Uncovering a Secret

      Дауд снова не ожидает этого от Корво. Только вчера он едва его не убил, а сегодня решает поиграть в карты.              Дауд не спускает глаз с королевского защитника на всём его пути от лестницы до места, которое тот занимает (прямо напротив него). Вчера утром он хотел убить Дауда, а теперь возжелал сыграть в карты. Разумеется, здесь что-то не так.              Дауд начинает задаваться вопросом, действительно ли Корво в здравом уме. Может, Колдридж все-таки сломал его, и он превратился в человека, абсолютно лишённого логического мышления. Может, поэтому он принимает все эти абсурдные решения, не перестающие удивлять Дауда.              Остальные Китобои нервно поглядывают на них, либо притворяясь, что заняты своими делами, либо открыто и жадно наблюдая за Корво широко распахнутыми глазами.              Фёдор предельно напряжён. Дауд со своего места почти чувствует, как его трясёт, а бедный Китобой будто готов сбежать и больше никогда не возвращаться. Фёдор обычно не робок, с этой ролью отлично справляется Кент (не считая того дня, когда Фёдор однажды чуть не умер от руки Корво, когда Дауд… оступился).              Фёдор не ожидал от Корво такой быстроты, таких рефлексов, против которых спасовали даже его сверхспособности, и дорого заплатил за эту ошибку, получив пулю в упор. Дауд не забыл и того, как обезумел Кент, когда они вернулись с его раненым другом, и не думает, что вообще хоть когда-нибудь сможет забыть безграничное страдание на лице их лекаря.              Девон кажется безразличным, но дрожащие руки его выдают. Девон тоже был там. Именно он тогда схватил Эмили (за что получил глубокий укус в предплечье), и, скорее всего, до сих пор сожалеет о похищении.              Дауд снова обращает внимание на Корво, собирающего блестящие монеты аккуратной стопкой. Его волосы в желтоватом свете многочисленных ламп и свечей отливают золотом, мягко обрамляя лицо.              В этот момент проклятая тварь – кошка – сбегает вниз по лестнице и одним слитным прыжком взлетает на колени Корво. Дауд хмурится, и его взгляд только тяжелеет, когда Корво начинает лениво, ласково наглаживать тупое животное от головы до хвоста. Раны её явно заживают, отчего она осмелела и расхаживает по всей гостинице, словно по своим владениям, и оставляет кошачью шерсть повсюду (к вящему раздражению Дауда). Иногда она следует за Кентом в его клинику, в другие дни – остаётся в гостинице, где за ней ухаживает какой-нибудь сердобольный Китобой. Предатели, все они, просто обожают эту заразу.              Они начинают с покера (любимой игры Дауда).              Дауд наслаждается напряжением, свойственным этой игре, риском и принципом «всё или ничего». Ему нравится анализировать язык тела и действия каждого игрока, предсказывая ход игры.              Но больше всего он любит блеф. Про себя Дауд гордится своим искусством манипуляции и хитростью, и ему нравится знать, что он может всех просчитать и каждый раз заводит соперников прямиком в собственную ловушку.              Раунд за раундом проходят, и Корво показывает себя отличным игроком: он распознает блеф Дауда и сам блефует с невероятным опытом. Ему сопутствует и невероятная удача: однажды ему удалось собрать приличный расклад, из-за чего Дауд лишился солидной суммы.              Со временем игра в конце концов превращается скорее в состязание между Корво и Даудом, чем между всеми ними. Один раунд заканчивается выигрышем Дауда, в другом побеждает Корво, и стопки монет и того, и другого остаются примерно одинаковыми.              Стартует четвертая игра, и ещё до раздачи карт кошка издает пронзительное мяуканье и вскарабкивается на правое плечо Корво. Она лениво усаживается, обернув хвостом левой плечо королевского защитника, и устраивает мордочку на его голове. Корво не обращает на это ни малейшего внимания, совершенно игнорируя тот факт, что его плечо используют как лежанку. Кошачий хвост скользит по щеке Корво.              Потом Корво бросает взгляд на свои карты, и уголок его губ ползёт вниз – но спустя мгновение на лицо его возвращается нейтральное выражение. Дауд прищуривается. Это может значить, что у Корво неважный расклад.              Но…              Корво мог бы притворяться, пытаясь обмануть Дауда. Блефуя.              А это значит, что карты у него весьма неплохи и он просто пытается усыпить внимание Дауда ложным чувством безопасности.              Ну, это не сработает. Он не попадется на такую ​​очевидную уловку.              Или… быть может, Дауд слишком зацикливается на этом, а у Корво действительно плохие карты.              Что же верно?              Он снова задумывается. Кошка по-прежнему балансирует на облюбованном плече, время от времени касаясь хвостом лица Корво. Сам он одной рукой подбрасывает монетку, а кошка пытается в полёте сбить её лапой. Дауд думает, что это выглядит совершенно нелепо: королевский защитник – игрушка дурацкой кошки.              Делая ход, Корво повышает ставку, и Дауд берёт минутку на размышления. Либо Корво пытается пойти на тщательно продуманный рискованный блеф, либо у него хороший расклад, и он уверен в своей победе.              Кошачья лапа наконец ловит и отбрасывает желанную монету, и та со звоном падает на пол. Корво без жалоб наклоняется за ней, а кошка, выполнив норму хаоса и разрушений на сегодня, снова запрыгивает ему на колени и довольно сворачивается клубком.              Рука Корво снова возвращается на кошачью спину, а потом он вдруг глядит прямо на Дауда. Его карие глаза насторожены, пронзительны, лицо – стоическая маска, и Дауду очень трудно уловить хоть какие-то эмоции в этом человеке.              Дауд выдерживает этот взгляд, смотрит на карты, лежащие рубашкой кверху перед Корво, а потом снова на Корво. Глаза Корво не отрываются от него, в лице не дрожит ни единого мускула, даже когда он медленно моргает.              Дауд долгую минуту раздумывает… а затем наклоняется, осторожно подгребая свою стопку монет к центру стола.              Не проходит и часа, как Дауд желает вышвырнуть всех Китобоев из гостиницы и оставить их гнить на улице. Шумные, предательские, раздражающие. Все они.              Он, чёрт возьми, проиграл. Его обставили в собственной игре, а сам он стал развлечением для Корво.              Это абсолютно унизительно, потому что Дауд привык управлять игрой и манипулировать всеми, как ему заблагорассудится.              Корво знал об этом – ну конечно же, он знал – и собственноручно завёл Дауда в ловушку, как проклятого новичка.              И, очевидно довольный собой, весь свой выигрыш вложил в ставку следующего (и последнего) раунда игры.              Странный шаг, безрассудный, опасный.              К сожалению, карты у Дауда оказались не лучшие, как и у Девона (парень никогда не умел притворяться). Он понятия не имел, какие карты были у Корво, но знал, что расклад Фёдора хорош. Блондин притворяться умел, но не слишком хорошо, и Дауд всегда распознавал мимолетные намёки в выражении его лица.              Для победы Дауду нужно было, блефуя, обставить Фёдора, чтобы он сбросил карты и сдался. И, крайне недовольный своим недавним поражением, Дауд был полон решимости выиграть раунд и вернуть хотя бы часть своей гордости.              Вот когда в игру вступил Корво.              Мерзавец сделал просто всё, чтобы Фёдора короновали победителем, а Дауд – проиграл.              И это, блядь, сработало.              Фёдор выиграл, забрав большую часть монет Дауда вместе с остатками его гордости. И Китобоя это привело в такой ужас, словно он думал, что Корво его потом за это побьёт, совершенно не подозревая, что ему буквально вручили победу.              Заметив наконец, как испортилось настроение Дауда, Фёдор попытался предложить вернуть деньги Дауду, но Корво вмешался.              – Не волнуйся, он их не примет.              Фёдор вздрогнул и пробормотал что-то вроде «ну и что мне с ними делать?»              – Почему бы не купить немного виски? – ответил Корво и снова исчез наверху с кошкой, следующей за ним по пятам.              Вспоминая об этом и глядя на новый ящик с виски, который приволок Федор, Дауд внутренне морщится.              Он идиот. Корво обыграл его так эффектно, что Дауд не может решить, на себя он злится или на Корво.              Его проклятые Китобои радуются возможности выпить ещё больше алкоголя, и к тому времени, когда Томас возвращается в гостиницу, они вдребезги пьяны.              Томас хмурится при виде пьяных Китобоев, на секунду сбитый с толку.              – Постойте, откуда взялось так много виски?       Кент – единственный, кто отвечает Томасу; остальные слишком буйствуют, чтобы вообще услышать вопрос. Кент – один из немногих Китобоев, отлично осведомлённых о своих пределах, когда дело доходит до спиртного, и пьёт умеренно, поэтому в те вечера, когда они играют, всегда остаётся в ясном рассудке.              – Это был Фёдор. Он выиграл в покер, – просто говорит Кент.              Фёдор, пошатываясь, оживляется при звуке своего имени.              – О да, я выиграл. Я выиграл! – смеётся он, очевидно пьяный и не способный адекватно функционировать.              – Мы должны попросить лорда Аттано играть чаще. Я годами не видел Дауда в таком бешенстве! – легкомысленно добавляет Фёдор, слишком пьяный, чтобы сдерживаться или беспокоиться о последствиях.              При этих словах Томас с Кентом смотрят на Дауда, и Дауд искренне возмущён их сочувственными улыбками.              У него никогда не было такого соблазна пробить стену чьей-то головой (желательно, Фёдора).                            Каждый завтрак после этой ночи Дауд теперь проводит за столом.              Корво в самом деле на секунду застывает, увидев наутро после игры Дауда в столовой, но быстро приходит в себя: благодарит Кента, когда тот, как обычно, выносит поднос, и возвращается к своей обычной дневной рутине, словно полностью вычеркнув из памяти тот раз, когда он чуть не убил Дауда.              Теперь Корво ест немного больше, и, судя по короткой улыбке Кента каждый раз, когда он собирает их тарелки, лекарь тоже этому рад.              С момента – унизительного – поражения Дауда Фёдор с Девоном заметно потеплели к Корво, иногда даже прося его присоединиться к ним в игре. Корво никогда не игнорирует их попытки заговорить, но обычно вежливо отказывается от этих предложений, и Дауд думает, что, вероятно, причина в том, что Корво прекрасно известно: Китобои не смогут полностью расслабиться в его присутствии.              Томас с Кентом тоже каждую ночь стараются надушить подушки и простыни Корво, распылив на них немного лаванды (они отказываются подпускать Фёдора к бутылкам).              Так что у Дауда не уходит много времени, чтобы понять новую цель Китобоев, а именно – помочь ему отдохнуть и расслабиться, пока он остаётся в гостинице.              Их устремления, конечно же, не остаются незамеченными самим Корво. Он хорошо о них осведомлён, но делает вид, что ничего не замечает, любезно принимая все их попытки. Он всегда так чертовски внимателен, что Дауда это даже немного бесит.              Между ним и Корво установилось довольно странное перемирие. Если Дауд не сделает ничего, что могло бы вывести королевского защитника из себя, тот остаётся полностью нейтральным по отношению к нему. Дауд определённо не заслуживает такого милосердия и знает, что, если он снова спровоцирует Корво, это вовсе не кончится для него хорошо, поэтому держит себя в руках, не желая повторения того инцидента.              Его… извинения… похоже, были приняты, что само по себе странно, но Дауд признаёт, что ему дали ещё один шанс. Последний шанс.              Дауд не может позволить себе снова потерять контроль перед Корво.              После пространной лекции Кента – в день, когда тот наконец взорвался, – Дауд осознал кое-что важное.              Раньше он никогда не задумывался о том, как его действия повлияют на Китобоев. В тот день он был настолько одержим желанием быть наказанным, что совершенно выбросил их из головы, даже ни разу не вспомнив. Мысль о том, что они пострадают, если Дауда убьют, даже не приходила ему в голову, пока Кент не накричал на него, сердито меняя испорченные (снова) повязки.              Это осознание было странным. Дауду нравилась компания его Китобоев, ему нравилось быть рядом с ними, даже если он не признал бы этого. Но он никогда не думал, что они воспринимают его как-то иначе, чем «мастера». Он всегда думал, что они остались с ним в силу обязательств, не из… уважения. Верности. Он никогда не знал, что у них вообще возникла какая-то привязанность к нему.              Может, он никогда этого не видел или никогда не хотел видеть.              Мысль о том, что от его эгоистичных поступков пострадают его Китобои, никогда даже не приходила ему в голову до того момента, когда Кент – самый хладнокровный из всех них – не накричал на него.              Эгоистичный, высокомерный, раздражающий, выводящий из себя… Кент кричал ему все это, но что действительно зацепило Дауда больше всего, так это:              – Вы хоть представляете, что делаете с нами, пытаясь убить себя?!»              Эти слова словно вывернули Дауда наизнанку, и он осознал, насколько эгоистичным, высокомерным и раздражающим он оказался. Он никогда даже не задумывался об этом, не знал, что его попытка в самом деле ранила Китобоев. Ему было всё равно.              Осознав это, Дауд почувствовал себя ужасно, и когда он извинился перед Кентом, лекарь тут же прекратил на него кричать (пустой, побеждённый голос Дауда его, похоже, убедил), и просто молча перевязал остальные раны, в знак прощения улыбнувшись в конце.              И теперь с этим новым знанием Дауд точно не может снова выйти из себя в присутствии Корво.              Он не может позволить себе снова разозлить королевского защитника, не тогда, когда на карту поставлены Китобои, когда он знает, что с ними сделает очередная попытка спровоцировать Корво на возмездие.              Но даже если отбросить всё это, замешательство Дауда нисколько не уменьшилось. Корво по-прежнему остаётся загадкой, и следующие несколько дней Дауд продолжает следить за ним с крыш, скорее любопытный, чем сердитый. Корво всегда позволяет ему делать то, что ему заблагорассудится, поэтому Дауд не собирается останавливаться.              Он хочет знать, откуда взялся у Корво такой высокий самоконтроль, как он может быть таким милосердным. Дауд просто не может понять. Нет никого, кто мог бы пройти через всё, что вынес Корво, и не жаждал бы мести. Он знает почти все подробности его прошлого – из Бездны – и, наверное, приложил руку почти ко всем его травмирующим воспоминаниям.              С таким багажом Корво просто не должен быть человеком, которого Дауд видит перед собой. Он должен ненавидеть сильнее, он должен быть злее, он должен… но вопреки всему, вопреки любым законам, определяющим саму Бездну, Корво вынес горе, вынес пытки, и пройдя через всё это, стал только добрее и милосерднее.              Дауд знает, что, должно быть, что-то упустил, что-то важное, и он должен это узнать, потому продолжает следовать за Корво.              Конечно, всегда можно спросить его самого, но Дауд этого не делает. Может, из гордости, а может, из уважения. Корво, наверное, не хочет с ним разговаривать. Их странное перемирие точно не распространяется на беседы, поэтому Дауд до сих пор не сказал ему ни слова; и это работает в обе стороны.              Корво не делает ничего необычного. Он по-прежнему разглядывает игрушки (но не покупает), по-прежнему подкармливает уличных воришек и иногда пьёт виски той же марки, что и Дауд. Одному из мальчишек он покупает книгу, но ничто из того, что он делает, всё же не раскрывает его тайны и это по-прежнему расстраивает Дауда, но он заставляет себя довольствоваться малым.              Сегодня одиннадцатый день, и осталось всего три дня до возвращения Корво в Дануолл.              Дауд устал прыгать по крышам, его тело устало от постоянного использования магии, поэтому в этот раз он следует за Корво по земле, старательно выдерживая между ними дистанцию.              Уже почти полдень, и Дауду хочется купить себе сэндвич или пирог на перекус, но не хочется упускать Корво из виду, поэтому он игнорирует урчание в желудке, упорно преследуя телохранителя.              Примерно через час Корво прерывает свой путь, направляясь к лотку с едой.              Корво выбирает именно это лоток довольно часто: примерно четыре раза с тех пор, как Дауд начал следовать за ним, и он почти всегда покупает сэндвич с колбасой.              На самом деле, внезапно осознаёт Дауд, Корво, похоже, любит колбасу.              Каждый раз, когда Кент готовит её на завтрак или обед, Корво всегда доедает свою порцию. Возможно, королевский защитник и сказал Кенту, что у него нет никаких предпочтений, но для Дауда (который тратит просто нереальное количество времени, просто следуя за ним каждый день) совершенно очевидно, что Корво на самом деле отдаёт предпочтение конкретной пище, точно так же, как одной-единственной марке виски.              От мысли о сочных солёных колбасках желудок Дауда снова издаёт возмущенное урчание, вырывая его из его размышлений.              И действительно, Корво снова покупает сэндвич с колбасой, а Дауд с ворчанием празднует маленькую победу, когда его предсказание сбывается.              В конце концов, он уже несколько дней следит за Корво, он знает его распорядок дня и в этом нет ничего необычного.              Корво поворачивается, и Дауд просто замирает, уставясь на него.              Стоп. Почему он взял два сэндвича? Он с трудом справляется с одним.              Потом их глаза встречаются, и Дауд чувствует силу чужого взгляда даже на расстоянии.              Что?              Корво отворачивается, садится на бордюр, кладёт один завернутый сэндвич рядом с собой, другой берёт в руки и снова смотрит на Дауда.              Похоже, ему придётся отказаться от своей победы. Корво снова сделал что-то, выбившееся из предсказаний Дауда.              Он снова его удивил.              Каждый раз, когда это случается, то ужасно утомляет. Но не столько утомляет, сколько шокирует.              Корво всё ещё смотрит на него, не отрывая взгляда. Он чуть склоняет голову, и голова Дауда пустеет.              Что за хрень?              Поступок, который только что совершил Корво – даже Дауд не может неверно истолковать его намерения.              Но главный вопрос – почему?              Глаза Корво продолжают безотрывно смотреть на него с этим – ожидающим – выражением, а Дауд просто пялится в ответ.              Да что за чёрт??              Почему…              Дауд продолжает изучать Корво. Где-то здесь должен быть подвох. Может, он пропустил какой-то блеск в глазах, короткий хмурый взгляд или что-то ещё. Дауд просто хочет увидеть хоть что-нибудь… опровергающее мысль о том, что Корво просто официально приглашает его разделить проклятый обед.              Корво наконец отводит взгляд от Дауда и принимается за еду, не обращая на него внимания, полностью игнорируя то, насколько он сейчас ошеломлён.              И Дауду остаётся только тупо смотреть.              Ему требуется несколько минут на то, чтобы подойти к мужчине, внимательно отслеживая малейшие признаки агрессии в его поведении.              Их нет.              Он подошёл уже совсем близко к Корво, гораздо ближе, чем во все остальные разы, когда они встречались лицом к лицу (не считая тот раз, когда его вырубили… и точно не считая тот раз, когда Корво швырнул его в окно).              На подошедшего Дауда Корво не смотрит, но тот знает, что за ним внимательно наблюдают краем глаза.              Сэндвич еще тёплый, а запах свежей еды пробуждает аппетит. Дауд устраивается на изрядном расстоянии от Корво и начинает есть.              Их… обед… неудобный во всех смыслах; они даже не заговаривают друг с другом.              Корво съедает примерно три четверти своего сэндвича (обычно он съедает около половины), а потом останавливается и заворачивает остатки.              Дауд ожидает, что он встанет и уйдет, но Корво остаётся сидеть, наблюдая за снующими мимо людьми. Он мало обращает внимания на то, что делает Дауд, а потом вдруг напрягается.              Дауд следует за его взглядом и…              Мимо идёт пара, сияя улыбками и смеясь. Между ними – девочка, совсем ребёнок, в жёлтом платье.              Корво быстро отворачивается, сохраняя бесстрастное выражение лица. Слишком легко догадаться, о чём он думает, и Дауду тоже приходится отвернуться: в груди отдаётся обжигающая пульсация.              Долгую секунду спустя Корво вдруг подаёт голос.              – Костяной амулет…              В этот раз Дауд намеренно не поднимает глаз, сосредотачиваясь на собственном сэндвиче. Он чувствует на себе пристальный взгляд Корво, не прожигающий, а… мягкий. Это странное ощущение, и Дауд не хочет встречать этот взгляд.              Дауд ждёт, дожёвывая кусок сэндвича, а когда становится ясно, что Корво больше ничего не скажет, он сглатывает.              – Считай это подарком, – говорит он, всё ещё глядя в сторону.              Костяной амулет, который Дауд оставил возле подушки Корво – странная вещь. Он исцеляет. Это один из немногих артефактов, которые на самом деле не причиняют никакого вреда. Напротив, он помогает исцелению, избавлению от очень специфической боли: эмоциональной.              Костяные амулеты, кажется, направляют свою силу, исходя из намерения, с которыми они были вырезаны, и Дауд подозревает, что конкретно этот выточили, желая исцелить разбитое сердце: он нашёл его годы назад в руках бездыханного юноши, в чьём дневнике почти в каждой строчке было вычеркнуто имя Джанет.              Костяные амулеты, похоже, обладают собственной волей или чем-то подобным, возможно, из-за их связи с Бездной. И, как все костяные амулеты, этот взывает к тем, кого она коснулась, выискивая людей, которых глубоко ранили, причинили боль, подвергли насилию, похитили или жестоко обращались. Умственные и душевные травмы тоже притягивают артефакт, как магнитом. (Очень многих – если не всех – Китобоев он так или иначе привлёк, когда они присоединились к Дауду.)              Наткнувшись на него в первый раз, задолго до того, как Дауд был отмечен, он услышал оглушительное, беспрестанное шипение, невыносимое, практически умоляющее использовать амулет. Уступив, наконец, этим требованиям, убаюканный чуждым звуком, Дауд заснул глубоким сном, а проснувшись, почувствовал себя… на самом деле хорошо. Даже мысли его как будто изменились и явно прибавилось сил. А костяной амулет после этого заметно притих, а некоторое время спустя замолкло и шипение – когда самые мысли Дауда перестроились и воспоминания о похищении прекратили терзать его разум.              После убийства Джессамины амулет уже не шипел, а ревел, но Дауд его проигнорировал, зная, что нужно ещё позаботиться о Делайле.              Однако бессонные ночи затянулись, и в конце концов он сдался, отчаянно желая хоть немного покоя. Засыпая только с амулетом, каждое утро Дауд просыпался и в ярости забрасывал его в дальний угол, испытывая дикое раздражение оттого, что город за пределами его комнаты разваливается на части, а Дауд чувствует себя чертовски превосходно. Он ненавидел свою слабость и всё порывался выбросить эту штуку, разбить, уничтожить, но почему-то… так и не смог на это решиться. В конце концов, он закопал его под грудой одежды в изголовье своей постели, чтобы хоть как-то приглушить шум, хотя всё ещё чётко слышал слабый шепот в ночи, всегда рядом, всегда искушающий. Звук был слишком соблазнителен, но Дауд не заслужил этой доброты, он не мог принять ни крупицы этой ласковой силы.              Он ненавидел эту идиотскую штуковину.              Зайдя глубокой ночью в спальню Корво, он немедленно узнал в его лице такое же страдание.              Дауд вымок с ног до головы, а тело изнывало от боли. Его повязки частично порвались, а частично вообще пропали, а к и без того многочисленным ранам и порезам добавились ожоги речных хрустаков. Даже вернуться в гостиницу было непросто, но он, тем не менее, справился, не переставая напоминать себе о времени, когда Корво сбежал из Колдриджа, израненный бесконечными пытками.              Столько проблем из-за несчастного кольца. Дауду хотелось проклясть привязанность Корво к императрице, проклясть сентиментальность телохранителя, но в первую очередь проклясть себя за такую жестокость. Дауд искал его часами. Он без сомнения вымотался, у него болело всё, но каждая крупица его раздражения просто улетучилась, когда он пробрался через окно Корво.              Всё лицо его было покрыто потом, брови изогнулись в глубокой агонии. Черты его дрожали, глаза зажмурились. На Корво не было обычной стоической маски, её сорвали какие-то проклятые образы, порождённые его измученным разумом. Он метался и ворочался, отчаянно пытаясь избежать иллюзий. Он никогда не выглядел таким уязвимым, таким страдающим от боли, таким невозможно измотанным.              Дауд просто замер у подоконника, всю боль в его теле смело чувством вины, раздирающим до костей, сдавливающим горло.              Дауд положил кольцо (с новой цепочкой) у подушки Корво и уже собирался уходить, но королевский защитник вновь дёрнулся, выпустив тихий всхлип.              При свете дня он никогда не позволил бы себе издать такой звук.              Дауд даже представить себе не мог, что мучило Корво.              Когда Корво снова шевельнулся, Дауд принял решение. Минуту спустя он вернулся в комнату с этим костяным амулетом и снова остановился у окна.              Там он, полностью онемев от боли, не чувствуя кислого запаха сточных вод, исходящих от его тела, наблюдал за Корво, пленённым собственным разумом. В ту же секунду он снова сдавленно вскрикнул, и чувство вины Дауда жадно поглотило этот звук, сжимая хватку на теле Дауда, отращивая шипы, пронзающие каждую клетку его тела.              Ты это сделал.              Эта мысль, обычно жестоко подавляемая Даудом, наконец вырвалась наружу, и всепоглощающее чувство вины ухватилось за нее, начиная поглощать его, постепенно разрастаясь.              Именно в этот момент он осознал истинную степень того, какую он причинил Корво боль, как сильно он заставил его страдать. На него обрушилось всё, что он сделал: Джессамина, чума, похищения, которых он не желал совершать, издевательства над Корво, и наконец – финальным аккордом – злополучный бросок в окно. Тяжесть всего этого рухнула на него, и он задрожал от напряжения.              Но Дауд всё смотрел. До тех пор, пока мысль «ты это сделал» не укоренилась в его голове, прокручиваясь на повторе, и Дауд не смог чувствовать ничего, кроме ужасного, мучительного ощущения, подобно Бездне медленно разъедающего его тело.              Корво снова всхлипнул, так отчаянно и печально, что Дауд отвернулся, закрыв глаза.              Только после этого он вытащил костяной амулет из мешочка и положил его на кольцо Корво рядом с подушкой.              Через несколько минут Корво затих, и лицо его разгладилось. Дыхание тоже замедлилось, и измученный мужчина, наконец… выглядел мирно.              Вспоминая это сейчас, Дауд только пристальнее изучает свой недоеденный сэндвич, вглядываясь в кусочки жира в колбасе. Он не может сейчас смотреть Корво в глаза. Не тогда, когда воспоминания о боли на этом лице ещё витают в его голове, когда чувство вины по-прежнему пробирает до костей, резонируя под кожей.              Дауд даже не замечает, что разглядывает свой сэндвич уже какое-то время, пока ход его мыслей не прерывает сам Корво.              – Ты всегда учишь этих детей воровать?              Корво с ним заговорил. Он в самом деле говорит с Даудом, и это прямой вопрос безо всякого сарказма.              – Иногда, – отвечает Дауд, кусая сэндвич. Уже остыл.              – Это нестабильный образ жизни.              – Их некому кормить, – испытывает необходимость возразить Дауд.              Повисает пауза.              Корво не ошибается, но у таких детей редко бывает выбор. Дауд знает достаточно об этой жизни от своих Китобоев. Обычно они оказывались сиротами, о которых некому было позаботиться. И никто не брал их на работу, поэтому для отчаявшихся лучшим вариантом обычно становилась жизнь уличного воришки, бандита, наёмника или убийцы.              Но то, что говорит Корво дальше, застаёт Дауда врасплох.              – У Ральфа золотые руки. Он сметлив и ему нравится разбирать сломанные часы, которые он находит повсюду, чтобы снова собрать их. Ещё он самоотвержен, всегда чинит не свою одежду,а своих друзей, когда находит обрывки ткани и нитки. Он находчив, любопытен, наблюдателен. Его друг, Элай – быстроногий. Он среди них самый быстрый, лучше всех знает улицы и переулки, умеет уклоняться и, если нужно, уходить от преследования. Он подвижен, у него быстрые рефлексы. И две сестры… Лили очень любознательна, она пытается научиться читать по выброшенным газетам, но оттуда можно почерпнуть немногое. Ее сестра Фиона – такая же. Они проводят много времени на свалках, собирая любые обрывки газет или книг, которые они могут найти, даже если режутся и царапают пальцы. А ещё есть Кев, трудолюбивый и преданный, он всегда рядом, чтобы помочь своим друзьям, когда они в этом нуждаются. Он тоже вынослив и всегда встаёт на защиту своих друзей в уличных драках, даже если это кончается для него синяками и ранами. Все они ненавидят быть ворами, ты знал об этом?              Дауду нечего ответить, что для него большая редкость, и он просто молчит, ничего не понимая. В этот момент в его голове проносится так много всего. Всё сказанное Корво – это довольно сжатая характеристика каждого ребенка, но Дауд не сомневается, что Корво знает обо всех них, их причудах и личностях, очень много.              Откуда Корво это знает? Почему он все это узнаёт? Как он так много знает о каждом ребёнке, если говорит с ними всего несколько минут?              И что гораздо важнее, почему он узнал намного больше, чем Дауд, когда именно Дауд обучал их весь последний год?              По спине пробегает холодок.              Дауд решил, что Корво просто подкармливает детей по доброте душевной, потому что он такой человек.              Но оказалось, он ухватил лишь то, что лежало на поверхности, приняв в расчёт лишь видимое глазу.              Он даже не подозревал о каких-то подспудных намерениях. И недооценил Корво.              Королевскому защитнику, очевидно, известно, что кормить детей – это временное решение. И он не кормил их из жалости. Он кормил их с определённой целью: узнать их, понять их, выяснить, к чему больше предрасположен каждый из них и выстроить для всех них реальное, честное будущее. Он пытался указать им лучший путь – честный путь – который ответил бы устремлениям каждого из них.              Дауд, откровенно говоря, даже не задумывался о такой возможности. Он просто обучал их воровать из сострадания, и если честно, от скуки. Он не ждал от них многого и даже не пытался узнать хоть одного из них как личность. Дауд мог давать им уроки, но не утруждал себя заботой о том, чего в самом деле они хотят. И никогда не старался понять их. Для него они были просто ещё одной бандой уличных воришек на Серконосе. Горсткой детей среди сотен, бегающих по этим улицам. Он просто…              Просто подумал, что воровство – вот способ выживания для этих брошенных обществом детей. Он думал, что помогал им восстать против обстоятельств, в которых они оказались. Думал, что это единственный путь, единственно правильное будущее в их положении.              Дауд решил, что честное будущее для них невозможно, но по сути он просто выбрал лёгкий путь, на котором было меньше трудностей, меньше вещей, которые могут пойти не так.              Корво другой.              Он относится к каждому из них со всем уважением, как к любому другому человеку. В отличие от Дауда, он оптимистичен, никогда не смотрит на них свысока, никогда не решает ничего за них. Он действительно прилагает искренние усилия, чтобы познакомиться с ними – пусть даже на несколько коротких минут в день.              Сама мысль о том, что Корво постоянно расчётливо анализирует, прикрываясь невинными поступками – пугающая.              Он явно скрывает за фасадом скромности острый ум, используя свои навыки манипуляции с невероятной точностью и тонкостью, не уступая в этом и Дауду. Единственная разница в том, что Корво вкладывает в это душу, всегда с добрыми намерениями, в отличие от Дауда, который меньше года назад открыто злоупотреблял своими навыками, шантажируя и запугивая направо и налево.              Вот что сейчас делает Корво? Минуя оборону Дауда, пробирается внутрь, тихо и незаметно, прямиком в подсознание, медленно увлекая его туда, куда ему пожелается?              Он похож на крохотного, неприметного паучка, которого никто не сочтёт угрозой. А сам он тем временем сплетёт широкую сеть, оставаясь незримым, вдумчиво и терпеливо используя свой контроль.              В точности так же, как сам Дауд любит поступать.              Но как они могут быть такими похожими, но такими разными?              И тогда Дауд понимает.              Все сводится к одной причине: надежда.              Корво всегда полон надежды. Он всегда стремится к чести во всех своих поступках, как бы тяжело это ни было. Чем хуже мир обходится с ним, тем сам он добрее к нему. Чем больше боли он выносит, тем мягче он становится, тем милосерднее. Всё потому что он сохранил надежду на этот мир.              Дауд – его полная противоположность. Дауд презирает и ненавидит общество. Он циничен и не питает никаких надежд.              Десятилетия назад Дауд решил, что достойная жизнь не стоит того, чтобы пытаться, чтобы бороться за неё. Общество никогда не показывало ему обратного; оно всегда было жестоким, властным, издевательским. И после стольких раз, когда это буквально швыряли Дауду в лицо, это стало правдой. Дауд перестал бороться с волной, перестал все подвергать сомнению и просто… сдался. Когда жестокие события стали нормой, неизбежностью, в конце концов всё это перестало ранить. Все стало намного проще, даже яснее.              И теперь, зная это, он понимает, что, обучая детей именно этому, он только закрепляет тот цикл безнадёжности и отчаяния, который сам раньше ненавидел, но научился принимать.              Он просто небрежно решил за этих детей, что всякая надежда ушла, подтолкнул их к пути, по которому они никогда не хотели идти. Ни разу не задумавшись о последствиях, о том, что на самом деле делает с этими впечатлительными детьми.              В отличие от Корво. Корво вселяет в них надежду. Он даёт им шанс, но никогда не говорит им «нет». Корво заботится о детях, он заметил гораздо больше за несколько дней, чем Дауд за год.              Осознание ошеломляет, и это, наконец, раскрывает ему реальную, вескую причину навязчивой идеи раскрыть тайну Корво.              Это нечто гораздо большее, чем простая потребность Дауда понять вещи, которые невозможно понять.              Оно выходит далеко за пределы этой потребности.              Дауд давно признал сходство между собой и Корво, физическое и духовное. Оба выросли на Серконосе, впитали здешнюю культуру, сформировались под её влиянием. Оба прошли через схожий опыт, перебравшись в Дануолл, оказавшись в самом низу, в равной степени пережили несправедливость и жестокость. Оба однажды стали ничем.              И со всеми этими сходствами как могли они оказаться такими разными?              Как так получилось, что пройдя через все эти испытания, один из них полностью лишился надежды, а другой исполнился ею? Как так вышло, что Корво так ярко воссиял, а Дауд очутился в тени?              Все сводится к одному: надежда.              Надежда – вот что позволяет Корво делать всё, что Дауд считает невозможным. Дауд давно потерял надежду на мир, и поэтому не может понять ни единой вещи, которую делает Корво. Он пессимистичен, Корво оптимистичен. У Корво есть надежда, а у Дауда – нет. И поэтому он не может понять, почему Корво пощадил его, почему Корво так добр и мягок.              И где-то глубоко внутри Дауда, за гранью уважения Дауда к Корво, за гранью его любопытства, за гранью его… зависти, Дауд хочет снова увидеть эту искру. Он хочет видеть надежду так же, как и Корво, и дать другим тоже увидеть её.              И вот поэтому он хочет знать, поэтому он так отчаянно пытается понять Корво, узнать, что позволяет ему не терять надежду, чтобы Дауд мог сделать то же самое.              Несмотря на всю глубину открывшегося, у Дауда слишком пересыхает в горле, чтоб выдавить хоть слово, и весь его ответ Корво – это неопределённый кивок, а потом он запихивает в рот последний кусок сэндвича.              В конце концов Корво встаёт и уходит, и на этот раз Дауд не следует за ним.