб видела на магическом экране, к стольким прикипела, стольких возненавидела… Она знала людей. А люди и демоны — это одно и то же. Поэтому Солар не сомневалась в Чарли. Аластор стал для принцессы отцовской фигурой: помогал с отелем, чего не делал Владыка. Аластор был старше, мудрее, опытнее. Он мог направить. Чарли испытывала восхищение, она напоминала пятилетнее дитя, с гордостью и выражением готовое рассказывать пару заученных строк, стоя на табуретке, лишь бы в нее поверили. Искала папе замену, ведь он не верил. Солар горько усмехнулась: папы, они такие. И мамы тоже.       — Вэгги, прошу, успокойся, — от беспомощности голос предательски дрогнул. — У нас с Аластором состоялся не самый приятный разговор. Но он мне ничего не сделал. Клянусь.       — И что за разговор? — Вэгги скептически вскинула бровь, из последних сил сдерживая разрушительную ярость. Впилась ногтями в предплечья, обнимая себя, мечтая взять копье и пронзить ненавистное сердце чудовища.       — Это… личное, — Солар прекрасно понимала, что от нее зависело будущее того, кто все еще считал ее теперь если не врагом, то серьезной угрозой. Впрочем, знание — уже вызов. Аластор слишком хорошо изучил эту жизнь и вполне справедливо всего опасался. Искренность, не подкрепленная ничем, для него — пустой звук. А несчастная Солар никак не могла ему доказать, что не желала зла.       — Интересно! В эти сказки я не поверю! Да, дорогая моя, я прекрасно вижу: ты боишься его, поэтому и молчишь. Эта тварь тебя запугала. Он угрожал тебе, да? — Вэгги разгорячилась, но быстро взяла себя в руки: тяжело выдохнула, а потом схватила Солар за локти, притянула к себе, заглянула в глаза: — Ты можешь мне… нам доверять! Чарли — дочь Люцифера, не забывай! Люцифер властен над Радио-демоном, хоть они и не вступают в конфронтацию. Но поверь, ради Чарли Люцифер пойдет на многое. Ты — наша подруга. Одно слово Чарли — и Аластор лишится головы. Одно слово. Не бойся за свою жизнь! Я рядом! Мы все рядом с тобой!       Дышать стало больно до слез. Солар совершенно не знала, что делать. Ее с головой захлестнуло отчаяние. На нее всегда сваливалось слишком много ответственности, и в Аду, разумеется, легче не стало. Хах, было бы странно, если б в Аду стало легче.       Собственная судьба в последнюю очередь волновала Солар. Она совершенно искренне желала разрешить ситуацию в пользу Аластора. На языке демонов это звучало бы как «я верну тебе долг», но не в природе Солар было думать о долге, когда все, что двигало ею — это светлый порыв. Да, разумеется, тьма захватывала ее, грозилась распотрошить, но позабыть свою суть так просто нельзя. Особенно когда этого совершенно не хочешь.       — Вэгги, — Солар обратилась холодно и бесстрастно, и взгляд ее вмиг изменился: сделался непреклонным. Выслушать необходимо. Не просьба и не приказ. Слово. Слово с большой буквы. Пауза затянулась, но Вэгги покорно молчала, неспособная отвести взгляд, точно пойманная в ловушку. — Послушай внимательно, — на бледных щеках Солар от напряжения появились красные пятна. Капля пота покатилась по виску. — Мы с Аластором… связаны, понимаешь? Он мне не чужой. Он мне… важен, — Вэгги могла понять это неправильно, но Солар не знала, как выразить все, что было внутри. — Он не сделал мне ничего плохого. Мы разговаривали.       Вэгги застыла, нахмурилась, зажевала губу. Задумалась глубоко, а потом вдруг ухмыльнулась так криво, как ухмыляются только черти.       — Так это ему ты вспорола горло?       Солар знала людей.       Знала людей, но не как вести себя с ними.       Ей стало страшно. Чувствовать себя маленькой и ничтожной весьма и весьма болезненно, но варианта «не справиться» не было. Солар не могла позволить себе не справиться.       — Поклянись, что никому не расскажешь, — отпираться уже не имело смысла. Вэгги оказалась слишком проницательной. Или Солар — недостаточно скрытной? Не важно.       — Дьявол… — истинный дьявол скрывается между строк. Инфернальная энергия затопила все помещение; считывались печаль, сочувствие и отчаяние. — Может, все-таки проще избавиться от него?       — Нет, прошу, — заняться познанием или уничтожением себя? До одури плохо, до покалывания кончиков пальцев, до тяжести в ногах. Все коммуникативные навыки из-за морального потрясения оказались утрачены, и теперь та, кто раньше могла вести за собой, стояла абсолютно растерянная и жалкая. [Аластор не любил жалких. И Аластор сам — жалок]. Его самоненависть, отравленная мощь, чувствовались остро, словно он все еще находился поблизости. — Я не хочу… не могу сейчас вдаваться в детали. Просто поверь. Он мне важен. Он не должен пострадать, — на выразительный взгляд ответила на выдохе: — И я не боюсь! По крайней мере, не так, как ты думаешь.       — Как можно быть привязанной к этому… этому…       — Можно. Он… — хотелось сказать «лучше, чем кажется», но Солар, видимо, заразилась паранойей от Аластора. Для нее это прозвучало бы, как нежелательное откровение насчет его крови, поэтому она осеклась. — Это личное, ладно?       Вэгги тяжело вздохнула. После сказала:       — Ладно.       И замолчала, потупив взгляд. Солар тоже взгляд потупила, и неловкая пауза обеих заставила почувствовать себя неуютно. Они были уязвимы. Одна — в привязанности, другая — в ярости. Такие разные, но не чужие друг другу. Вэгги прислушалась лишь потому, что считала Солар подругой.       Пташка, несмотря на деструктивные мысли, оставалась добросердечной, поэтому первая проявила нежность: крепко взяла Вэгги за руки, с благодарностью сжала пальцы, будто в попытке согреть, хотя сама была ледяная после всего пережитого. Даже дышала с трудом.       — Я очень ценю…       — Не нужно, — Вэгги поджала губы, но на прикосновение ответила. Расстроилась, не обиделась. Уже хорошо. — Я клянусь, я ничего никому не скажу. Даже Чарли. Когда и если ты посчитаешь нужным, расскажешь сама. Но взамен ты должна мне кое-что пообещать.       Солар напряглась.       — Что?       — Если что-то случится, ты сразу же скажешь мне! — раздраженно выпалила Вэгги. Ну да, о чем еще она могла попросить. — Ты можешь мне доверять.       — Я знаю. Ты тоже можешь мне доверять.       — Знаю.       Смирение — это омерзительно. Вэгги смирилась и поддалась, сделала то, что от нее требовалось, но покорной она быть не любила. И Солар как никто ее понимала. Всю свою жизнь она пыталась быть белее, чем есть, пыталась казаться настолько белой, чтобы у смотрящих выжигало глаза. На самом же деле она была звездой. ПАДАЮЩЕЙ НА ТЕБЯ. Не злой и не доброй, но порождением загадочной вечности, которую никак не удается изучить. Черной вечности. А от истоков не спрячешься.       Солар подумала вдруг, что она, возможно, на каком-то ином уровне — подкидыш. Заточенный в ангельскую оболочку демон, столетиями бегущий от собственного «я». Я — мрак, разбавленный вкраплениями метеоров, мрак, бережно хранящий Столпы Творения. И всех своих сестер-звездочек.       Но не брата. Помни об этом. Помни, неудавшийся мала́х ха-ма́вэт.       Зубастое чудище, разрезающее небо как глотку Радио-демона. В тот день дождь был красным, не так ли?       Красным было все, в первую очередь твои маленькие руки, которые, как ты считала, созданы лишь для того, чтобы творить добро. Добрые, праведные ладони коснулись горла, ты поддалась на сладкие речи змея искусителя, который призывал тебя стать худшей из худших, предать все свои убеждения. Ева, жрущая плод, не была святой, а ты была, так что нет тебе прощения. Ду-ра. И в тебя должны лететь камни, и ты должна погибнуть под градом камней, тебя должны растерзать дикие изголодавшиеся собаки, чтобы впредь было неповадно. Чтобы «впредь» вообще не было.       Нет, лучше, чтобы они тебя вечно терзали. Ибо ты виновна. Виновна. ВИНОВНА.       Солар разрывало от непередаваемой, абсолютной печали. Печаль, умноженная на космическую бесконечность. Жуткая боль в груди, межреберное страдание — все это влияло сильнее, чем столь непривычный Ад за окном.       Вэгги обняла ее, силясь поддержать, и это помогло: Солар обмякла в ее руках, выдохнула в плечо, едва соображая от накативших чувств, и зажмурилась. Переживать происходящее с кем-то было действительно проще.       И только сейчас удалось осознать в полной мере, что только что Аластор действительно мог убить. И непонятно: лучше жить в бесконечном страдании или навсегда исчезнуть, поддавшись искушению захлебнуться в неведении? Хотя, почему непонятно? Страдание заслуженно, а значит вариться в котле ей целую вечность. Сдержать рвущиеся наружу рыдания оказалось едва выполнимой задачей. Прикусив губу, Солар стоически терпела, тяжело дыша и не представляя, как быть дальше. Вспоминала семью, которой не стало, лица каждого из них, родные, любимые лица. Вспоминала кровавое месиво. Тошнота подступила к горлу. Вспоминала тот запах… Тяжелый свинцовый запах, въедающийся в кожу и преследующий ночным кошмаром. Кто же сотворил это с ними?.. Солар не знала. Солар боялась узнать.       Вэгги покачивала ее, прижимая к себе как маленькую, и ничего не говорила. Слова были бы лишними. Она не понимала тревог и печалей Солар, но держала крепко, стала опорой.       Они, твари, монстры, находили друг в друге успокоение, и им дышалось свободнее. Вэгги благодарности не затребовала. Ничего не затребовала. Просто с любовью потрепала по волосам, еще сильнее сдавила и потом отошла на пару шагов, сморгнула накатившее что-то. Пока Солар не могла ее прочитать. Слишком уж зациклилась на себе.       Но, скорее всего, то было обыкновенным сочувствием.       — Слушай, мы с Чарли решили организовать вечеринку в честь моего дня рождения… Сегодня вот собрались, обсуждали детали. Только вас с Аластором не было, мы вас не нашли, — Вэгги помолчала немного, потом несмело спросила: — Хочешь помочь с подготовкой?       — Конечно, — Солар выдохнула большую часть своего напряжения. Теперь она ощущала лишь слабость. Очень хотелось прилечь. — Буду рада помочь. Послезавтра же, да?       — Да.       — Насколько я помню, ты не хотела праздника.       — Не хотела, — она вздохнула. — Но все любят праздники. А тут и лишний повод выдумывать не придется. Я все-таки важная шишка, хах.       Создалось впечатление, что Вэгги говорила совершенно безрадостно, но выспрашивать было бы некрасиво. В конце концов, это их личное с Чарли дело.       — Тогда завтра утром встретимся в зале. Немного магии, и все будет идеально.       — Точно.       Улыбнулись напоследок и разошлись. Солар хотела остаться одна.       Остаться одна.       Одна.       Одна-одинешенька. Она.       Единственная в своем королевском роде. Наверное.       Кто их всех убил?       Кто? Кто? Кто?       КТО?!       Солар заперлась в ванной, скинула обувь. Ступни сразу замерзли. Осколки флаконов все еще валялись на ледяном кафеле, пахло духами. Кафель был мокрый.       Она прошлась по осколкам так, чтобы порезать ноги. Хотела посмотреть на кровь. Все еще красную. Мгновенная регенерация делала только хуже: Солар топтала стекло опять и опять, металась туда-сюда, безжалостная к себе. Ее жизнь — смесь цветочного аромата со свинцом, спелые фрукты из райского сада и гнилые адские фрукты. «Простите, простите меня, умоляю».       Солар не знала, за что извинялась. Но не могла не.       Как же она устала.       Как же устала. Это кошмар.       Ее руки замерзали. Так хотелось на волю… Освободиться от греха. Вновь обрести внутреннюю чистоту, но даже думать об этом нельзя. Солар заплакала, не в силах совладать с собой. Если бы Аластор захотел ее ощипать повторно, она бы поддалась с охотой, ведь истязание — отличный способ отвлечься на физическое страдание, позабыв о моральном. Тело болит все равно сильнее, пока ты в нем заключен.       Мир гаже, чем можно себе представить. Все твои ожидания, представления о возможной жестокости разрушатся. Столкновение с реальностью — самая страшная авария в жизни. Вот так вот бьешься мухой в стекло, а потом вдруг понимаешь всю ограниченность собственного бытия, и… Ах, если бы все заканчивалось умиранием. Если бы.       Страдание бесконечно, бескрайнее, оно громаднее космоса, неизведаннее черной дыры, непобедимее метеорита. И не важно, кто ты — демон, ангел или человек. Все мы — попавшие. И истина в вине.       Солар проглотила слезы, отмыла ноги и пошла в кровать. Упала, сразу заснула, но спала беспокойно. Что снилось — не запомнила. Да и не нужно.       Хотелось не просыпаться, но ей пришлось, ведь пообещала Вэгги. Осталось еще пообещать себе. Ну, и выполнить обещание.       Солар безрадостно посмотрела на себя в зеркало. Вымученно улыбнулась, чтобы хоть как-то прикрыть наготу души. Не помогло. Ментальные увечья ничем не скроешь.       И Солар прекрасно понимала, что это — только начало Ада.