Февраль, 2020 год. Куантико, Вирджиния.
Место, которое выбрал Бретт для их встречи, снаружи выглядит довольно неприметным. Оно, как и все остальные жилые здания в округе, построено из темно-красных кирпичей с простым серым фундаментом. Типичные белые пластиковые окна, плоская крыша, на которой высажены странные растения, свисающие вниз, и темное, неосвещенное крыльцо с переполненным мусорным ведром. Снаружи возле двери в грязи разбросана чья-то промокшая под дождем почта, под одним окном третьего этажа слабо светится белым нечитаемая, но явно неприятная надпись, а прямо под домофоном на слегка проржавевшем гвозде висит странного вида оберег, уже сильно потрепанный временем. На мгновение Стайлз даже сомневается, что пришел по правильному адресу. Правда, вся неуверенность испаряется, как только он подходит ближе и вдыхает пульсирующую магию, окружающую весь дом. – Ох, – невольно вырывается. Очень сложно упустить столь плотный защитный кокон, состоящий из отдельных потоков и струй энергии. Всего лишь шагнув за невидимый барьер, Стайлз оказывается в объятьях дружелюбной, но совершенно неистовой силы. Искусственной силы. Сотни магических существ, если не тысячи, должны были трудиться, вливая свою магию, эмоции и желание помочь, чтобы сотворить подобный тканевый узор. – Очаровательно, не так ли? – хмыкает Бретт позади него, и если бы парень не был так занят изучением магического полотна, то точно бы подпрыгнул от неожиданного появления ведьмы. – Пойдем скорее внутрь. Не будем привлекать внимание жителей соседних домов. Сначала они попадают в типичный серый холл, где сразу же направляются мимо лифта и лестницы в сторону запасного выхода сзади. Там они тихо петляют по коридорам, пока не оказываются перед совершенно не выделяющейся, такой же, как и все остальные, мимо которых они прошли, белой дверью. – Нам нужно в подвал, – спокойно объясняет Бретт, не торопясь войти внутрь. – Можно конечно было спуститься на грузовом лифте или по обычной лестнице, но завсегдатаи обычно заходят отсюда. Так красивее, – ведьма подмигивает ему, перед тем как толкнуть дверь внутрь. – Добро пожаловать, Стайлз. Их встречает небольшой темный коридор, ведущий к крутой спиралевидной лестнице, украшенной магическими огоньками и светящимся во тьме мхом. И парень уже сейчас осознает, что, да, это будет нечто красивое и незабываемое. Они медленно спускаются вниз туда, где доносятся тихие звуки чарующей мелодии, пробивающейся сквозь шум падающей возле лестницы воды. От водопада исходит приятная прохлада и небольшие волны успокаивающего заклинания, поэтому к тому моменту, как они оказываются в самом заведении, Стайлз чувствует себя намного лучше. Привычная нервозность на новом месте, также как струи волшебного водопада, тихо исчезает внутри него, оставляя после себя лишь небольшое белое облако обнадеживающего возбуждения. Подвал-кафе, который встречает их внизу, сокрыт от них атмосферным полумраком (полумрак же бывает атмосферным, верно?). Свет испускается лишь от всё того же мха, который теперь покрывает пол гигантского просторного помещения, а также от неоновой краски на стене и индивидуальных огней, летающих вокруг маленьких столиков, за которыми сидят довольные посетители. С его места нельзя ни расслышать разговоры завтракающих существ, ни рассмотреть их лица, потому как каждая группа защищена полупрозрачным магическим пузырем, предлагающим приватность и позволяющим всем насладиться своей компанией и при этом не помешать другим. – Ва-а… у, – шок и восхищение невольно покидают его горло, вырываясь громким вздохом наружу, когда он осматривает столь чудесное место, словно созданное рукой короля снов и мечтаний. На ближайшей стене розовой краской выведены защитные руны, наполненные струящейся магией, а зеленой и желтой – необычные рисунки, немного кривые и неаккуратные, будто нарисованные детской рукой, но даже они пылают силой. Стайлз ничего подобного раньше не видел. Высоченный потолок усыпан движущимися белыми звездами, которые сталкиваясь между собой на мгновение образовывают знакомые фигуры знаменитых созвездий, чтобы в следующий миг рассыпаться в падающую на головы посетителям сверкающую пыльцу. Завораживающе красивое действие. Восторг давит на его ребра изнутри, а преисполненное воодушевлением сердце колотится так громко и отчаянно, словно пытается вырваться на свободу. Снаружи так хорошо, что парень даже не уверен, что стал бы винить свой глупый полый мышечный орган. Бретт со знающей ухмылкой на лице позволяет ему сделать несколько остановок на пути, чтобы Стайлз смог насладиться взволнованной, радостной магией, с легкостью маленькой проворной пташки, порхающей вокруг. Это и потрясающее, и сладостное, и абсолютно пугающее чувство в одном изящном флаконе. Он пока еще не догадывается, нравятся ли ему все эти пробуждающиеся в нем ощущения или нет. Но они определенно не собираются утихать в скором времени, так что возможно ему следует смириться и привыкнуть к неизбежным изменениям внутри себя. В конце концов они всё же добираются до одного из дальних столиков, скрытых тяжелым сумраком. Судя по всему, это почти укромный уголок на двоих либо для очень близких друзей, готовых делиться едой, либо для пары влюбленных, жаждущих обниматься всеми частями тела на протяжении всего приема пищи. Стайлз замирает в нерешительности, не зная как поступить. Хотя Бретт конечно легко и быстро решает возникшую проблему, отодвигая свой стул таким образом, чтобы расположиться параллельно ему, а не сидеть напротив. Это не даст им случайно соприкоснуться, замечает парень, выдыхая в облегчении. – Сними обувь, – предлагает ведьма, когда Стайлз наконец усаживается чуть поодаль. – Тебе понравится. Сам Талбот уже успел избавиться как от мягких блестящих сапог и длинных серых гольф на ногах, так и от мерцающего черного плаща. Теперь ведьма уверенно расслабляется, одетый лишь в мягкий бордовый свитер и тонкие песочные шорты. – Давай, Стайлз, – подмигивает Бретт, практически растекаясь в удобном воздушном кресле. (Да, такой вместительный и мягкий предмет мебели сложно назвать стулом). Для обычно заряженного энергией, но при этом всегда внутри напряженного существа так улечься на близком расстоянии от потенциальной опасности – большой признак доверия к Стайлзу. Хотя парень вряд ли бы успел что-нибудь сделать, даже если бы захотел напасть на ведьму. Генерал самого большого шабаша в Америке едва ли позволил бы ему неправильный взмах рукой в свою сторону. Или возможно картина безмятежной ведьмы на кресле в темном подвале жилого комплекса является всего лишь магической иллюзией, призванной расслабить тревожные узлы его мышц и повышенную бдительность. С таким количеством энергии и живой силы, окружающей Стайлза, он бы не смог разглядеть правду сквозь гламур. То есть парень не то чтобы опасается этого незнакомого заведения с полузнакомыми ему чарами и скоро совсем знакомым мужчиной подле себя, но… Ну в общем-то да. Он немного волнуется из-за всего перечисленного выше, а также переживает за возможно ужасный запах своих ног или тот факт, что такой плотный мох обычно противно влажный (причем он не боится грязи, она обычно классная, но вот среднее состояние растения между полноценной сыростью и сухостью может раздражать). Будет довольно обидно, если последнее испортит ему всё впечатление о таком очаровательном кафе. Однако он всё же слушается Бретта и разувается, снимает цветастые носки с хмурыми смайликами и тут же прижимает голые ступни к неожиданно теплому и слегка вибрирующему мху. Белый туман, стелящийся по полу от самого волшебного водопада, сразу же тянется к нему, обнимая его голые лодыжки в очень комфортные, покалывающие объятия. Стайлз сам вдруг тоже расслабляется, опускает плечи и чуть запрокидывает голову назад с разоблачающим его состояние низким стоном. Хорошо, он не ожидал ничего подобного, когда обратился к Бретту с просьбой встретиться где-нибудь в Куантико. Хотя, наверное, энтузиазм ведьмы и ответное предложение встретиться в «прекрасном месте с магией, свободой и восхитительным французским завтраком» должно было его насторожить. Должно было. К сожалению, в тот момент времени он был слишком занят своим беспокойством и собственным душевным подъемом (если можно так выразить все эти странные приливы внутренней энергии), чтобы что-либо заметить или анализировать. И вот так они оказались здесь. – Ладно, это невероятно, – слабо тянет Стайлз, поглаживая пальцами ног светящийся мох. Непонятно, действительно ли есть такое растение или кто-то из владельцев заведения экспериментирует со своими способностями, потому что парень никогда не встречал столь приятное ощущение щекотки. – Ух ты. – Да, прелестное место, – соглашается Бретт, протягивая руки вперед. После нескольких движений пальцами из ладоней ведьмы вылетают знакомые желтые полупрозрачные бабочки, которые зависают над ними, рассеивая темноту над их столиком. – Так я могу заказать тебе полноценный французский завтрак? И почему все так хотят его накормить? – Да, конечно. И чай, пожалуйста, – пожимает плечами парень, разглядывая желтые сгустки магии над собой. – Мне не нравится кофе. – Хорошо. Они на время замолкают, прислушиваясь к внутренним потокам энергии, вспышкам живой силы, пробуждающимися от некоторых столов, и тихому шуму всплесков сталкивающихся друг с другом звезд. Стайлз может сказать, что многие из постояльцев ощутили его искру, как только он вошел в здание, и не постеснялись оглянуться (практически пялиться) на них, но, видимо, Бретт Талбот имеет определенную репутацию в этом кругу, потому что никто их так и не побеспокоил. Безликие, незнакомые ему носители магических искр просто приняли его нахождение здесь, словно так и должно быть. Он чувствует, как они настороженны и слегка напряжены, но он не может сказать, что они настроены агрессивно. Кажется, они просто согласились оставить всё как есть и плыть по течению. Это одновременно дико и волнительно. Он еще никогда не был в месте полном разных представителей магических искр. А еще он никогда не был среди носителей, не чувствуя себя чужеземцем. Возможно, Стайлз и помог ведьмам, нашел Зака прежде, чем что-либо произошло, но, как оказывается, и Бретт уже столько всего для него сделал. Благодаря ведьме он видел свою искру вживую (и она красивая, Боги, какая красивая), а теперь вот ощутил причастность в магическом обществе, чего никогда до этого не испытывал. Когда на их столе появляется еда, мужчина чуть отодвигается от него, чтобы еще несколькими взмахами рук поставить мыльный пузырь вокруг них, отгораживающий их от остальных. – Теперь нас никто не услышит, – тут же объясняет ведьма. – Попробуй сначала маленькие беньеты, а потом хлеб с шоколадом. Он чем-то похож на круассан. Стайлз оглядывает две тарелки и хмурится. – Здесь много сладкого, – это не проблема для него, он любит хорошие десерты (да и любые десерты, если честно). Но он вроде как обещал отцу придерживаться здравого смысла в еде, и две тарелки со сладкой выпечкой не кажутся таким уж «здравым» выбором. – Магия любит сладкое, lapinou, – отмахивается от него Бретт с мягкой ухмылкой. Стайлз догадывается об этом. Всё же он занимается выпечкой, потому что сам всегда готов побаловать себя чем-нибудь вкусненьким с большим количеством сахара и шоколада. Хотя он как-то не задумывался над тем, что ему это может быть необходимо. Так-то невежливо было бы отказываться от еды, когда она уже стоит на столе. Да и не то чтобы он сможет попасть в это заведение во второй раз. И Бретт угощает. – Ну и хорошо, – пожимает плечами парень, потянувшись за хрустящей сладостью, практически засыпанной снежной пудрой. Естественно, золотисто-коричневые беньеты тают во рту, вызывая у него еще один стон наслаждения. Проходит еще какое-то время, пока Бретт довольствуется изящным бокалом шампанского, несмотря на ранний час утра, а сам Стайлз теряется в нежной сладости свежей выпечки. – Ты хотел бы взыскать мой долг, не так ли? – неожиданно произносит ведьма, разумеется, с самого начала разгадав причину их встречи. – Ну я бы не сказал «взыскать», – медленно начинает парень, отставляя в сторону чашку с чаем. Последний до сих пор остается приятно горячим, благодаря крохотному руническому ставу, начертанному на самой кружке. Стайлз разворачивается в кресле, поджимая ноги под себя и складывая руки возле груди, чтобы внимательно следить за изменениями эмоций мужчины. – У меня есть большая просьба, и я не хочу настаивать на ее исполнении, но и Кай меня сильно тяготит, поэтому если бы я мог… избавиться от двух вещей одним разом было бы… прекрасно. К этому моменту Бретт также смотрит на него, скрестив ноги в удобной медитативной позе, а в руках продолжает держать наполовину полный бокал игристого вина. Под колыхающимся светом собственной магии мужчина вновь кажется невероятно юным и даже будто невинным, светлые локоны собраны на голове темными невидимками, а горящие желтым цветом глаза сегодня обрамлены мерцающими песочными тенями, подчеркивающими красоту ведьминого лица. Нельзя сказать доволен ли Бретт его словами, потому что тот конечно же продолжает глядеть на него с каким-то праздным сиянием и внутренним любопытством, в то время как розовые губы складываются в лукавую улыбку. – Ты спас моего праправнука, – мелодично отвечает Талбот, словно напевая любимую композицию. – Связать свою искру таким обетом едва ли тяжесть для меня. – Я понимаю, понимаю, – легко соглашается парень, осознавая, как много всего он уже готов сделать для своих детей, а ведь он их еще даже не встретил. – Просто… – глубоко внутри себя он всё еще может нащупать тонкие следы желтой магии, чужой клятвы, запечатленной в нем, как запасной выход из любой чрезвычайной ситуации. Искушение воспользоваться чем-то подобным для того, чтобы снова увидеть свою искру или расширить диапазон своих возможностей (а Стайлз уверен, что Бретт с его многовековым опытом владения магией может предложить ему очень многое) иногда мешает ему спать. Он вполне себе способен быть эгоистичным и алчным, если лишь позволит себе забыться. – Я не хочу верить, что появится ситуация, в которой я буду вынужден призвать тебя, как какого-то бестелесного солдата… – а парень никогда не прибегнет к вызову демона и уж тем более не собирается относиться к другому существу, как к своему рыцарю в сияющих доспехах. Ему сполна хватает своей стаи. – Мне было бы приятно прийти к тебе на помощь, хранитель истины и равновесия. Разве- – Вот именно! – восклицает парень, перебивая ведьму. «Хранитель истины и равновесия». Какой кошмар. – Если я и позову тебя, я хочу, чтобы это произошло по другой причине. Последние два слова он уже произносит почти шепотом, внезапно застеснявшись своих порывов. Он не должен робеть, ведь Бретт сам говорил, что очень рад- – Ты прав, я всегда готов прийти на помощь другу, Мечислав, – как-то слишком ласково произносит ведьма, слегка наклоняясь в его сторону. Стайлза вновь окутывает знакомый запах сухого сена, цветущий лаванды и влажного леса после июльской грозы. Все легкие ноты теплые, будто нагретые жарким летним солнцем, и невесомые, пригнанные белыми пушистыми облаками в безмятежном ясном голубом небе. – Друзья – сокровище для долгожителей. Я помогу. Облегчение, охватывающее его тело, монументально. Он был одинок большую часть своей юности и никогда не был огорчен этим фактом, потому что понимал, что впереди его ждет великое будущее: стая, брак, семья. И только недавно парень увидел цену своей мечты и тот мелкий шрифт, который объясняет, что чтобы достигнуть цели он должен стараться, работать, менять себя и других. Каким-то образом у него всё же получилось добыть расположение стаи, но отчасти всё будто сложилось само по себе, не требуя от него особого труда. Хотя бы не в самом начале. Именно поэтому осознание, что он действительно справился хоть с одной дружбой в своей жизни и сделал это самостоятельно, так отрадно. (Где-то в глубине себя он всё же может трезво оценить свои связи и разложить воспоминания по полочкам. Наверное, он в ответе не только за одну дружбу. Ведь он был тем, кто пригласил Айзека на завтрак, кто приставал к Пенелопе в ее кабинете, кто попросил Эрику помочь ему выбрать подарок Вернону, кто поставил ультиматум Лидии – и вау, кто знал, что она оценит это в качестве предложения дружбы, – кто пытается поговорить по душам с Джексоном. Кажется, единственные отношения, которые он не контролировал, были так или иначе связаны с Хейлами. Забавно). Ну, наверное, хорошо справился. Он ведь не умеет читать древних магических существ с идеальной кожей и горящими глазами достаточно хорошо, чтобы удостовериться в правдивости их слов. Однако Бретта вроде не задели слова Стайлза и его попытка «избавиться» от священного обета, так что, видимо, всё в порядке. (Если у них и сложатся крепкие отношения в будущем, то это не только потому что он предсказал их, а потому что он уже дважды протягивал свою руку, предлагая свою верность и понимание. Он сам). – Итак, какова твоя просьба, всевидящий пенат. – Ты ведь знаешь, что можешь просто называть меня Стайлз, как все остальные, да? – говорит парень, сначала несколько раз повторив слова ведьмы в голове перед тем, как сообразить, что вообще произнес мужчина. Расстояние между ними восстанавливается, когда Бретт с милой зубастой улыбкой откидывается назад на своем кресле. Отсюда парень всё еще может разглядеть мелкие морщинки вокруг глаз мужчины и то, как свет порхающих бабочек подчеркивает острые скулы ведьмы, на которые отбрасывают тени длинные пушистые ресницы. Это не похоже на иллюзию. Скорее всего Стайлз не один решился довериться интуиции и слегка опустить каменные стены своей крепости. Разве это не первый шаг к чему-то большому? Черт возьми, он кажется всё же справился. – Я не «все остальные», mon cher ami, – мурлычет Талбот, по-кошачьи потягиваясь и посылая ввысь еще несколько мерцающих бабочек. Стайлз в ответ лишь закатывает глаза, догадываясь, что ведьме просто нравится раздражать его всё более странными ассоциациями и пафосными обозначениями того, кем он является. Бретт лишь вытягивает розовые губы в более широкой, показывающей все его острые зубы улыбке. Ну что ж. Тогда стоит приступить сразу к делу. – Моя просьба большая, – закусывая губу, осторожно начинает парень. Он тоже удобнее устраивается в своем кресле, вновь откидывая голову назад, чтобы насладиться видом всех свободных заклинаний, плывущих вокруг него. Ух, как же это чудесно. – Я принимаю таблетки, чтобы уменьшить влияние своей искры, свои способности… – ему неожиданно становится стыдно от этого признания, от собственных действий. Вряд ли Бретт делал что-то подобное в его возрасте. – Я не-… – он встряхивается. – Тяжело контролировать что-то такое огромное, и я, наверное, просто хотел иметь более спокойную, умеренную часть всего этого. Но сейчас, кажется, что вся моя спокойная, умеренная жизнь на самом деле всего лишь золотая клетка. А настоящая жизнь проходит мимо, едва касаясь границ моих собственных устоев и решений, которые сами по себе не совсем уж приятные. К тому же отсутствие старшего наставника, способного понять происходящее со мной, действительно угнетает, а разобраться самому во всем невероятно сложно. И я устал от… – слова не складываются, мысли теряются, а предложения выходят бессмысленными. – Ох, – он трет лицо, пытаясь избавиться от смущения и вернувшейся назад нервозности, однако это не особо помогает. Бретт молчит, возможно, чтобы дать ему свободное и безопасное пространство, а возможно, потому что в глубине души осуждает его за слабость и трусость. Стайлз не может увидеть мужчину с этого ракурса и слишком боится узнать правду, чтобы повернуть голову в сторону и встретиться с проблемой лицом к лицу. Как же всё глупо… – Это медицинские таблетки, я получил их от врача, – откашлявшись, произносит парень, вдруг подумав, как ужасно могли прозвучать его оправдания о «таблетках». Иногда он сам чувствует, что в них есть нечто большее и поэтому он относится к ним неправильно, будто к ненужному страховочному костылю, двум дополнительным маленьким колесам на его взрослом велосипеде. Всё не так. Он начинает не с того. Его стыд, вина и тревога логичны, но не разумны. – Честно говоря, это много. Больше, чем должно быть у одного носителя. Никто не должен владеть такой силой, – Стайлз набирает больше воздуха, а затем поворачивается в сторону своего нового друга. Бретт больше не улыбается, ухмыляется или подмигивает. Лицо ведьмы профессионально безмятежно, и лишь глаза горят множеством золотистых эмоций. – Я всего лишь человек. Но моя искра огромна. Я могу только представить, что чувствуете вы, находясь в одной со мной комнате. А ведь я не могу ее коснуться, работать с ней в тандеме, позволить ей выйти наружу. Я даже не могу… осознать ее возможности. И никогда не смогу. Могущественные искры, отданные магией человеку при рождении (то есть, например, ему), окутаны библиотеками тайн, архивами заговоров и фольклором легенд. Одна из самых распространенных историй, которую легче всего найти в бестиариях нелюдей и старых талмудах исследователей, так или иначе связана с уроком смирения. Она учит тому, что даже самый обычный человек, не способный управлять энергиями, ограниченный в своей физической силе и одинокий в своем существовании, может иметь неизмеримую мощь внутри себя. Магическим носителям сложно зазнаваться и бахвалиться своими силами, зная, что самые большие магические искры принадлежали людям. Забавно, что и в бестиариях охотников человек с могущественной магической искрой является проклятием, которое должно научить всех бояться своих грешных желаний возвыситься над другими. Следуя таким суждениям, мир должен был быть намного более открытым, дружелюбным и безопасным для каждого отдельного существа. К чему он ведет? – У меня есть только мои органы чувств. Она говорит со мной на языке цветов, звуков, касаний и запахов. А также эмоций и чувств, но всё остальное принадлежит мне. Остального мира она может коснуться только через моё ограниченное человеческое тело. И в этом вся суть. Магия – это не просто энергия, которая пронизывает нашу Вселенную и нас самих. Она везде. В крови, крохотных безымянных частицах внутри живых клеток и ДНК. Чтобы использовать свои врожденные запасы силы или же брать их у источника, нужно родиться магическим существом на молекулярном уровне. Оборотни и ведьмы – прекрасный пример этого. У первых нет магической искры, но магия преобразовалась внутри них, позволив им иметь физическое преимущество над людьми, в то время как вторые, пускай и не имеют ничего подобного в своих инстинктах, всё еще обладают «телом Фейри» и могут творить заклинания, вдыхать жизнь в руны и создавать волшебные объекты. Стайлз же не в силах сделать ничего такого. Его пальцы не могут выпустить часть своей искры, чтобы сотворить холодный огонь на кончиках пальцев или создать светящихся бабочек; глаза не могут загореться цветом его искры, реагируя на другого носителя; тело не может слегка искривлять свою форму, чтобы поддерживать магическую иллюзию или же исчезать в одно мгновение. Он человек. Всё, что у него есть это сенсоры, нейроны и воображение. И это прекрасно, этого достаточно, он любит свою искру и то, чем она с ним делится, она замечательная. Но, о Марфа, она величественна, могущественна и огромна, а он всего лишь человек. – Иногда информации так много, хах, чаще всего ее очень много, – немного горько замечает Стайлз, всё еще наблюдая за притихшей ведьмой. – Я никак не могу поспеть за своей искрой, никак не привыкну, какое ужасное слово, к ее хаотичности, спонтанности и заботе. И я знаю, что это звучит так, будто я описываю самого себя, мой отец постоянно говорит мне об этом, но в этом и суть, да? Мы выросли вместе, я воспитал ее, привил ей свои черты характера, а потом заглушил. Я уменьшил громкость ее голоса, спрятал краски от ее кисточек, открыл окно, чтобы проветрить комнату и уменьшить ее влияние… Мои сравнения ужасны, я догадываюсь, мой отец говорил мне и об этом, но я думаю, ты понимаешь меня. Ты… ты понимаешь, верно? Когда-то он сказал Лидии, что оборотни – одни из немногих существ, которые могут искренне посочувствовать новоинициированному или перерожденному нелюдю. И это действительно так. Тоже самое касается и ведьм. Опять-таки не зря оборотни и ведьмы такой прекрасный пример кого угодно. Инквизиция, охотники за сверхъестественным, старая церковь гонялись за ними, сжигали их на кострах и в своих домах, сбрасывали в колодцы и закидывали камнями. Долгое время именно перевертыши с искаженными волчьими мордами и бледные уродливые дамы с остроконечными шляпами красовались на щитах и знаменах безумной толпы ненавистников и ксенофобов. – Да, Стайлз, я понимаю, – мягко соглашается Бретт, кривя губы. – Конечно, я понимаю. Он генерал шабаша, вспоминает парень с внезапным острым болезненным ощущением. Непростая должность, которую вряд ли было приятно удерживать в более темные времена, учитывая переменчивое настроение человеческого общества, резкий скачок технологического прогресса и накаливающееся напряжение между всеми разумными видами и расами по всей земле. Как много было потеряно магических носителей из-за войн, страха и желания слиться с остальными (история о ведьмочке Томели не так уж и далека от реалий). А искра Бретта большая, старая и напряженная. Она натренирована быстро реагировать, всегда быть начеку и защищать близких даже ценой своего выгорания. Конечно, он понимает. – Я не… я всё еще не знаю, как отношусь к тому, что я ослеп на такое долгое время. Иногда я рад иметь эти годы юношества, полные школьной драмы и семейных проблем, а иногда мне хочется зарыться в яму, содрать с себя кожу в приступе вины и сожаления. Был бы я сейчас сильнее? Подкованный в своих возможностях и ограничениях? Или бы наоборот ненавидел каждую частицу своего тела за его бессилие перед чем-то могущественным внутри себя? – он никогда этого не узнает. Может быть, это и к лучшему. – И ведь никто бы не помог. Никто не помог. Большинство конечно ничего не видит, но те, кто могут, знают достаточно, чтобы держаться подальше. Они все так напуганы, и я их не виню, у меня был всего один опыт до встречи с тобой, и он был не самым хорошим, это было ужасно, просто кошмар, но никто и не пробовал, да? Я тоже. Я тоже не пробовал, боялся и избегал остальных, – после ведьмы Ленор сложно вообще смотреть на другие магические искры без опаски. – И тут с тобой в этом удивительном месте я вдруг ощутил принадлежность этой нише общества. Я ведь тоже один из вас, никто об этом так не задумывался. Всегда причислял себя к людям, причем к аутсайдерам, будто у меня вообще нет собственной коммуны, что верно, ведь таких как я, наверное, и не найти на этом континенте и всё же… – Мы всё еще осторожничаем, – соглашается Бретт, оглядывая остальные столики с чем-то вроде взгляда гордого родителя. А парень разжимает перекрученные пальцы, с легким выдохом вытягивая их на столе. – Солнечный свет наконец нам доступен, но мы сами теперь не позволяем себе сделать последний шаг из тени. Здесь безопасно, комфортно, но одиноко, – теперь, когда ведьма смотрит на него, Стайлзу позволено увидеть на бледном лице все годы борьбы и лишений. – Нам нужно начать говорить, нужно начать вновь объединяться. Солнце любит большие группы, в одиночку не выстоять. Нас просто не услышат. Ох, его отец всё это время был прав… Ну разумеется был прав! Почему Стайлз вообще сомневался… Ему нужно, чтобы его услышали. Он – один, и таких, как он мало, но это не значит, что их теперь можно игнорировать. И, да, вполне вероятно, еще слишком рано говорить об этом в открытую, рано сообщать людям о возможностях магии, рано делиться своими способностями с собственным правительством и всё еще такой несовершенной международной системой защиты свободы и прав всех существ на земле. Однако, он должен начать менять сложившийся уклад в своем маленьком обществе, он должен заявить о себе, начать распространять знание, чтобы искоренить их опасения на его счет. Как они могут принять его и посочувствовать его проблемам, когда он сам себя не принимает и молчит о своем затруднительном положении? Магические носители даже не знают его, и разумно, что они опасаются силы его искры и слабости человеческого тела, поэтому проходят мимо, прячут руки и отводят взгляды. Они его не знают. Он осознает, что страх и отчуждение имеют своим истоком невежество. Простое невежество. И это так легко исправить, нужно лишь заявить о себе, объяснить, рассказать, и тогда- – Всё изменится. Мы всё изменим, если только проявим доброту и милосердие к нашему племени. Начнем с себя, – и Бретт так и поступил, не так ли? С самой первой встречи мужчина не игнорировал его существование, не боялся приблизиться, был любопытным и открытым к чему-то новому. Ломал старые устои. – Ты проводник надежды, Стайлз. Я искренне хочу помочь тебе, но, если тебе будет легче попросить свой Кай, то пожалуйста, – ласково замечает ведьма, восторженно глядя на него. – А теперь расскажи мне, что тебя тревожит. Стайлз сладко улыбается сквозь тихие слезы, ощущая себя одновременно на самой вершине горы и только в начале пути перед ней. Может быть, он проводник надежды, хранитель равновесия и всевидящее око, но светом в конце тоннеля для него тем не менее выступают другие упрямые люди и нелюди, отчего-то совершенно непредсказуемые для него самого. – Меня много чего тревожит. Отсутствие контроля над своими способностями, кошмары, лекарственная зависимость, запутанность сознания, изменения будущего… – с каждым словом, срывающимся с его языка, с груди словно падает тяжелый камень, позволяя ему сделать новый вдох всё более сильным, всё более долгим. Стайлз прижимает холодные пальцы к горящим мокрым щекам, и тихо истерически хихикает. – Спасибо, drogi przyjacielu. Бретт широко улыбается, и сияние порхающих бабочек вокруг них вспыхивает оттенками чего-то нового.☆☆☆
На полке с маслами представлен такой широкий ассортимент, что Стайлз на мгновение немного теряется. Пускай он и с самого начала понимает, что скорее всего купит сразу несколько продуктов, чтобы как раз-таки не мучить себя долгим взвешиванием своего выбора. Вообще парень плохо знаком с ритуалами Сантерии, да и вообще с любыми магическими или религиозными церемониями, так что никто не должен осуждать его за возможное плохое решение. В итоге берет две изящные темные бутылочки масла: одно из льна, другое из миндаля – и быстром шагом направляется в другой проход, пока сомнения вновь не одолели его. И тут же останавливается. В соседнем ряду хмуро глядя на него (оборотень, конечно же, услышал его первым) стоит Дерек с маленькой бамбуковой корзиной, выглядящей довольно хрупко в больших мужских руках. – Волче! – Я знал, что ты всё равно будешь громким, – хмыкает мужчина, кивая самому себе, а потом и вовсе разворачивается, чтобы направиться к стеллажам с косметическими средствами. Что? Прошагав за альфой, парень не удивляется, заметив специальный шампунь без запаха для чувствительного обоняния перевертышей в руках оборотня. На той же полке в ряд стоят также неароматизированное кусковое мыло, гель для душа, какие-то сухие травы в баночках и нечто светло-сиреневого цвета без этикетки. Дерек, естественно, читает состав всех средств перед выбором (хотя парень уверен, что видел точно такой же шампунь в общей ванной в стайном домике, так что можно было бы просто взять тот же вариант) и не торопится с окончательным решением. Парень застывает рядом с мужчиной, не желая мешать. Вместо этого он наслаждается приятным теплом, исходящим от волка, звуком его ровного размеренного дыхания и слабыми полупрозрачными картинами, зацепившимися за рукава и воротник потертой кожаной куртки волка. Пляшущие по краям розовые звездочки ожидаемы, от того они и менее раздражающие, и менее горькие. – Так почему мы собираемся в тот тайский ресторанчик возле старого кинотеатра? – вопрос вырывается наружу, подпитываемый бурной энергией, сжатой в нем от непривычно долгого стояния на одном месте. – Это потому что Лидия приехала? Ну приедет, – для него это тоже было новостью. – Интересный выбор. Никогда не задумывался, любит ли девушка азиатскую кухню. Это сейчас конечно модно, но всегда сложно сказать понравится кому-либо настолько отличающиеся от привычных нам блюдов. Блюды? Блюд? Э-э-э… – Стайлз моргает несколько раз, запутавшись в своих мыслях, а потом переводит взгляд на обернувшегося в его сторону волка. – Мне всегда казалось, что она «итальянская девушка». То, как Дерек смотрит на него, сложно как-либо описать, кроме как сурового неверия. – Я говорю по-английски? – спрашивает сам себя парень, когда лицо оборотня трансформируется в еще более мрачное замешательство. – Да, я говорю по-английски. И мы с тобой тоже обычно говорим по-английски. И я знаю еще только польский, и древнеславянский, но тот не разговорный- – Тайский? – переспрашивает Дерек, тут же сглаживая лицо под словно упавшим с неба (ну с потолка магазина) озарением. – Я не говорю по-тайски, – медленно тянет Стайлз, наблюдая как оборотень сначала будто собирается улыбнуться, но в итоге просто закатывает глаза на его слова. – Но если ты имел в виду пойдем ли мы вскоре в тайский ресторан возле кинотеатра с очень странным названием- – «Ngu Aiew». – … то мой ответ – да. Хотя я и не могу сказать точную дату. И так ты всё же знаешь это место, – тараторит парень. Ему показалось, или хмурый волк чему-то неожиданно обрадовался? Что это за осознание снизошло до твердолобого оборотня, что упустил он сам? – Разумеется, – отрывисто отвечает альфа, отворачиваясь от него с выбранным шампунем и той странной сиреневой консистенцией. Оборотень быстро укладывает продукты в свою маленькую корзину и тут же направляется в сторону касс. – Подожди! Стайлз ускоряется, чтобы опередить волка, но это не так просто в таком маленьком магазинчике с узкими рядами и непослушными длинными конечностями вместо ног. Однако парень всё же умудряется обогнать оборотня, зажав того в проходе с личной гигиеной, низкотемпературными свечами, черными мягкими перьями и небольшими утяжеленными одеялами. Мужчина, кажется, подобного не ожидал, потому что не успевает скрыть от него тонкую сладкую улыбку, озарившее лицо альфы и преобразившее вечно строгий взгляд в удивительно счастливый. Дерек явно получил какую-то прекрасную новость, которую сам Стайлз пропустил мимо ушей. – Что ты знаешь, чего не знаю я? – довольно резко выкрикивает парень, сужая глаза. Он бы и руки на груди сложил, но они заняты, да и оборотень всё равно больше и выше его. – Ничего, – снова закатывает глаза волк, сбрасывая с себя все остатки радости. – Если поторопишься, я тебя подвезу. У тебя пять минут. А потом наглым образом, отодвигает его в сторону и уходит. – И что это было? – бормочет парень, прекрасно осознавая, что волчий слух всё еще способен уловить его голос. Оборотень только что был так счастлив, а сейчас вновь такой же ворчливый и смурной. – Стайлз! – Иду, иду. Не обязательно рычать на весь проход, – срывается с места, тут же извиняясь перед испуганной покупательницей рядом с собой. – Всех людей распугаешь своим недовольством. А сейчас вечер субботы, все хотят отдохнуть…☆☆☆
Дома Стайлз занимается кое-каким исследованием. А так как он так и не приобрел для себя принтер, в итоге он исписывает кучу блокнотов (кроме того стайного подарка, разумеется). Уборка после такой бурной мозговой деятельности занимает больше часа: нужно сразу разобрать какие клочки разбросанных по полу бумаг важны или хотя бы несут в себе какую-нибудь разумную мысль, а какие стоит сразу выкинуть. Потом перебирает шкаф, пытаясь собрать хороший образ на завтра. Оказывается, что зимней одежды у него не так уж и много. И пускай завтра они летят в теплое место без снега и пугающе низких значений термометра, он всё еще нуждается в новом пальто и плотных перчатках. Если подумать, он так долго уже в Куантико, но всё еще не обзавелся чем-то, что ассоциировалась бы с этим местом, как парень обычно поступает. Стайлз не барахольщик, вещи обычно мешают ему (если только это не связано с расследованием или изучением магии). Однако, покупка каких-нибудь местных сувениров в виде магнитиков, стеклянных шаров с искусственным снегом или даже одежды с типичными названиями здешнего колледжа, города, популярной футбольной команды была традицией, привитой его матерью. Она думала, что если бы они приобретали что-нибудь особенное в каждом месте, куда им приходилось переезжать из-за работы отца, то маленький Мечислав был бы расстроен меньше. Она, конечно, была права. Это было и отличным отвлечением, и забавной игрой, и еще одним воспоминанием, которое он бережет в своем сердце. Возможно, ему стоит заняться чем-то подобным на выходных. Запрячь Вернона, подкупив его двумя бутылочками масла и мясным пирогом из магазина, забраться в грузовик с оборотнем и махнуть куда-нибудь в погоне за хорошим приключением и новыми приобретениями в дом. В дом. В каждом из них. (Он глупец, если думал, что у всех есть лишь один уютный семейный очаг). Да. Прекрасная мысль. Так он и поступит.