Mein kleiner Engel

Сидя в полуобороте, Феликс почувствовал, как все внутри него переворачивалось и скручивалось. Он понял, что пару минут назад упустил великую возможность получить хотя бы четыре и порадовать Марио и маму разнообразием среди, казалось бы, бесконечной ленты сменяющих друг друга троек. Он с горечью бросил взгляд в сторону фрау Гриззель; она стояла спиной, готовя листы с заданиями. «Как же кабанчик подведет тебя сегодня, Марио… Можешь смело готовить из меня обед», — подумал Феликс и закрыл лицо руками. Стыд заранее переполнил его, и мозг отказался работать напрочь. В мыслях встряли два слова — «Я дурак». Дурак, который в очередной раз опозорит старшего брата, учащегося в университете и плотно изучающего математику на высшем уровне, почти каждый день повторяющего всю школьную программу во время готовки ужина, знающего такие формулы и законы, от которых у всех голова закружится. Когда Марио гоняет мяч, он мысленно прочерчивает его траекторию, поэтому пасы у него точнее некуда; он знает все углы, всевозможные исходы, может сделать все, абсолютно все, лишь бы забить гол. А Феликс?.. «Не могу даже выучить две строчки, чтоб хоть… ну, два с плюсом? Уже неплохо», — размышлял он, не открывая глаз. Он бы так и просидел весь урок, если бы прямо рядом с локтем чудным образом не приземлилась крошечная смятая бумажонка, по-видимому, брошенная Мануэлем. Феликс аккуратно опустил руки и, взяв ее двумя пальцами, быстро спрятал в рукав. Вовремя — Гриззель уже пошла между рядов, сурово сверля каждого взглядом и с громкими шлепками раскладывая варианты на парты. Когда она оказалась за спиной Гетце, он посмотрел на побледневшего Мюллера, сидевшего на соседнем ряду. Томас жестом показал ему, что «великое счастье эти ответы, контрольная — просто адище». Феликс даже не сомневался. Он спокойно вздохнул, чуточку поудобнее устроился на стуле и приготовился сдирать так, как никогда прежде этого не делал. Внутренний голос едва слышно прошептал ему в самое ухо: «Давай, малыш, у тебя все получится… Ради Марио, уж постарайся». Ради какого еще Марио? Ради семестра, ну, в конце концов! Феликс шмыгнул носом, увидев костлявую руку фрау Гриззель перед собой. Она положила его работу. Юноша храбро поднял глаза и встретился с ее испепеляющим взором, прочитав в нем лишь одно — «Удачи, малец». Да, мальцу удача бы не помешала. Феликс не понял, что в нем играет и веселится сегодняшним дождливым утром, но ему это начинало нравиться. Не каждый вот так спокойненько может посмотреть в глаза врагу нематематического народа. Гетце похвалил себя и с улыбкой взглянул вниз, на задания. Его смелость моментально сжалась во что-то сверхминиатюрное и улетучилась в неизвестные края. — Что… за… — очень тихо прошептал он, как бы спрашивая самого себя: «А мы такое вообще проходили когда-нибудь?». Ух, как хорошо, что как минимум тройка уже лежит в рукаве и только и ждет, чтоб Феликс ее заимел. Он постарался как можно незаметнее улыбнуться — это было невозможно не сделать, ведь чувства кипели внутри юноши, и ему очень хотелось просто радоваться. Проследив за тем, как фрау Гриззель присаживается за компьютер, стоявший в самом углу кабинета, причем спиной к классу, и начинает что-то печатать, Феликс достал бумажечку и дрожащими пальцами ее развернул, чувствуя вкус победы. Однако его лицо стало белым, как полотно, а этот вкус испарился. «Скажи, когда будут нужны ответы;) » «Чтоб я сдох», — невольно подумал Феликс. Он знал, что если Гриззель и не видит их, то она на все двести их слышит, причем слышит она гораздо лучше. Юноша боялся обернуться и с последними крупицами умирающей надежды перевернул бумажку. «Черт возьми, шутник проклятый». Облегчение обвеяло Гетце, когда он увидел ответы на всю первую часть, написанные дьявольски мелким почерком, словно для мышей и бурундуков. Набравшись смелости, Феликс слегка обернулся и улыбнулся Мануэлю, стискивающему свои губы в приступе смеха. Очевидно, он ожидал такой реакции от Феликса при виде шуточки. Пока Гетце-младший усердно обводил нужные кружки в тесте, казавшемся какой-то поэмой для математиков, он думал о том, что будет делать, когда придет домой. Должно быть, все как обычно: поест что-нибудь запрятанное в холодильнике, наполовину сделает уроки, оставив геометрию до прихода Марио поздним вечером, затем, откинув книжки-тетрадки-ручки куда подальше, возьмет свой любимый мяч и пойдет во двор, будет до восьми возиться в грязи, отрабатывать всякие финты, которые ему когда-то показывал Марио, потом почувствует, что устал, и придет домой. А там, глядишь, вернется сам Гетце-старший, измотанный, выжатый, с мешками под глазами; он осторожно положит свой чемодан на лестницу, переоденется, приведет себя в порядок и отправится помогать Феликсу с заданиями… Уснет не позже, чем в час ночи, прямо так, в одежде, на диване в гостиной, — там, до куда успел доползти, не чувствуя ног. И утром все по новой. Феликс ощутил что-то странное внутри; ему даже перехотелось писать работу. Непонятное отчаяние прокралось к юноше и заставило задуматься о чем-то новом, ранее не известном. Он, прокручивая в мыслях эту повседневность и бытовуху, несколько огорченно вздохнул, примерно себе представляя, как задолбался его старший брат. «Вот я бы давно сошел с ума, — подумал Феликс и почесал висок. — Может, Марио уже сделал это?». Ему не хотелось воображать, какой там Марио герой, — Феликс просто мимолетно подумал, что… может, немного помочь? Сейчас, пока мама в деловой поездке, почти на другом конце земного шара, все домашние обязанности полностью лежат на плечах Марио. И он… сидит. Нет, Марио никогда, даже под дулом пистолета не скажет, что кто-то, особенно Феликс, пользуется им, висит у него на шее и тому подобное. Сам Феликс прекрасно знал, что его брат — тот, на кого всегда можно положиться. Но, как секунду назад сказал пресловутый внутренний голос, пора позаботиться о великом труженике и том, «на кого всегда можно положиться». На этом уроке Феликс железно решил помочь Марио и дать ему отдохнуть. Тем более, близятся выходные. Представив себе мирное спанье до одиннадцати часов, Гетце-младший отбросил все другие мысли и, подперев лицо рукой и мечтательно засмотревшись на таблицу квадратов, расплылся за партой. Урок прошел быстро — все ребята с ехидными лицами сложили свои тетради для контрольных работ в ровную стопку, хоть кленовым сиропом поливай. Фрау Гриззель с подозрением осматривала каждого, кто выходил из ее кабинета. Придраться было не к чему; к середине урока все уже давным-давно наскребли себе тройки и четверки и просто сидели, переглядываясь, делая вид, что, мол, «господи, помилуй, как сложно, списать-то не у кого», тем самым делая приятно внутреннему дьяволу Гриззель и растапливая ее суровое сердце. Она принялась наблюдать за порядком лишь к концу работы, и это была ее очередная ошибка. Феликс вышел из треклятого кабинета довольным, просто искрящим впервые за несколько лет. Он твердо был уверен в том, что до пятерки ему далековато, четверку он не получит в принципе, ну, а три — приговор. Почему-то он был рад этому. Друзья окружили его, ласково потрепывая за светлые мягкие волосы. — Как же ты проглядел Жерома? — спросил Матс. — Чуть сердце не выпрыгнуло, когда я понял, что ты в пролете остаешься! — Феликс Гетце всегда выходит сухим из воды! — гордо подняв голову, сказал Томас и приобнял упомянутого. — Да, сухим… — улыбнулся Феликс, чувствуя себя последним водолазом. И все же как ему повезло с одноклассниками: и поддержат, и помогут, и в самый последний миг спасут его зад из пучины небытия… Подумав об этом, юноша прижался к Мюллеру поплотнее, и тот захохотал. — Обязательно поблагодарим Боатенга, — с серьезным выражением лица произнес Хуммельс. — Все сошлось с его помощью. — Как ему удалось решить все эти вопросы за один вечер? — спросил Мануэль. — Для нас с вами это останется загадкой, друзья, — сделав голос низким, точно у какого-нибудь телеведущего, Месут засмеялся. Остальные последовали его примеру, радуясь, что ужас дня позади — за спиной, там, остался в кабинете Гриззель.

***

Остальные четыре урока прошли на одном дыхании; Феликс вовсе не заметил, как стремительно пролетел этот учебный день, что сперва, рано утром, казался ему непреодолимой полосой сплошной скукоты. На информатике он переглядывался с Йотто — местным ботаном, кидал ему всякие записки и просил помочь с химией, на истории вообще дремал на плече у Мюллера, пристроившегося на урок на соседнем стуле, на биологии зевал, разглядывая неведомые его сознанию картинки со всякими митохондриями, ядрышками и хромосомками, на одном занятии по физкультуре поупражнялся, готовясь к вечерней игре в футбол, а со второго сбежал вместе с Озилом. Безусловно, скользкого в плане побегов с уроков Феликса никто не заметил. Когда физрук спохватился, Гетце и след простыл — поминай, как звали. Впрочем, искать никто не стал. Феликс шел под мелким моросящим дождиком свободно, легко, даже иногда подскакивая от переполнявших его эмоций. Ему почему-то очень сильно захотелось запрыгнуть на колени к Марио, прямо как в далеком детстве, и как Санте рассказать что-нибудь, в данном случае отнюдь не стишок — маленький рассказик о сегодняшнем удивительном дне. Что-то игралось в его сердечке, заставляя краснеть и мечтать о том, чтоб завтрашний четверг удался на славу. Гетце улыбнулся, подумав, что никто его не увидит сейчас, в таком приподнятом настроении, и стал выделывать ногами всякие штуки в точности, как ему несколько недель назад показывал Марио. Получалось отлично, и юноше нетерпелось похвастаться своими ловкими и точными движениями перед старшим братом. «Интересно, а он будет мной… гордиться? Или как это там называется…», — задумался Феликс, не припоминая, когда в последний раз Марио говорил ему о том, что он им гордится и все такое. Глубоко в душе это наложило на него крошечный отпечаток. Всю дорогу до дома, помышляя о чем-то незначительном, Феликс напевал милую мелодию, придуманную на ходу. Это увлекло его, пока он, сделав неуклюжий, явно не удавшийся разворот на сто восемьдесят, не уперся в кого-то и не услышал злобное девчачье ворчание. — Привет… Шарлин, — улыбка исчезла с его лица, и оно приобрело серый цвет. — Смотри, куда идешь, Феликс-неумеликс, — поморщилась одноклассница Гетце-младшего, пребывающая на больничном. Видимо, она только что вышла из дома; в ее руке был белый пакет — явно направлялась в магазин. «Вот кто, а испортит такой день», — юноша искривился и закатил глаза. — Что встал? Рассказывай, как в школе, — Шарлин злобно осмотрела его с ног до головы и приняла выжидающую позу. — Ну… Сегодня была контрольная по математике, все справились. По биологии новая тема… В общем-то все, — Феликс чувствовал, что этой информации Шарлин было крайне мало. Она едва слышно скрипнула зубами. — Так-так, контрольная… Ладно, в пятницу я приду и уделаю вас всех… Как обычно, — она пристально посмотрела Феликсу не то что в глаза — прямо в душу, — как всегда, Феликс-тупеликс. У Гетце от этого взгляда подкосились ноги, но он удержался и нашел в себе силы хоть что-то ответить. — Я на тебя ни разу не обозвался. — А ты и не обзовешься. — Почему это? — Кишка тонка, Гетце, — Шарлин хищно улыбнулась и отвернулась. — До встречи на твоей любимой математике, — первую Л она выделила по-особенному, надавив на больное место. Как только ее фигура растворилась в легком полупрозрачном тумане, Феликс отошел от поглотившего его шока и озлобленно топнул. — Ну и тупица же ты, Шарлин, — пробухтел он себе под нос. «А она ведь уделает меня в эту пятницу… Только если я за ум не возьмусь», — поймав себя на этой мысли, Феликс прозрел. Второй раз за день. — А Марио может мне помочь, еще как помочь! — уже более громко произнес он. — Я ее уделаю. И Гриззель. И всех-всех-всех! Ощутив себя величайшим гением-изобретателем во вселенной, Феликс быстрым шагом направился домой. Ему до безумия нужно было поделиться с Марио или хотя бы с Бартом своими соображениями и по поводу обнаглевшей Шарлин, и насчет помощи по хозяйству. «Вот Марио обрадуется!» — Ты отвлекаешь меня от важнейшего занятия для того, чтобы рассказать веселую историю о том, как ты списал математику у Нойера? — озадаченно сказал Марио, глядя на свои наручные часы. Бросив взгляд назад, за стекло, он увидел, как Ройс рукой призывал его немедленно вернуться на место. — Нет-нет, выслушай меня, пожалуйста! — заскулил Феликс в трубку. — У тебя есть десять секунд, чтобы объяснить все, что у тебя там происходит, — эту фразу Гетце-младший мечтал услышать с самого начала разговора и первого слова Марио. Он шумно выдохнул и приготовился тараторить, как бешеный. — Милый друг Марио, мне очень-очень нужна твоя помощь с математикой, потому что в пятницу я обязан растоптать одного человека в клочья, причем умственно, а не физически! — говорил Феликс быстро, торопливо, стараясь как можно лучше выговаривать каждое слово; на другом конце была гробовая тишина. Оставалось пять секунд. — А еще я решил…  — он запнулся, не успевая за собственными мыслями и осознавая, что время истекает. Нужные слова, какие-нибудь красивые и логично выстроенные друг за другом, не склеивались в единое предложение, и ему ничего не оставалось, кроме как нести что попало. — Решил, что тебе надо помочь с домашними делами, так что расслабься. Все. Уложился! — радостно добавил Феликс, пританцовывая. Ему показалось, что Марио упал в обморок в своем этом университете, так как секунд шесть ответа Феликс не получал. Однако тут же до него донеслись легкие покашливания, и было слышно, как Марио вздохнул. Юноша на минуту представил себе брата, стоящего в полном недоумении посреди какого-то кабинета, доверху заваленного всякими бумаженциями, и на его лицо прокралась лучезарная улыбка. Все равно Марио не видит. — Ну, что ж, — ежу было ясно, что Гетце-старший впал в ступор. Наверное, впервые. Голос у него был, как у пьяного. — Я не знаю, что сказать. Честно. Насчет первого я все прекрасно понял, поговорим получше дома, а вот второе… что ты там придумываешь, пока меня нет? —  Ты мне не веришь? — Феликс надулся, опуская глаза на Барта. — Лишь отчасти, — Марио снова обернулся и не смог не заметить уже заканчивающееся терпение Марко. — Слушай, дружочек, у меня срочные дела, давай обсудим последнее дома. —  Так зачем я тебе звонил, если мы все «обсудим дома» ? — Феликс с чувством досады произнес последние два слова точь-в-точь голосом брата. — Спрашивай это у себя, повторюшка. Все, мне пора. — Но… — Если ты хочешь, чтобы я вообще вернулся домой сегодня, то оставь меня в покое! — Марио начинал закипать. — Понял, шеф. Феликс обиженно заблокировал телефон и положил его на диван. Взяв Барта на руки, он нежно поцеловал его в мягкую пушистую щеку, закрыв глаза. «Я так поцелую Марио, если напишу новую долбаную самостоятельную на пять», — пронеслось в голове юноши. Вдруг он замер, не поняв, о чем только что подумал. В груди что-то стремительно свернулось. Что я сейчас себе сказал? Феликс уставился куда-то в стену, однако смотрел он словно сквозь нее. Откуда у него взялись такие мысли вообще? — Так много вопросов и так мало ответов, — сказал он Барту и крепче сжал его массивную серую тушку. — Какого хрена со мной сегодня творится? Крыша поехала, точно… И говорю сам с собой! — Феликс открыл рот, не находя дальнейших фраз. — Нет, как это, я говорю с тобой, дружище, — он взял кота под лапы и поднял перед собой, улыбаясь. Барт посмотрел на него, как на идиота. — Эх, даже ты меня не поддержишь, котик… Никто меня не поддержит… С этими раздумиями Феликс отпустил питомца и, громко вышагивая, добрался до прихожей; его внимание привлек футбольный мяч, со вчерашнего дня припрятанный для игры. «Ах, что ты на меня смотришь, как на котлету? — с ухмылкой Феликс подошел к нему поближе. Соблазн сломал его пополам. — А, пошло оно все в жопу», — с этим умозаключением он схватил его и, нацепив любимые бутсы, выбежал на улицу.

***

— Кто звонил, если не секрет? — не сводя глаз с лица Марио, спросил Ройс. Они шли по длинному коридору, до жути уставшие; в здании уже почти никого не было, и в воздухе висела тишина, разрушаемая шагами молодых людей. — Мой… брат, — смутился Марио, с каждой минутой теряя свою затертую до дыр деловитость. Рядом с Марко он чувствовал себя гораздо свободнее, нежели с кем-то другим. — М-м, тот несносный парнишка из десятого класса? — хищно улыбнулся Ройс. Услышав глухое «да», он победно поднял голову, довольный своим метким высказыванием. — Что он до тебя допытывался? — Не допытывался, не говори так, — Гетце опустил взгляд в пол. Вспомнив про Феликса и «разговоры дома», он отметил, что опаздывает как минимум на час. Подводить брата — нет, не в его вкусе. Он ускорил шаг, заставив Марко почти споткнуться, едва поспевая за одногруппником. — Куда втопил? — хохотнул Марко, догоняя друга и, оказавшись перед ним, хватая его за красный переливающийся галстук. — Неужели забыл про наш с тобой… договор? — его глаза сверкнули. Марио передернуло. Вот о чем он совершенно не хотел думать, так это о дурацких договорчиках для взрослых с Марко. Но тот явно настаивал на своем. — Не убегай от судьбы-злодейки, Марио, — имя Гетце Ройс выговорил чрезвычайно четко, слащаво, проговаривая каждую букву, будто от этого значило все, слегка зажмурившись и притормаживая спешившего Гетце. Марио изо всех сил пытался не смотреть ему в глаза; посмотрит — все, конец, можно ночевать в универе вместе с этим извращенцем. — Прекрати немедленно, меня несовершеннолетний ребенок один дома ждет, — разозлился Марио, отталкивая надоедливого парня. — Какая ты заботливая мамочка, — завелся Ройс, не отставая. — Не забывай, час расплаты придет, — с этими словами он сбавил ход, а потом вовсе остановился, провожая Марио жадным, голодным до костей взглядом. — Он ближе, чем ты думаешь, Марио Гетце. Его голос едва уловимым эхом пронесся по коридору, будто подталкивая Марио со всех сторон. Если бы он мог, то немедленно бы заткнул себе чем-нибудь уши, а еще лучше — выпрыгнул бы из окна и сразу очутился дома, рядом с Феликсом. «Какой черт дернул спорить с этим… умалишенным», — подумал Гетце, всем телом чувствуя надменный, чуть злобный взгляд Ройса на своей спине. Да что там — внутри себя. Завернув за угол, Марио вытер лоб — давно такой радости он не испытывал. Отвязаться от Марко для него было сложной, почти невыполнимой задачей, однако этим вечером фортуна, видимо, была на его стороне. С Ройсом его связали весьма необычные отношения еще в тот злосчастный день, когда Марио подавал документы на поступление. Тогда, в те мгновения, когда решалась судьба последнего свободного места на нужном факультете, Марио и Марко оказались слишком близко друг к другу. Он, как истинный джентльмен, воспитанный и имеющий четкое представление о том, что Ройс был даже лучше, чем он сам, во многих дисциплинах, начал смущенно, раздавленно говорить, что уступит, а потом, глядишь, найдет себе местечко где-нибудь, будет тихо-мирно учиться точно так же, как мог бы учиться здесь… — Шутишь? Ты же не просто так сюда пришел, верно? — Марио еле кивает, сдавленный всей этой ситуацией, когда выбирают между ним и, должно быть, потенциальным врагом? Соперником? Конкурентом? Нет, увидев Ройса впервые, в красивом смокинге, с галстуком, всего причесанного, наглаженного, прямо из-под пыхтящего утюжка, он ощутил, как его сердце начинало таять, а враг преображался в нечто прекрасное прямо перед ним. Да, он потек звонким ручьем от одних только взглядов Ройса в этом душном кабинете, за дверями которого бились в отчаянии и конвульсиях другие абитуриенты, не сумевшие обогнать этих двоих по заслугам, достижениям и успехам в учебе. Тогда Марио краем уха слышал, как плакали девушки, мечтавшие попасть на его место и с гордостью хлопнуть пачкой документов по столу перед комиссией; где-то поблизости ворчали и парни — Гетце улавливал тихий, редкий мат в их исполнении. Наверное, он должен был чувствовать себя избранным. Но нет — в те мгновения он чувствовал, что находится под Ройсом. Неведомое чудо свалилось точно с небес — в кабинет, разрывая напряжение и неловкую паузу, вбегает (уместнее сказать «вваливается») какой-то ошарашенный, чуть ли не запрыгивает на стол, на котором были идеально разложены документы и Марко, и Марио, и, умоляюще глядя на председателя комиссии, начинает выманивать свои бумаги обратно, почти плача, трясясь не то от волнения, не то от переполняющей радости. Его спрашивают: «В чем проблема?», и он заплетающимся языком отвечает всем известное с пеленок «Передумал». Марио стоит столбом, а Ройс, ухмыльнувшись, косится на него, желая, по-видимому, пожать руку и облегченно сказать «Поздравляю, мы оба не в пролете». Он так и делает. И в эту искрящую секунду между ними рождается что-то невероятное, то, чего не видел никто, кроме них самих. Гетце улыбается. Он знает, глядя в хищные переливающиеся глаза Марко, что подписывает смертный приговор. И что им двигало тогда, пару лет назад?.. Сейчас, спеша домой, Марио вспоминает все это со стыдом, наряду думая о том, что там делает Феликс в девять вечера. Отчего-то его сердце билось с удвоенной силой при мыслях о возможных занятиях младшего брата; он, не замечая проявления чисто родительского инстинкта, стал воображать всякие ужасы, ускоряя и ускоряя шаг. «Если он что-нибудь разбил, свалил, сжег или разрушил, я его… — Марио остановил ход размышлений. — Я не знаю, сил нет ругаться… Будь, что будет».

***

«Очень интересно поведение этих акул в неволе. Они с легкостью поддаются дрессировке и способны выполнять несложные задания…» Под нудный однотонный голос телеведущего Феликс почти спал, развалившись на диване во весь рост и поглаживая Барта, удобно устроившегося у него на животе. В гостиной царила полная тьма, и только блики и цветные пятна, исходящие от телевизора, играли на лице юноши и стенах комнаты. На экране Гетце-младший уже битый час наблюдал акул разных видов, всяческих рыбок и других морских обитателей. После двухчасовой игры самого с собой под дождем ему сделалось невыносимо тоскливо, и он не нашел ничего более подходящего, чем ленивое лежанье на диване. Канал про животных хоть как-то отвлек его от размышлений. — Феликс, я дома, — глухо раздалось из глубины прихожей. Было слышно, как Марио принялся поспешно скидывать верхнюю одежду. — Феликс, отзовись, — его голос звучал наигранно бодро. Юноша совершенно не хотел отвечать и зевнул, еще больше вдавливаясь в мягкие подушки под спиной. Он крепче стиснул Барта, будто он волшебным образом мог спрятать его от Марио. — Ах, вот ты где, — Гетце-старший вышел из едва освещенной прихожей, с интересом рассматривая брата. — Решил познать что-то новое? Похвально, молодой человек, — он улыбнулся краешками губ, кивая в сторону ящика, и развернулся. Феликс хотел что-то сказать, но его так заклонило в сон, что слова попросту не желали выходить из уст. Он закрыл глаза, расслабившись и позабыв о том, что собирался обсудить с Марио. Однако уже через минуту он почувствовал, как что-то тяжелое приземлилось на диван в районе противоположного конца и выжидающе вздохнуло. Юноша открыл глаза — Марио со сложенными руками сидел около его ног; на его лице были нотки неподдельной радости. — Помнится, тебе от меня что-то было нужно, — Гетце-старший широко улыбнулся, в очередной раз за день поразив брата. Феликс приподнялся, не выпуская кота из рук, и приготовился рассказывать о том, как он ненавидит Шарлин и как хочет доказать миру, что не все потеряно.