Исправленному верить

На свидание Грег, конечно же, опоздал, но она не подала виду и вела себя впечатляюще мило; однако, вечер не то чтобы удался. Грег оставался безучастным к разговорам и, занятый мыслями, лишь отрешенно кивал, догадываясь, что говорили они о работе. Все, на что он сподобился — перехватить последний букет у собравшегося закрываться цветочника и в качестве извинения похвалить ее распущенные волосы, выглядевшие непривычно, а значит, почти красиво. К ее чести, держалась она достойно: сам бы он за часовое опоздание отхлестал себя этим букетом по голове. Она не была красивой в общепризнанном понимании, но и недостатков не имела тоже, и Грег не знал, как к этому относиться: в женщинах, с которыми встречался, он, как ни старался, никогда не мог найти чего-то цепляющего и в редкие-меткие моменты очень этого стыдился. Слава Богу, в остальное время главным было вовсе не это. Он похвалил ее голос совершенно невпопад и подумал, что, если продолжит в том же духе, в понедельник она растреплет об этом всему отделу — что он вел себя как последний осел. И все же, он никак не мог найти в ее лице, поведении и рассказах то, на чем смог бы отвлечься или сосредоточиться. Он все вспоминал о Майкрофте и их разговоре в лифте, и думал, что, может быть, его совет по поводу кошмаров мог оказаться кстати — старший Холмс, теперь уже окончательно старший, вздохнул Грег, всегда давал ему очень хорошие советы, даже если по началу казалось обратное. Он завидовал Майкрофту, хотя больше даже злился на себя, что, в отличие от него, переживал потери буквально годами. В прошлом году, когда он уже успокоился насчет смерти Ким — все-таки прошло лет двенадцать, достаточно времени даже по меркам его застревающего сознания, — один из случаев на работе расковырял застаревшую рану и воспоминания возвратились, добивая его с новой силой. Когда ему снова начали сниться кошмары, оставалось лишь признать, что проблема лежала в области психотерапевтической практики, но врач не помог и в конце концов даже отказался от него, вежливо порекомендовав другого специалиста. На одном из немногочисленных сеансов вопросы психотерапевта, которые он считал либо абсурдными, либо слишком интимными и не относящимися к делу, достали его; он сглупил, дав волю эмоциям, и сломал лежавшую на столе коллекционную ручку. Делал он вещи и похуже, и что с того? Не надо было заводить речь про его сексуальные предпочтения, считая, что подавленная страсть к Ким разрушила всю его жизнь и все его отношения. Интересно, был ли Холмс действительно в курсе того, что они обсуждали на сеансах, и как бы прокомментировал подобный диагноз, ведь он знал и его, и то, как он относился к Ким, и что их собственные дебильные отношения были заведомо разрушены задолго до их начала. Смерть Ким только забила гвоздь в крышку гроба, повлияв лишь на то, что подруга была не живой, а мертвой, и являлась к нему по ночам. Дело было в самом Греге — и зачем он только поперся к врачу, когда в точности знал это сам. Может, Майкрофт именно это имел в виду, когда говорил, что обсуждаемый психотерапевт ему не подходит, — деятельному и прямолинейному человеку вроде него не могли помочь дипломированные умники, пытающиеся выставить виноватыми всех, кроме своего пациента. Ему никогда не нужна была защита: тихие воды неведения, в которых были склонны искать убежища остальные, он презирал. А к его ситуации Грега привела череда собственных неверных решений, только и всего. Он вспомнил один из их последних разговоров с Ким, приснившийся ему в понедельник. Они в гостях у друзей, на вечеринке, в загородном доме. Он заходит в одну из уборных и видит ее — склонившуюся над мраморной столешницей в позе, говорящей самой за себя. Во сне, когда она повернулась к нему, ее лицо было мертвенно бледным, а пальцы, в которых она держала свернутую банкноту — гнилыми. Мысленно он изо всех сил постарался припомнить Ким красивой, и в конце концов вспомнил ее такой же, как при жизни, ее черные блестящие волосы и смеющиеся, как будто всегда лукаво прищуренные глаза. Той ночью они без конца ссорились с Майкрофтом, который успел обдолбаться (в это сложно поверить теперь); Грег был пьян и зол. — Ты даешь это Майкрофту? — спросил он с порога, скрестив руки на груди. Она отвлеклась от снятого со стены зеркала, на котором раскатала дорожку, и посмотрела на него, смеясь то ли вправду, то ли так казалось из-за ее взгляда. — Может, это он дает это мне? — парировала она. Смеялась, точно. Он ясно помнил, что возненавидел ее в тот момент, хотя бы она и была его лучшей подругой. Он не знал, в каких объемах она употребляет, но догадался, что обдурить его она, эта вундеркиндша, закончившая одну с Майкрофтом спецшколу для трудных умников, считала простейшим делом. Грег давно понимал, почему людей вроде этих двоих, обязательно надо было изолировать от общества аж в отдельной школе, где никого не волновали пробелы в социальных навыках. — Он думает, ты ни о чем не знаешь. Что незаметно, — шмыгнув носом, поделилась она, стоило подойти ближе. — Что незаметно — зрачки по пять пенсов? Держу пари, именно так он и думает, да, что я такой тупой и не вижу, когда он нормальный, а когда пытается пробить стратосферу на ракете из оригами. — Он признался мне, что не успевает. — Ха, — ее слова лишь распалили Грега, — в этом весь Майкрофт: вечно пытаться успеть повсюду. Порошок ему не помогает. Но знаешь, это ничего, если я мешаю: всегда можно скинуть меня, как балласт, в сутках всего-то двадцать четыре часа, чтобы тратить их на херню. — По большей части за тобой, Грег, не успевает. — Теперь еще и взгляд осуждающий. Грег ухмыльнулся, обнажая верхние зубы. — Новые новости. Каждый ебучий раз что-нибудь да новенькое! Судя по тому, что я едва его вижу, он не очень-то и стремится за мной успеть. Дай. Замешкавшись, удивленная, она протянула ему банкноту. — Хочу понять, что такого дает ему кокаин, чего не могу я. Она фыркнула: — Не пытайся понять, все равно ничего не выйдет. Это мы с тобой из одного теста — оба они были приемными детьми, взятыми из сиротского дома, — всегда хотим любви, всегда нам мало, мало. Дай, дай — как чайки на пляже, готовы даже унижаться, лишь бы отщипнуть от объедков. А Майкрофт — он ведь не такой. Ты, я, кокаин вот — все вокруг для него блажь. Какое ему дело до наших с тобой проблем, если только мы с ними к нему не лезем? Тогда в проблему превращаемся уже мы — когда портим его стройные решения своими иксами и игреками. Она была математиком. Точнее, работала ведущим экономистом в Сити. Это математика была ее гениальным талантом, какой был у каждого, кто учился вместе с ними в спецшколе. «Майкрофт, например, имел нетривиальный талант прикидываться овощем в самый ответственный момент», — зло думал Лестрад, — «а меня, если б к ним взяли, то за умение раздувать слона из предметов, у которых даже нет предусмотренных для этого дырок». На самом деле Майкрофт был слишком умным и проницательным в любой специализации, кроме одного. Когда дело касалось него самого, он превращался в невыносимого тугодума. Подумав об этом, Грег улыбнулся про себя, потому что в то время это все еще казалось ему хоть сколько-нибудь милым. — Что он знает о нашей жизни? — продолжала тираду Ким, глядя на него испытующе. — Откуда, вот скажи мне, ему знать о том, каково это, когда ни одной живой душе, даже собственным родителям, нет до тебя дела? Ни черта он не знает, все они. Мучаешься с ними, пытаешься угодить, лишь бы получить хоть мизер одобрения — а что в итоге? Мы же как гребаная черная дыра, в нас сколько не вложи — все мало. Вот и думаешь: уж лучше бы пинал, лишь бы не видеть снова, что все равно. Вот они все какие, и Майку не с чего быть исключением. Я бы спросила, почему ты его не бросишь, но ведь сама знаю, что не смог бы, даже если б хотел. — Смог бы, — ответил Грег, наклоняясь к зеркалу. — Да? Тогда докажи. Брось его, покончи с этим, — прошипела она. Во сне у нее была голова змеи, которая науськивала его. <...> Грег встряхнул головой, смахивая наваждение. — Что с тобой? — озабоченно спросила Кэтрин из отдела экономических преступлений. — Ты какой-то уставший, заболел? — Нет, все в порядке. Просто вспомнил неприятный случай на работе, ну знаешь, с тем повешенным на Хэллоуин. — Грег прекрасно понимал, что собеседник из него сегодня был, мягко говоря, не очень. — А, — смешок облегчения, — понимаю. Закажем десерт? — Все совсем не так, — усмехнулся он и почувствовал, как все его тело будто оживает, становится легче, но в то же время материальнее, чувствительнее к воздуху. Даже зрение, казавшееся до этого мутным, прояснилось до кристально чистого. Он посмотрел на себя в зеркало, склонился ниже, оттягивая веки, рассматривая расширившиеся зрачки. При желании, казалось, он мог бы рассмотреть свои внутренности. — Ну, разумеется, — усмехнулась Ким, сбросив змеиную кожу, и продолжила, неумело пародируя манеру Майкрофта. — Предположение, что вы мучаете друг друга не более чем вздор, не имеющий под этим никаких оснований. Грег снова склонился над зеркалом, словно делал это много раз до этого. — Мы в порядке, — он отчего-то почувствовал необходимость защитить Майкрофта. — Как кошка с собакой, — парировала она, и при новом взгляде в зеркало Грегу на миг показались вытянутые зрачки. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — сказала она, внезапно погрустнев, будто бы приходя в себя. — Он неплохой парень и друг мне, конечно, но… Грегу пришлось обнять ее, и по намокшей футболке он понял, что она плачет. Они стояли так, пока единению душ не помешала физиология — отпихнув его, Ким перехватила волосы и побежала к унитазу. — Твою же мать, Ким! — Ложная тревога… — уведомила она мрачно. — Но возможно, меня просто тошнит от жизни. Грег спросил себя, что происходит с ними обоими, и когда именно его жизнь превратилась в дерьмо, если когда-нибудь вообще переставала им быть. Он спустился по лестнице и нашел Майкрофта в холле, в обществе их друзей, оживленно обсуждавших планы на банковские каникулы. — Грег, что... — пролепетал Майкрофт от неожиданности, когда тот подошел к нему вплотную и, с силой схватив за задницу, втянул в грязный поцелуй при всем честном народе. Все, конечно, принялись улюлюкать и свистеть, и на этом месте Грег усмехнулся тарелке с десертом. — Вы как хотите, а я домой, — отсалютовал он, вскинув вверх руку с ключами и, не оборачиваясь, направился к выходу. — Мне, наверное, тоже нужно домой… — после паузы пробормотал Майкрофт, вызвав всеобщий смех. — Павлова — мой фирменный десерт. Хотелось проверить, готовят ли они его лучше. Но я тебе скажу: до меня им еще далеко… — Надо же, Павлова — коронное блюдо моей приемной матери, — с готовностью отозвался Грег, уцепившись хотя бы за что-то. — Эта, конечно, ни в какое сравнение. — Так тебя усыновили? — удивилась Кэтрин из отдела экономических преступлений. — Ага. Дважды. — признался он. — Что на тебя нашло? — спросил запыхавшийся Майкрофт, стягивая с него рубашку.

***

Опробовать тот новый ресторан Майкрофт позвал, конечно же, Рика — оба были заядлыми гедонистами, так что любили обмениваться впечатлениями, а кроме того, ему не нравилось бывать в новых местах без людей, которые в незнакомой обстановке чувствовали себя как рыбы в воде. Ко всему прочему Рик и сам владел популярным пабом в Вест-Энде и планировал открывать новое заведение, так что их интерес пролегал еще и в области практической оценки — Майкрофт собирался вложиться в проект Рика, чем бы тот ни был. — Просто баром с хорошей кухней и выпивкой сейчас уже никого не удивишь, — прокомментировал Рик. — Люди хотят чего-нибудь новенького, удивительного, что можно еще неделю обсуждать на перекурах. Кроме того, нужно подстраиваться под современный ритм жизни. Все эти рестораны, где ждешь свой салат полчаса — рухлядь, престижная, но рухлядь. Как актив они ничего не стоят, не приносят реальных денег, хорошо, если не убыточны. О, гляди-ка. Карпы в аквариуме! Какая пошлость, — брезгливо оскалился он. — И это оформление в красных тонах — унылая пародия на пародию. Я уж думал, это у меня кровь из глаз. За что Майкрофту и нравился Рик, так это за то, что, несмотря на легкомысленный, на первый взгляд, характер, тот обладал практическим складом ума и деловой хваткой. Это сочетание неизменно изумляло его, задвигало на задний план недостатки вроде патологического стремления выглядеть, как накаченный младенец, и позволило их дружбе продержаться более… хм, выходит, что десяти лет. — Что бы ты сказал, если бы вместо карпов здесь были… положим, говорящие павлины? — скучающе улыбнулся Майкрофт. — Это достаточно шокирует? — Говорящие павлины здесь за каждым столиком, включая наш. Вот если бы по полу гуляли гуси, я бы еще подумал, — отмахнулся Рик расслабленно, мало следя за разговором, а больше отвлекаясь на симпатягу за соседним столиком. Тот был с девушкой. — Пощади бедного мальчика, Рик, кажется, ты его смущаешь… — Я? А что я, я ничего не делаю, — ответил тот заученной фразой, практически повернувшись вполоборота к соседям. — И именно поэтому он слился со скатертью? — Ты ничего не понимаешь, Майкрофт, это румянец юности. Майкрофт отложил приборы и откинулся на спинку, не скрывая улыбки. Рик был совершенно несносным, но сегодня было такое настроение, что это против обычного не раздражало, но развлекало. Когда официант поменял блюда, под тарелкой Рика оказалась бумажка с номером телефона, и они с соседом тайно перемигнулись, — по крайней мере, так показалось им. — Бог мой, — прокомментировал Майкрофт, ощущая неясный дискомфорт, напоминающий стыд, если остатки такового вообще еще мог располагать. — Не ты ли говорил, что духовный детокс изменил тебя до неузнаваемости? Он все-таки не один. — Согласен, как-то не по-людски, — откликнулся Рик, разрывая бумажку на кусочки. — Утка в апельсинах на подушке из поленты это достаточно удивительно? — полюбопытствовал он выбору Майкрофта. — Сухая и безвкусная. В лучших традициях фешенебельных лондонских ресторанов, так что нет — я не удивлен. — Видимо, это и правда очень хороший ресторан… — понимающе протянул Рик. Ресторан оставил их скорее равнодушными за исключением того, что Майкрофту понравилось освещение, а Рику — выбор шампанских вин. Лишь в одном Майкрофт оказался неправ: кое-что необычное в нем все же было. — Прекрасно, — выдавил он, увидев в дверях не кого иного, как Грега Лестрада с его новой спутницей. Что ж, не он один умел заводить полезные знакомства. Когда метрдотель повел их к освободившемуся столику напротив, Майкрофт не мог не заметить, что Грег при виде Рика сделал удивленное движение бровями и почесал переносицу, что на языке Лестрада означало три Н — насмешливое, неодобрительное недоумение. Когда пара остановилась, чтобы поздороваться, и Майкрофт смог разглядеть спутницу Лестрада, он смог отплатить той же монетой, сделав три П: пряча презрительное пренебрежение за елейной улыбкой, он поздоровался и протянул девушке руку. Кэтрин, как показалось Грегу, чувствовала себя неуютно, но постаралась не подать виду. Ему же не оставалось ничего другого, кроме как представить их друг другу. Каково же было его удивление, когда Майкрофт пренебрег этикетом и не стал представлять своего спутника — тот представился сам, назвался Ричардом, и рукопожатие его было на удивление крепким. «Бог ты мой», — думал Майкрофт с удрученным хладнокровием, пытаясь не закатить глаза. — «Десять лет твердит, что ненавидит свое полное имя, а все туда же — Ричард, почешите мне гриву. И грудь выпятил, того и гляди лопнет. А ведь вечер так хорошо начинался». Когда с представлениями было покончено и Скалли с Малдером, как едко окрестил их про себя Майкрофт, сели за столик и углубились в меню, Рик поинтересовался: — Что вдруг у тебя испортилось настроение? Неприятный тип? Зато какой красавчик… Она правда средненькая, — прокомментировал он, рассуждая вслух. — Кто он, кстати? Кажется, не очень-то рад был тебя увидеть. Грег… Грег, знакомое какое-то имя. Внезапно он поперхнулся в бокал. Майкрофт давно не видел, чтобы приятель так неудержимо хохотал — до слез на глазах. За своим столиком Грег не мог не поглядывать на соседей — по-видимому, те прекрасно проводили время и даже смеялись, не понятно лишь, почему ему это отбивало аппетит. — Господи, обожаю тебя, приятель, ты такой затейник, — сквозь слезы произнес Рик, потрепав Майкрофта по щеке. — Что, черт возьми, ты делаешь? — процедил тот, обескураженный поведением друга и как обычно несведущий в его мотивах. — Ясное дело что, — тихо произнес Рик сквозь зубы, — помогаю возродить былую искру, не благодари. Разозлившись, Майкрофт не нашел ничего умнее, чем ретироваться в уборную. Он не ручался за свою знаменитую выдержку, если Рик и дальше вздумает потешаться над нелепой ситуацией, в которую он попал. — О, не стесняйся, — предупредил Грег нарочито весело, направляясь к зеркалу, где принялся приглаживать свои и без того гладкие волосы. — Не успел как следует прихорошиться. Майкрофт застегнул ширинку. — Не волнуйся, тебе не надо, — прокомментировал Грег, когда Майкрофт, молча, подошел к раковине, чтобы вымыть руки и их взгляды встретились в зеркале. — Вы отлично смотритесь вместе. Как айсберг, внезапно повстречавшийся со сфинксом. — Смею заверить, — отчеканил Майкрофт, — даже твое чувство юмора временами бывает неуместным. — А что у него с носом, кстати, — как ни в чем не бывало продолжил Грег, — неудачная липосакция? Он слишком маленький для его лица. — Хорошо, что я не спрашиваю, что с лицом у твоей спутницы. — А что с ним? — отозвался Грег мрачно сквозь плеск воды. — Ничего, — ответил Майкрофт, хватая салфетку. — Я имею в виду, совсем ничего. — Он был бы не он, если бы забыл продемонстрировать зеркалу свою ядовито-приторную ухмылку. — Впрочем, может, и нашлась бы пара недостатков, сумей я только припомнить, как она выглядит. — Если он задумывал римский профиль, стоило нести хирургу изображение Цезаря, а не Клеопатры. — Его нос в совершенном порядке, — раздражился Майкрофт, разозленный, что клюнул на эту удочку и все равно не способный ничего с этим поделать. — Да брось, уж ты-то не мог не заметить. — Что ты имеешь в виду? — нахмурился Майкрофт. Грег замялся, видя, что конкретно разозлил собеседника. — Ничего. Извини. Я лезу не в свое дело, я уже ухожу. — Договаривай, Грег, что ты хотел сказать? Что я падок на красоту или на молодость, или что-то еще? — Вовсе нет. Я имел в виду, что ты перфекционист, — соврал смутившийся Грег, на чем свет костеря себя за слишком длинный язык и слишком короткий ум. — Тогда тебе не помешало бы быть чуть более избирательным. Майкрофт толкнул дверь и вышел в зал, чувствуя себя более злым, чем когда-либо за последнюю сотню лет. — Я собираюсь уйти, — предупредил он Рика, удрученно рассматривая соседний столик, за которым Скалли мило ворковала с Малдером. — Что там произошло? Мда, и какой идиот придумал выкрасить стены в красный… — пробормотал Рик с чувством и посмотрел на приятеля с надеждой. — Брось, Майкрофт, я как раз заказал десерты. — Переживу. — Твой любимый — так, между прочим. — Ты можешь съесть два. Майкрофту хотелось как следует проехаться по привычке приятеля соблазнять каждого, кто только встретится на его пути, но в глубине души он понимал, что вины Рика в произошедшем, в общем-то, не было. Как и вины Лестрада. Стоило представить их друг другу, а не показывать свой дурной характер. Надо же было приревновать — и кого, Грега! С таким же успехом он мог бы лаять на каждый фонарный столб — на посетителей, официантов, чересчур услужливого метрдотеля и, возможно, карпов в аквариуме! Еще и проехался по внешности ни в чем не повинной Скалли, которая уж точно была ни при чем. Ясно же, что он попросту оказался сбит с толку появлением Лестрада, что заставило его на какое-то мгновение отвлечься от социальной рутины. Других причин так забываться у него не было. Он не заметил, как Грег несколько раз обеспокоенно оглянулся на него, пока разговаривал с официантом. — Мы не заказывали шампанское, — сказал он, когда сомелье подкатил к их столику тележку с ведерком, из которого торчала бутылка. — Сэр, это подарок от джентльменов за соседним столиком, с наилучшими пожеланиями вам и вашей спутнице, — поклонился он. — Изумительное Боланже Экстра Брют, превосходно в качестве аперитива. Когда Грег обернулся, ни Майкрофта, ни этого его Ричарда за столиком уже не было.