Paper Dolls

“I did my best, it wasn't much I couldn't feel, so I tried to touch I've told the truth, I didn't come to fool you And even though it all went wrong I'll stand before the Lord of Song With nothing on my tongue but Hallelujah” ♫ Peter Hollens feat. Jackie Evancho — Hallelujah

По циновке стелился красный шелк, за которым Ян-Ян почти не было видно. Девочка сидела, высунув от усердия язык и склонив голову к плечу, и вышивала золотом по гладкой, струящейся ткани. — Ты опять делаешь слишком крупные стежки, — сказал Му Цин, лишь коротко взглянув на ее работу. Ян-Ян удрученно вздохнула и осторожно потянула за нить, распуская крошечный тонкий узор, который сделала последним. — Как у тебя хватает на это терпения, Цин-гэгэ? — пожаловалась она, поднося шелк близко-близко к лицу и хмуря темные брови. Му Цин как раз заканчивал с подолом. Он аккуратно сложил ткань подле себя и потер пальцы правой руки, медленно пошевелил ими, морщась. Фэн Синь знал прекрасно, что они у него по-прежнему болят. Все, что он смог сделать своими духовными силами, это унять сильную боль и устранить сами переломы, вернуть на место кости, но им еще заживать и заживать до конца. Как он ни старался полностью восстановить его руку, человеческое тело Му Цина отказывалось принимать энергию, будто на месте каналов духовной силы в нем были черные провалы, уводящие в никуда. Фэн Синь бранился сквозь зубы самыми изощренными ругательствами, испытывая такую ненависть к людям, какой никогда в своей душе не ощущал за все эти столетия. Указательный палец Му Цина был сломан вообще в двух местах. Фэн Синь тогда, внутренне холодея от ужаса, подумал, что делал бы, если бы это была какая-нибудь серьезная рана. Даже его духовные силы оказались бы бесполезными? Но теперь Му Цин хотя бы мог вернуться к работе. Это было ему необходимо, и Фэн Синь почему-то это понимал. Или просто проецировал на него свои собственные эмоции — ему было невыносимо сидеть на одном месте. Хотелось куда-то бежать и что-то делать, но, куда бы он ни пошел, какие бы действия ни предпринимал, он понятия не имел, как исправить ситуацию. Он заблокировал сеть духовного общения и с самого утра просто торчал в собственном храме, протирая своей божественной задницей алтарь. Му Цин снова бросил взгляд на статую Фэн Синя. Когда он проснулся после той ночи, и Ян-Ян принесла ему воды, он долго в недоумении смотрел на свою руку. Девочка, поняв, что ее молитва была услышана, радостно прыгала вокруг и благодарила Генерала Наньяна на все лады. Му Цин ее чувств явно не разделял. Фэн Синю и не нужно было его «спасибо». Он предпочел бы, чтобы тот вообще никак не отреагировал на случившееся. Или хотя бы не смотрел на его изваяние, совсем как в первую ночь в этом храме, когда ругался с ним в дым пьяный. — Дай посмотрю, — сказал Му Цин, протянув ладонь к Ян-Ян. Та помяла в пальцах тонкий шелк и придвинулась к нему, не выпуская его из рук. Му Цин склонился над ее работой, погладил вышитые золотые узоры, хрупкие, как морозная роспись на окнах. — Что ж… Уже намного лучше, — медленно произнес он, и девочка расцвела от его слов, расплывшись в счастливой улыбке. — Правда? Спасибо, что научил меня! Я тоже буду шить, когда подрасту. Му Цин скептически изогнул бровь. — Да? Попробуй хотя бы один рукав доделать, не ерзая так, словно под тобой муравейник. Ян-Ян длинно вздохнула и картинно закатила глаза. Фэн Синь не сдержался и фыркнул, увидев это. Кажется, это заметил и Му Цин, потому что нахмурился и ткнул девочку в лоб указательным пальцем. — У меня научилась? Не делай так. — Почему, Цин-гэгэ? — искренне недоумевал ребенок. — Потому. Ты девушка. — Тебе можно, а мне нельзя? — надулась Ян-Ян, скрестив руки на груди. Му Цин сделал все то же самое, Фэн Синь и не сомневался, что так будет, — закатил глаза. — Да, мне можно, а тебе нельзя, — передразнил он ее и снова засел за работу. На следующий день Ян-Ян с горем пополам все же доделала один рукав так, чтобы Му Цин, наконец, одобрительно кивнул. Когда это случилось, она, довольная, растянулась на циновке рядом с ним, однако при этом продолжая наблюдать за каждым его движением за работой. Фэн Синь сидел все на том же месте, как истукан, вспоминая укоризненные слова Наставника Его Высочества. Это его храм, в конце концов. Что хочет, то и делает. Пусть здесь будут две статуи, и одна из них — оригинал. Верующие и носа сюда не казали все это время. Наверное, прознали о том, что случилось в городе, и еще не решили, как к этому относиться. И ладно, без них было так спокойно и тихо. — Ох, Цин-гэгэ, у тебя лента развязалась, — произнесла вдруг Ян-Ян и, привстав, потянула за кончик черной ткани, которой были забраны волосы Му Цина высоко на затылке. Лента беспрепятственно соскользнула по гладким прядям и осталась у девочки в руке. Тяжелая копна легла Му Цину на плечи и спину, ссыпалась к лицу дымчатыми волнами. Фэн Синь с Ян-Ян синхронно выдохнули. Фэн Синь уже забыл, сколько веков назад в последний раз видел Му Цина с распущенными волосами. — У тебя такие красивые волосы, — зачарованно произнесла Ян-Ян, подцепляя две прядки у самых кончиков. Сидевший на коленях Му Цин опустил взгляд на ее руку, но, к удивлению Фэн Синя, промолчал. Не дождавшись от него реакции, Ян-Ян вскочила на ноги и тут же оказалась за его спиной. — Эй? Что ты делаешь? — недовольно передернул плечами Му Цин. Девочка, совершенно не стесняясь, перебирала пальцами его волосы, практически окуная в них руки, как в прохладную воду. Это ее явно заинтересовало больше, чем дорогие золотые нити, тончайшие иглы и струящиеся красные шелка. Фэн Синь в этот момент испытал странную, колючую зависть. — Ты все равно пока занят, — сказала Ян-Ян, разделяя пряди Му Цина на несколько частей. — Будет красиво, обещаю. — Как будто до этого было некрасиво, — самодовольно пробурчал Му Цин, но спорить почему-то не стал, вновь возвращаясь к тканям и иголкам. Девочка какое-то время молчала, быстро и умело управляясь с его волосами, перекладывая тонкие разделенные пряди ему то на одно, то на другое плечо. В храм проникал солнечный свет, делая эту картину еще более красивой. Фэн Синь сидел, согнувшись и подперев рукой подбородок, и сам не знал, о чем думает. — Никогда не видела такого цвета волос, — произнесла, наконец, Ян-Ян. Му Цин хмыкнул и поймал на ладонь одну из длинных прядок у своей груди. У него было странное выражение лица, которое невозможно было прочитать. — Это от моей мамы, — сказал он тихо. — У нее был такой цвет, даже еще более темный. Они у меня — как память о ней. Руки Ян-Ян замерли, а потом девочка вдруг подалась вперед и обняла Му Цина сзади за шею. — Твоя мама умерла? — спросила она сочувственно. Му Цин медленно кивнул. — Давно? — Очень. — Уверена, она была очень-очень красивой, — пробубнила Ян-Ян в ворот его одежд. Неожиданно произошло то, что Фэн Синь и по прошествии еще восьмисот лет забыть уже не сможет. Му Цин улыбнулся. За все то время, что они провели бок о бок, ссорясь и осыпая друг друга бранью при любом удобном случае, Фэн Синь видел многое: как Му Цин закатывает глаза, язвительно усмехается, кусает губы от злости, ломает брови в удивлении или хмурит их, когда чем-то не доволен. Но такую тихую, искреннюю улыбку он наблюдал впервые. У Му Цина была чарующая улыбка. * * * Слухи в мире смертных распространяются быстро, подобно пожару в осеннем выцветшем поле. Многие городские жители отказались от своих заказов, памятуя о том, что случилось в тот день у лавки торговца маньтоу. Му Цин с ними не спорил, он и не ожидал ничего другого. Когда к нему кто-то приходил, он заматывал правую руку тканью, чтобы у местных не возникло еще больше поводов для подозрений. Свадебный наряд они с Ян-Ян все же закончили, и, так как подруга богатой госпожи, заказавшая его, была из соседних земель, она прибыла за ним точно в срок. Восторженно осмотрев одеяния, она поблагодарила Му Цина и щедро заплатила ему — даже больше, чем они изначально договаривались. Проводив ее, он долгое время сидел рядом с алтарем, привалившись к нему спиной, и смотрел на оставленные деньги. Ян-Ян что-то весело напевала на улице — двери в храм были приоткрыты, и ее голос звенел, как серебряные колокольчики на ветру. Поразмыслив еще какое-то время, Му Цин позвал девочку и усадил перед собой на подушку для коленопреклонения. — Тебе нужно вернуться домой, — сказал он. — Три дня уже давно прошли, твоя мать ждет тебя. От невыполненных заказов у него осталось много ткани, так что он сделал Ян-Ян несколько нарядов. Девочка теперь совсем не была похожа на ту оборванку, какой он ее встретил на городской улице, когда она крала еду. Ее щечки украшал здоровый, неяркий румянец, заблестели черные, как угли волосы, наполнился живостью взгляд светло-карих глаз. Ян-Ян покусала губы и все же кивнула. — А ты, Цин-гэгэ? — спросила она. Му Цин пожал плечами. — Думаю, мне не стоит здесь оставаться. Я найду для себя другое место, чтобы жить. И на этом наши с тобой пути расходятся. Когда-то и он был таким, как она. Шел абсолютно на все, чтобы суметь помочь матери, будь то подметание полов или работа на рисовых полях, где приходилось целый день под палящим солнцем возиться в грязи. И тогда он тоже был простым человеком, никаким не небожителем. Если бы Се Лянь не заметил его, не протянул руку помощи, что осталось бы в его воспоминаниях? Да он бы и не сидел здесь, столько веков спустя. Ян-Ян тоже заслуживала помощи. И пусть Му Цин не был наследным принцем, пусть не мог дать ей возможность совершенствоваться, кое-что все же было в его власти. Девочка удивленно посмотрела на протянутые ей деньги. — Цин-гэгэ, что это? — Ты помогала мне со свадебными одеяниями. Это плата за твою работу, — пояснил Му Цин. Ресницы Ян-Ян затрепетали. Она покачала головой. — Но здесь же вся сумма, что заплатила тебе госпожа! — Я заработаю еще. А здесь хватит на то, чтобы твоя мать перестала работать служанкой. Пусть заплатит своему господину и выкупит свободу. Поверь, это того стоит. Девочка явно была намерена отказаться, но, услышав его слова про мать, задумалась. У нее было такое сложное выражение лица, что Му Цин фыркнул и пихнул деньги ей в руки. — Нечего сомневаться. Бери и иди. И не вздумай больше красть, поняла меня? — добавил он. Ян-Ян быстро закивала, а потом сделала то, чего Му Цин никак не мог ожидать — вскочила и бросилась ему на шею. — Спасибо, Цин-гэгэ! Ты лучше всех! Обещаю, что никогда не забуду тебя! И больше никогда ничего не украду, буду работать, как ты, но воровать не стану. — Договорились, — не сразу, но все же смог произнести Му Цин. Как он ни старался, голос все равно прозвучал тихо и хрипло. * * * Нервы Фэн Синя сдавали самым катастрофическим образом, и Се Лянь его даже в этом винить не мог. Прошло много времени, а они нисколько не продвинулись в вопросе, который уже не просто всех волновал, а маячил над Небесной Столицей, как несчастливая звезда. Разумеется, исчезновение Му Цина не осталось не замеченным и другими небожителями, и все они беспокоились, обсуждали это происшествие, едва виделись, забывая даже поздороваться друг с другом, упомянув все чины и регалии, как раньше. Когда их троих вызвал к себе Наставник, Се Лянь уже и сам был на грани. В его интересах было соблюдение нейтралитета, иначе та хрупкая гармония, установившаяся на Небесах, пошатнулась бы в один момент. Но делать это было все сложнее, а правила затягивали петлю на шее, что была похуже проклятых оков. Фэн Синь ходил угрюмый и злой, а то и вовсе пропадал в собственном храме, отключая даже сеть духовного общения. — Наставник, вы что-то узнали? — с порога спросил Се Лянь раньше, чем Фэн Синь успел разразиться бранью, как планировал всю дорогу. Наставник сидел на подушке все в той же позе, в какой они видели его во время последнего разговора. Только вот лицо его уже не было таким расслабленным, а взгляд — таким осуждающим, как тогда. — Для начала присядьте, — попросил он, кивнув на подушки перед собой. Фэн Синь демонстративно рухнул на одну из них, бросив свой лук рядом, и скрестил руки на груди. — Ты мне это брось, юноша, — добавил Наставник. — В ваших же интересах внимательно меня выслушать и дать ответы на вопросы, что я задам. — Снова поговорим да разойдемся, как тогда? — даже не собираясь сдерживать гнев, спросил Фэн Синь, пока Се Лянь и Хуа Чэн молча усаживались рядом. — Конечно, пятьдесят лет еще не прошли, так что куда нам торопиться? У Наставника вздулись вены на висках, и Се Лянь положил руку Фэн Синю на плечо. — Фэн Синь, прошу тебя. — Ваше Высочество, да сколько можно… — Молчать! — рявкнул вдруг Наставник так, что звякнули фарфоровые пиалы на маленьком столике перед ним. — Пока ты язвишь, не узнаешь ничего, — добавил он уже чуть спокойнее. — Говорите уже, — махнул рукой Хуа Чэн. — Быстрее поймем, что делать, быстрее сделаем. Ему вся эта история тоже не нравилась, как он ни старался это скрывать. Се Лянь его слишком хорошо знал. Саньлан не только копался в древних легендах и сказаниях о совершенствующихся в миру и тех, кто вознесся и был свергнут, но даже на некоторое время оставлял его, чтобы отправиться к хозяину Черных Вод в надежде, что тот может что-то знать. Но старые свитки, хоть в них и упоминались случаи повреждения духовных сил, давали слишком мало представления о том, что с этим делать. Хэ Сюань, в свою очередь, только руками развел. По его мнению, раз подобное произошло, помочь ничем было уже нельзя. Если тело стало, как решето для духовной энергии, то все безнадежно. «Пополнит ряды твои подданных, когда закончит человеческую жизнь, не так и плохо», — передавал Хуа Чэн его слова. Если бы все было так просто. Се Лянь понимал, почему Саньлан беспокоится. Разумеется, дело было не в Му Цине — он его на дух не переносил, как и многих других небожителей. В данном случае у него даже был для этого повод — давнее изгнание из воинского состава государства Сяньлэ, вопреки приказу Се Ляня. Да, можно было даже сказать, что Саньлан Му Цина ненавидел. Вот только Цзюнь У он ненавидел куда больше, а это было, как они уже предположили, его рук дело. Даже Жое подливала масла в огонь: крутилась, вертелась, сжимала запястья и без конца беспокоила Эмина, если тот был рядом. — Первый вопрос я задам тебе, Ваше Высочество, — сказал Наставник, выдергивая Се Ляня из потока невеселых мыслей. — Тебе нужно вспомнить все, что Му Цин говорил тебе о том, как получил проклятые оковы в тот день. Буквально дословно. Се Лянь опешил. Не то чтобы он не мог воспроизвести слова Му Цина, которые хорошо запомнил, но они были столь личными. Однако сейчас не время было заботиться о подобном, когда на кону стояло нечто более важное. — Он сказал, что Цзюнь У убедил его в том, что, если он вызовет наше подозрение, неважно, сделал он что-то на самом деле или нет, мы не спасем его, потому что… — Се Лянь запнулся, но все же произнес: — Потому что ненавидим его и никогда ему не поверим. Наставник кивнул. Фэн Синь рядом заерзал на своем месте, но промолчал, только стиснул пальцами свои одежды. — Продолжай, Ваше Высочество. Се Лянь кивнул и прочистил горло. — Потом он добавил, что, хоть он и не согласился помогать Цзюнь У, он… он все равно и сам так считал. Что в глубине души я презирал и ненавидел его. Но, Наставник, я ведь сказал, что верю ему, еще тогда! — Ты? — переспросил зачем-то Наставник. Се Лянь нахмурился. — Да. Я сказал, что, хоть доказательств и нет, мой выбор — верить ему. — Ты слышал эти слова? — обратился Наставник к Фэн Синю. Тот опустил взгляд и коротко бросил: — Да. — Все? С самого начала? — Да! При чем тут это?! — взорвался Фэн Синь. — Му Цин нес полную чепуху! Мало ли, что сказал ему этот ублюдок?! Если Его Высочество сказал, что верит ему, так и вопрос был решен! — А кто из вас первым выказал подозрения? — не обращая никакого внимания на его резкий тон, продолжил задавать вопросы Наставник. — Насколько мне известно, Му Цин однажды покинул сторону Его Высочества, чтобы стать небесным чиновником, когда пало государство Сяньлэ. И, разумеется, простить такое было сложно, хотя не мне судить. Но во второй раз — кто из вас троих, кто там был, предположил, что он предал вас вновь? Воцарилось молчание. Се Лянь украдкой посмотрел на Фэн Синя. У того сначала потемнело лицо, а потом стало цветом белее, чем Жое. — Я, — произнес он. — Но… что мне еще было думать? Он напал на меня при крушении Небесной Столицы! Хоть я и не видел его лица, я и по тени его узнаю! — А какую цель он на самом деле преследовал? — проговорил Наставник таким тоном, что Се Лянь невольно вспомнил далекие дни, когда учился у него, будучи еще совсем юным. — Увести меня оттуда, — буркнул Фэн Синь. — Да я виноват, что ли, что у него вечно все получается через жопу, даже если он хочет сделать что-то хорошее?! — воскликнул он и запнулся. — То есть… раньше получалось. Наставник покачал головой, но даже никак не прокомментировал далекую от литературной речь Фэн Синя. — К чему вы клоните? — подал голос Хуа Чэн, скрестив руки на груди и постукивая пальцами одной по предплечью другой. Наставник со вздохом налил чай в пиалу — только в одну, потому что знал, что все они откажутся пить в такой момент. Промочив горло, он сказал: — Что такое проклятые оковы? Это лишь предмет, который запечатывает духовные силы. Его Высочество мог даже с ними одалживать энергию у других и использовать ее. Кхм, не буду ничего говорить о способе, что вы для этой цели выбрали, сейчас речь не об этом. Весь вопрос в том, кем и как они наложены. И, если принять во внимание то, что вы мне рассказали, я склонен думать, что в самих проклятых оковах, что были тогда на Му Цине, не было столько силы, сколько в словах, что ему были при этом сказаны. Се Лянь подался вперед, удерживая начавшую вырываться непонятно куда Жое. — Вы имеете в виду, что, раз Му Цин поверил в слова Цзюнь У… — Именно это я и имею в виду. Проклятые оковы были у него на руке, но их суть, их действие проникли куда глубже. Если говорить совсем прямо, Му Цин сам невольно запечатал свои духовные силы, да так, что никогда не сможет открыть. Се Лянь не успел даже обдумать услышанное, когда Фэн Синь рядом дернулся так, будто его ударили. — Что?! Как это сам запечатал?! — закричал он растерянно. — Такое что, уже бывало? — Бывало, иначе я бы не смог решить эту головоломку, — отозвался Наставник. — Все, кто верил в слова Принца Уюна, попадали под его влияние. Проклятые оковы — лишь атрибут. А Му Цин поверил в них очень крепко. Потому что и сам считал, что уже давно стал для вас предателем. Это был лишь вопрос времени, когда его духовные силы иссякнут, а новых не появится. — Но ведь… я же сказал ему, что верю, — произнес Се Лянь. — И я правда верил ему. Наставник отпил еще чаю из пиалы и со стуком поставил ее на деревянный столик перед собой. — Значит, это тот случай, когда одного верующего не достаточно. — Почему? — беспомощно пробормотал Фэн Синь. Его взгляд бегал от одного лица к другому. — Получается, это я подтолкнул его к этому? Я первым сказал, что он ведет себя подозрительно, я обвинил его в попытке убить меня. Но потом я все понял! Я не считал так больше! — А он об этом знает? — жестко спросил Наставник. — Сила здесь, — сказал он, приложив руку чуть ниже солнечного сплетения. — И здесь, — тронул пальцами центр своего лба. — И то, что мы чувствуем, наши эмоции, состояние, чаяния — огромная ее часть. Се Лянь хотел спросить, что им теперь делать, но кто-то пробился к нему по сети духовного общения. Это был Пэй Мин. — Ваше Высочество! — громко позвал тот. — Что у Генерала Наньяна с сетью? До него не могут докричаться его же небесные чиновники! Его ищут по всей Небесной Столице! — Фэн Синь, ты отключил сеть духовного общения? — повернулся к нему Се Лянь. Тот, не поднимая взгляда, кивнул. — Да. А что? Они все судачили там про подготовку к фестивалю, на кой хрен мне это слушать? — Генерал Пэй, а что стряслось? — обратился Се Лянь по сети снова. — Беда, Ваше Высочество! Что-то случилось в храме Генерала Наньяна на востоке! Сердце Се Ляня ухнуло вниз вместе с волной ледяного ужаса. * * * Му Цин уже закончил все, что запланировал сделать, прежде чем покинуть храм, в котором провел столько времени, но почему-то медлил, расхаживая по небольшому пространству без особой цели. Он уже был наслышан о том, что его собственные храмы полыхали по всему миру смертных, потому что люди сжигали их, проклиная божество, что перестало отвечать на их молитвы. Его это не удивляло. Больше — не удивляло. То же самое однажды произошло с Се Лянем, когда люди вложили в веру в него все свои надежды, которых было куда больше, чем способны были вынести плечи даже такого сильного бога, как Его Высочество. Разочаровываясь, люди становятся злыми и жестокими. Когда умирает надежда, человек жаждет лишь одного — выжечь все вокруг, как сжигают по осени поля, заставляя густой дым взвиваться до самых Небес. Никому не нужен бог без сил. Никто не будет верить в тебя, если ты и сам в себя больше не веришь. Му Цин еще какое-то время мерил шагами храм Генерала Наньяна, избегая даже коротко смотреть на немую статую над алтарем. Скоро он и забудет, как выглядел Фэн Синь, и будет вспоминать его облик только по этим изваяниям в его святилищах и монастырях, пока и он не изменится с течением времени. Хотя человеческая жизнь слишком коротка, чтобы дождаться этих перемен. Он пошевелил пальцами правой руки, поднес ее к лицу. Боль почти ушла, оставив только горечь, которая сейчас жила лишь в памяти. Горечь оттого, что люди оказались так же глухи к нему, как был глух к ним теперь Генерал Сюаньчжэнь. Были ли у них на то причины, какие были у него? Фэн Синь и правда услышал молитву Ян-Ян о его выздоровлении? Или ее получили его небесные чиновники, а Фэн Синь даже сам не знал, что исполняет? Му Цин стиснул зубы и все же остановился рядом с алтарем. Взял в руку курительную палочку, посмотрел на нее несколько мгновений. — Что ж, меня скоро здесь все равно не будет, — задумчиво сказал он вслух. — Надеюсь, местные жители забудут о том случае с кражей и снова начнут приходить сюда, когда поймут, что я ушел. Он зажег курительную палочку, воткнул ее в подставку, глядя на то, как вздымается сизый, как волосы его матери, дым над ее кончиком. Перед смертью мать была уже вся седая, и былой цвет ее волос исчез, будто навсегда покрылся ледяным инеем. С ним произойдет то же самое? — Ладно… спасибо, — буркнул Му Цин тихо, сжав правую руку в кулак и все же подняв глаза на статую Фэн Синя. — Даже если это не ты сделал, а кто-то из твоих подручных. В храм пробивались последние закатные лучи. Уже вечерело, и ему пора было уходить. Он специально решил дождаться ночи, чтобы ускользнуть незамеченным и не встретить никого из селян. Нужно было лишь пройти через лес, озеро с черной, как в омуте, водой и пересечь основную дорогу, ведущую в город. Му Цин уже подходил к двери, когда услышал снаружи шум и человеческие голоса. Кто-то ругался самыми непотребными словами, кто-то причитал, кто-то даже смеялся. Вряд ли это были верующие, решившие навестить Генерала Наньяна под покровом ночи. Он замер, но, спустя короткое мгновение, дверь распахнулась, и на пороге обнаружилась целая толпа мужчин. Му Цин узнал некоторых из них — это они были в тот день на улице у лавки торговца маньтоу, которого называли «Цзинь-сюн». За их спинами маячили местные жители из деревни, что тем далеким утром нашли его в этом храме и попросили следить за его чистотой. Среди них он даже заметил пожилую женщину, которая промывала и перевязывала рану на его ладони. — А вот и он! Даже искать не пришлось! — рявкнул один из незваных гостей, толкнув Му Цина в плечо. — Думал, успеешь уйти, но мы оказались быстрее! — подхватил второй. Му Цин отступил на несколько шагов, и толпа хлынула в храм, как вода в щель в прохудившемся сосуде. — Что вам нужно? — спросил он, стараясь вести себя спокойно. — Вы уже сделали со мной то, что хотели. Зачем снова пришли? Мужчина, говоривший первым, зло усмехнулся. — Видать, этого оказалось мало. Сегодня средь бела дня на дороге была ограблена повозка с драгоценными шелками, принадлежавшая одному из наших купцов. И ты думал, тебе это сойдет с рук?! Му Цин остолбенел. Он в этот день даже из храма не выходил, чтобы успеть все убрать и привести в порядок, прежде чем покинуть его. — И вы решили, что это сделал я? — А кто ж еще?! — вперед, растолкав остальных, пробрался еще один человек. Му Цин по его одеяниям узнал одного из тех четверых представителей богатого клана, что приходили к нему в поисках Ян-Ян. — Девчонка, что на тебя работала, тогда стащила снадобья госпожи, потом пыталась своровать товар у Цзинь-сюна, а теперь вы решили пойти дальше и ограбить купца! — Да-да! — закричал кто-то в толпе. — За драгоценные шелка сломанных пальцев будет мало! — А вы посмотрите на его руку! Она же целая, полностью зажила! Как такое могло случиться за столь короткое время?! Стоявший ближе всех к Му Цину мужчина схватил его за правую руку. — Как тебе это удалось? — спросил он. — Тебе ведь переломали все пальцы. — Это темные силы! — Он использует темные силы! То-то все наши прошения в этом храме были исполнены! Он хотел усыпить нашу бдительность! — завопил кто-то из селян. — Я не использую темные силы! — сказал Му Цин, вывернув запястье из чужой хватки. — И у меня нет ничего, что было украдено, можете сами проверить! Державший его горожанин шагнул на него и протянул руку к мешку из грубой ткани, что был у Му Цина за спиной. Он молниеносно дернул за перевязи и извлек оттуда отрез белого шелка, который еще тогда запачкала Ян-Ян, что пряталась в груде ткани. Отстирать его полностью от сажи так и не вышло, но на что-нибудь бы сгодилось, так что Му Цин собирался забрать его вместе со всеми другими материалами, что остались у него после заказов, от которых отказались местные жители, считая его вором. — А это тогда что? — прорычал мужчина. — Это то, что я купил еще очень давно! Спросите у торговца тканями, который мне это продал, — прищурив глаза, ответил Му Цин. — Какой честный вор! Оказывается, он ничего не крал, а купил. Откуда же у тебя вообще появились деньги, чтобы покупать такие дорогие ткани?! — Да! Откуда у тебя деньги? Ты же беглый слуга! — снова вмешался кто-то из жителей деревни. Му Цин вспомнил, что тогда они сочли его слугой, сбежавшим от господина, и он не стал ничего им объяснять, не стал переубеждать, потому что в правду все равно никто бы не поверил. — Так потому и сбежал, что украл что-то у господина! — А мы тебе верили, даже впустили в храм Генерала Наньяна, оскорбив тем самым его светлый взор! Му Цин скрипнул зубами и сжал руки в кулаки. — Это неправда. Я никого не грабил! Я никогда не брал чужого! От несправедливости обвинений, что выкрикивала толпа, у него помутилось в голове. Грудь сковало жаром от злости и бессилия. Он ведь на самом деле никогда не крал, даже если ситуация была совсем безвыходная. Они с матерью голодали, но ни разу не опустились до того, чтобы что-то стащить, даже еду! Му Цин работал для того, чтобы кормить и ее, и себя. Му Цин неосознанно отступил еще на шаг, когда его кто-то схватил со спины за волосы. — У какого человека несколько сломанных костей в руке заживут за считанные дни? Он призрак! — Нечисть! — Сошедший с праведного пути! — Да простит нас Генерал Наньян, что так оскорбили его храм, впустив сюда обманщика! — И найдите девчонку, что на него работала! Госпожа Линь сказала, что она вернулась с деньгами, чтобы увести мать! Найти обеих! — Нет… — прошептал Му Цин, хотя его продолжали крепко держать за волосы сзади. Извернувшись, он ударил по чужой руке, не глядя, и врезал стоявшему за его спиной мужчине локтем по лицу. У того хлынула кровь из носа. — Держи его! — Отстаньте от меня! Пошли прочь! Я не сделал вам ничего! — кричал Му Цин, но его никто не слышал. Даже он сам уже плохо себя слышал. В голове было, как после удара колокола — гулко. На него бросились сразу трое. Кто-то ударил его кулаком в живот. Другой удар пришелся по лицу. Му Цин упал на пол, но его продолжали бить уже ногами. Это длилось вечность, пока чья-то рука снова не вцепилась в его волосы, приподняв и запрокинув его голову. В поле зрения попало лезвие меча, отражавшее огни зажженных в храме свечей и горящих ламп в руках людей. — Позор тем, кто родил и воспитал тебя, — произнес голос над ним. Му Цин попытался вырваться, но его крепко держали с обеих сторон. Лезвие исчезло, а потом прошлось холодом у затылка. Му Цин услышал тихий хруст, будто кто-то наступил тяжелым сапогом на снег. Среди воплей и бесконечных обвинений, звучавших вокруг, именно это он услышал так отчетливо, что потемнело перед глазами. Что-то гладкое и мягкое скользнуло по шее и плечам. Ему отрезали волосы. Каменный пол будто провалился под коленями. Лица и огни слились в одно смазанное грязно-рыжее пятно. Ни звука не проронивший, пока его били, Му Цин сорвался на крик, от которого дрогнули даже стены храма Генерала Наньяна. — Стойте! — заорал кто-то. — Посмотрите на статую божества! — Статуя! Статуя шевельнулась! * * * — Фэн Синь! Фэн Синь, остановись! — кричал Се Лянь, но Фэн Синь ничего больше не желал слушать. Ничего и никого. Заставляя двигаться собственное изваяние, он махнул рукой, отбрасывая от Му Цина, лежавшего на полу, сразу троих. Мужчины отлетели к стене и тут же потеряли сознание от удара об нее. Толпа завопила. Кто-то бросился бежать, другие крепче сжали свое оружие: мечи, ножи, палки. — Фэн Синь! — не сдавался Се Лянь, продолжая звать его. — Генерал Наньян, прости, что пустили не чистого на руку человека в твой храм! — закричал один юноша, что держал меч, с ужасом глядя на статую. — Мы все исправим! — Да пошли вы к гребаной матери! — заорал Фэн Синь, нанося каменным кулаком новый удар. Юноша кинулся к двери, но она захлопнулась от потока духовных сил Фэн Синя, и он врезался в нее, разбив нос и губы. Его лицо залила кровь. Узнав от своих небесных чиновников во время разговора с Наставником, что происходит в этом храме, Фэн Синь схватил свой лук, вытащил из-за спины стрелу и, натянув тетиву, прицелился в него практически в упор. — Мне нужно вниз! — крикнул он. — Немедленно! Если бы Му Цин не зажег курительную палочку, даже его подчиненные не узнали бы ни о чем. Что еще было нужно, чтобы, наконец, вмешаться? Такой «молитвы» Небеса еще не слышали. — Юноша, ты бог, — спокойно произнес Наставник. — Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ БОГОМ! — заорал Фэн Синь. — Убить я тебя не убью, так как ты бессмертный, но дырявить могу неустанно! Сними ауру божественного сияния! БЫСТРО! Однако сделал это не Наставник, а Се Лянь. Который теперь пытался проделать настоящую черную дыру у него в голове своими криками. — Фэн Синь! Стой! Ты лишишься духовных сил, нам нельзя убивать смертных! — Зато мне можно, — послышался голос Хуа Чэна. По сводам храма прошлось серебристое сияние, словно свет, отраженный от ряби на воде. Оставшиеся внутри люди изумленно смотрели на это, пока их одного за другим не начало бросать по стенам. Меч, которым Му Цину практически на глазах у Фэн Синя отрезали волосы, сам по себе вырвался из руки горожанина и вонзился хозяину в горло, проткнув насквозь. Тот захрипел, захлебываясь кровью. Поднялся настоящий вой. Даже те, кто до сих пор еще осмеливался держать оружие, в ужасе побросали его и кинулись бежать. Некоторые падали, не добираясь до дверей, сраженные саблей Хуа Чэна, которая двигалась сама по себе, хотя Собирателя Цветов под Кровавым Дождем нигде не было видно. Фэн Синь испытывал странное, не достойное божества удовольствие, глядя на все это. Он хотел, чтобы они сдохли все. Все. Все до единого. Чтобы его храм утонул в крови этих «верующих», которые сделали то, от чего даже его окатило тошнотворной волной ужаса. Резко стало тихо. Настолько тихо, что можно было различить треск нескольких еще не погасших свечей в храме. Му Цин лежал на полу без движения. Фэн Синь, перестав вкладывать силы в свою статую, подбежал к нему и рухнул рядом на колени. — Му Цин, — прошептал он хрипло, боясь сделать лишнее движение. Вокруг было столько крови, что он не мог уже понять, чья она. — Слышишь меня? Он подхватил Му Цина одной рукой под плечи, приподняв над полом. Убрал неровно обрезанные и испачканные в крови пряди с его лица. — Му Цин! — Что… ты орешь? — разлепив окровавленные губы, спросил Му Цин. Он с трудом открыл глаза и посмотрел на Фэн Синя. Того затрясло от накатившего облегчения. Му Цин сглотнул и посмотрел в сторону. Фэн Синь проследил за его взглядом и увидел стоящих в нескольких шагах от них Се Ляня и Хуа Чэна. — И зачем… вас всех сюда принесло? — проговорил Му Цин. Из уголка его рта от движения губ стекла струйка крови. Откуда ее столько? Фэн Синь, не обращая внимания на слова Му Цина, свободной рукой провел по одеждам на его груди, где все было липким от крови. Пальцы дрожали так, что он не с первого раза смог подцепить край ткани. — Ты что, ранен?! — выдохнул он. — Как… чем тебя? — Мечом, — глухо отозвался Хуа Чэн, на которого Фэн Синь даже головы не повернул. — Тот ублюдок уже мертв. Под руку бросилось что-то белое. Это была Жое. Она прижалась к груди Му Цина на месте раны, свернувшись, и задрожала, стараясь притиснуться как можно крепче. Фэн Синь накрыл ленту ладонью. — Ничего. Человеческое тело, конечно, неудобное, но… но все будет хорошо, — пробормотал он. Му Цин закашлялся. Фэн Синь помог ему повернуть голову набок, чтобы сплюнуть кровь. Прижал еще крепче к себе, согнулся, словно хотел накрыть всем собой. Он безостановочно передавал ему духовные силы в надежде залечить рану или хотя бы остановить кровотечение, но под пальцами пульсировало, а Жое постепенно окрашивалась в темный алый. — Му Цин?! — еще раз позвал Фэн Синь. — Только попробуй умереть у меня на руках, блядь… Только посмей. Му Цин закрыл глаза, и Фэн Синя затрясло еще больше. — Смотри на меня! Не вздумай засыпать! Му Цин! Он снова направил поток духовной силы к ране, но пальцы лишь сжимали пропитанную кровью ленту, а вся энергия расходилась в стороны, проливаясь мимо на камни. — У меня не получается! — закричал Фэн Синь. — Ваше Высочество! У МЕНЯ НЕ ПОЛУЧАЕТСЯ! ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?! Он повернулся в тот момент, когда Се Лянь уже сел на колени рядом. Его белые одеяния тут же оказались запачканы кровью, но он даже не взглянул на них, обхватывая безвольно лежавшую на полу руку Му Цина своей. — Гэгэ… — позвал Хуа Чэн. — Я буду это делать, Саньлан. Это мой друг, — дрожащим голосом перебил Се Лянь. — Знаю, но это бесполезно, — необычайно тихо произнес Хуа Чэн и замолчал. У Фэн Синя потемнело перед глазами. Он переместил ладонь чуть выше, чтобы услышать, как бьется сердце Му Цина. Едва-едва. Рваными, неровными толчками. — Нет… нет-нет-нет-нет-нет! Нет! — закричал Фэн Синь. — Пожалуйста, нет, нет! Се Лянь стиснул руку Му Цина еще крепче. Фэн Синь чувствовал его духовную силу. Чувствовал — потому что она струилась мимо, лишь омывая тело Му Цина, как поток воды. — Му Цин! — произнес Фэн Синь, приподнимая его голову. — Ты меня слышишь?! Пожалуйста. Мне еще столько сказать тебе нужно… Глаза Му Цина оставались закрытыми. Фэн Синь готов был прямо сейчас отдать все свое бессмертие и превратиться в насекомое, лишь бы тот хоть еще раз посмотрел на него этим прожигающим обсидиановым взглядом. Как угодно посмотрел: зло, презрительно, надменно. Как угодно… — Вспомни слова Наставника, — коротко бросил Се Лянь, впившись пальцами свободной руки Фэн Синю в плечо. — Соберись, Фэн Синь! Его хватка была такой крепкой, что боль от нее немного отрезвила. Фэн Синь еще ниже склонился над Му Цином, желая обнять его крепче, но боясь сделать больно. Человеческое тело такое хрупкое. Он будто держал в руках весенние подснежники, а не кого-то, с кем мог самозабвенно драться в приступе гнева так, что оба потом расходились с окровавленными лицами. — Дурак… Ты… что ты себе там надумал? Что бы ни говорил тот больной ублюдок, я никогда не считал тебя предателем, — выдавил через перехваченное спазмом горло, как сапогом тяжелым на него наступили, Фэн Синь. — Я знаю, что ты его нахрен выслал, что ты не стал бы ему помогать. Я просто… я злился, но это давно прошло. Я… МУ ЦИН! Завозилась неистово под рукой Жое. И перестало биться под ладонью чужое сердце. — НЕТ! — закричал Фэн Синь. — Пожалуйста, нет! НЕТ! НЕТ! НЕТ! Он снова попробовал передать духовную силу, чувствуя, что выталкивает ее из себя почти всю так, что внутри взрывается и содрогается все, а энергетические каналы вибрируют, как струны, которые вот-вот лопнут. Се Лянь рядом прижал одну руку к губам, второй продолжая держать запястье Му Цина. — ПОМОГИТЕ! — обессиленно взвыл Фэн Синь, роняя голову и утыкаясь лбом Му Цину в грудь. — ПОМОГИТЕ! Кто-нибудь! Он разрыдался впервые за несколько веков. Под ребрами все дрожало. Кажется, он кричал что-то еще. Кажется, его за плечи держали чьи-то руки, пока он не вырвался. Кажется, ни один смертный не испытывал такой агонии. Кажется, впервые в истории трех миров бог так оплакивал человека. Они оба были бессмертными. Оба были небожителями. Фэн Синь никогда и помыслить не мог, что наступит день, когда он останется один. И никогда не представлял, что это будет настолько больно. От бессилия хотелось выть. Он поднял голову, дотронулся ладонью до лица Му Цина, все еще теплого, все еще в свежей крови. Привлек его ближе к себе и коснулся его губ своими, давясь слезами. Говорят, человеческая жизнь для небожителя — что минута. Для Фэн Синя время, пока Му Цин провел здесь, в мире смертных, тянулось, как вечность. И она не собиралась заканчиваться, превращаясь в черную пучину. — Прости меня, — умолял Фэн Синь. — Му Цин, прости меня. Прости... — Фэн Синь! — воскликнул вдруг Се Лянь. Голова кружилась, пол и потолок будто менялись местами. Уже не осознавая, где верх, а где низ, где и какой мир, когда ни один уже не имел значения, Фэн Синь повернулся к нему. На лице Его Высочества тоже блестели дорожки слез, но глаза его горели надеждой, когда он поднял на него взгляд. — Духовная сила, — сказал Се Лянь. — Она начала действовать! Фэн Синь опустил глаза на руку Му Цина в его пальцах, которая до этого вся была покрыта ссадинами. Кожа была чистой, бледной, как он и помнил. Он уложил трясущуюся ладонь на рану на груди Му Цина. — Саньлан, помоги, — попросил Се Лянь, и Хуа Чэн тут же оказался подле него. — Фэн Синь, остановись. У тебя уже почти нет духовных сил, ты себя погубишь! Фэн Синь! Как остановиться? Разве может хоть кто-то в кромешной тьме встать без движения, увидев вдали путеводный огонь? Если есть еще хоть какая-то надежда, пусть даже не ждут, что он будет стоять в стороне. Хуа Чэн положил руку поверх его пальцев, и Фэн Синь почувствовал теплый, искрящийся поток, который, наконец, достигал своей цели. — Ты смертным станешь, идиот, — проговорил Хуа Чэн. — Мне плевать, — бросил Фэн Синь, чувствуя, как слабеет собственное тело, как каналы духовной силы, до этого натянутые до предела, истончаются, превращаясь из струн в мягкие шелковые нити. — Понимаю, — вздохнул рядом Хуа Чэн. Рана под их руками затягивалась, и вместе с этим отступала черная бездна отчаяния, которая едва не поглотила Фэн Синя. Жое обвила кончик, не зажатый под ладонями, вокруг его запястья. У Му Цина снова билось сердце — слабо, но Фэн Синь это чувствовал. — Получилось, — тихо произнес Се Лянь. Фэн Синь взял Му Цина за вторую руку, сжал его пальцы. Чуть не повалился вперед, когда почувствовал ответное движение. Хуа Чэн убрал ладони, сел подле Се Ляня. Тот тяжело дышал, словно они все куда-то бежали. — Му Цин? — позвал еле слышно Фэн Синь. Он протянул руку, погладил, едва касаясь, словно боялся, что Му Цин исчезнет или рассыплется пеплом в один миг, костяшками пальцев его скулу. Кожа была теплая. — Что? — слабо спросил Му Цин, открывая глаза. Посмотрел с пару мгновений на Фэн Синя, которого под его взглядом сильнее начало колотить. — Что с тобой? Фэн Синь не выдержал — уткнулся лицом ему в грудь и обессиленно, беззвучно заплакал. Раскалывалась голова, наливалась тяжестью и усталостью от веса чужого тела рука, которой он прижимал к себе Му Цина. У него больше не осталось духовных сил. И это была та самая грань, после которой небожитель уже не мог так просто вернуться на Небеса. Все придется делать заново, но это была незначительная плата за то, чтобы снова слышать, как бьется это сердце. Фэн Синь почувствовал, как Му Цин поднял руку и слабо обнял его за голову. — Ваше Высочество, — произнес он, — что с ним такое? — С ним — ничего особенного, — ответил за Се Ляня Хуа Чэн. — А так вам вдвоем теперь предстоит совершенствоваться заново, потому что он отдал тебе все свои духовные силы, вместо того чтобы послушать нас. Но, как я уже сказал, я это понимаю. — Фэн Синь услышал, как он усмехнулся. — Не переубивайте тут друг друга. Хотя теперь это вряд ли. — Саньлан, — тихо одернул его Се Лянь. Фэн Синь все же с усилием поднял голову и снова посмотрел на Му Цина. Тот отпустил его и дотронулся пальцами до своих обрезанных мечом волос. Изменился в лице. — Они отрастут, — не дав ему ничего сказать, пообещал Фэн Синь. — Когда к тебе вернутся духовные силы — еще быстрее. — У меня их в избытке, так что можно не ждать, — укоризненно сказал Хуа Чэн. — Если только ты опять не будешь лезть и пытаться таким образом самоубиться. — Кто бы говорил, — выдохнул Фэн Синь. Взял вновь Му Цина за руку, заставив отпустить волосы, прижался к его лбу своим. Стиснул пальцы. — Ты слышал, что я сказал тебе, идиот? — Сам идиот, — буркнул Му Цин упрямо. Помолчал, потом все же добавил: — Слышал. Это правда? — Правда. И не заставляй меня повторять, или мы снова подеремся. Му Цин еле слышно усмехнулся. У Фэн Синя совершенно по-человечески дернулось и зашлось бешеным ритмом сердце. * * * — Ваше Высочество! Ваше Высочество! … СЕ ЛЯНЬ! Это утро в Небесной Столице было совершенно из ряда вон. Се Лянь поднял голову с груди Хуа Чэна, улыбнувшись над его недовольным выражением лица, и ответил Генералу Пэю, надрывавшемуся в сети духовного общения. — Генерал Пэй, что стряслось? — Нет, ну это просто ни в какие ворота! Никогда такого не было, и вот опять! Се Лянь рассмеялся. — Если вы про колокол, то я в курсе. — Да, он снова рухнул! — возмутился Пэй Мин. — Так меня бы это не особо беспокоило, если бы прямо у меня над головой не сложился мой собственный дворец! И кто будет за это отвечать? Хуа Чэн вопросительно глянул на Се Ляня, изогнув бровь. — Генерал Пэй спрашивает, кто будет восстанавливать его дворец, который рухнул вчера, — объяснил ему Се Лянь, на время заблокировав сеть. Хуа Чэн фыркнул. — Я думал, эти двое вознесутся куда быстрее, чем через два года парного совершенствования, но был уверен, что они наделают шума. Вот пусть они и восстанавливают. — Му Цин предложил вообще отказаться от колокола, раз он падает. — Пусть восстановит, а потом отказывается, — миролюбиво предложил Хуа Чэн. Се Лянь покачал головой и снова обратился к Генералу Пэю. — Поговорите с Генералом Наньяном. Полагаю, он что-нибудь придумает. — Зря так полагаете, Ваше Высочество, — сказал Пэй Мин и, помолчав, добавил: — Ладно, пожалуй… я попозже с ними поговорю. Они только вчера вознеслись, пускай, эм… отдохнут. — Отдохнут? — переспросил Се Лянь недоуменно. — Не у вас с Собирателем Цветов под Кровавым Дождем временная резиденция находится рядом с их дворцом! — рявкнул Пэй Мин. — Пойду узнаю, нет ли у Линвэнь для меня какого-нибудь задания. Еще одной такой… шумной ночи я не выдержу! Сеть замолчала. Се Лянь посмотрел на Хуа Чэна. — Что он сказал? — спросил тот. Оставалось только снова покачать головой. Повторять за Пэй Мином все это вслух Се Лянь точно не станет, к тому же иначе Хуа Чэн будет шутить над этим еще весь следующий месяц, заставляя его краснеть до корней волос. Шутить он, конечно, будет над Фэн Синем и Му Цином, но стыдно будет только ему одному. Впрочем, как и всегда.