Больше нечего терять

      После посещения Рейха Японской Империей, жизнь в советском доме вернулась на круги своя, но это не означало, что всё было нормально. С первого же дня сосуществования, и Союз и Рейх понимали, что в таком состоянии последнего из них, им придется столкнуться с некоторыми «нюансами» повседневности, которые нацист, в виду своего состояния, самостоятельно справиться не сможет. А именно: питание, походы в туалет и всевозможные гигиенические процедуры — те основные вещи, осознание которых было особенно неприятным для немца. Совок ко всему вышеперечисленному относился в значительной степени проще. Во-первых, он сам в это ввязался, а как известно, тут уже действует правило: «Мы в ответе за тех, кого в дом притащили». Во-вторых, ещё каких-то несколько десятилетий назад, у него было целых пятнадцать детей примерно одного возраста, и он успевал о них позаботиться, да и времена уже другие: есть стиралки, духовки и плиты хорошего качества, а главное — нет войны. Все эти факторы значительно упрощали его быт.       Но вот, что совсем не упрощало коммунисту жизнь, а порой даже наоборот, это характер немца. Не смотря на их импровизированный договор Рейх почти сразу начал устраивать бойкоты, психовать и упрямствовать, одним словом, показывать своё «Я» во всей «красе». СССР очень спокойно реагировал на такое поведение, порой оно даже смешило коммуниста. В такие моменты, как, например, демонстративный отказ от еды, Рейх походил на маленького вредного ребёнка. Не менее важную роль в душевном равновесии бывшего революционера, играли слова Японской Империи. Вспоминая их, Союз ставил себя на место нациста, конечно, он бы тоже был «не в своей тарелки», приюти его враг, да и начни заботиться без видимой причины. А для горделивого немца, это вообще непоправимый удар по его эго. Ситуацию ещё усложняло то, что на четвертые сутки, когда Рейх почувствовал себя лучше, он попытавшись встать, чуть не свалился на пол, если бы не стоящий рядом СССР, который был изначально против его тупой выходки. Рейх очень плохо чувствовал ноги, они буквально не желали слушаться своего хозяина, поэтому к всему комплекту проблем, теперь, добавилась потребность учиться заново ходить.       Это, окончательно, подкосило нациста. За каких-то, всего лишь, три дня, он успел лишиться всего того немногого, чего имел, да не только имущества, но даже собственного здоровья. Немец стал тем, кого всегда сам призирал — жалким и беспомощным, «инвалид» — клеймо неполноценности сейчас принадлежало ему.       В состоянии душевных терзаниях ариец находился уже вторые сутки, но СССР не спешил лезть ему под кожу своими расспросами и непрошенными советами, хоть и понимал, что оставлять ситуацию без изменений тоже нельзя. Не хватало ему ещё, что бы Рейх впал в депрессию и самобичевание, уж лучше пусть истерит и тарелки с едой переворачивает, чем ведет себя как овощ.

***

Рейх в очередной раз сидел за кухонным столом, куда его учтиво принес Союз, и уставившись пустым взглядом в кружку кофе, думал о своём. Немец мог проводить в состоянии статичной фигуры по пару часов, но в этот раз стал исключением. Его привлек кофе: ароматное, вкусное, в кружку предусмотрительно была вставлена трубочка, для удобства. Нацисту было на нее плевать, сейчас ему казалось, что если он выпьет кофе «как все», то сможет хоть немного доказать себя, что он не настолько ущербен, как думает. Эта идея заставила арийца чуть воспрять, и он поспешил воплотить её. Секунда. Звон стекла. Десятки осколков в луже горячего напитка. Поспешный топот. Осознание произошедшего заставило немца ощутимо содрогнуться, к горлу подкатил ком, а разумом вмиг завладела беспричинно сильная, неконтролируемая паника, такая, как в тот злополучный вечер. Пока нацист пытался обуздать тревогу, шаги стремительно приближалась, что заставляло паниковать еще больше, в итоге он не придумал ничего лучше, чем сгруппироваться, прикрыв голову и ждать. — Что случилось?! — коммунист вбежал в кухню. — Эй, ты в порядке? — он подошел к как-то странно сидящему, и уткнувшемуся глазами в стол, немцу — Не обжегся? — Развернув его лицом к себе, Союз увидел в его взгляде тревогу и страх. Это смутило, а после удивило русского, когда он понял, что это всего лишь из-за кружки. — Не волнуйся ты так, это всего лишь посудина, у меня даже примета такая есть «Разбитая посуда — к счастью», — начал свой монолог СССР, попутно убирая беспорядок — надо же как-то оправдать свою криворукость. — тихий смешок — Но лучше так больше не делай, а если бы обжегся? или об стекло поранился? А вообще, я удивлен. Впервые за эти дни, ты перестал изображать статую, не думая, что тебя стоит так загоняться по поводу чего-либо, всё ещё наладится, поверь, как говориться: «Москва не сразу строилась».       Такая спокойная реакция СССР, по-настоящему поразила немца. Русский был так спокоен, даже умудрялся шутить, что происходящее казалось Рейху чем-то сюрреалистичным, а главное, он чувствовал, как тревога начинала отпускать, медленно исчезая под звуки советской болтовни.       В тоже время, это послужило новым поводом для раздумий фрица. Ночами ему всё равно по долгу не удавалось уснуть, боль, а иногда и накатывающая тревога со страхом не давали покоя долгими ночами, оставляя немца на едине с ворохом не самых приятных мыслей. Этот раз был особенным, Рейх лёжа в кровати, уже сотый раз анализировал произошедший днем ранее инцидент, слова и поступки коммуниста по-прежнему оставались для него неразгаданной тайной. И всё же, вопреки здравому смыслу, он впервые за долгие годы, решил прислушаться к чужому мнению.       На следующее утро ариец был ещё более задумчивее, чем ранее. Сегодня первое мая, у СССР фактически праздник, но немец предпочел делать вид, что ничего не происходит, впрочем, Союз тоже не делал акцента на этот день. У Рейха была дилемма намного серьёзней, что делать девятого числа? Невероятно глупо будет прикинутся дурачком, но и поднимать эту тему сложно, было ясно лишь то, что поведение, как сегодня, не пройдет. Вопрос мучал его, примерно, до середины дня, пока в немного болящую немецкую голову не пришло довольно глупое решение, а за неимением особого выбора, решено было остановиться на нем.       Союз на счет праздников, при том любых, волновался значительно меньше. Наверное, потому что, последние пару лет о нем почти все напрочь позабыли. О том, что сегодня «День Труда», он вспомнил ближе к обеду, не приметив в поведении фрица той, вчерашней отрешенности, СССР порадовался, про себя, небольшой победе и благополучно забыл про праздник. В последствии его больше волновало, что ариец опять стал замкнутый, скрытный, и это прогрессировало с приближением «Дня Победы».

***

Девятое мая. Ранее утро. Рейх только проснулся, но уже держит в руках свой импровизированный подарок и с неким волнений дожидается появления Союза. «Возможно, я получу по голове, за такое» — шаги на этаже, открывается дверь — «Скорее всего, я получу по голове» — нацист неуклюже протягивает удивленному Союзу блокнот, наблюдая за изменением эмоций на его лице. — «Я точно получу» — в последнюю секунду решает немец.       Союз ожидал всего: игнорирования факта этого дня, истерики, очередного бойкота, да обвинений, но никак не… шуточного презента? Он держал в руках раскрытый блокнот и пялился на собственный портрет в шапке ушанке. Рисунок был кривой, но казался Союзу поистине поразительным, особенно учитывая, что у Рейха сломаны пальцы. А «вишенкой на торте» была ещё более кривая надпись внизу страницы

«Эта ты»

— Я? — не скрывая своего веселья, учинил СССР, после чего начал искренне весело смеяться. Видя такую реакция, немцу вмиг стало легче, а видя русского в настолько редком, приподнятом настроении, он и сам повеселел. — Кхх -Кхх — попытался засмеяться ариец, но вместо звонкого смеха, опять прозвучало лишь кряхтение. СССР тут же замолчал, не на шутку испугавшись, а немцу захотелось раствориться в воздухе.

***

— Так… ты и правду не можешь говорить? — после очень долгого молчания спросил Союз. — Может объяснишь, что с тобой случилось? Если захочешь — ему не хотелось давить на Рейха ещё сильней. Немец молчал и долго думал, но в этот раз, это заняло меньше времени, он принимал решение. Рейх постарался максимально уверенно кивнуть, после чего указал на место возле себя, приглашая СССР присесть.