Отчуждённые

10 августа. 2017 год       Сухость во рту, стягивающая слизистые, стала первым соображением Люси при пробуждении, а вопросы (которые следовало задать самой себе) о том, где она и что произошло, девушка предпочла ненадолго отложить. Жажда заставила противно сморщиться и кашлянуть. Сдавленно простонав, Хартфилия перевернулась на спину и выгнулась; затёкшее тело пронзила приятная ломота. Ладонью девушка сначала нащупала тёплый плед, бережно накинутый поверх, а затем — кожаную, проваливающуюся под пальцами обивку дивана. Не голый матрац и просвечивающая простынь. Да и конечности были свободны, а не связаны, как того следовало ожидать, потому что в последнее время подобные пробуждения с провалами в памяти оборачивались дрянными последствиями.       А может, её спасли?       Люси с шипением приняла сидячее положение, пытаясь сфокусировать размытый взгляд, — реальность раздваивалась, оставляя за собой бурые и чёрные размашистые пятна, служившие, вероятно, очертаниями предметов. Дребезжание, отголоском прокатившееся по помещению, подействовало на растерянную Хартфилию, словно случайный порез ножа: она испуганно вздрогнула. Девушка, к своему облегчению, заметила на стеклянном столике перед собой стакан холодной (судя по мутному стеклу) воды, после чего рывком схватила его и жадно припала к стенкам сосуда губами. Шумные глотки разрезали звенящую тишину. Удовлетворённый выдох.       В поле зрения попала свисающая с колен мужская рука, а в том, что рука принадлежала мужчине, Люси не сомневалась: она бегло разглядела наручные часы с отполированным до блеска циферблатом и широким перекатистым ремешком, а также манжеты рубашки. Другая рука была согнута в локте и служила опорой для щеки. Девушка несмело заглянула в его бледное лицо. Непринуждённая улыбка доверия не внушала, как и его блестящие, отдававшие смолой чёрные волосы. Мужчина всем своим видом показывал, что эта встреча ему, в принципе, особо-то не нужна, поэтому сидел расслабленно, чуть склонив голову набок. В прищуренных глазах пылали нехорошие искры.       От него веяло опасностью.       — Кто вы? — с хрипом выдавила Люси, вжавшись всем телом в диван.       — Тебе не обязательно знать, милая, — от мягкого голоса девушку передёрнуло. Он назвал её милой? Эту привычку имел и Нацу, о котором она так некстати вспомнила. — Признаюсь, удивлён. Мало кто пытается сбежать. А тут такой номер.       — В цирковые собачки я не нанималась, — цыкнула Хартфилия, нервно перебирая под покрывалом оголёнными ногами.       — Все журналисты остры на язычок? Ах да, — мужчина приторно улыбнулся, — всего лишь редактор новостей. Забыл.       — Могу я узнать имя? — вторила девушка рваным голосом.       — Оно тебе ничего не даст, — брюнет показательно развёл руками и с лёгким смешком откинулся на спинку кожаного кресла.       — Даст, когда я сбегу. Мне уже известны… некоторые имена, — уверенную речь перебивала хаотичная дрожь.       — Не думаю, что ты будешь в состоянии говорить, когда выберешься отсюда, — мужчина довольно и вместе с тем сдержанно пророкотал. Манеры подстать уверенному в себе хищнику, готовому к нападению. — Милая, тебя следовало бы привязать к койке, чтобы гонор твой угомонить. А вместо этого…       — Подачки, жалкие подачки, — процедила Люси, ощущая, как стынут жилы от медового мужского тона, не соответствующего бесчеловечности его слов. Девушку потихоньку колотило.       — Моя главная подачка — твоя жизнь.       Девичья рука дрогнула, и стакан, не опустошённый до конца, опрокинулся; разлившаяся жидкость сразу же впиталась в плотный плед. Его подачка? Неужели, он руководит этим парадом сумасшествия? Лабораторные издевательства на людьми, запрещённые законом, — именно его заслуга? Люси признала в своём собеседнике тончайшего психолога, потому поняла, что брюнет неспроста раскрыл своё положение, а с целью пресечь дальнейшие препирательства. Всё внутри Хартфилии сжималось в единый клубочек нервов при осознании того, что она более не властна над своей судьбой, окончательно и бесповоротно.       — Почему я здесь? — Люси шумно сглотнула. Лоб прошиб холодный пот.       — Узнаешь, если будешь вести себя нормально, — мрачно отчеканил мужчина. — Веришь или нет, но на твой счёт у меня слегка другие планы. Я понимаю, что мои слова для тебя ничего не значат и ты снова попытаешься удрать. Поэтому смотри. Это должно тебя переубедить.       Девушка с замиранием наблюдала за действиями незнакомца, который неторопливо поднялся с кресла напротив, прихватил лежащий рядом нетбук и открыл крышку. Сощурившись от яркости вспыхнувшего экрана, брюнет пару раз щёлкнул по клавиатуре и поставил устройство на низкий стеклянный столик. С помехами заиграла видеозапись. Волнение вырывалось наружу сквозь грудь, словно разрываемую изнутри, а внутри черепной коробки шумела кровь. Люси уловила беспорядочный людской гам и слившийся воедино писк, издаваемый сканерами для чтения штрихкодов. Супермаркет? Девушка вопросительно заглянула в бледное лицо брюнета, усевшегося на подлокотник её дивана.       — Не на меня смотри, — он кивнул головой в сторону устройства.       — Это… — Хартфилия, подорвавшись с места, схватила нетбук и внимательно уставилась на мелькавший экран, — мама?       За одной из касс банковской картой расплачивалась её мать. У корней волос понемногу пробивалась серебристая седина, блёклые, прежде золотистые локоны закручены в небрежную кубышку на затылке. Неловкая, болезненная улыбка глухой кассирше, бумажный пакет, из которого виднелись упакованные в контейнеры овощи, и размеренные, дававшиеся с трудом шаги. Женщина, вечно искрившаяся своими обонянием и ухоженностью, заметно исхудала: лицо осунулось, а бархатистая от старости кожа стянулась на скулах. Люси неосознанно приложила белую ладонь к экрану, нелепо общупывая его, будто полугодовалый ребёнок новую игрушку. Лишь одно пугало — запись была сделана не с видеокамер.       — Вы следите за моей мамой? — тонкий, рваный от слёзных истерик голос девушки нарушил тишину. Короткая видеозапись стояла на повторе, и Хартфилия, словно одержимая, пересматривала ролик несколько раз подряд.       — Тебя объявили в розыск. Она свято верит, что ты жива. Убивать её мы не будем, — заговорщически протянул брюнет, — но мы можем разыграть твою смерть. Для нас такой расклад даже лучше, а для неё… Она не переживёт такое горе, я правильно думаю? Уверен, что да.       — Что от меня требуется? — Люси вымученно, истерически улыбнулась, глотая едкие влажные дорожки. С разочарованием она захлопнула нетбук.       — Послушание. Это залог твоей жизни. Многие образцы отправятся на помойку, но такой экспонат наподобие тебя я не упущу, — незнакомец невесомо дотронулся до плеча вздрогнувшей Хартфилии и пальцами очертил путь до вздымавшихся от тяжёлого дыхания ключиц.       — Образцами ты людей называешь? Опыты над людьми запрещены законом. Ублюдок, — хрипло выплюнула девушка, на что получила незамедлительный ответ:       — Я выложу дорогу в будущее для этого мира. Дорогу из трупов, милая. И сам решу, кто станет её частью, а кто пройдёт по ней, — одёрнул руку. — Тебя проводят до твоей комнаты.       Как по заказу, в кабинет вошла вооружённая охрана.

***

      Несвойственные Кане молчаливость и хмурость напрягали Хартфилию. По пути в свой карцер девушка продумала сотню версий одной истории, которую следовало поведать соседке, — не говорить же об эгоистичной попытке бегства. Однако Альберона встретила блондинку подозрительной безразличностью, в то время как Люси ждала шквал вопросов о первом обследовании. Шатенка, вальяжно развалившись на своей смятой постели, сверлила взглядом облупившийся потолок и растирала ладонями руки, приподнятые вверх. Серьёзность Каны нервировала блондинку.       — С тобой всё хорошо? — исподтишка поинтересовалась Хартфилия, скептически наблюдая за медленными и бессмысленными манипуляциями соседки.       — А с тобой? — грубовато парировала картёжница и повернула голову в сторону соседки. — А? Не меня же те сволочи трогали.       — Ну… — Люси замялась, — меня просто осмотрели. Я устроила истерику, и мне вкололи успокоительное, — девушка для пущей убедительности закатала рукав рубашки и разогнула локоть, на сгибе которого виднелся след от проникновения шприца под кожу.       — Бедняга, — язвительно протянула Кана и скривилась.       Развязность Альбероны в общении нещадно настораживала Люси, та затаила дыхание в ожидании новых закидонов соседки. Гнетущая тишина сопровождалась треском старых ламп на сером потолке, ощущение тревоги окутало внутренности. Тягучий страх патокой прошёлся по жилам. Кана с трудом дышала, сильно стискивала губы, будто сдерживая где-нибудь в глотке очередные брезгливые слова, пока Хартфилия в недоумении поджимала оголённые колени к груди, словно пытаясь защититься. Наконец шатенка приподнялась на локтях и безразличным тоном обратилась к Люси:       — Давно о побеге задумывалась? Обо мне, конечно, можно не переживать, — девушка поморщилась, — я уже отработанный материал. Всё равно подыхать.       — Я… — блондинка растерянно поёрзала на скрипучей койке, — я… я бы вернулась с копами…       — Или забыла бы, как ночной кошмар, — Альберона подскочила и, приблизившись к соседке, ладонью слабо ударила по стене, выкрашенной грязным изумрудным. — А? Охранники под дверью долго твои подвиги обсуждали! Почему ты ещё жива? За непослушание тут убивают! А ты, блять, цела! Тебя даже не побили! Укол только сделали! Думаешь, я не пыталась?! Мне влетело! Кто ты, мать твою, такая? А? — сердито кричала Кана, срываясь на вопль и чередой мелких ударов барабаня по стене. Ладонь покраснела.       — Давай поговорим без истерик, — робко предложила блондинка. — Просто дай объяснить, и мы вместе придумаем, как отсюда выбраться…       — Какая скромная, и не скажешь, что человека чуть не убила! — бешено взвизгнула Альберона, грубо дёрнула соседку за запястье и повалила её на жёсткий пол, выбивая из лёгких весь воздух. Люси захрипела от нехватки кислорода и жжения в щеке. — Думать буду я одна. Мне такие помощницы даром не сдались.       Слой грязной плотной пыли на бетонном полу смешался с липкой кровью, вытекавшей из рассечённой щеки, — девушка приложилась ею об острую перегородку кровати. Люси почувствовала, как обезумевшая от досады Кана уселась ей на ягодицы и холодными, дрожащими пальцами потянулась к шее, одёргивая ворот рубашки и откидывая спутанные волосы. С шипением Хартфилия безрезультатно дёрнулась, одержимая навязчивой мыслью о своём спасении, после чего, не достигнув желаемого успеха, попыталась перекатиться на спину. Оцепеневшая на миг Кана ослабила хватку и, простонав, ударилась головой о бортик койки. Люси с лихорадочной дрожью стала отползать от шатенки, будучи не в силах встать из-за ватных ног. Знакомый сердцу испуг. Хотелось удрать как можно быстрее, но липкий ужас связывал конечности, мешая шевелиться, и по мышцам разливалась сладкая боль от безысходности. Она истошно взвизгнула, когда Кана, пошатываясь, поднялась с пола и направилась в её сторону.       Просить помощи у преступников?       — Кто-нибудь! Пожалуйста… — затухающим голосом протянула Люси. Принципы отныне не имели значения. — Она убьёт… — всхлипывая, добавила в конце.       — Ты кинула меня! — яростно завизжала шатенка, не обращая внимания на пульсирующую боль в затылке.       Сенсорные двери открылись в тот момент, когда картёжница стояла возле вопившей от ужаса Люси, собираясь вновь накинуться на жертву своего необузданного гнева. Мужчины бесцеремонно заломили сопротивлявшейся Кане руки и, зажимая ей рот, выволокли из комнаты; вместо остервенелых криков Альбероны раздалось приглушённое мычание. Всё утихло. Люси бессильно откинулась на холодный пол, сопровождаемая безостановочной тряской. Девушка неуверенно дотронулась пальцами до щеки, измазанной кровью и грязью, — рану пекло. Влага, ручьями стекавшая с уголков глаз (не пойми какой раз подряд за чёртов один день), размывала неприятную смесь на коже, оставляя за собой чистые дорожки.       Жизнь в очередной раз выкинула отборное сальто.       — Поднимайся, — сухо пробормотал Нацу, протягивая руку в качестве помощи.       — Как… долго ты… — сипло прошептала девушка, не шелохнувшись на приказ.       — С момента, как эту дуру утащили. Надо обработать рану. Вставай, — парень присел на корточки, смерив Люси укоризненным прищуром зелёных глаз. — Достала. Чёрт, за месяц ты столько шороху тут навела!       — Месяц? — тихо переспросила блондинка, на что Драгнил обречённо выругался. За такую осечку ему полагалась хорошая трёпка. — Месяц, — вторила она, смакуя это обычное слово, будто самую последнюю сладость во всём мире, — всего месяц…       — Тс, прекращай, — раздражённый собственной глупостью Нацу потряс её за напрягшиеся от рыдания плечи, — достала. Вставай, говорю!       — У тебя вообще чувства есть? Эмоции, там? — иронично уточнила Хартфилия и сильнее сжалась на зло убийце.       — Я ведь тоже человек, — бросил неоднозначный ответ и уныло вздохнул. — Дура ты.       — Не тебя здесь держат против воли!       Девушку рывком усадили на колени, — почти также, правда, чуть грубее это сделали в офисе телеканала, работа на котором стала казаться вымыслом, игрой разума, как и всё прошлое до этой треклятой лаборатории, — и она невольно уткнулась в мужскую шею, источавшую терпкий аромат одеколона. Люси поначалу дёрнулась, но, стоило ей ощутить крепко сомкнутые руки на своей спине, как сразу же обмякла. «Дура», — думалось Нацу, который таил за душой боли побольше, чем она могла себе представить.       — Мне противны твои прикосновения, — хрипло прошептала девушка, с разочарованием подмечая, что озноб утих: её уставшее тело не принимало в расчёт произнесённые слова — те не соответствовали действительности.       — Мне плевать, — раздражённо процедил тот, — ты успокоилась, и это главное.       Мучительные размышления о разрыве с Альбероной и подозрительном брюнете, диалог с которым оставил горькое послевкусие и отвращение к самой себе, девушка оставила на потом.