Мыслить как Стайлз Стилински

Декабрь, 2019 год. кафе «Така» Эль-Пасо, Техас.

      Звенят тонкие колокольчики, дверь тихо захлопывается за ними, и они оказываются в пустом общем зале, где за ближайшим большим столиком сидят Арджент с Питером. Судя по хмурым лицам мужчин и неловко протирающему чистые столы одинокому официанту, хозяин еще не объявился в своем кафе, несмотря на подтверждение местной полиции.       – В квартире нет ничего необычного, – бросается на стул Джексон, расползаясь на месте в довольно милую уставшую лужицу. – Много детских рисунков и подделок, но никаких сувениров, картин, – тилацин вопросительно качает в его сторону, и Стайлз кивает, осторожно присаживаясь рядом. – Помещения не обжиты. Они живут не богато, так что субъект вряд ли бы похитил ребенка с целью получения легких денег. Никаких предметов или фотографий, указывающих на родство к сестрам Талбот, нет.       – Чего мы и ожидали, – подтверждает их предположения Арджент, мрачно глядя на темный экран своего телефона.       – Да. И хотя кровать была в беспорядке, Стайлз, – Джексон во второй раз указывает на него, но теперь подкрепляет свои слова аккуратным касанием своей ноги к его, – уверен, что Зак-       – Сбежал сам, – мягко заканчивает за медлительным тилацином Питер. – И это был полностью спланированный временный побег.       Ощущение чужой кожи (даже под стольким количеством тканей) как-то особенно приятно в его несколько расплывчатом состоянии. Уютно. Заземляет. Поэтому он сначала слишком отвлечен теплотой бесспорно небрежного прикосновения со стороны, казалось бы, столь закрытого и не тактильного оборотня (удивительно), чтобы услышать замечание мужчины.       – Это-       – Временный? – моргает Стайлз, ожидая, когда в голове слова обретут нужный смысл. (На это уходят унизительно много времени по сравнению с обычной лихорадочной активностью его мыслей). – А, ну да, – наконец поддакивает парень, отмахиваясь от встревоженных взглядов коллег. – Зак очевидно собирался вернуться к матери, но он не очень хорошо продумал маршрут своей поездки. Поэтому я не могу сказать, когда он планировал вернуться домой. По крайней мере прямо сейчас.       – Что ж, – кивает Арджент – Джессика не понимает причину, по которой Зак мог уйти добровольно. Как и любая мать ребенка. Хотя она вспомнила, что осенью они обсуждали предстоящие походы и поездки на природу. Джессика уверена, что Зак просто любопытствует, чем действительно заинтересован в побеге из города.       – Если они часто переезжают с места на место, то передвижение на долгие дистанции для мальчика абсолютно естественно.       – Интересно то, что от такого ребенка, как Зак, такого не ожидаешь. Зак тихий, кроме дома и школы никуда не ходит, трудолюбивый и самостоятельный, но «часто теряется в своей голове», – перехватывает слово Питер. – Разумеется, мальчик много помогает матери, так как ей трудно успевать за всем на работах и по дому. Сразу видно, что у них довольно близкие отношения.       – Но остальную часть времени Зак любит читать, особенно сказки и всякие мифы, обожает магию, – уточняет тилацин. – Это единственное, что могло стать причиной разногласий между матерью и сыном.       – И так как Джессика очевидно против всего «волшебного», то ему не с кем было разделить свою страсть.       … хрупкие кремовые страницы под его пальцами расплываются и черные буквы проскальзывают вверх по его ладони, превращаясь в диких существ с горящими красным пламенем глазами и в блестках золотой магической пыли. Строка за строкой, лист за листом. В его руках озлобленные звери рычат, меняя свой облик; миловидные девушки фыркают ему в лицо, обмахиваясь длинными рыбьими хвостами; а крошечные лилипуты хихикают в свои капельные ладошки, подергивая заостренными ушами. Он слышит их. Он видит их. Он может почувствовать запах шипучей магии в их венах. Поэтому он никогда не будет одинок по-настоящему…       – Других же друзей у него нет. Джессика пыталась это исправить, но мальчик плохо адаптируется в новой компании и предпочитает более тихое времяпровождение.       – И соседские детишки от него не в восторге, – отзывается Джексон, толкая его ногой под столом. – Считают затворником и в целом странным малым. Его часто не замечают, и из соседей никто ничего не видел и не слышал.       – Но это дети. Он умный и очень рассудительный для своего возраста. Скорее всего, он будет тянуться ко взрослым вокруг себя, а не к ровесникам, – откидывается назад Питер, провожая строгим взглядом официанта. Тот явно это чувствует своей спиной и почти бегом кидается на кухню.       – С Заком иногда сидел Кинкейд. Было ли это предложение Кумичо или же Кинкейд сам напросился – неизвестно, но так или иначе, правая рука проводил много времени с мальчиком, – заключает Арджент. – С Кумичо всё сложнее. Не совсем ясно, как именно он относился к семье Бартлетт, но это точно были теплые чувства.       – У Джессики продолжительный роман с Кинкейдом. Конечно, она нам прямо этого не сказала, но это было очевидно. И иначе она бы не позволила ему брать мальчика на целый день куда-то на склады, чтобы провести инвентаризацию вещей босса.       – Что ж, это объясняет, почему у мальчика есть целая коробка старых японских побрякушек под кроватью. Интересно, одобряла ли это мать? – мычит Джексон, постукивая пальцами по столу. – Вы говорили с Кинкейдом?       … он крепко сжимает большие мозолистые ладони мужчины, взволнованно болтая о своем дне. Ему приходилось делать неожиданные остановки невпопад, чтобы сделать глоток воздуха между словами, руша идеальный ритм рассказа о своих приключениях по дороге из школы, но он не мог просто остановиться. Ему нужно была так много рассказать! Он вообще очень любил говорить, но не каждый готов был слушать – поэтому он мало общается со сверстниками, а не потому что он тихоня и домашний мальчик, как думает его мама. И его отец, точнее Кинкейд, а точнее всё-таки отец (это его мысли, он может думать о мужчине, так как захочет!), был здесь и сейчас, и слушал его так будто каждый его вдох имел особое значение. Его еще никогда так-…       – Нет, он сейчас в поисковых отрядах, но мы попросили Рейес порасспрашивать его. Сейчас у нас на руках есть ответы, которые он дал полиции, – Арджент протянул несколько тетрадных листов, заполненных кривым, будто даже детским подчерком. – Кинкейд немой и никогда не учился жестам.       «Ничто в этом мире, Зак, не в силах остановить тебя, если ты что-то очень сильно любишь и готов за это побороться».       Стайлз машинально сжимает руку в кулак, словно пытаясь ощутить вес призрачной записки, маленькой и измятой, но такой важной.       Тут колокольчики над дверью звенят еще раз, однако вместо главы клана к ним подходит старый лысый мужчина в очень символичном черном наряде, явно привезенном с собой из Японии. Старика (Каташи, как вспоминает Стайлз) окружают двое высоких мужчин в обычной, повседневной одежде, но даже это не скрывает в них телохранителей мужчины.       – Доброй ночи, агенты, – Каташи аккуратно склоняет голову в знак приветствия. К тому времени, как посетители дошли до их столов, все успели подняться со своих мест, поэтому они ответили легким поклоном в ответ. – Мы можем найти более удобные места дальше, в сердце нашего кафе. Я уверен, скоро подадут хороший чай, чтобы отметить нашу встречу.       Старик делает непростой жест левой рукой, и один из телохранителей не мешкая откланивается и исчезает за дверьми кухни. На диванах в кабине, в которой предложил им расположиться Каташи, действительно очень удобно сидеть, и пахнет чем-то нежным и, на удивление, совсем не резким для чувствительных носов оборотней. (И, если бы Стайлзу не нужно было держать себя в бодром состоянии, он легко – и с радостью – мог бы провалиться в дремоту под мелодичное журчание воды и звук размеренного дыхания Джексона).       – Я могу ответить на все ваши вопросы о взаимоотношениях Джессики и Зака с Кумичо и остальным кланом.       – Спасибо, – соглашается Арджент. – Начните, пожалуйста, со знакомства Джессики и Кумичо. Как она стала работать здесь, как остальные обращались тогда и обращаются с ней сейчас.       – Ну, всё началось много зим назад, когда-       Монотонное повествование старика с яркими метафорами, но довольно скучным содержанием, усыпляет его, и Стайлз едва сдерживается от зевка. Другие подобной проблемой не страдают, но он готов поставить всё на то, что это благодаря заветной дозе кофеина. Наверное, ему стоило взять больше горячих напитков для себя из дома.       …       – Но магия везде, мам!       – Мы больше не собираемся это обсуждать!       – Как мы не можем обсуждать то, что вокруг нас. Разве ты не чувствуешь ее? Она везде, на кухне и в школе, и в кафе у Кумичо-сана… Она зовет меня, мам.       – Это не так.       – Я знаю, что ты боишься, но она не собирается причинить нам вред. Мам, она просто хочет помочь. Я могу изменить-       – Нет. Ты ничего не можешь изменить. И магия под запретом в этом доме. Я хочу, чтобы ты пошел делать уроки, скоро придет Кинкейд, он хотел отвести тебя в парк вечером.       – Однажды ты увидишь то, что я вижу, мам. И ты будешь поражена.       …       – И мальчик знал о происходящем здесь? О клане?       – Хотелось бы мне сказать, что нет, – размеренно отвечает старик с тонкой улыбкой. – Но правда в том, что молодое поколение уже не такое скрытное и тихое, как мы были когда-то. Всем нужно доказать себя или выставить на показ истории своих дедов. А Зак мог сидеть в тишине и покое и оставаться невидимым на долгое время, чтобы суметь услышать обрывки разговоров тут и там. Этот мир не был для него секретом. Да и не мог бы быть в любом случае. Зак пускай и хитрый как панда, но любопытный как лиса.       То есть мальчик совсем не коварный. Как тогда никто не заметил ничего необычного?       – Может ли быть так, – пробует агент, – Зак осознает, что все взрослые, которые так или иначе заботятся о нем, относятся к старинному клану якудзы, и это пугает его так сильно, что бегство становится единственным выходом?       Это не совсем подходит под профиль тихого мальчика, любившего свою мать больше всего на свете. Однако, возможно, Арджент пытается добиться новых подробностей.       – Сложно сказать. Зак был очень близок к Кинкейду, и они проводили вместе долгие часы каждого дня. Мальчик бы так просто не отказался от их совместного времяпровождения. Его не пугает Кинкейд, таким образом очень мало вещей здесь могло выгнать Зака из дома, – честно отвечает Каташи, делая паузу, когда им приносят расписной чайник и пять керамических чашек-пиал. Посуда довольно дорогая для простого визита ФБР, если только старый японец не собирается устраивать красивую и, наверное, порядочно успокаивающую чайную церемонию.       – Несмотря на немоту, Кинкейд прямолинеен и не смолчит, если кто-то пытливый из близкого круга задаст вопрос о нем или его семье. Так что, да, Зак вполне мог получить от него ответ, который ему не понравится, но тогда мальчик бы сбежал намного раньше.       Старик разливает им светлый напиток, который оказывается каким-то видом зеленого чая с очень специфичным запахом. Стайлз, как бы сильно он не желал, специалистом в этой сфере не был, поэтому точно сказать, что им подали, не может.       (Жаль).       (По существу, такого рода трудностей у него много – в готовке у него получаются только салаты и овощные супы; в машинах он лишь в силах определить проблему, а не решить ее, да и прав у него сейчас нет. И он совершенно ужасно пишет всё, что превышает два предложения по одной теме. Рапорты увлекательны только благодаря своей строгой форме – ура-ура!).       – У Кинкейда есть семья? – Питер берет свою чашку двумя руками и делает первый глоток. Судя по крошечной улыбке на лице волка, чай не слишком специфичный или горький.       – Мы все здесь семья, – смеется Каташи. В его улыбке есть что-то дико раздражающее, думает Стайлз. – Серебряный палец всегда был одним из самых маленьких и уединенных кланов. Мы держимся вместе, друг у друга на виду. В хорошем смысле.       – У вас есть ритуал или какая-нибудь традиция инициации? – неожиданно подает голос Джексон.       Тилацин всё еще не прикасается к своей пиале с душистым чаем, отказываясь принимать что-то столь отдаленное от кофе. Стайлз вот, например, с радостью бы отхлебнул ароматный напиток, если бы ему не пришлось пить его из общедоступной посуды. (Он может представить себе искаженное лицо Каташи-сама, если он вытащит из рюкзака свою трубочку для коктейля и прервет чайную церемонию чем-то таким… богемным). (Если бы он не был здесь по делу, он бы так и поступил).       (Черт возьми, он уже скучает по агенту Кларк).       – Может ли быть так, что побег ребенка связан с вхождением в ваш клан? Допустим, доказательство силы или лояльности. Или может быть даже вызов. Это бы объяснило, почему Зак уверен, что вернется к матери обратно.       – Нет-нет, – сразу отнекивается старик, качая головой. – Я уже разговаривал с Пори*. Местной полицией. Нет смысла в Дзюнкоу*, когда мы не занимаемся Шигото*. Мы просто уединенная группа людей со схожей культурой и близкой родословной. Мы не занимаемся ничем нелегальным, и нам не нужны новые члены, кроме тех, кто становится семьей. И Зак уже наша семья.       А ведь версия идеальна.       – Но может быть вы всё же замечали что-нибудь странное в поведении кого-то из своих в последнее время? – настаивает Арджент. Дядя Крис чаи тоже недолюбливает. (Питер же по драматичному участию в чайной церемонии переплевывает самого Каташи). – Зак ушел с кем-то близким, кого он знал или кому доверял.       Такой вариант не нравится Каташи. Мужчина невольно гримасничает и отводит взгляд на стол, а через мгновение отвечает:       – Но он мог уйти один, – что, в принципе, может быть правдой.       – И всё же.       Мужчина мнется, предпочитая молчать о своей семье и не позволять чужакам влезать во внутриродовые проблемы.       – Согласно данным Министерства юстиции США, если похищенного ребенка убивают, то в семидесяти процентах случаев это происходит в течение трех часов, – копирует голос Айзека Стайлз. – А после первых двадцати четырех часов, вероятность найти ребенка живым резко уменьшается.       – Это, разумеется, в том случае, если ребенка всё же похитили или увели, – поддакивает Джексон, наклоняясь вперед. – Поэтому мы спросим еще раз, есть ли кто-то в вашем клане, кто мог пойти на подобное?       И это перевешивает нерешительность мужчины.       – На самом деле есть кое-кто, – в конце концов выдыхает старик и наливает себе еще немного чая, обнимая напоследок пиалу ладонями. – Икета-сан уже давно ведет себя странно. И это началось еще до смерти Кумичо, в прошлом году.       – Он всё еще не появился в кафе после короткого разговора с полицией, – тут же замечает Арджент. – И не пришел на встречу с нами.       – Его нет и в поисковых группах, – продолжает давить Джексон. Натиск оборотня распространяется тяжелыми волнами по всей кабинке, и Стайлзу приходится откидываться назад, чтобы увеличить дистанцию между ними.       – Всё немного сложнее. Икета…       Каташи вновь улыбается, но теперь улыбка выходит искренней и теплой, хотя и немного грустной. Видимо, из-за карих глаз, будто усталых и затаивших долгую печаль.       – Знаете, Икета мне почти как сын. Он рос на моих глазах, ковылял за мной как крохотный шаловливый тануки*, и он был таким искренним в особенные серьезные моменты что я отчего-то всегда думал, что в нем есть Отокоги*. Он будет это скрывать, как и любой Дзишшибун*, это часть воспитания будущего лидера, но его сердце внутри всё еще будет чистым и благородным.       Приятно знать, что новый глава этого клана звучит достойно. (В отличие от их названия). (Серебряный палец, серьезно?).       – К сожалению, Кумичо не всегда мог быть справедливым к своему сыну. Он боялся погони со стороны тех, кого мы оставили, и он знал, что единственной преградой к семье для следующего поколения будет Икета, – Каташи останавливается, чтобы картинно покачать головой и медленно отхлебнуть чай. Но затем резко приобретает мрачный вид. – В последние годы из-за болезни Кумичо был еще более невыносимым. И в тоже время он не был так близок ни к кому, как к сыну. Отчасти Икета был разбалован всем этим вниманием и беспокойством за свое здоровье, несмотря на крики и безжалостные тренировки. Может поэтому, чем слабее становился Кумичо, тем злее был наш Дзишшибун.       Наконец звонит телефон их босса, что тот ждал с самого начала этого разговора, поэтому Арджент извиняется и поспешно покидает кофейню. Питер угрюмым взглядом провожает всё это действие, но ничего вслух не говорит.       – Так он зачинал драки или? – привлекает внимание обратно к теме Джексон.       – Нет-нет, – мужчина отмахивается с насмешкой, словно предположить то, что босс якудзы совершает насилие, действительно что-то из ряда вон выходящее. – Икета скорее становился всё более скрытым. Ни с кем не разговаривал, перестал навещать меня, как и многих других стариков нашего клана. И, да, косо глядел на Кинкейда.       Последнее мужчина добавил с неохотой, но будто уже ожидал, что они спросят об этом.       – Но Икета никогда бы не смог сделать что-нибудь, что навредило бы Кинкейду. Он-       Какая бы причина ни сделала Икету мягкосердечным по отношению к правой руке своего отца, она явно не мешает тому влететь в собственное кафе с пистолетом в руке и выражением дикой ярости на лице.       – Икета? Что-       Низкий мужчина в отлаженном черном костюме проворно пробирается к их кабине, наставив пистолет в сторону Каташи без задержки или лишних слов – телохранителям не дает двинуться еще один жест от старика. У ФБР нет таких проблем, и Джексон к этому моменту уже стоит на ногах, взяв на прицел ворвавшегося главу клана.       – Всё в порядке, агенты. Он не собирается стрелять, – спокойно и уверенно произносит Каташи.       – Замолчите! – переполненный эмоциями, раскрасневшийся мужчина размахивает пистолетом перед лицом старого японца и, кажется, не замечает присутствие ФБР за столом. – Вы!       С другой стороны, Питер слегка дергает встревоженного Джексона назад, не давая тому что-либо сказать. Хейл выглядит частично задумчивым и частично довольным разворачивающимися событиями, что вдруг напоминает Стайлзу о его собственном предчувствии. Прямо сейчас ему ничто внутри не говорит, что он находится в опасности, несмотря на кричащего неадекватного незнакомца со стволом.       – Что? – старик явно растерял свое красноречие под дулом пистолета. – Мальчик мой?       – Одзиго*, – насмешливо поклоняется вдруг Икета.       Телохранители дергаются от насмешки, но не делают никаких движений, чтобы убрать своего работодателя из-под линии атаки. Стайлз догадывается, что те скорее всего сами из клана, и в таком случае, Икета считается их настоящим лидером.       – Что происходит, сынок?       – Как же Вы не знаете, Одзиго. Вы должны знать.       – Я не совсем понимаю, что-       – Ну же, Одзиго. Вы же знаете. Вы постоянно говорите мне об этом. Кинкейд то и Кинкейд сё. Я Дзишшибун, знаете, Одзиго?!       – Это не так, – Икета в ответ на возражение лишь криво ухмыляется и дергает плечами. – Мальчик-       – Я не мальчик! Я взрослый! Я даже больше не Дзишшибун! Я глава клана! Так почему же всё, о чем Вы с отцом могли говорить, это о гребанном Кинкейде! Кто он такой? Скажите мне, кто, черт возьми, он такой!       Стайлз видит, как бледнеет Каташи, становясь всё несчастнее с каждой секундой.       – И сейчас мальчик пропал, и все мне говорят пойти за Кинкейдом! «Иди проверь Джино!». «Как ты думаешь, Джино понравится, что мы отправили детей в парк на поиски?». «Почему ты не рядом с Джино?». «А вот Джино не сидел бы тут, если бы что-то случилось с твоим ребенком!». Да если бы мне не было всё равно!       – Это не так, сынок, – контроль выходит из рук старика, что тому абсолютно не нравится. – Ты глубоко заботишься о своём друге детства. Он тебе почти как-       – Вот именно! – почти кричит мужчина, наконец застывая в одной позе с чуть опущенным оружием. – Он не просто правая рука отца, не так ли? Он мой настоящий брат. Ублюдок Кумичо, – с отвращением выплевывает Икета, наклоняясь ближе к старику. – Первенец моего отца.       Каташи показательно молчит.       – И всё первое поколение знало об этом. Поэтому они меня так достают! Поэтому они так хотят, чтобы я был на него похож!       – Это неправда, сынок. Все тебя уважают, ты сделал так много для нас. Каждый-       – Вот именно! Я так много сделал для вас всех, но вы всё еще недовольны. Возможно, потому что я всего лишь второй ребенок. Вторая попытка моего отца. Теперь уже просто более законная.       – Не-       – Скажите мне, Каташи-сан. Перестаньте увиливать. Скажите же наконец правду, глядя прямо в мои глаза. Кинкейд – мой старший брат?       – Да.       Мгновение застывает во влажном воздухе пиком интенсивности, пока неожиданно Икета не выдыхает, будто с облегчением, и полностью расслабляется.       – Вот нельзя ли было сразу так и сказать. Это не пистолет, – хрипит им неожиданно спокойный мужчина, бросая оружие на их стол. Пистолет неестественно мерцает, меняя свою форму, а затем превращается в заостренный кривой кинжал. Джексон не следует за ним, удерживая прицел, пока мужчина не вскинет открытые ладони в извиняющемся жесте.       Каташи, всё еще смертельно бледный, отпускает ответ, не задумываясь.       – Ты мог бы спросить.       Икета колюче ухмыляется, пускай и сразу заметно, как мужчина всё еще взволнован и даже обеспокоен реакцией старика на его выходку.       – А то я не спрашивал, – мужчина тянется к стулу, чтобы присоединиться к ним. Лидер якудзы лишь слегка поклоняется им, вновь забывая про ФБР за столом, когда возвращается взглядом к своему наставнику. – Вы очень трепетно хранили этот секрет с моим отцом. Хотя в нем не было никакого смысла.       – Это было не мое решение. Твоего отца.       – Он ошибался. И довольно часто.       – Да.       Это было красиво, думает Стайлз. Благодаря тому, что он чувствовал, знал, что никакой реальной опасности рядом нет, смотреть на весь спектакль прямо перед собой было довольно увлекательно. И занимательно, если честно.       Так считает и Питер, судя по его сияющим голубым глазам. Джексон, кажется, тоже недалеко ушел от своего наставника, хотя и выглядит недовольным опасной игрой с оружием.       (Хейлы собираются всю свою стаю набирать по мастерству язвительных комментариев и умению наслаждаться чужими проблемами?)       – Это было хорошее выступление, – наконец замечает Каташи, кивая головой. Японец пытается вернуть на своё лицо маску вежливости, пока его телохранители благоговейно вздыхают в сторону своего лидера. – Я действительно поверил в твою паранойю и зависть брату.       – Я надеялся на это, – фыркает. – Вы старый маразматик, Одзиго, – теперь обращение к старшему произносится с должным уважением. – Везде ищете подвох. Тем более, Вы были тем, кто научил меня читать людей.       – Да. Это так. И я горжусь результатом, – ворча отступает старик и кладет руку на сжатые кулаки своего ученика. – Ты бы лучше поскорее сделал из нее честную женщину. Никто другой так не будет носится с твоими клинками.       – Это не я сопротивляюсь, – язвит в ответ Икета, но тоже сжимает ладонь старика. – Юки не хочет быть Анэ*, как не хочет иметь ничего общего с мафией или бандой. Думаешь, почему мне нужен был этот спектакль? Я хочу жениться, заняться торговлей и забыть остальных старых маразматиков твоего поколения в прошлом. Кинкейд по праву лидер этого клана.       – Тебя не захотят отпустить, – мудро отмечает Каташи. – Молодежь привязана к твоим урокам этикета.       – Я учу их американскому сленгу, Одзиго. Ничего, что нельзя было бы легко найти в интернете, – закатывает глаза босс мафии, и это топит лед между двумя мужчинами.       Сбоку Питер с Джексоном очень яростно общаются друг с другом посредством впечатляюще суровых взглядов, пока молодой оборотень раздраженно не дернет плечами в поражении и опустит свое оружие. Последнее и привлекает внимание якудзы к ним.       – Ты очень негостеприимен к своим гостям, – обращается Каташи к Икете. Последний кривится на упрек старика, но не язвит в ответ, а лишь слегка кивает. Правильное приветствие главы клана перебивает вернувшийся в кафе Арджент, выглядевший еще более мрачным, чем был в Куантико.       – Я пропустил что-нибудь важное, – кивая в сторону кинжала на столе, спрашивает их начальник без вопросительной интонации.       Стайлз не удержавшись фыркает. Вопрос года.       Рядом с ним Питер вторит ему своим смешком, а потом и вовсе поворачивается к нему, чтобы заговорщицки улыбнуться. Это красиво. То, как лицо Питера преображается лишь крохотным поднятием уголков губ и россыпью морщинок возле глаз. А также приятно. То, как всё это внимание греет его щеки и дарит ему ощущение особенности, – приятно.       Жаль, что такое маленькое действие также напоминает ему первые дни, когда казалось, что у них с Питером появилось негласное соревнование по раздражению их босса вежливым обращением и любезным поведением. (Как глупо).       Он вновь отступает первым, растерянный, опустив голову вниз.       – У вас здесь пусто, – заявляет Арджент, недовольный их молчанием, и садится обратно к Питеру.       – Все мои люди в поисковых группах или в храме, – пожимает плечами Икета, торопливо предлагая объяснение недовольному агенту федеральной службы. – Молятся за жизнь моего племянника. А старики собрались в Хэядзуми*. Пытались вразумить меня, будто я могу повлиять на волю богов или духов.       – Зак не был в храме, – указывает на очевидную ошибку лидера Каташи. – Духи не знают мальчика, а значит ничем не смогут помочь.       Прежде чем спор пошел на новый круг, вмешивается Питер:       – Почему духи не могут помочь?       – Несмотря на то, что каждый член нашего клана является синтоистом, мы исповедуем не совсем традиционную форму этой религии, – осторожно начинает Каташи, впервые за их разговор звуча неуверенно. – В наших молитвах и обрядах есть магическая сторона, которая обязывает каждого участника познакомиться с нашими, так сказать, духами-защитниками. Родовые ками*-хранители. Зак был еще слишком мал, чтобы принимать такое решение, поэтому он никогда не проходил знакомство с ними.       Вау. У них свои ками-хранители. Это невероятное достижение для такого небольшого клана.       – Но Зак бывал в нашем храме и в родовом поместье. Он не мог там молится из-за магического обязательства, но Кинкейд построил ему свой собственный алтарь. Там Зак мог поговорить с духами и помолиться нашей богине Инари. Инари – богиня процветания, и мы надеялись, что она направит его ко свету, когда он собьется с пути.       И вот, всё же Икета получил часть обаяния своего старика.       – Магическое обязательство – это очень необычно для религиозных людей, – тихо соглашается Питер на честное признание со стороны японцев. – Это как-то связано с аномалией в этой части города?       – И да, и нет, – сдержанно отвечает Икета, делая паузу перед объяснением. – Наш договор с родовыми ками-хранителями уходит к нашим предкам, и магия, скрепляющая наши обещания, течет в нашей крови от родителя к ребенку. Однако, мы бы не смогли так легко и без серьезных последствий уехать из Японии, если бы здесь, в Эль-Пасо, не было бы такого могущественного магического источника. Только это смягчило гнев наших духов из-за переезда с родных земель. Они не были в восторге от решения отца.       – Почему же Джессика ничего не сказала нам про алтарь или магию обязательства? – интересуется Арджент.       – Я думаю, она не знала или не хотела знать. Джессика не очень любопытный человек, и очень скрытный к тому же. Она просила нас не рассказывать ей ничего, что не касается ее напрямую.       – И молитва – это всегда разговор только между человеком и богом, – хмыкает Питер. Стайлз искренне удивлен, когда замечает, как сильно увлечен ответами о религии и магии его волк.       – Богами, но, да, – поправляет Каташи. – Если Зак хочет почитать духов, это только его дело.       – Вы можете отвезти нас к их храму, – просит Арджент, заглядывая мужчине в глаза.       – Разумеется. Там нет ничего секретного.       – Хорошо, – кивает их начальник, вставая. – Благодарю вас, мистер Тагава, за ответы, – Каташи только вновь одаривает их своей маленькой улыбкой. – Тогда мы с Питером съездим туда, а потом допросим ваших членов, которые остались дома, – Икета легко соглашается на это еще одним пожатием плечами. – Уиттмор, Стайлз, вы, наверное, присоединяйтесь к поискам. Там может понадобиться помощь. Прошло уже почти шесть часов с момента исчезновения Зака. Пока мы не знаем наверняка, что мальчик ушел сам, нам нужно проработать все возможные версии похищения ребенка.       – Так точно, сэр, – тянет Джексон, практически выталкивая его из кафе после короткого прощания со всеми. Они замедляются лишь на улице, когда медленно направляются по пустой парковке к их арендованному черному внедорожнику.       – Что там тебе так сильно не нравится? Ты так торопишься…       Потому что другой причины, почему оборотень соизволил так бесцеремонно себя вести, Стайлз найти не мог. Джексон обычно ведет себя более вежливо с теми, кто ему не нравится, и Каташи-сама его абсолютно не впечатлил.       – Там воняет, – фыркает Джексон, стряхиваясь всем телом как собака. – Пачули, – с отвращением выплевывает оборотень, и Стайлз наконец видит, что тот дышит специально глубоко и с расстановкой. – Ты не почувствовал?       Только запах?       – Тебе не нравится пачули? – растерянно. Джексона просто раздражал запах? Серьезно?       – Пачули – это чертов тропический кустарник, не смей смотреть так меня. Я волк. У меня острый нюх.       – Но ты – тилацин, – беспомощно лопочет он, возражая. – Тилацины – это волки из Тасмании и Новой Гвинеи. Это тропики.       Оборотень останавливается, вперяясь в него острым взглядом. Джексон явно собирается сказать что-то нелестное про его знания об определенном виде волков, но решает только покачать головой на его выходки.       И что здесь не так с его ответом?       – Садись уже в машину, умник, – открывает дверь со стороны водителя оборотень. – Боже, есть ли что-то, что вы с Айзеком не знаете?       Джексон всё еще насмехается над ним?       – Ты тоже умник, ты знаешь, – ворчит Стайлз, залезая во внедорожник. – И да, у нас тоже есть пробелы в образовании. Мы, например, не в силах различать оттенки цветов так, как это делают Пенелопа с Лидией. Не разбираемся в силовых упражнениях как Дерек и не стреляем также хорошо, как ты. А еще мы не увлечены всем тем, чем увлечен Питер, – и здесь он говорит на собственном опыте. – А также мы довольно неловкие в социальной коммуникации       – Да что ты говоришь, – восклицает Джексон, а потом начинает смеяться.       – И ты называешь странным меня, – сонно бормочет Стайлз, отворачиваясь от приятного звука волчьего смеха.       Вот что не так с этими оборотнями?       Парень закрывает глаза, знакомым движением прислоняясь лбом к холодному оконному стеклу. И выдыхает. Ожидаемо, это не особо помогает с головной болью, но кажется всегда справляется с фокусированием внимания.       Если избавиться от всех остальных чувств – вкус, слух, зрение и обоняние, – остается только… направление?       Его необычным ощущением в груди тянет вперед, вдаль, сильнее и мягче, чем он ожидает от своей искры сегодня. Это не для его бегства, не для того, чтобы уберечь его от скорых новостей. Это вообще не для него. Такое теплое касание, осторожное указание слишком легкое, менее нетерпеливое, будто-…       – О, – вздрагивает вдруг Стайлз, непроизвольно выпрямляясь и распахивает глаза на дорогу впереди. – Я знаю, где Зак.