Uncovering a Secret

      Дауд совсем не горит желанием учить Корво. Весь день он пытался занять себя книгой, но каждый раз, переворачивая страницу, он может думать только о том, как сильно он страшится наступления ночи, как отчаянно ему не хочется видеть Корво и тем более – с ним разговаривать.              Это больно – больно по-прежнему – и будь у него выбор, он выбрал бы не делать этого.       Это напоминает ему о Билли, обо всех китобоях, которых он обучил: о том, как он кричал на них, и о том, как он сдерживал улыбку, когда они добивались успеха.              И, конечно же, это напоминает ему о том моменте, когда Билли предала его.       Смотрители буквально на их заднем дворе. Его убитые люди. Всё окрашено в цвет мундира Билли. Цвет мундира Дауда.       Кульминация всех его провалов, отражённая в тёмных глазах Билли.              Дауд пытается отогнать от себя эти мысли, но запах крови, кажется, не покидает его, куда бы он ни пошёл, вплоть до позднего вечера, когда на гостиницу опускается тьма, и Корво уже ждёт его снаружи, мерцая меткой.       Дауд с пересохшим горлом откладывает книгу и делает глубокий вдох, пытаясь избавиться от туго свернувшегося в животе напряжения.              Он выдыхает.       У него был целый день, чтобы собраться, но когда время наконец настало, Дауд чувствует, что так же не готов к этому, как и день назад.              Он распахивает окно, ненадолго задерживается, подхватывая с собой пару флаконов с Аддермирской микстурой и выходит навстречу Корво.              Ночь сегодня темнее, чем прочие. Звёзды затянуло, словно пологом, а привычное перламутровое сияние луны скрыто за толщей густых облаков, отчего большая часть Серконоса укутана в серые тени.              Корво выжидающе смотрит на Дауда, появляясь из ниоткуда с гаснущей меткой.              Первое, что ему нужно сделать, это выявить скрытый потенциал магических возможностей Корво.       Раньше именно с этого он начинал тренировки с каждым новым китобоем. Это позволяло ему узнать их пределы. Это давало знание того, как далеко он может зайти, и режим тренировок, который подойдёт как нельзя лучше.       Дауд любил… творчески подходить к обучению.              Раньше ему нравилось учить.       У него хорошо получалось, и он так сильно этим гордился.       Пока…              Грудь Дауда оплетают незримые путы, и он быстро отгоняет мрачные мысли.       Он должен сосредоточиться.       Годы изучения магии и личный опыт Дауда научили его тому, что у каждого человека свой уровень восприимчивости к магии, скрытый внутри. Обычно человек не может получить к ней доступ, за исключением избранных – колдунов и ведьм, получивших свой дар по наследству, с рождения способных использовать эту скрытую силу усилием воли.              Метка Чужого облегчает доступ к этой магии. Она работает как канал, воронка, нечто, позволяющее отмеченным черпать изнутри эту спрятанную энергию и исторгать её, нарушая сами законы мироздания, позволяя пронзать пространство, искривлять время или вызывать смертоносный порыв ветра. Как будто метка что-то в них открывает, делая бесчеловечными, превращая в нечто противоестественное.              Дауд знает, что духовная энергия связана с телесным благополучием, отчего перерасход её вызывает усталость, боль, истощение, но он всё равно так и не понял, что же это такое на самом деле.       Сама концепция остаётся такой же загадочной, как и Чужой, и Дауд понимает, что лучше в это не вникать. Вещи, связанные с Бездной, должны оставаться загадкой, это не для человеческого разумения. Опасно даже пытаться это осознать.       Дауд делает глубокий вдох.       – Ты раньше проверял свою выносливость?       Корво смотрит на него, качая головой.              Так Дауд и думал.              Как защитник короны, Корво должен поддерживать репутацию, в которую не вписывается самозабвенная ересь. Вероятно, он расходует свою силу крайне экономно, прибегая к ней только в крайнем случае.              – Тогда сделай это, – грубо говорит Дауд, стараясь не думать о каждом разе, когда то же самое происходило с его учениками и о том, что каждый из них отреагировал по-своему.              Корво разворачивается к толпящимся серым зданиям, поднимая левую руку.              Дауд следует за ним, прокладывающим одному ему известный маршрут по крышам, минующим одну за другой с привычной лёгкостью, что впечатляет. Для того, кто так редко использует магию, Корво владеет ею, словно практиковался годами, для него это так же естественно, как полёт для птицы.       Билли была гораздо более неуклюжа, чем Корво, когда начинала, и гораздо моложе вдобавок. Фёдор оказался даже хуже Билли, с отвратительным, раздражающим Дауда энтузиазмом. Девон был на удивление хорош, а Закари...              Дауд тут же качает головой, отгоняя невыносимые мысли.              Примерно пять минут беспрерывных переносов спустя Корво начинает замедляться, а Дауд уже видит капли пота на его шее и короткие, резкие вздрагивания его плеч.              На десятиминутной отметке Корво устаёт уже заметно и больше не пытается скрывать этот факт. Его волосы влажны от пота, он запыхался настолько, что звук его дыхания отчётливо слышен в мягкой ночной тишине.              Предел Корво уже близок – Дауд это знает и наблюдет за ним всё пристальнее, обращая особое внимание на плечи и ноги, ожидая того самого момента, когда королевский защитник достигнет своего предела.       Мгновение спустя Корво едва не промахивается, и Дауд почти бросается к нему, чтобы втолкнуть на крышу, но Корво решительно поднимается, заставляя свою метку вспыхнуть, хотя его левая рука, вероятно, пульсирует волнами раскалённо-ледяной боли.              Ещё мгновение, и Корво, тяжело дыша, оседает на крышу. Он опускается на колено, но стискивает зубы и вынуждает себя подняться, собирая всю силу воли, чтобы перенестись в последний раз.                     Метка Корво мерцает, загорается, и Корво появляется на соседней крыше – пошатываясь, он с грохотом врезается правой ногой в черепицу. Корво застывает, и Дауд тут же распознаёт напряжённое выражение его лица и сведённые плечи.              Дауд появляется рядом с Корво в тот самый миг, когда тот падает, и легко его подхватывает.       Вес Корво огромен, тело пышет жаром, и Дауд опускает его на крышу, позволяя отдышаться.              Дауд помнит, как Билли в первый раз упала в обморок от истощения.              Тогда он её не поймал, и потом ему было немного не по себе, когда ей пришлось неделю залечивать ужасный синяк на голове.       Она пыталась это скрыть, но когда ей казалось, что Дауд не видит, лицо её морщилось, и она легонько потирала ушибленное место, стараясь не шипеть.              Заметив это, Дауд отправился к Кенту, чтобы попросить какую-нибудь мазь или растирание. Лекарь тогда бросил на него вопросительный взгляд, который быстро увял под ответным пристальным взглядом Дауда.              Мазь была предоставлена Билли примерно через час.              И это был первый раз, когда она назвала его «старик».              Мысль о том, что кто-нибудь, кто угодно подшучивает над ним, была настолько нелепой и беспрецедентной, что Дауд тогда на пару секунд застыл, не в силах придумать никакого ответа. Но шестерёнки в его остром уме быстро завертелись снова, и он свирепо глянул на Билли, бросив ей твёрдое «нет».       Билли, конечно, не послушала, с этой своей вечной глуповато-хитрой улыбкой. Она просто продолжала повторять это снова и снова, независимо от того, сколько раз Дауд угрожал бросить её в бассейн с миногами, пока он просто не прекратил её отчитывать, и прозвище не прижилось (Билли была особенно озорной в тот день, когда Дауд действительно начал на него откликаться).              Но Дауд никогда всерьёз и не собирался её останавливать. Поддразнивания Билли его скорее развлекали. Сколько он себя помнил, его повадки, смертоносные навыки и грубый голос обычно пугали людей, и он настолько привык к дёрганой нервозности и осторожному уважению, что ожидал этого по умолчанию, пока Билли, бесстрашная мелочь, не осмелилась закрыть на всё это глаза и просто дразнить его.              Все остальные всегда соблюдали рядом с ним осторожность в поступках и словах, никогда не расслабляясь (особенно Кент), и компания Билли стала для Дауда... глотком свежего воздуха. Ему нравились её шутки – чего, конечно, он никогда ей не говорил: ему нужно было поддерживать репутацию.       В те моменты рядом с ней, когда она подшучивала над ним и говорила о пустяках, он чувствовал, что в нём видят друга. Не главу китобоев, не угрюмца со склонностью к убийствам. Просто... просто человека.              Это было неизбежно – что он начал доверять ей, когда она была единственной среди китобоев, кто действительно видел его таким какой он есть.              И тут перед мысленным взором Дауда встаёт образ Затопленного квартала: его мёртвые люди, меч смотрителя, торчащий из груди одного, другие лежат в лужах крови. Уже остывшие.              Рука Дауда дрогнула, потянувшись за клинком, словно увиденное было реальностью. Он сжимает кулаки, впиваясь ногтями в кожу. Он должен сосредоточиться.              Он должен прекратить эту... хандру. Это раздражающе невыносимо.              Дауд выдыхает, заставляя свой мозг снова заработать.              Таким образом, Корво продержался около пятнадцати минут, прежде чем упасть. Это хорошо, даже лучше, чем уровень самого Дауда в начале его пути.              Дауд тоже чувствует последствия истощения магии. В такие моменты его накрывает волной жара, а ледяное пламя магии жжёт сильнее обычного, особенно там, где метка. В висках стучит, и голову раскалывает острая, мучительная боль.              Корво будет намного хуже. Его уже начинает лихорадить, мышцы костенеют, волны раскалённого холода сменяют друг друга, разливаясь по венам, а голова колотится.              Дауду слишком хорошо знакомо это чувство: он много раз выматывался за прошедшие десятилетия.              Флакон с Аддермирской микстурой он отдаёт Корво не сразу, ещё несколько секунд наблюдая за ним.              – Запомни это чувство. Здесь твой предел. Переступи его – и ты полностью обессилеешь, станешь уязвимым. Лёгкой добычей.              Корво не может ему ответить, слишком измученный, чтобы сказать хоть что-нибудь, не находя сил даже на кивок.              Дауд протягивает флакон. Корво едва удерживает его в руках без дрожи, но ему это удаётся, и он в несколько глотков осушает питьё, тяжело дыша. Дауд и сам принимает порцию микстуры. Следующие несколько минут он стоит над Корво, который снова откидывается на крышу, всё ещё обессиленный. Через некоторое время дыхание его начинает успокаиваться, возвращаясь к размеренному ритму, а напряжение постепенно покидает его лицо.       В конце концов Корво снова принимает сидячее положение и поднимает глаза на Дауда, давая понять, что самочувствие его выровнялось.              Дауд начинает объяснение.              – Тренировать свое тело для увеличение магического резерва – всё равно что развивать выносливость. Для этого следует усиленно трудиться – доводя себя до предела, но не минуя его, поэтому всегда помни о границах своих возможностей. Продолжай тренироваться – и твоё тело адаптируется, увеличив резерв духовной энергии. Сперва лучше делать это еженедельно, постепенно наращивая частоту до тех пор, пока не сможешь проводить тренировки каждый день.       Корво кивает, поднимаясь на ноги, и Дауд продолжает вести его.              Корво делает ещё несколько переносов, вглядываясь в тёмный пейзаж, и Дауд начинает замечать, что он слишком полагается на свои глаза перед прыжком. Он всегда рассматривает то место, куда собирается перенестись, вместо того, чтобы визуализировать его, что делает его довольно предсказуемыми. Распространенная ошибка даже среди китобоев.              Следующие несколько часов проходят в попытках избавиться от этой раздражающей привычки.              Это нелегко, и когда Корво ошибается, едва не падая с крыши (Дауд использует метку, втаскивая его обратно), Дауд просто сверлит его взглядом, изо всех сил стараясь не потерять самообладание.       У него осталось очень, очень мало терпения, и он понемногу начинает закипать, чувствуя, как пульсируют внутри волны гнева. Напряжение, и без того высокое, уже почти искрит, потрескивая, как электричество, кажется, ещё чуть-чуть и полыхнёт.              И тогда Корво снова ошибается во время переноса, отчего Дауд снова отчаянно стискивает кулаки, сохраняя контроль над собой.              В памяти всплывает образ Билли.              Старое воспоминание о том, как она делала точно точно так же, как сейчас – Корво.              Дыхание Дауда перехватывает, и волна ярости наконец прорывается сквозь его пошатнувшийся самоконтроль. Разряд молнии прорезает небо.              – Ты что, идиот?! Это уже третий, чёрт побери, твой феерический проёб! – Разносится в ночной тьме его крик, не сдерживаемый более самоконтролем.       Корво широко раскрывает глаза, удивлённо уставясь на него, что почему-то раздражает только сильнее, и следующие пять минут Дауд просто орёт на Корво, чихвостя его за все проклятые ошибки, которые тот продолжает делать снова и снова.              Когда он, наконец, затихает и возвращает себе хотя бы подобие контроля, Корво просто кивает и делает очередную попытку. Он ни разу не перебил Дауда, даже не спорил, и оттого удивление вдруг пересиливает гнев. Поменяйся они местами, Дауд, скорее всего, не оставил бы от Корво и мокрого места, бросившись на него с клинком наперевес.       Дауд считал, что после всего, что он с ним сделал, по сути разрушив его жизнь, Корво не потерпит от него выволочек. Сам Дауд точно не смог бы такого стерпеть, гордость не позволила бы. С другой стороны, он никогда бы не даже подумал обратиться за помощью к тому, кто причинил ему столько зла, не говоря уже о том, чтобы напроситься в ученики.              Но, похоже, Корво обладает приличным запасом смирения, и, несмотря на то, как сильно это бесит Дауда, он невольно испытывает уважение. Дауд никогда не смог бы так поступить, он слишком горд, чтобы допустить подобное.              Спустя два часа тренировки Дауд ловит себя на мысли, что Корво стал бы отличным китобоем, гораздо лучше Билли.              Перед глазами встаёт отчётливый образ: Билли снимает маску, за спиной её – связанные Смотрители, медная вонь смешивается с запахом нечистот.       Блядь.              Сердце Дауда сжимается, в груди разливаются глубокая меланхолия и боль.              Его мёртвые люди. Его провал.              Гремучая смесь эмоций стремительно перерастает в неукротимую, всепоглощающую ярость, и Дауд снова кричит на Корво.       Придя в себя несколько минут спустя, Дауд полностью измотан. Его самоконтроль в руинах, он так раздражён, так ужасающе напряжён, что его это просто бесит.              Это мучительно, это невыносимо, это вытягивает из него всю душу. Её будто разъяли и собрали обратно, а потом ещё раз, ещё и ещё, до тех пор, пока всё его тело не задрожало, охваченное такой яростью и злобой, что Дауд желает, чтобы кто-нибудь просто выпотрошил его, убив на месте.              Это абсолютно ужасающе.              Какой бес дёрнул Корво попросить его об этом? Почему он не сумел понять? Зачем ему понадобилось заставлять Дауда учить?!              Он предпочёл бы заняться чем-нибудь другим!              Его разум затягивает в омут всепоглощающей ненависти, а мысли начинают бегать по кругу. Он ненавидит Корво, ненавидит переполняющий его гнев, но больше всего он ненавидит себя за то, что ни над чем не может сохранить контроль.              Он ненавидит весь блядский мир!              Дауд хочет ударить, кричать до хрипоты, ранить, быть раненым, почувствовать боль или...       Что угодно, что-нибудь! Он просто хочет вернуть себе контроль. Он хочет прогнать отвратительный туман, который, кажется, обволок его с ног до головы.              Он хочет сбросить этот ужасный груз со своих плеч, разбить клетку, в которую попала его душа, чтобы хоть раз ощутить избавление от боли, чтобы снова стать цельным. Он хочет, чтобы этот груз просто погрёб его уже под собой, растерзал его душу на части, уничтожил его самого – чтобы оцепенеть и никогда больше ничего не чувствовать. Ему всё равно, как, он просто хочет, чтобы боль ушла!       Но нет.              Он просто в ловушке. Это словно нож у горла: нельзя двинуться ни назад, ни вперёд, и нет облегчения. Он не может сопротивляться или сдаться. Он в ловушке. В ловушке. Навечно! Застрял в бесконечной агонии.              Всё безнадёжно.       И тут Дауд вдруг чувствует пожатие плеча. Это встряхивает его, возвращая в реальность, обратно в ночную тьму и в такое блаженное неведение о буре, бушующей внутри.              – Следуй за мной, – говорит Корво тем спокойным голосом, который слишком хорошо знаком Дауду.              Корво спрыгивает с крыши, и Дауд идёт за ним следом, слишком оцепенев, чтобы выдать хоть одну связную мысль.       Они приходят в какой-то безлюдный переулок, удалённый от жилых кварталов. Корво останавливается почти у самого выхода, его фигура едва различима в мягком свете луны, когда он разворачивается лицом к Дауду.              – Дерись со мной.              Дауд моргает, до сих пор не в состоянии хоть что-нибудь ответить.              Не то чтобы Корво ждал чего-то подобного.              Королевский защитник бросается в атаку со всей возможной свирепостью.              Он быстр.              Инстинкты Дауда срабатывают, не дожидаясь реакции его вялого ума, и с приливом адреналина Дауд ныряет вбок, уворачиваясь.              Корво не дает ему времени опомниться и снова наносит удар, рассекающий холодный ночной воздух подобно лезвию. Дауд делает выпад влево, но ему недостаёт скорости, и королевский защитник таки задевает его сбоку. Мгновенный приступ боли приводит в чувство, и Дауд собирается.              Он бьёт в ответ снизу, под восходящим углом, но Корво ставит блок с силой, от которой их руки гудят.              Он тут же отбрасывает Дауда назад резким ударом в живот. Боль обжигает, но Дауд, не колеблясь, вскакивает на ноги и одним плавным движением врезается в Корво.       Королевский защитник твёрд и непреклонен, но их столкновение отбрасывает его, и он спотыкается, падая. Дауд пытается прижать его к земле, но отскакивает с ворчанием после ответного выпада Корво.              Тот вскакивает на ноги и атакует шквалом стремительных ударов, не замедляясь ни на секунду. Дауд с бьющимся сердцем отражает атаку и отвечает столь же яростной серией, не уступая Корво ни в силе, ни в скорости, и ни на йоту не сбавляя темпа.       Их танец грациозен, но смертельно опасен, это яркая демонстрация всех навыков, которые каждый из них накопил за годы опыта, и их спонтанная потасовка продолжается ещё несколько минут, пока оба не оказываются насквозь взмокшими и запыхавшимися.              Корво перетекает из боевой стойки в более нейтральную.              – Хватит, – говорит он.       Дауд тоже расслабляется, наконец позволив себе прочувствовать все виды боли, пронзающие его тело: грудь, руки, ноги, спину. Кажется, ничто не спаслось от безжалостных ударов Корво, и его кожа горит, раздражённая и покрытая синяками. Но боль не мешает, она на самом деле... приятна.              Его сердце по-прежнему бьётся сильно и быстро, колотясь с такой силой, какой Дауд не испытывал уже много лет, и это тоже приятно.       Боль усиливается, оседая в его теле, и, как ни странно, с этой болью разум Дауда понемногу проясняется. Ужасающая агония почти рассеялась, и Дауд снова контролирует себя.              Он пару раз моргает и поднимает взгляд на Корво, который стоит напротив, тяжело дыша, и наблюдает за Даудом с особенным вниманием, отчего тот замирает.              Он только что…       Дауд сглатывает, не в силах закончить мысль, и отводит взгляд.              После они возвращаются в гостиницу, и Дауд даже не утруждает себя тем, чтобы сбросить мокрую от пота одежду, падает на кровать и быстро засыпает, совершенно обессиленный.       На следующий день, после... инцидента... с мукой, Корво снова выходит на улицу, на этот раз в компании детей, хвостиком следующих за ним по пятам (Ральфа с ними нет). Дауд за ними не наблюдает, и когда Корво возвращается, у каждого из детей есть что-то новое. Лили и Фиона держат в руках по книге, а у каждого из остальных детей есть какая-нибудь игрушка.       Потом Корво возвращается в свою комнату с книгой (взятой с полки Дауда без разрешения) и не выходит оттуда до возвращения Кента и Ральфа, пришедших на празднование дня рождения Закари.              В конце концов, солнце садится, наступает ночь, и приходит время следующего урока с Корво.              Всё идёт точно так же, как и прошлой ночью, и под конец урока Корво снова заставляет Дауда с ним сражаться, что приносит облегчение и почти... исцеление. Бой с Корво сильно отличается от боя с китобоями. Корво силён, он может достойно встретить любую атаку Дауда, и тот просто, не сдерживаясь, выплескивает весь свой гнев, пока не почувствует себя опустошённым и полностью измотанным.              Корво весь следующий день продолжает заниматься своими делами: уйдя после завтрака, он возвращается днём и, прихватив новую книгу с полки Дауда, удаляется наверх в сопровождении кошки. Вечером он неожиданно присоединяется к китобоям. Он не играет с ними и не пьёт, а просто сидит в сторонке и читает в компании кошки, которая устраивается попеременно то на его плече, то на коленях.       Наступает ночь, и Дауд осознаёт, что их ночные тренировки уже не так ужасны. Бои с Корво помогают... и хотя в целом эти уроки по-прежнему болезненны и раздражающи, они, по крайней мере, терпимы.              Когда Дауд переносится к Корво, выражение лица его отражает такое же ожидание, как и две ночи назад. Но сегодня ночью всё пойдёт немного по-другому. Это не будет не совсем тренировка. Дауд открывает рот:              – Мы собираемся искать руны.       Лицо Корво мгновенно меняется, на нём проступает выражение, которого Дауд раньше не видел. Он не хмурится, но и не улыбается. Его взгляд туманен и закрыт сильнее обычного. Это не его обычное бесстрастное выражение, брови слишком нахмурены...              – Что? – спрашивает Дауд, но Корво лишь качает головой и разворачивается: предположительно, в ту сторону, где лежит ещё одна руна. На самом деле Дауду руны больше не нужны: он перестал искать их после того, как покинул Дануолл. Но они понадобятся Корво, если он хочет развить свои способности.              Дауд следует за королевским защитником, прыгающим с крыши на крышу. Навык работы Корво с переносом значительно улучшился с момента их первого урока. Он так и не оставил эту неприятную привычку слишком полагаться на свое зрение во время прыжка, но Дауд видит, что он искренне старается это исправить. Ещё Корво стал подвижнее и искуснее в контроле дистанции и точности – и это впечатляющий прогресс для всего пары ночей тренировок.       И тут Дауд кое-что замечает. Помимо обычных вспышек во время переноса, метка Корво вообще не загорается. Тогда как он узнаёт, где руны?              Дауд хмурится, и тут Корво необъяснимо меняет направление, начиная спускаться с крыши.              Он падает с перекатом и бесшумно поднимается на ноги, Дауд устремляется следом. Он уже может расслышать сверхъестественный звук: странную мелодию, смешанную с отчётливым мягким шипением. Звук становятся всё громче и громче, и Корво, наконец, находит то, что искал, под крышкой канализационного люка.       Едва Корво касается руны, звук затихает, словно успокоенный прикосновением отмеченного. Корво кладёт её в карман и отправляется за следующей.              Дауд по-прежнему не может понять, как именно Корво находит руны. Он предположил, что тот чувствует их так же, как сам Дауд, ориентируясь по зудящему, тянущему ощущению в области метки и по разгорающемуся (по мере приближения к руне) её свечению.       Корво подхватывает ещё одну руну высоко на крыше, и когда он находит поблизости костяной амулет, Дауд до сих пор не понимает, как, поэтому в конце концов спрашивает:              – Как ты находишь руны?       Корво бегло осматривает его, внимательно изучая. Его взгляд опускается к отмеченной руке, и когда он вновь поднимает глаза, Дауд замечает в них вспышку гнева, сильную и гораздо более яркую, чем обычный проблеск. И она не рассеивается через несколько мгновений, как раньше – вместо этого Корво отворачивается, сжимая кулаки.              – Не твоё дело.              Яд в его голосе обездвиживает. Когда бы Корво ни говорил с ним, его голос всегда сохраняет мягкость, но в этот раз он чрезвычайно резок, и Дауд понимает, что нечаянно пересек какую-то незримую границу.              Он немедленно бросает эту тему.       Третья руна, за которой охотится Корво, заводит их в канализацию: они пробираются сквозь густую мутную воду, в воздухе витает горьковато-кислый запах, резкий и тошнотворный.              Когда Дауд был здесь в последний раз (по колено в сточных водах), всё тело его испещряли глубокие порезы, а сам он беспрерывно использовал взгляд бездны, пытаясь найти дурацкое кольцо, которое Корво из сентиментальности постоянно носит на груди.       Вдруг тот замирает (сточные воды с резким всплеском обрызгивают его ноги), и Дауд тоже останавливается чуть поодаль.              – Что?              Корво разворачивается к нему, на его лице снова появляется новое выражение – на сей раз хмурое.       – Это святилище, – произносит Корво, в голосе которого звучат теперь какие-то нераспознаваемые эмоции.              О, чёрт.              Одна только мысль о невыносимой ухмылке божества и раздражающе расплывчатых фразах вызывает у Дауда желание назло разгромить это место.       Корво хмурится ещё сильнее и несколько секунд пристально разглядывает Дауда, прежде чем направиться к святилищу.              Оно оказывается сразу за поворотом налево, в маленькой грязной комнате с сырым деревянным полом.       Это святилище ухоженнее прочих. Здесь нет пыли, а дерево алтаря не обветшало и не выглядит так, словно вот-вот рухнет, как было во многих святилищах, виденных Даудом. Фиолетовый свет падает на единственную руну, вибрирующую и шипящую, и Корво заходит внутрь, проводя по ней пальцем.              Не успевает он подхватить её, как чернильные тени сгущаются, отчего свечение тускнеет. Запах бездны перебивает вонь сточных вод, и температура немедленно падает на несколько градусов.       Божество стоит, прислонившись к алтарю, скрестив руки на груди, глаза его бездонно черны, и Дауд немедленно отводит взгляд.              По необъяснимой причине он просто не может смотреть Чужому в глаза. Есть что-то ужасающе нервирующее в том, чтобы глядеть в такую беспросветную тьму. Это всё равно что смотреть в глаза самой бездне, слишком могущественной и чуждой для хрупкого человеческого разума. Это заставляет Дауда остро осознавать ничтожность своего существования в мире в этот конкретный момент и бессмысленность самого бытия, и это просто невыносимо.       Одежда божества та же, что и прежде, кожа бледная, испещрённая черными пятнами, которые светятся и сливаются в странные узоры, пробираясь вверх по руке, шее, лицу.              – Какое интересное зрелище, – ровно говорит Чужой, зловеще и мягко. Его бледные губы приподнимаются, складываясь в невыносимую ухмылку. – Убийца императрицы... – Корво напрягается. – И защитник императрицы. Стоят бок о бок, дышат одним воздухом.       Раздаётся свистящий звук, и Чужой исчезает, длинные тени скользят мимо плеча Дауда.              Температура падает ещё ниже, воздух наполняет отдалённое эхо странных отзвуков и перезвонов, мощное и сильное, не идущее ни в какое сравнение с тем, что издают руны.              – Чего ты надеешься достичь, поступая таким образом, мой дорогой Корво?       Корво не вздрагивает, когда Чужой материализуется прямо у него за спиной, но его рука напрягается, когда тень мимолетно касается его ладони, словно в ласке.              – Ты действительно очарователен. Я редко вижу человека, способного пощадить того, кто сделал так много, чтобы погубить его. Ещё реже можно увидеть упорное стремление щадить этого человека снова и снова и даже просить его о помощи.       Корво пытается выдержать взгляд Чужого, но в конце концов отворачивается, опуская глаза – ему неуютно, это очевидно. Дауд понимает его чувства.              – Интересно, стремишься ли ты использовать его полезность? Влияние клинка Дануолла может, пожалуй, посоперничать с властью самой короны. Он наверняка обладает широким спектром связей, которые так отчаянно нужны тебе. Намерен ли ты воспользоваться этим? Полагаю, при желании ты можешь быть очень убедительным.       Пауза.              – Или, возможно, цели твои менее благородны. Возможно, ты желаешь наказать его, причинить боль, какую никто больше не сможет. Отомстить за мёртвую императрицу, похороненную глубоко в башне. Каждую ночь ты лелеешь и крепко сжимаешь её кольцо, хотя у тебя есть нечто гораздо более... личное.              Улыбка Чужого особенно нервирует, едва заметно намекая на что-то жестокое и пугающее, отчего у Дауда перехватывает дыхание.       – Это, должно быть, расстраивает – знать, что он невредим и может позволить себе роскошь покоя, когда ты остался разгребать бардак, который он устроил. Эта справедливость, которую ты так бережно хранишь в своём сердце, этот кодекс чести, каково это – знать, что они подвели тебя, что они не могут коснуться единственного человека, который причинил тебе больше всего зла?              Корво не сдвигается ни на дюйм.              – И ты, – Чужой поворачивается лицом к Дауду, его глаза темнее самой ночи. Дауд отводит взгляд, все ещё не в силах встретить этот взгляд.       – Я предупреждал тебя, на этот раз ты не сможешь снова скрыться в тени. Последствия будут. Твоя история закончилась не так, как ты хотел, и что ты будешь теперь делать с жизнью, которой Корво так благородно одарил тебя? Ты записал эту аудиографию из чувства вины? Из сожаления? Чего, по-твоему, ты желал добиться этим признанием? Мира или прощения?              Чужой улыбается.              – Но, возможно, ты и сам не знаешь, почему. Твои поступки сбивают с толку даже тебя самого, и ты понимаешь не больше, чем кто-либо ещё. Действительно, как любопытно.       Тень проносится мимо его шеи, обдавая холодом, отчего все волоски на загривке стают дыбом.              – Ты учишь его сейчас из тех же побуждений?              Дауд замирает, тут же думая о Билли. Это приносит ему понимающую ухмылку, и Дауда накрывает внезапный прилив гнева. Чужой знает, как сильно это ранит Дауда, знает, проклятый ублюдок.       Чужой исчезает, и сокрушительная тяжесть бездны исчезает в одно мгновение. Её запах по-прежнему витает в воздухе, как духи, пропитывая ткань одежды Дауда.              В этот раз запах скорее отвратительный, чем привлекательный.              Дауд остаётся на месте, и ему требуется несколько ударов сердца чтобы прийти в себя, как это обычно бывает после такого потустороннего опыта.              Он наконец поднимает глаза. Взгляд Корво устремлён на него, тяжёлый, напряжённый, полный рвущихся наружу гнева и негодования, которые невозможно удержать в одних только глазах человека.              Это тот же самый взгляд, что и год назад, когда Дауд провоцировал Корво, взгляд, ненавидящий само существование Дауда и не желающий ничего, кроме как увидеть его залитым кровью.              Дауд замирает с ног до головы, ощущая острый укол страха.              Последние несколько дней Корво был с ним очень нейтрален, даже предупредителен, и Дауд почти привык к этому. Он слишком быстро принял эти перемены, отчаянно надеясь на хоть какие-то признаки прогресса и... возможно, прощения. Дауд, возможно, нашёл его кольцо, возможно, дал этим детям шанс на лучшую жизнь, возможно, учит его, но…       Корво даже не приблизился к тому, чтобы простить его. Корво по-прежнему негодует, по-прежнему ненавидит его, и у Дауда пересыхает в горле.              Может ли из этого вообще что-нибудь выйти? Простит ли его хоть когда-нибудь Корво – нет, сможет ли Дауд вообще сделать хоть что-то, чтобы искупить свою вину? Что, если уже слишком поздно, и его грехи никогда не смогут быть стёрты, никогда не смогут быть забыты, и Дауду придётся жить с этим ужасным грузом на плечах до самой смерти?       Дауд чувствует, как его страх смешивается с гневом, погружая его в очень неприятное ощущение, словно под кожей перекатываются раскалённые угли.              Корво слишком неподвижен, и Дауд убеждён, что он вот-вот набросится на него, ударит, ранит, подвергнет заслуженному наказанию.              Дауд отворачивается, застыв и готовясь к боли…              ...которая не приходит.              Корво проносится мимо Дауда, устремляясь к выходу из святилища, стиснув руну в ладони.       Дауд вздрагивает от неожиданности, и ему требуется целая минута, чтобы успокоить сердце до нормального темпа.              Корво продолжает поиски, и когда они натыкаются на следующее святилище, то переглядываются, разворачиваются и в безмолвном единодушии уходят вместе.                     Следующий день проходит без происшествий, и Дауд остаётся в своей комнате, уставший от всего, покидая её только ради коротких перекусов и редких чашек кофе. Он просто так опустошён, что ему не хочется ни с кем разговаривать, чтобы случайно на них не сорваться.       Вечером Ральф возвращается в гостиницу без Кента, но Дауд почти не задумывается об этом. Адриэль – девушка, в которую влюблён Кент – иногда заходит в клинику, чтобы утащить его на какую-нибудь безумную ночную эскападу. Дауд, на самом деле, никогда не встречался с Адриэль должными образом, видя её только издалека. Кент всегда очень скрытен во всем, что её касается, это смущает его, и Дауд не хочет совать нос не в своё дело.              После ужина Корво соглашается поиграть в карты с Девоном, Фёдором и Томасом. И снова Дауда это мало волнует, и он направляется наверх с книгой.              Проходят часы, и Дауд может точно услышать, когда возвращается Кент, по суматохе, которая поднимается внизу.              Однако шум не утихает, и Дауд закрывает свою книгу, когда гвалт не утихает вот уже целую минуту. Он снова спускается по лестнице.              Его шаги расчётливо легки, и, достигнув второго этажа, он уже может разобрать слова.              – А ты точно не врёшь? Ты не рассказываешь нам всё это только чтоб скрыть встречу с Адриэль, верно?              Кент издаёт какой-то звук и отвечает:       – Нет! Я серьёзно. Это была она. – Кент останавливается. – Я видел Лёрк.              Дауд тут же застывает.              – Что у неё здесь за дело? – спрашивает Томас уже совершенно серьёзно.              – Я... я не знаю. Она пришла в клинику, когда я уже собирался закрываться, – запинается Кент.              – Что... она сказала? – несчастно спрашивает Девон. Билли была одной из самых близких его подруг.              – Спрашивала, как у меня дела, спрашивала о Дауде, спрашивала... обо всех.       Дауд так и не находит в себе силы сойти со ступеней, а мысли в его голове начинают закручиваться по спирали.              Билли Лёрк.              Китобои всегда очень старательно не упоминают её в его присутствии, и подслушанное вызывает у него целую гамму смешанных эмоций.              Он вспоминает короткую стрижку, дразнящую улыбку. Она была его лучшей ученицей. Его последней ученицей.              Друг.              Его провал.              Кровь Дауда стынет в жилах, холодная, как сама бездна.              – А что... Дауд, это ты, – Томас вздрагивает, не сводя глаз с Дауда, по-прежнему застывшего на лестничной площадке второго этажа.              Дауд вздрагивает при звуке своего имени и смотрит вниз, на своих китобоев, которые притихли и смотрят на него со смесью нервозности и беспокойства. Корво – не смотрит.       Кент бледнеет.              – Эм... – бормочет он, изучая взглядом Дауда.              – Мне плевать, – громко рявкает Дауд с внезапным приливом ярости долгие секунды спустя, разворачивается на каблуках и идёт обратно наверх. Скрип лестницы отдаётся у него в ушах всю дорогу до его комнаты.       Закрыв дверь и оставшись наедине с собой, Дауд опускается на свою кровать, и барьеры в его сознании, наконец, поддаются безжалостному натиску всех чудовищных эмоций, бушующих внутри.              И надо всем этим маячит одна-единственная мысль: почему сейчас?              Тренировки шли нормально. Они в самом деле начинали становиться терпимыми, всё было отлично!       Дауд стискивает кулаки: ногти впиваются в плоть, мышцы и сухожилия напрягаются в крепкой хватке.              Он уже делает всё возможное, чтобы не думать о Билли, стараясь не думать ни о чём. Он и так уже безумно вымотан и весь день напряжён из-за этого. Из-за всего.       Почему она...              Дауд останавливает себя.              Он не может, не тогда, когда ко всему этому ещё и Билли вновь объявилась.              Предательство, Дануолл в руинах, тот самый момент, когда он понял, что подвел их всех.       Думая об этом, Дауд обхватывает голову руками и зарывается пальцами в волосы. Проходят часы, пока он, наконец, не опускает руки, и даже после этого он остаётся сидеть на кровати, цепенея, придавленный стольким сразу, что это даже не выразить словами.              Завидев снаружи сполох метки Корво за своим окном, Дауд на несколько секунд закрывает глаза, собираясь с духом, и распахивает окно, вылезая наружу.       Дауд спрыгивает рядом с королевским защитником, заткнув за пояс пару флаконов с Аддермирской микстурой. Дауд не глядит на Корво, но чувствует тяжесть его взгляда, давящего на плечи.              – Не собираешься с ней увидеться?              Дауд замирает, ощущая, как его с таким трудом выстроенное самообладание в одно мгновение разлетается вдребезги, возвращая бесконечную усталость.       – Это не твоя чёртова проблема, – снова взъярившись, огрызается он, не успев остановить себя.              Корво – не один из его китобоев, и не отступает, когда Дауд говорит таким тоном. Он просто несколько раз моргает, глядя на Дауда и совершенно не обращая внимания на смертельный яд в чужом голосе.              Дауд отворачивается, абсолютно возмущённый тем, что Корво, кажется, весь остаток ночи изучает его взглядом, проникающим, кажется, в самую его душу.