Октябрь, 2019 год комната общежития Темпе, штат Аризона
Зловещее безмолвие после его слов продолжалось всю поездку, а также пока команда поднималась на четвертый этаж и распределялась в довольно тесной комнате, ставшей местом преступления. – Восемьдесят два процента поджогов в США были совершенны белыми мужчинами от семнадцати до двадцати семи лет, – первым нарушает тишину Айзек. – Интересный факт, но девяносто семь процентов поджогов совершены людьми, потому что перевертыши не очень любят огонь, а для магических существ он часто является частью священных обрядов и ритуалов. Агенты Арджент и Рейес всё еще внизу, рядом с группой полицейских и пожарных для выяснения более точной причины возгорания. Также, Стайлз уверен, они там, чтобы следить за толпой в поисках их убийцы, хотя у него уже больше нет ощущения присутствия его здесь. Они пришли слишком поздно. – Обычно причиной служит месть, а факторами стресса – – Маловероятно, – перебивает Дерек. Оборотень наклоняется над темным пятном на полу, его ноздри расширяются, а глаза наливаются кроваво-красным, цветом, символизирующим силу вожака стаи. Рядом находящиеся Питер и Джексон сразу же напрягаются. – Жидкость для поджога была залита через щель в двери. Он не наслаждался видом своей жертвы. Стайлз изучает стену с обрывками плакатов и фотографий, стол с книгами и шкаф. Судя по салфеткам и куче лекарств на подоконнике – девушка, погибшая в пожаре, осталась в комнате из-за плохого самочувствия. – Да, верно, – Айзек выглядывает из окна, возле которого стоит Питер и, как догадывается Стайлз, тоже исследует толпу собравшихся зевак. Оборотень уже обошел всю комнату, но вслух пока комментарии от консультанта произнесены не были. – Пиромания – психическое расстройство, которое подразумевает за собой наслаждение от поджога. Джексон, наклонившейся над местом, где недавно лежал труп девушки, неожиданно встает и выходит наружу. – Сексовласть, – бормочет вернувшийся Джексон. Тилацин выглядит сбитым столку. – Здесь никак нельзя было увидеть происходящее внутри. И наш убийца должен был быть импотентом. – Это наш убийца, – не остается в стороне Стайлз. Профайлер Уиттмор, что странно, не говорит в ответ ничего язвительного. Возможно, они наконец достигли золотой середины игнорирования друг друга. – Опять-таки слишком маленькая локация для... – они так внимательно смотрят на него, что это одновременно и обескураживает, и смущает. – Неразумно, зная про убийцу с ножом, проигнорировать это и влезть на чужую территорию, чтобы поджечь комнату с девушкой из того же колледжа, только ради... – он вновь бормочет, выплевывая слова пулеметной очередью, но, видимо, команду подобное не волнует, – ради чего? Стайлз поправляет защитную маску на лице и поворачивается к остальным – ничего, что имело бы потайной смысл и могло бы помочь, он не находит. – Согласен, – встает на его сторону Айзек. Доктор вместе с Джексоном передвигает предметы возле входа в поисках лазейки, но комната всё еще выглядит простой комнатой обычного общежития среднестатистического колледжа в стране. – Да, скорее всего это наш убийца, – Питер покачивается, делая глубокий показательный вдох, но взгляд от толпы внизу не отводит. – Без сомнения. И хотя Стайлз может найти вспышку удовольствия в разглядывании широкой спины своей пары, его также напрягает до табуна ледяных мурашек на затылке то, как эта самая спина, ограждающая его от опасности за окном, распрямляется и будто деревенеет. – Из-за запаха? – переспрашивает Джексон. – Он, кажется, неприятным. Он напрягает моего волка, но я не могу понять... Ноздри оборотней почти синхронно дергаются. – Да, это незнакомый запах. Нечеловека. Наши волки держатся настороже, – подтверждает Дерек, а потом резко оборачивается к исследовавшей проем и коридор очень тихой Лидии. – Есть что предложить, Мартин? Девушка вздрагивает, машинально отодвигает маску в сторону и крепче сжимает в пальцах огромную лупу с подсветкой. Она не поднимает взгляд от чего-то на обгоревшем дверном проеме и неловко дергает плечом. Стайлз уверен, что это жест неудобства, да и сама рыжеволосая девушка заметно нервничает и отказывается стоять близко к Дереку. Профессор фактически поворачивается к своему напарнику боком. – Нет. Мне нужно отправить кое-что в лабораторию и поднять старые записи. Я думаю, что нашла следы священной земли, – очень тихая, – что вероятнее всего означает шаманство или нетрадиционные способы использования магии, как медитация или танцы. Это может быть, конечно, полукровка. Но также здесь есть что-то... похожее на кристаллы. Возможно, были задействованы какие-нибудь силы вне законов фейри. Это непохоже на них или их магию. Юрисдикция полукровок на самом деле сложнее, чем у чего-то потустороннего. Одинокие шаманы и заклинатели, как правило, отбиваются от своих групп и не имеют должной защиты в суде, так что дело с ними будет продвигаться намного быстрее. Хотя, если здесь замешана нетрадиционная магия, то и уловить ее, а также доказать виновность преступника будет стоить им долгих ночей без сна. Это беспокоит. – Так что? Мы останавливаемся на версии с полукровкой? – уточняет Айзек. – Или существе с потусторонними, но не магическими, силами? Судя по тому, как профайлер выдавливает из себя последний вопрос, возможность глубокого исследования не прельщает даже вундеркинду с эйдетической памятью. – Нам надо встретиться с миз Валет, дождаться результатов из лаборатории и звонка Пенелопы. Она уже должна была найти сведения по полукровкам и отшельникам, – диктует план Дерек. Альфа звучит твердо и решительно, и теперь Стайлз видит, как в хмуром асоциальном волке проявляются черты вожака их стаи. – Я думаю, мы здесь закончили. Мартин? Девушка кивает с мрачным выражением, собирает пакеты с уликами, но так и не поворачивается к оборотню лицом. – Их может быть двое, только в том случае, если один стоит над другим. Необязательно два существа. Второй может оказаться человеком, – неожиданно подает голос Питер. Оборотень звучит глухо. Задумчиво. – Это может быть какая-то форма повелевания. Манипуляция сознания. Повелевание. Стайлз вздрагивает. Это слово – повелевание – выбивает воздух из легких и заставляет сердце биться чаще. Оно звучит так правильно, так чудовищно естественно, что нет сомнения, где кроется истина.Октябрь, 2019 год полицейский участок Темпе, штат Аризона
Как только они оказываются в помещении, которое было выделено им для более приватной обстановки, вся команда зарывается в документы, а Лидия – в рабочий ноутбук, в котором были ее исследования. Дерек остается снаружи для разговора с Пенелопой, Эрика собирается созвать пресс-конференцию, чтобы прекратить утечку информации и дальнейшую панику среди населения, а агент Арджент уходит встречать приглашенных консультантов. На мгновение Стайлз застывает на месте, не зная, что делать, пока неожиданно не вспоминает о своем рюкзаке, который он всегда таскает с собой. – У меня есть кое-что, что должно помочь, – громко говорит парень, вытаскивая два толстых тома с постаревшими хрустящими страницами. Обе книги он хранит в специальном пакете и без перчаток не открывает. И, разумеется, этого хватает, чтобы привлечь внимание всех. – Что это? – Айзек первым подходит к нему, где Стайлз раскладывает полиэтиленовую пленку на стол. – Это бестиарии охотников, – в явном восхищении бормочет Питер. – Очень древние. – Д-да, да. Это так, – смущается парень. Оборотень оборачивается к нему с открытым любознательным взором, от которого почему-то его сердце сладко трепещет, и ровно стоять враз становится намного сложнее. Обжигающий жар скатывается с его покрасневших щек к шее. – Я-я получил их от одной династии охотников. Которые сейчас, конечно, уже не охотятся. – Никогда не видела таких древних книг. Только рукописи, личные дневники и отдельные страницы, – Лидия, тоже в одну секунду подлетевшая к нему, почти дрожит от восторга, нетерпеливо постукивая пальцами по столу. – Но не целые книги. – Неудивительно, – пожимает плечами, опуская взгляд. – Они обычно не говорят о них. Это семейные реликвии в строго засекреченных местах. Никому не хочется признаваться в ошибках своих предков. Стайлз продолжает очищать стол от всех предметов, а потом с крайней осторожностью открывает пакеты и вытаскивает оба тома. Его отец находит таскание с собой книг – чрезмерно защитной реакцией, но уважает его старание сохранить их от разрушения на воздухе и свете. Серьезно, это было почти одобрение: «ну, хоть в чем-то ты покажешь себя как взрослый, ребенок». Слово в слово. – Они написаны на древних языках. Эта, – он поднимает первый том в темно-фиолетовой обложке с цветочными росписями по краям, – на древней латыни. Я не совсем хорошо разбираюсь в этом языке... даже спустя почти двенадцать лет. Но вы вроде бегло читаете, да, доктор Мартин? Лидия, уже успевшая надеть очки и специальные перчатки, нетерпеливо кивает и аккуратно выхватывает том из его рук. Девушка с почти религиозным благоговением притягивает бестиарий ближе и распахивает книгу с ожидаемым скрипом старых вещей. Заторможенный Айзек присаживается рядом с сияющим лицом, нервно поправляя кудри, подающие на лоб. Молчавший до этого момента, Джексон наклоняется к доктору Лейхи через плечо и, кажется, не видит в нарушении границ личного пространства профайлера ничего существенного. (Стайлз с нежным хмыком отводит взор). – А эта... – он произносит с робкой улыбкой, когда поднимает вторую книгу, с которой он слишком часто в детстве засыпал в кровати. Том в руках обтянут темной кожей, а уголки скреплены настоящим серебром. Он отлично помнит, как строчки, написанные стилизованным ровным подчерком, приковывали его к себе на долгие часы, успокаивая после кошмаров и с радостью укрывая, когда отец брал его с собой на все эти скучные собрания и встречи. – М-мм... эта на древнем славянском. Я прочитал ее от начала до конца больше, чем пересмотрел все эпизоды «Звездных войн», поэтому- Его прерывает странный звук, вырвавшийся из горла рядом стоящего Питера. И, хорошо, когда он поднимает на оборотня взгляд, Стайлз не готов столкнуться с необычным блеском в льдисто-голубых глазах и кривой недоулыбкой, которую, он не уверен, как стоит интерпретировать. Они вновь замирают, вновь глядя друг на друга. Ситуация очень напоминает магию утреннего момента, простую и понятную. Но воздух другой. Он накален. Он обжигает и пуще огня вспыхивает в облаках выдыхаемого ими кислорода. – Мартышка, – начинает Питер, но не договаривает. Как знамение. Как чертово видение будущего. Как и целая галактика вещей, которые ему не понять. А Стайлз должен что-то понять, увидеть или прочесть, потому что Питер, очевидно, понимает, всё понимает. И лицо оборотня светлеет, сменяя маску задумчивости на колышащееся полотно целого океана эмоций. Питер видит что-то в нем, и обжигающий взгляд опускается на его губы и вспыхивает новыми искрами. Питер читает его эмоции легко и просто, и ноздри волка всё еще трепещут, когда оборотень чуть наклоняет голову вбок и вперёд, ближе к нему. А сердцебиение Стайлза, должно быть, к чертям оглушает чувствительные уши волка, но тот лишь улыбается. Сладко и мягко. Питер что-то видит. Питер понимает что-то. Питер что-то чувствует. И дурацкий, нелепый океан чужих открытых невнятных эмоций затапливает Стайлза, и он не может, не в силах, не знает, как прочесть-увидеть-понять. И знамение для него – совсем не знамение, а пламя, пожирающее его целиком и полностью. Оно сжигает его, разъедает слезящиеся глаза и бьет почему-то прямо в сердце. У Питера – блестящие глаза с мягкой улыбкой и лицо, полное озарения. А Стайлз – не понимает. Их перебивает подошедший Арджент. И, судя по всему, их начальнику совсем не нравится то, что он видит: – Трейси здесь, Питер, – выходит очень сердито. – Прекрасно, шеф, – не двигаясь произносит волк. Питер и Стайлз всё еще не отрываются друг на друга. Воздух вокруг них всё еще ощущается как знамение. Всё еще обжигает потрескавшуюся кожицу губ и вырывает дыхание. – Уже иду, шеф. Спустя мгновение магия между ними истлевает, как белая дымка над потухшей сигаретой, и серые хлопья осаждаются в его сердце. «Что-то» было? Имело ли «что-то» значение? Питер, в который раз, абсолютно не выглядит взволнованным, будто шкаф с его эмоциями, что был распахнут пару минут назад, вновь наглухо заперт под профессиональной маской саркастичного консультанта ФБР. Оборотень отворачивается и без слов выходит из помещения, направляясь в допросные. Агент Арджент уходит следом. Что-то? Стайлз ловит себя на мысли, что, если бы он не блокировал сейчас свои способности, он был бы там, рядом с Питером. И им бы не пришлось тратить время на долгий разговор с и так испуганной девушкой, потому что он мог бы просто коснуться ее и считать все воспоминания за один раз. Он мог бы помочь команде, Питеру... и людям, которые нуждаются в его помощи. Он, естественно, мог бы. Но... Так чертовски много «но» на другой стороне. Однако, иногда... иногда ему приятно смаковать мысль, где он бы позволил себе быть свободным. И это не будет стоить столь непомерной цены. (И расстояние между ним и Питером, возможно, тоже было бы чуть меньше). В итоге поиск информации в бестиарии на древнем славянском остается его задачей, и он тихо утыкается в книгу, не желая привлекать к себе еще больше внимания. Хотя проскользнувший Дерек всё же удостоил его одним из его фирменных хмурых взглядов. Головная боль, проснувшаяся утром вместе с ним, решает разыграться новой силой, и Стайлз скорее больше сосредоточен на удержании своих рук в перчатках от массирования висков, чем в повторном изучении книги. Обезболивающее, принятое с утра, словно и не помогает вовсе. Это вероятно означает, что скоро ему стоит сменить состав лекарств. (Причем эта мысль только усиливает его головную боль). – Команда, – зовет появившийся агент Арджент, рядом с которым стоит высокая худая женщина с пышными кучерявыми волосами. Она приветливо им улыбается, сверкая добрыми глазами и ямочками на щеках. – Это миз Мари-Джен Валет, глава общины в Месе. – Добрый вечер, агенты, – со слабым французским акцентом произносит женщина. Она стоит с прямой спиной, одна рука позади, согнутая в локте, другая – в похожем положении спереди, раскрытой ладонью вверх. Стайлз знает, что это не просто поза лидера с благими намерениями. Этой позой – позицией «арете»* – она желает показать свою открытость и мир по отношению к другим существам, отличным от людей. Так поступали раньше (несмотря на странное несоответствие древнегреческого понятия «арете» и вносимого смысла в позицию) экзархи, верховные жрецы, чтобы показать, что в их храме приветствуются все виды, независимо от их веры. В то время это положило огромное начало в мирном взаимоотношении между всеми существами и заключительный конец в глупой, бездумной боязни магии и ее изучении. Это очень сильное заявление сейчас. Особенно с историей ее семьи, веками уничтожавшей «монстров». – Рада помочь вам, – миз Валет обводит их взглядом, останавливаясь на Стайлзе. И он уверен, что она и не догадывается, кто он и на что способен. Он уверен, что она – последний, кто будет судить его и бояться его прикосновений. Он уверен, что она не сможет ничего плохого сказать ему вслух, хотя бы только потому, что его команда не даст этому произойти. Он уверен. Однако, столкнувшись с темным взглядом главы общины – она знает, она знает, она точно знает – и дрогнувшей улыбкой Арджента, когда тот увидел книгу в его руках, с его пульсирующей болью в затылке – плохо, плохо, очень плохо – и нарастающем гуле в ушах, он не придумывает ничего лучше, чем отпроситься за кофе и тут же выйти-выбежать-исчезнуть из душащего помещения и от множества глаз, преследующих каждое его движение.☆☆☆
В коридоре, где он стоит возле небольшого автомата с напитками и кулера с водой, темно и душно. Хотя тонкие жалюзи не закрыты. Но само окно выходит на проулок рядом с высоким кирпичным зданием, поэтому солнечный свет почти не проникает внутрь. Также, очевидно, в Аризоне тепло и осенью, а благодаря сломанной вентиляции, участок страдает от неимоверной духоты. И, конечно, возросшее количество посетителей, начиная с ФБР и заканчивая взволнованными родителями, не помогает улучшить ситуацию в здании. – Мне казалось, ты пьешь только свои напитки, – слышится позади голос. Подошедший Джексон встает рядом с ним, устремляя взгляд на скромный для полицейского участка выбор кофейного наркотика. – Я не доверяю еде, сделанной чужими руками, – просто отвечает Стайлз. И он имеет это в виду. Отец говорит, что это разумно, с учетом его сверхопеки и выбора профессиональной деятельности, но парень считает, что в паранойе нет ничего хорошего. Но, опять-таки, всё кажется просто правильным. – Мне не нравится, что ты присоединился к команде, – произносит Джексон, нажимая на кнопку с эспрессо. – Ты мне вообще не нравишься. Вот почему ему нравится заносчивый придурок, однажды ночью, под полной луной, обернувшийся в оборотня. Если кто и может сказать тебе неприятную правду – это будет Джексон. Стайлз, конечно, не приукрашивает в своей голове поступки и поведение заносчивого засранца модельной внешности. Он четко осознает, что тилацин – не самый чуткий человек, а грубый и слишком прямолинейный, и иногда из-за своей упрямой гордости делает выводы перед доводами разума. Однако, Джексон – хороший. И это всё, что нужно знать, чтобы прочитать больше и глубже и увидеть настоящую заботливую личину за красивой оболочкой и длинным языком. – Я понимаю. – Ты принесёшь нам много проблем. И здесь даже не нужно быть специалистом человеческого поведения. Джексон беспокоится. Стайлз видит. Очевидно, оборотню не по душе смена устоявшейся динамики их команды. Команды Джексона, стаи Джексона. Укушенные оборотни обычно долго привыкают к связям и ощущениям, доставшимся им от их волка внутри, и им также свойственно более яркая, показательная реакция на изменения в их жизнях. Особенно, если это касается чего-то столь близкого и важного, как стая. И суетливый внутри тилацин не чувствует себя комфортно рядом с чужаком, который не только постоянно находится рядом, но и метит запахом привычные места и членов его команды. Ну, и явно не является образцом спокойствия и нормальности. Стайлз совсем не нормальный. А Джексон – умный. – Ты начитанный. Не уверен, закончил ли ты академию, но основные курсы ты прошел. Тебе не хватает опыта, – и в то же время из уст профайлера даже комплемент звучит как оскорбление. – Тебе не помогут твои штучки провидца, если ты недостаточно знаешь. – Я не провидец, – кривится Стайлз, не выдержав. – Что бы то ни было, – лицо оборотня не меняется. Кажется, тилацину действительно всё равно на его происхождение. Это неожиданно снимает с плеч напряжение, и диалог больше не чувствуется битвой на вражеской территории. – Ты не только не обеспечиваешь безопасность для себя, но и подвергаешь опасности других. Джексон умный. И в этом, разумеется, должны быть свои минусы. – Я не хочу видеть тебя в команде, – Стайлз никогда не задумывался до этого, как много у него болезненных точек, – но я также понимаю, что это не выгонит тебя. Ты здесь надолго, и мне просто хотелось бы знать, что ты относишься к этому серьезно. – Это так. Я- – Ты выбешиваешь одним только своим видом. Ты не умеешь слушаться, не умеешь держать каменное лицо и определенно не умеешь стрелять. – Откуда ты- – Конечно, ты не умеешь, неудачник, – закатывает глаза оборотень. Впервые это действие молодит тилацина, и Стайлз на мгновение даже чудится, будто они стоят в коридоре школы и капитан спортивной команды притесняет его, ботаника-гика, к железным шкафчикам, по какой-нибудь глупой несущественной причине. – Мы прикроем твою спину, что бы ни случилось. Но будет ли в твоих силах прикрыть наши? Он открывает рот, но, так и не ответив, закрывает обратно. А будет ли? Джексон не дожидается, когда он сможет придумать что-нибудь вразумительное, а лишь драматично закатывает глаза и разворачивается чтобы уйти. Шаги оборотня звучат грохотом кандалов в пустом замке с полтергейстами. Здесь ли его место? Он не хочет думать об этом сегодня. Не с головной болью, ночными кошмарами, миз Валет и скорым прибытием сестер Талбот из одного из самых многочисленных ковенов в стране. Не с тревогой, дрожащими голосами внутри и сияющим лицом Питера. Уж точно не сегодня. Но он также не может, не заметить- – Мне тоже не нравится, что они похожи на Айзека, – он не уверен, зачем говорит это вслух. В какой-то степени такое откровение тоже является причиной шипящего беспокойства, змеей скользящего в его животе. И парень ясно видит, как у волков, чувствующих членов своей стаи, словно свою пятую конечность, это ощущение усиленно троекратно. На мгновение Джексон застывает с прямой спиной и руками, сжатыми в кулак, но в следующую секунду оборотень скрывается из виду, и Стайлз остается в коридоре один. Весь день идет наперекосяк. Неправильно. Сначала кошмар, без сомнения причастный к их делу. Потом странное поведение Питера и явно дурацкая задумка оборотня пошутить над ним, которую он еще даже и не пробовал разгадать. Лидия и ее необычно тихое поведение. И схожесть жертв с Айзеком. А Айзек должен обгореть в пожаре, что произойдёт в его доме. Айзек, который не имеет шрамов в его других видениях будущего. – Будущее, – бормочет Стайлз под нос, закрывая глаза. Он нервно перебирает пальцы, трогает ими свою одежду и зарывается в торчком стоящие волосы. – Будущее… То, что он видел во сне, не было будущим. Он не предвидел события. Совсем нет. Стайлз считал события, которые уже произошли. А если так, то… Что может означать чужое присутствие в груди? Кто-то захватил чужое тело или повелевает другим существом. Тогда убийства были совершенно разными руками, и у них всё же двое преступников. Один – скорее всего обычный человек. Любое другое существо было бы очень сложно подчинить своей воли. Их натура не позволила бы иметь такой тотальный контроль, чтобы суметь заранее подготовиться к убийству. С другой стороны, у человека должна быть сильная склонность к вине, потому что насладиться чужими убийствами он не позволил. Человек всегда сбегал с места преступления. Но это необязательно была бы вина… Второй – существо без тела, которое может манипулировать чужим сознанием. Оно любит огонь, почитает его, но всё еще слишком слабо, чтобы контролировать другого человека круглосуточно. Поэтому оно решило найти уже сформированного убийцу. Тогда стоит только подтолкнуть и… Первый поджог! Оно пыталось научить человека. Но тот не хотел этого и в отместку напал на девушку, не подготовившись, действуя только на инстинктах. Поэтому та смогла сбежать. Это разозлило демона. И оно решило… Демон? Вот кем он был? … рождённый в огне, ему будет подвластна тьма, потому как сама тьма и стала проводником демонов в мир людской, когда те упали с небес в каплях горящей воды… Телефонный звонок выводит его из мысленных образов в голове. Стайлз не раздумывая (несомненно ужасная привычка) отвечает – не так много людей знают его настоящий номер сотового. – Ребенок? Этот взволнованный голос он узнает из миллиарда других. – Папа? – Где ты? – требует отец, и его сердце ухает вниз. Стайлз поднимает голову от знакомой блестящей плитки на полу и встречает толпы людей вокруг себя. Шум вдруг резко усиливается, и он слышит, как кричат дети и плачет младенец на руках женщины в очереди, разговор рядом стоящих мужчин и приглушенную музыку с одной из витрин. И то, как механический высокий голос объявляет рейсы. Аэропорт. – Я в Куантико, пап, – медленно тянет Стайлз. Его дыхание учащается. – Я вернулся в Куантико.