***
Майкрофт, получив от Антеи сводку о происходящем в жизни инспектора, вскинул брови, удивляясь. Хотя, чему тут удивляться — уж явно не тому, что Лестрад по обыкновению пытался ухватиться за что-нибудь, что могло бы отвлечь его от краха в одной из сфер его жизни. Скорее, удивляла соломинка, за которую предпочел схватиться утопающий на этот раз, ведь раньше в качестве отвлекающего маневра тот выбирал браки с невзрачными женщинами, и это действительно было чем-то новеньким, не говоря уже о том, что, судя по скриншоту с камеры наблюдения, новая женщина инспектора выглядела действительно впечатляюще. Такая… гладкая и вытянутая. Фрейд был бы взволнован. Впору было приревновать, но Майкрофт, в очередной раз проделав путь от обожания до полного безразличия — со спринтерской скоростью, будучи осведомленным об этой своей особенности, а значит, вечно на низком старте, — ограничился тем, что вспомнил, что никак не отблагодарил Лестрада (Лестрада, не «инспектора Лестрада», подумал он, втайне гордясь своей выдержкой и тем, что мог быть равнодушным не опускаясь до официоза) за найденный зонт, оказавшийся очень кстати в последней поездке. Когда русский министр иностранных дел напоследок попытался выкрутить ему яйца («Что поделаешь, такое у человека хобби»), он только улыбнулся, покрепче сжал ручку зонта и взошел на борт самолета, оставаясь при своем мнении насчет наложенных на Иран санкций. Переговоры завершились успешно — то есть ничем, — и можно было выдохнуть на следующие полгода, после чего они снова встретятся с этим товарищем Сатаны, чтобы помериться размерами дипломатических тактов. Майкрофт не представлял, что могло бы послужить симметричным ответом на сделанный ему Лестрадом подарок. С тех пор как он, будучи в расстроенных чувствах после (нет, это не важно) избав… потерял свой зонт в одной из поездок, он уже не надеялся его найти. Отсутствие следящего маячка — какое досадное упущение, что стоит снять его и вещи сразу же теряются, как по закону подлости, — и отсутствие следящей за ним Антеи сделали свое дело: зонта он хватился не сразу, а потом еще долго не собирался его искать. Он не планировал признаваться, даже себе, что в тот день оказался слишком огорчен своей привычкой болезненно привязываться к вещам и людям, и принял твердое решение избавиться от нее тут же, на месте, что вылилось… во что вылилось. Зонт был забавным аксессуаром, и многие полагали, что в нем было сокрыто смертельно опасное оружие, но лишь пара человек знали о его истинном предназначении. Зонт успокаивал его, помогал справиться с возникающими… трудностями. Майкрофт не любил слова «перегрузка», которое, как он считал, делало его ущербным, слабым. Как бы то ни было, очень скоро стало очевидно, что без зонта он не может, но он продолжал бы упрямиться и дальше, если б не проницательное око Лестрада. Забавно, но, обнаружив свой зонт целым и невредимым, он поначалу даже разозлился на дарителя, а теперь здравый смысл подсказывал ему, что было бы крайне неблагодарно не показать себя благодарным за такую, казавшуюся поначалу медвежьей, услугу. Симметричный ответ — что-то, что Лестрад потерял и без чего обходиться не мог. Идея пришла ему в голову до смешного быстро и не заключала в себе ничего, что вызвало бы у Майкрофта дискомфорт: в конце концов, ему не пришлось бы возвращать обратно ни одну из шести лестрадовских жен, в обществе которых тот, определенно, более не нуждался. Он открыл Amazon и вбил поисковый запрос, стараясь игнорировать и приятное чувство в груди, и назойливые сигналы мозга, предупреждавшие его о том, что слишком уж он наслаждался происходящим.***
Невероятно. Лестрад закурил. Интересно, что его собственные друзья сказали бы о нем, если бы он умер? Нет, не просто умер, а был застрелен и порублен на части без малейшего намека на знания хирургии или хотя бы разделки мяса? Что он был добрым человеком, который не обидел и мухи? Топил за Арсенал, по субботам после игр любил закинуться парой пинт О’Харас и ненавидел соленые орешки? С другой стороны, он уже проверял, что сказали бы о нем бывшие жены — посредством журналистов, и ему не очень-то понравился результат. Такое чувство, что он заходил в их жизни как в гавани, не оставляя после себя ни провизии, ни разоренных борделей, ни даже кругов на воде. Вот и с Лансом, похоже, приключилась та же беда — характеризуя его, бывшие однокурсники отделывались общими фразами: милый, добрый, щедрый, веселый и дальше по списку, как будто говорили не о реальном человеке, а о профиле на сайте знакомств. У Грега создалось впечатление, что все они работали в секретной службе, а он был засланцем из разведки недружественной страны. Либо они действительно не были так уж близки с Лансом, то ли хором следовали правилу о мертвых либо хорошо, либо ничего, что безумно раздражало Грега. Не говоря уже о том, что это было довольно странным, учитывая, что знакомые жертв обычно любили придать себе значимости, подкидывая ему самые невероятные сплетни, а в этом случае ничего подобного не было. Конечно, нельзя было сбрасывать со счетов вариант, что Ланс действительно был святым, а на куски его порезали из зависти или же по нелепой ошибке, но фотография на белой доске не спешила мироточить, а официальный Ватикан не отвлекал своего внимания от более насущных вещей вроде легализации абортов и однополых браков, так что мысль об этом пришлось отложить в ящик. Он затянулся и выпустил щедрую порцию дыма в салон своего новенького автомобиля. Запах заводской новизны его раздражал, и он подумал, что неплохо бы приобрести парочку японских вонючек, которые так ненавидит Майкрофт. Не то чтобы он когда-либо собирался его катать. Друг Ланса тоже не смог похвастаться болтливостью. Первым он посетил того самого чокнутого приятеля, который так не приглянулся девушке убитого. Айзек оказался нервным долговязым парнем с внешностью школьника и совершенной повернутостью на комиксах. Новость об обнаружении останков Ланса произвела на него куда меньшее впечатление, чем на девушку, но, к его чести, он не озаботился тем, чтобы симулировать горе, только немного побледнел и замолчал на добрых пять минут, то ли переваривая услышанное, то ли пересчитывая стоявшие на полках фигурки супергероев. На вопросы отвечал уклончиво, словно Ланс был еще жив и ему не хотелось сболтнуть лишнего, тем самым нечаянно выдав секреты друга, и то и дело ссылался на компанию приятелей Ланса. Грег здорово его нервировал: пальцы парня бессмысленно перебирали страницы комикса, который он читал, чтобы успокоиться, но, так или иначе, это не помогло ему справиться с нервным тиком. Напрасно Грег пытался проявить интерес к его маленькому хобби (если миллиард фигурок, расставленных на полу, можно было классифицировать как маленькое хобби), чтобы установить хоть какое-то подобие контакта: парень никак не отозвался на этот жест любезности и вообще словно бы находился не здесь. Господи, помоги мне, — думал Грег, пока парень старательно не обращал на него внимания. Сам он был слишком уставшим, чтобы всерьез попытаться, и это бесило его. — У Ланса были вредные привычки? — он попытался забросить удочку, полагая этот вопрос относительно нейтральным и безопасным. Вывести из себя важного свидетеля было последним, чего он добивался. А вредные привычки — у кого их нет? У него самого их была куча: курить, курить в машине, курить на работе, курить до завтрака, вместо ланча, во время ужина и после секса. Майкрофт никогда не разрешал ему курить после секса (какого черта он вспомнил об этом сейчас?). Ответ на этот вопрос он мог бы раскрутить дальше. Например: — Что вы можете сказать о вашем бывшем муже? У него были вредные привычки? — О, Грег все время курил. Даже в постель норовил затащить пепельницу. Видите ли, он особенно любил покурить после секса. — Да что вы говорите? Как интересно. Наверное, секс был хорош… — Шутите? Или за дуру меня держите? Стала бы я тогда изменять ему с учителем физкультуры? Ну не совсем так, но как-то так. Вот только приятель Ланса явно не собирался помогать в поддержании разговора: — Не знаю. Лучше вам спросить у его друзей, — ответил он на простой вроде бы вопрос, раскачиваясь на стуле и смотря вперед себя. Деревянные ножки то и дело стучали по полу, нервируя Грега. Комикс — остался забыт. Весь дальнейший разговор ему пришлось тащить на себе одному. Он попробовал зайти с другого конца, то есть с вопросов, которые могли вызвать у опрашиваемого реакцию: — Когда я говорил с девушкой Ланса… — Грег сделал вид, что не знает, как продолжить, чтобы понаблюдать за эмоциями парня, и тот действительно изменился в лице, еще больше закрывшись: — Мне показалось, что она отчего-то вас недолюбливает. Парень едва заметно фыркнул, заставив Грега превратиться в слух: здесь могло быть, чем поживиться. — Мы с ней почти не пересекались. Я общался с Лансом, а не с ней. Он передернул плечом, как от судороги. — А вы сами не замечали ее неприязни? — Она типичная золотая девочка, — монотонно произнес Айзек, смотря вперед себя, — с чего ей любить такого, как я? — Ланс был типичным золотым мальчиком, что не мешало ему считать вас другом, — напомнил Лестрад. Впервые за весь разговор парень действительно обратил на него внимание, взглянув на него удивленно, но уже через секунду стул опустился на пол, и на лицо парня вернулось прежнее отрешенное выражение. — Ланс был не чета ей, — сказал он и медленно закивал головой в ответ на собственные мысли. — Жаль, что она так и не поняла этого. Возможно, пойми она это… — он замолчал, и Грег едва не всплеснул руками: тот явно собирался поделиться чем-то важным, но передумал. — Возможно, пойми она это раньше, он бы не умер? Это вы хотели сказать? — продолжил за него Грег, заклиная себя не терять терпения. Крайне сложная задача. Может, Ланс и в действительности был святым. — Может быть, — заставив Грега вздрогнуть, пожал плечами парень, словно прочитав его мысли, но на самом деле отвечая на предыдущий вопрос. Грег выпрямился на стуле. — Потрудитесь объяснить свою мысль, иначе мне придется вызвать вас для дачи показаний. Вы знаете что-то об обстоятельствах, приведших к смерти Ланса? «Что, мать его, я делаю?» — спросил себя Грег, отдавая себе отчет в том, что по собственной инициативе проваливает опрос свидетеля. Он просто физически не мог находиться здесь в окружении… всего этого. Он напомнил себе о Лансе — это не помогло. Он мысленно пнул себя. — Об этом мне ничего неизвестно, как и вам, — ответил парень, не смотря на него. Одна его рука дергалась. — Но вы считаете, что в ней виновата она? — Она и такие, как она, — Грег мог быть доволен собой: он задел этого Айзека за живое. — Это они втянули его в свой образ жизни. Вот оно. Грег не был бы собой, если б не вцепился в этот ответ как бульдог в сахарную кость. Ему было жалко парня, и он напомнил себе, ради чего все это делает. С отвращением к себе он как-нибудь разберется потом. — Значит, в образе жизни Ланса было что-то, что вы не одобряли? Вечеринки? Пьянки? Парень подался вперед, уронив ножки стула на пол, и повел плечами, по-видимому, стараясь взять себя в руки и придать себе равнодушный вид. — Думаю, об этом вам лучше спросить у его друзей, — ответил он, вразрез своим попыткам занервничав еще больше. — Мне больше нечего вам сказать… — он попытался закончить разговор, но так как до этого его тянул на себе один Лестрад, он справедливо заключил, что и решать, когда его закончить, тоже ему. — Ланс ведь не был таким уж праведником, верно? — нажимал он. — Уходите, — сказал парень, вставая. Чем громче он говорил, тем сильнее ломался его голос. — Выгораживая его теперь, когда ему это уже не нужно, вы мешаете нам найти убийцу, мистер Теллер, — быстро произнес Лестрад. — Кого вы покрываете, себя? — Я сказал: уходите! — повысил голос парень, заметно выйдя из себя. Фак, фак, фак. Грег искренне надеялся, что тот не собирается сорваться. Он не был уверен, что справится с припадком свидетеля. Он мог бы дожать его, но, проклиная свою извечную жалостливость, решил, что ему, все же, не похер. Он поднялся с места: — Хорошо. Я уйду, а вы ожидайте официального вызова в Скотланд-Ярд, — он спешно направился к двери, стараясь не споткнуться о расставленные на полу фигурки. — Я сказал! Все. Что мог, — громко ответил парень, провожая его, и не было понятно, действительно ли он вышел из себя, или же хотел убедить его в искренности. «Все, что мог» — а не «Все, что знал», — отметил про себя Грег. — Вы кого-то боитесь, его друзей? — обернувшись, спросил он. — Я предпочитаю думать, что это страх, и что такой умный человек, как вы, не станет покрывать убийц, я прав? Парень отвернул голову. — Девушка Ланса полагает, что вы недолюбливали ее, потому что испытывали к ней интерес, — продолжил Грег уже тише. — Но лично я в это не верю. Вы считали, что Лансу она не пара, я прав? У вас были основания так считать, вы знали причину. Вы прекрасно понимали это, потому что Ланс рассказал вам о своей ориентации, не так ли? Помедлив, парень повернул голову и посмотрел на него с удивлением ребенка. — Он был единственным, кто понимал меня и не судил, — скрипуче произнес он, выдавая крайнюю степень волнения. Его ноздри при этом трепетали. — И я — не судил его в ответ. На нее это правило не распространялось. — Что еще он рассказал вам? У него был кто-то еще, кроме нее, парень? — Об этом, вам лучше спросить у его приятелей, — с нажимом, монотонно произнес парень, давая понять, что разговор окончен. Позже, просматривая свои записи в машине, Грег чувствовал себя совершенно измотанным, думая, что здесь мог поступить так, а вот это произнести иначе. Ничего невероятного от него не требовалось. Он просто устал.***
Вечером, дома, в холодильнике его ждала спайка дешевого пива, что-то слипшееся, оставшееся после прошлой китайской доставки, и немного хорошей музыки — он включил Депеш Мод и, водрузив на журнальный столик жестянку пива и разогретый ужин, упал на диван. Зачем он отказал пиарщице утром? У него могла быть компания. Она была ничего и напоминала ему солистку той попсовой группы. В извинение себе, он чувствовал себя педофилом рядом с девушками ее возраста, и никакой кризис среднего возраста не мог бы этого исправить. Он рассмеялся, и ему остро захотелось поделиться с кем-нибудь этой шуткой, но никто из его приятелей не понял бы юмора. Скорее решили бы, что он чокнулся. Майкрофт бы посмеялся. Если не шутке, то хотя бы над ним. Пиво его не радовало, и он достал коньяк. Майкрофт. Он все еще думал о нем. Паршиво. Как раз когда он обещал себе не питать никаких надежд. И зря он включил Депеш Мод — они приводили его не в то настроение, в каком он хотел бы быть, стуча по подбородку телефоном и думая, не написать ли Майкрофту. Он знал, что не напишет, но никто не мог запретить ему просто рассматривать такую возможность. По-нелепому, одно это делало их ближе друг к другу. Не мог же он и правда отказать ей, потому что думал о Майкрофте… Сама возможность взбесила его. Он не хотел быть жалким, не пока у него все еще оставались принципы, так что Его Ледяное Величество Майкрофт Холмс мог идти в жопу. Грег отбросил телефон, позволяя тому затеряться в недрах дивана. Он делал это сотню раз — возвращался к Майкрофту после ссор, не из собственной слабости (хотя это и выглядело так), а из чувства вины и желания сохранить то, что было между ними. Пока это еще имело значение и казалось важным. Майкрофт едва ли когда-то думал о них, кроме того, что думал о себе — что бы он там ни думал. Когда они ссорились, Майк всегда забивал на него хер — но ему надоело теряться в его мотивациях. «Отбросьте всё невозможное; то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным тот ни оказался», — не переставал учить его Шерлок. Что ж, очевидная мысль напрашивалась сама собой: Майкрофту было плевать, и он не собирался размазывать сопли по этому поводу. Ему не хватало Майка. Что ни говори, тот был его опорой, и, какой бы странной не была его поддержка, она неизменно срабатывала для него, Грега. С ним он чувствовал себя спокойно; в то же время, одним неверным словом он мог сделать его существование невыносимым. Если бы он мог никогда не говорить с Майкрофтом вовсе, но оставаться рядом, то поступил бы именно так. Words are very unnecessary… They can only do harm… «О, да иди ты», — думал Грег, раскуривая сигарету. Он мог бы танцевать, если бы захотел. «Бессмысленны и забываются» — Все, чего я когда-либо хотел, — это ты в моих руках, — подпел Грег, пробуя фразу на язык, где уже задержался вкус коньяка. — Слова ни к чему, только наносят вред…