Октябрь, 2019 год «Дом», Куантико, штат Вирджиния
Совсем рядом уже вторую минуту звенит будильник. Трель очень противная и уже давно отдается неприятным писком в ушах, но Стайлз всё равно не тянется её выключать. Он ненавидит двигаться после глубокого сна. С каждой секундой онемевшие конечности будто наливаются свинцом, а слезящиеся глаза – засыпаются кристаллами с острыми гранями. Любое движение становится действительно трудной задачей. Доброе утро. Следом, естественно, его голову заполоняют размытые цветастые идеи, набатом стучащие в висках. Выпитая вчера удвоенная доза снотворного не кажется сейчас уж очень продуманным запасным планом. Она, без сомнения, дала ему блаженную ночь, однако, вообще-то, только до пяти утра, а вот почти коматозное состояние – аж до знакомого звонка на телефоне. А Стайлз ненавидит утреннее «коматозное состояние желе». Еще, конечно, будильник стоит на шесть тридцать утра – крайний срок, когда он всё еще успевает достаточно лениво покинуть постель и выпить чашечку самого крепкого – и отвратительного – кофе. Что очень рано. Он ненавидит кофе. И рано ненавидит тоже. Парень лениво встает и направляется в ванную, ступая босыми ногами по холодному полу. В его комнате идеальный порядок и минимум лишних вещей, но это, разумеется, не мешает ему споткнуться о край подвернувшегося ковра на пороге комнаты. Если бы он мог, он бы стер с лица земли все ультрамягкие-турецкие-ковровые-покрытия-с-натуральным-ворсом в мире. Стайлз ненавидит утро. И в этом даже не виновата очень противная трель будильника, всё еще доносившаяся из спальни, или отвратительный кофе, ожидающий его на кухне. Не касаясь стен, что переговариваются зычными голосами строителей и криками соседей по площадке, он в конечном итоге застывает перед зеркалом. Закатив усталые глаза на жалкое зрелище в своем отражении, Стайлз открывает дверцу и достает три баночки с рецептами на чужие имена. Болеутоляющее. Успокоительное. Антидепрессант. Последнее обычно он старается не принимать, особенно с учетом периодов отвыкания, когда настроение скачет, как на русских горках, и резво сменяется дикими истеричными состояниями, бросающего его из крайности в крайность. С сегодняшнего дня, правда, чувствуется, что без него лучше на работу не приходить. А своему чутью Стайлз доверяет. С двумя другими – история ничуть не лучше, но он пробует регулировать дозы или хотя бы менять сами таблетки. Наверное, именно поэтому его шкаф полон баночек лекарств с разными именами пациентов и врачей. Как его печень с желудком живы до сих пор – загадка даже для него. Загадки Стайлз любит. Кроме вот этой самой. После этого остается лишь выпить горячий бодрящий напиток, несколько раз на пробу улыбнуться, пока опиум заглушает чужое будущее – или прошлое, тут как повезет, – и поставить кружку в мойку к остальным. К белой рубашке с закатанными рукавами и черным брюкам в этот раз подобрана темно-синяя жилетка с серебряными звездочками и квадратными перламутровыми пуговицами. Показательно игнорируя галстук, Стайлз кладет в карман официальный пропуск-бейджик от ФБР и наконец выходит наружу. Теперь он – стажер Мечислав Стилински из Отдела Анализа Поведения. И вот это ему нравится.☆☆☆
До того, как он добирается к своему столику в кафешке напротив Национального университета, он успевает три раза столкнуться с людьми и все три раза были кожа к коже, что, само собой, не прошло без криков голосов – «… не опоздать, надо выйти на центральной…» «… хорошо. Я возьму хлеб и…» «… поколение стало…» … или даже возгласа проклятья вслух. Зато уже на месте Стайлз чувствует себя намного бодрее и свежее и намного менее раздражительным одновременно, чем когда только выходил из дома. Всё всегда становится намного лучше к тому моменту, когда он утром выходит из дома. Прямо как сейчас – в венах пузырится маленькое счастье, и он не может не заразиться от него расслабленным позитивом и слабой улыбкой. – Доброе утро, – бормочет самому себе, по-птичьи склоняя голову набок. – Прекрасное начало дня. Восходящее солнце заливает кафе волшебным золотистым светом, и люди незаметно напитанные этим золотом тоже светятся изнутри чем-то невероятным. Ворчливый прохожий за окном, растерянный посетитель, отзвонившийся через дверной колокольчик, миловидный официант с довольной улыбкой – каждый является кем-то особенным под единым солнцем. Неповторимым. И в только проснувшихся солнечных зайчиках, скачущих по их искренним улыбкам или хмурым бровям, обыкновенное становится чем-то чудесным. Стайлз лишь жмурит глаза в тягучем наслаждении общей, вразрез календарю, летней атмосферой вокруг. Определенно, сейчас ему намного лучше. Он представляет, как слышит щебечущий голосок баристы Молли, что скоро встретит одну девушку и это станет началом новой истории. Прокручивает в голове нудные лекции профессора, тоже всегда завтракавшего здесь, через столик от него, или пение любовного интереса профессора – громкой и улыбчивой владелицы кафе, что втихомолку подсовывает тому брусничные булочки. Изумительно. Он знает наверняка, он видел будущее своими глазами и слышал их внутренние голоса в своих снах, пускай и немногие поверят. Стайлз хранит все их секреты в блестящей розовой обертке своей любви, потому что только такие видения были одним из прекрасных поводов перестать их же и бояться – люди вокруг могут быть добрыми, влюбленными и глупыми. У них есть свои собственные мысли, свои собственные суждения и свои собственные, абсолютно дурацкие ошибки или скоропостижные выводы. Люди человечны. А он в любой свободный час, когда сомнения вновь близко подбираются к его сердцу, может удостовериться в этом. Прямо как сейчас. – Ты выглядишь умиротворенным, – вдруг слышится голос сверху, и парень видит прислонившегося к его столу профайлера. Айзек сегодня снова кутается в широкий теплый шарф, а на пальце поблескивает знакомое кольцо с необыкновенным темным камнем. – Вчера ты много нервничал. – Да. Привет, я… – начинает, а потом запинается. Айзек под тем же золотистыми лучами удивительно похож на изящный и хрупкий цветок с необычайно крепким стеблем и немыслимо большими и сильными листьями. Насыщенный богатыми, сочными оттенками, он сияет чем-то абсолютно чистым, разбавляющим давление окружающего мира. Импрессионизм. Если бы Айзек был картиной в стеклянной галерее, то был бы гордым представителем именно импрессионизма. Он сочетал бы в себе холодные и теплые тона, однако, только для того, чтобы поделиться светом. Собственным, чистым и неповторимым. Возможно, без привычной детализации, неровностей и углов – обычных человеческих эмоций и предрассудков, – зато в постоянном движении, в вибрирующем, трепетном стремлении к знаниям. Увидеть его таким своими собственными глазами – нечто поразительное. Моргнув, Стайлз замечает каким пристальным взглядом оглядывает его профайлер и тут же краснеет. Он вдруг вспоминает, что молчит, так ничего не объяснив, но при этом совершенно не знает с чего начать. Теплое чувство внутри подсказывает, что с самого начала. С самого себя. И вчерашнего донельзя нелепого дня. Поэтому, нет ничего удивительного в том, что, открыв рот, парень начинает частить, делая лишь маленькие короткие паузы в речи, чтобы вдохнуть необходимый глоток воздуха. – Я очень рад тебя видеть здесь. На самом деле, не был уверен, что ты придешь, хотя ты бы, конечно, пришел, раз дал слово, просто я… подожди. Что ты там спросил? А… я же встретился со старшими агентами до вас ребят, и там я просто так разволновался, когда все посмотрели на меня, стоило мне сесть на тот коричневый диван, и, знаешь, вот эти вот взгляды, и меня так пронзило, что я не был уверен, что делать дальше. А потом Дерек зарычал, чтобы я не мешался под ногами, хотя, кажется, это было до дивана, и все вдруг так забеспокоились, что я решил выбежать, пока не ляпнул им в отместку, что до первого стайного киномарафона даже меньше месяца… – он еще гуще краснеет под изучающем взглядом своего коллеги, соображая, что то, что он не должен был «ляпнуть», он без запинки «ляпнул» прямо сейчас. – Мм-м… просто были вещи, которых я не ожидал увидеть? Что является истиной. Стайлз почти что схлопотал паническую атаку только встретившись со старшими агентами из группы, но его смогло отвлечь нечто странное в коридоре, над чем он пока не позволял себе раздумывать. Хотя, как чувствуется прямо сейчас, встреча с остальной частью команды прошла очень хорошо. Отлично даже, судя по тому, как мягко улыбается ему доктор Лейхи. – Представляю себе. Знакомство с местом работы и коллегами всегда немного неловкое. И не стоит так волноваться, – подмигивает Айзек, но продолжить ему мешает появившаяся рядом официантка. Они заказывают завтраки – Стайлз берет блинчики с шоколадом и бананом и черный чай с молоком, Айзек же останавливает свой выбор на обычной яичнице с чашечкой американо – и устраиваются за столом. – У меня есть довольно-таки сильное ощущение, что ты знаешь обо мне очень многое, – начинает разговор профайлер, помешивая кофе в чашке. – Нет. Ответ дан слишком быстро для правдивого, поэтому парень вновь немного краснеет и поспешно опускает взгляд вниз. Стайлз безусловно не планировал признаваться в сталкинге своего коллеги, который обычно этих самых сталкеров сажает за решетку. У него всегда дела идут наперекосяк? По всей видимости, да, независимо от того, что к этим самым делам он был готов годами. Годами. – Да… ну, не то чтобы очень… – Стайлз чертовски смущен, но всё еще рад встрече, поэтому продолжает уже без запинки. – Про три докторских степени, конечно, по-моему, знают все. – Конечно, – поддакивает Айзек, а потом неожиданно смеется, что немного расслабляет раскрасневшегося стажера. – Математика, химия и инженерия. Очень невыносимо скучно, как говорит Эрика, поэтому давай-ка послушаем твои университетские истории и… – Хэй! Я не думаю, что химия – это скучно. Я, может быть, ее и ненавидел все школьные годы, но взрывать что-то довольно весело. – Химия – это не только взрывы, – замечает профайлер с сердитым огоньком в глазах, но Стайлз только отмахивается от такого заявления и в честном возмущении возводит руки вверх. – Вот точно также говорил мой учитель, а потом заставлял убираться в кабинете, когда я смешал перманганат калия с перекисью водорода и жидким мылом, хотя я видел этот ролик на ютубе… А потом заставил убирать! И, хэй, разве я не позабавил всю аудиторию?! Мне следовало дать послабление! – останавливается для большого вдоха и неловко взмаха рукой. Когда же он смотрит на доктора, то замечает лишь веселую подбадривающую улыбку. – Ну и, очевидно, поджог нитроцеллюлозы… на ладони… может привести к обмороку партнерши по лабораторной. Его нескладные жесты, которые должны были помочь обрисовать ситуацию, лишь вновь заставляют Айзека смеяться, пока немного робко. Хотя под конец этого небольшого монолога тот выглядит так, будто сейчас начнет отчитывать его. Но, к огромному удивлению, последнего не происходит. – Так в каком университете ты говоришь учился? – ему чудится одобрение и даже капелька гордости в вопросе. И в другой раз он был бы в большем восторге от подобного, правда. Только выбитый воздух слишком резко возвращает обратно на землю. – Я… хм-м… Все и так всё узнают, да? Нет никакого смысла скрывать что-то столь весомое от своей семьи. Он с самого начала готовился к вопросам о его жизни «до». Просто столкнуться с ними напрямую – не тоже самое, что прокручивать возможные сценарии перед сном в безлунную ночь. Ну, не о погоде же, в конце концов, им говорить. – Я хотел быть полицейским в детстве, – медленно начинает он. – Знаешь, ловить преступников и быть хорошим парнем в форме. Но иногда мечты меняются, – или ты впервые видишь будущее, коснувшись руки своей соседки, – и я поступил на онлайн-обучение, чтобы стать психологом. Хотя потом перевелся на очное… и бросил учебу после второго курса. – Психолог? – на лице профайлера действительно читается удивление, что Стайлз понимает очень хорошо. – Да. Это было немного импровизацией. Мне просто захотелось узнать людей, – и познать самого себя, – однако, в итоге я решил стать специальным агентом и поступил в Академию ФБР. Здесь. Это тоже не оказалось прекрасной идеей. – Ты выглядишь очень молодо, а значит… ты не закончил обучение, – хмурится Айзек. – Даже в ФБР нужно иметь высшее образование. Как ты сюда попал? Он бы мог ответить, сорвать пластырь и перестать наконец бесконечно тревожиться… но теплое ощущение защиты от чужого неведения слишком сладко поет в его животе, чтобы он сам совершил нечто храброе наподобие этого. Маленькими шажками, да? В итоге, он решается на короткое и едва ли устойчивое: – Загадки – это весело, доктор Лейхи. Он дожидается ответного кивка от удивленного его неожиданной наглости профайлера, а потом резко переводит тему в сторону: – Знаешь, что сейчас предлагают второму курсу по специальности психология? Собеседнику явно не нравится его уклон от ответа, но при этом для обратного профайлер ничего не предпринимает. За легким разговором проходит некоторое время, но, разумеется, причину их встречи игнорировать больше нельзя. – Так и почему ты решил позвать меня на совместный завтрак? – спрашивает Айзек. Доктор всё еще говорит в привычной дружелюбной манере с детским восторженным волнением на лице. Серьезно, цветочек. Вкупе с милыми кудряшками на голове и невинными светло-зелеными глазками вежливый тон мягкого голоса звучит органично, и что довольно необычно, немного старит молодого агента. Рядом с двадцатишестилетним вундеркиндом, даже с чертовыми золотистыми кудряшками, Стайлз выглядит нашкодившим подростком, не вышедшем из пубертатного периода. Поэтому неудивительно, что профайлер разговаривает с ним как с младшим братиком, пришедшим к тому за советом к взрослой жизни. – Я думаю… думаю, ты догадался, – также мягко отвечает. Стайлз, пускай и не любит этого «всё будет хорошо, ребенок» тона, но всё же, хорошее отношение нравится каждому. – Хэй! Мне вообще-то уже говорили, что у тебя IQ 187 и ты юный гений, что обладает эйдетической памятью. Ну, или я, возможно, покопался в интернете и старых архивах, ну… и немножечко в документах в сети… – Что верно, то верно, – слабо посмеивается профайлер, как и вчера, не обращая никакого внимания на его спутанную речь. Они на мгновение прерываются, когда приходит официантка с их заказом, а потом просто молча кушают. В довольно-таки уютной тишине он ощущает на коже тяжелый, проницательный взгляд «невинных светло-зеленых глаз». – И как это должно помочь мне с ответом? – всё же не выдерживает Айзек. Стайлз помнит этот знакомый огонек любопытства в глазах, эту громогласную несдержанность в, казалось бы, очень спокойном и кропотливом человеке – поэтому, кстати, именно его и выбрали в пару к агенту Джексону Уитмору, оборотню-тилацину*, который хоть и не отличается взрывным характером, однако не всегда может уследить за словами, часто оказывающимися слишком едкими для непривыкшего слушателя. Он помнит также и то, как приятно этот огонек распалять до бушующего пожара, когда невозможно остановиться от исследований и познания чего-то нового, неизведанного. Ну, или то, как весело следить, как этими исследованиями занят именно Айзек, обычно полностью погружающегося в процесс и – … – Иззи, – тянет он, пытаясь обратить на себя внимание старшего. Тот, конечно, на подобное не ведется. – Иззи, – вновь пробует Стайлз, а потом резко добавляет. – Из! Громкий выклик профайлер игнорирует или же просто не замечает, продолжая быстро листать научный журнал с новыми открытиями в области физики и химии, что, разумеется, куда интереснее, чем расследование пропавших из кухни бисквитов. – Айзек! – почти рычит юноша, и доктор Лейхи, вздрогнув, отрывает взгляд от глянца в руках. – Ну наконец-то! Я уж подумал… – Мм-м… Ты прав, я молодой. Мне двадцать два, – неуверенно начинает Стайлз. Туман видения-воспоминания медленно рассеивается и перед глазами вновь оказывается заподозривший неладное профайлер, и парень может сосредоточиться на своих словах. Он, на самом деле, не знает, почему вчера неуклюже выкрикнул приглашение на совместный завтрак. Наверное, из-за внезапной паники. Как показала практика, в первый раз наблюдать, как пожар пожирает твоего будущего друга, является удачной такой причиной тревоги и словесного поноса. Непредсказуемые «погружения» всё еще без труда подкашивают его. Поэтому, конечно, он ходит кругами. – Что… как бы… на два года меньше, чем когда ты пришел в отдел. И знаешь, это обязательно породит повышенное внимание… что мне не очень нравится. Хотя я думаю, никому не нравится особое внимание со стороны… мм-м профессионалов? Специалистов, которые любят добираться до правды любым путем? Я не вижу правильный выход из такой… щекотливой ситуации. И, конечно, особенно трудно скрыть что-то под носом у таких профессионалов. Не то чтобы я собираюсь что-то скрывать! Просто… так есть по факту. А также особенно трудно, если они еще и психологи с многолетним опытом работы с абсолютно разными людьми с разными психологическими портретами, работающими в разной сфере деятельности и в разном возрасте... – Ты не человек! – вдруг восклицает юный гений, перебивая. Стайлз облегченно выдыхает, стараясь не обращать внимание на собственные горящие щеки и уже привычный стыд, поднимающийся от середины живота к шее и красным кончикам ушей. Серьезно, он не чувствовал себя пристыженным на протяжении всей своей осознанной жизни, а вот со вчерашнего дня вдруг внезапно начал. – Д-да. Я не совсем обычный человек. Соглашается он сразу, просто и даже радушно, хотя в глубине души всё равно зарождается неприятное покалывание, смутно попахивающее испугом. Парень, естественно, осознает, что рано или поздно вся команда дойдет до той самой мысли, если, разумеется, не уже, и лучше всего иметь хоть одного на своей стороне, чем вообще никого. Он также вполне отчетливо представляет, что никто из команды не будет сторониться и уж тем более относиться к нему как-то по-другому – он видел это с четырнадцати лет. Они будут его стаей. Семьей. Однако, ничто не может справиться с вулканом дикого ужаса, начинающего бурлить только при мысли о такой уязвимости, как признание себя перед кем-то другим. Кем-то, кто не является его отцом. Кем бы ни был этот человек. Стайлз не мог спать три дня и полторы недели просыпался из-за кошмаров, когда отец предупредил, что старший агент Кристофер Арджент – начальник отдела и его босс – будет осведомлен краткой характеристикой о работе его способностей. Даже с учетом того, что Крис является старым другом семьи, и то, что эта информация обеспечит его безопасность. С другой стороны, кошмары можно считать оправданными, ведь агент Арджент вчера очень явно показал свое недовольство по поводу его пребывания в команде. – Это сложно, – начинает Стайлз, собрав всё мужество внутри себя в единую глубокую реку, что должна утихомирить пробудившийся внутри вулкан. – Здесь не получится так просто… мм-м… не знаю, взять и узнать? Айзек понимающе кивает. – Ты думаешь, я буду первым. Кто догадается о том, кто ты, – впервые хмурится агент, а потом вдруг резко добавляет: – Почему не Лидия? – Доктор Лидия Мартин… – ему чудится ледяной порыв ветра, какой бывает только в склепах, от одного лишь имени профессора мифологии и мифических существ. – Ну, вообще-то, я просто ставил на то, что ты читаешь двадцать тысяч слов в минуту, а с учетом целой библиотеки о мифических существах, поэтому … ты, что кристально ясно, окажешься первым. – Значит придется перебрать много книг, – вычленяет самое главное профайлер, и Стайлз невольно улыбается. – Много книг на разных языках про разные виды существ. Не волк, не лиса… Ты не являешься перевертышем, иначе тебя бы поставили в пару с кем-нибудь. Парень считал закон о том, что все существа, меняющие свой внешний или внутренний облик, обязаны быть в паре с человеком, неплохим. Люди выступают нейтральной стороной там, где перевертышам мешают инстинкты или их видовые традиции. Ему хотя бы этот закон уж точно мог помочь. – Ага. – Не перевертыш и не животное, не дух или призрак, – продолжает Лейхи. Следящий за профайлером Стайлз почти возбужденно подпрыгивает на стуле, наслаждаясь чужими подрагивающими пальцами и закушенной в процессе размышления губой. – Но и магией ты занимаешься вряд ли. Не хватает мелких деталей, которые могли указать на принадлежность к какому-нибудь клану или шабашу… Глаза Айзека, светло-зеленые, сияют завораживающим серебристым светом, а губы складываются в слабую улыбку с ямочками на покрасневших щеках. – Мне нравится твоя загадка, – заявляет вдруг юный гений, и вновь заразительно смеется. – Я в восторге. Давно не было кого-то, кто мог бы меня отвлечь от всего... неинтересного в моей жизни. Дальнейший разговор уже не затрагивает личных тем, лишь немного информации о себе и своих увлечениях: оба парня обожают занимательные факты и статистику, полную цифр. Стайлз крутится на месте, постукивает пальцами по столу и широко распахивает руки при описании своих школьных воспоминаний. Волнение трещит внутри него, а затем с каждой каплей нерастраченной энергии и громким грохотом неоправданного страха преобразуется в долгожданное чистое семицветье. Он чувствует себя живым. Он чувствует себя правильным. Он чувствует себя на месте.☆☆☆
После того, как Айзек невозмутимо оплачивает их поездку на такси к зданию ФБР, они направляются в холл, где на них налетает уже взбудораженная Эрика. Агент Рейес – контактное лицо между прессой и их отделом, бойкая блондинка с ярким макияжем и блестящими глазами. Она, как ни странно, его присутствию в паре с вундеркиндом радуется, и парень начинает догадываться, что, судя по всему, на его стороне намного больше одного хрупкого человека. – Со свидания, мальчики? Мне нравится твой жилет, малыш, но на свидание такое не надевай… На лестнице они разделяются: агент Рейес убегает в свой кабинет, Айзек исчезает на верхнем этаже, поэтому Стайлзу приходится одному идти в общую комнату. После вчерашней встречи со старшими агентами и долгой грузной тишины между ними, желание повторить столь дикое ощущение неловкости совсем не хочется. У него со школьных времен хватает таких инцидентов. Спасибо. Поэтому, хотя это достаточно драматично и радикально, он решает спрятаться в конференц-зале, где сейчас никого не должно быть. Прикусив губу, Стайлз небрежно обнимает себя руками, направляясь наверх, когда неожиданно по коже пробегаются мурашки и он сам весь напрягается, задыхаясь от растущей паники. Не своей. Паники. Чужой. Опять. Это непривычное ощущение. Не видение, не мысли и не галлюцинации, словно просто эмоция – панический, дикий страх. Без какого-либо подтекста или подписи. Он даже так сразу и не ощущался чужим. – Что, черт возьми, происходит? Стайлз делает шаг в сторону, а потом его, словно ищейку, учуявшую след, тянет за собой скрытый канат. А потом еще один. Не проходит и минуты, когда парень замечает, что коридоры сменились уже несколько раз, а он сам, по-видимому, прошел больше половины здания. Страх, липкий, омерзительный на ощупь, пробирается под кожу и заворачивает в кокон из гадкого месива и преющей слякоти. Внутри будто собираются черви. Толстые, слизкие. Они ползают повсюду и копошатся, копошатся, копо- Осторожно! Он слишком резко заворачивает за угол, из-за чего врезается в кого-то, кто удивительно быстро успевает поймать его и вернуть равновесие. – Стайлз? – рядом оказывается старший агент Арджент. Удивленный мужчина на мгновение замерзает на месте, а потом в момент отдергивает свои руки от его плеч и непоколебимым тоном произносит ёмкое: – За мной! И парню не остается ничего, кроме как просто последовать приказу начальства. Таким образом он и попадает в кабинет своего босса в первый его настоящий рабочий день. Великолепно. – Я коснулся тебя, – сразу замечает агент Арджент, стоит им расположиться в кабинете. – Через одежду, – поправляет он. Легкость с такого солнечного утра пропадает на нет, и говорить совсем не хочется, особенно, когда он больше сосредоточен на своих инстинктах бежать отсюда как можно дальше. – Я ничего не увидел. Парень старается особо не смотреть по сторонам – чем меньше знает он о своем боссе, тем меньше в его руках появится точек давления, но взгляд то и дело попадает на расставленные по столу фоторамки, повернутые к нему спиной, или большую белую кружку, разрисованную детской рукой. – Ты познакомился с командой, – без вопросительной интонации. Нет, он и раньше слышал, что агент Арджент не очень общительная личность, да еще и человек, что улыбаться совсем не умеет, но в реальной жизни это ощущается резче. Особенно, когда проницательные серые глаза, кажется, направлены прямо в душу. – Мм-м… да? Не со всеми. Дальше происходит странная игра с бровями, но в итоге Стайлз понимает, что от него требуют продолжение. Инстинкты, молившие его сбежать пару минут назад, в этот миг практически вопят. – Я думаю, всё не так плохо, – неуверенно начинает он после краткой запинки. Насколько стоит быть откровенным со своим начальником? – Они, вроде, приняли меня… по большей степени… хотя агент Дерек Хейл такой своеобразный… Его перебивает стук в дверь и следом залетевшая внутрь Эрика. – У нас дело, босс, – важно заявляет блондинка, а потом, пробежавшись по парню любопытным взглядом, тут же скрывается в коридоре. – Держись команды и следи за речью, – начинает агент Арджент, а потом вдруг, неожиданно смягчившись, добавляет: – Будь осторожнее. И Стайлз завороженно кивает, пока в его голову прибивает двадцатиметровой приливной волной, готовой к чертям разрушить все его маски и мантры для успокоения, осознание важности происходящего. Прибивает прямо точно к знакомому берегу сомнения и нервозности. Его ждет дело. Его первое дело.