12 августа. 2017 год
Люси перевели в другую комнату, обставленную более современно, но не то чтобы особо уютно. Кровать с белыми бортиками и спинкой, мягкий объёмный матрац, пара светлых кожаных кресел, неоновая голубая подсветка по периметру, а из старого и привычного — лишь та же безупречная система защиты; радовало отсутствие камер видеонаблюдения. Комната явно была приготовлена не для жалких подопытных, которых здесь не ставили в один ряд с людьми, однако Хартфилия перестала задаваться наивными вопросами и думать о значении своего нахождения в каком-либо помещении, ведь тот брюнет в своеобразной манере заверил девушку в её относительной безопасности. У них другие планы? Что же, шанс на выживание подарили ей одной, пока её коллеги бились в агонии под громоздкими обломками здания или в раздирающих кожу языках пламени. Атака на офис федерального телеканала сродни безумному вызову властям — скандал государственной значимости. Ради неё одной? Или у преступников более масштабные планы? Переживания насчёт судеб миллионов людей мешались с переживаниями за жизнь матери, а за себя — предательницу и убийцу — бояться было стыдно.
Девушка наворачивала бессмысленные круги по комнате, нервно теребя край рубашки и покусывая сгибы плотно сжатых пальцев. Еда осталась нетронутой вовсе не из-за гордости: попросту кусок в горло не лез. Комок необъяснимого волнения скручивался в груди и тугой ниточкой тянулся по мышцам вниз. Она знала, что её должен навестить Нацу. Парень казался ей спасительным огоньком во тьме, и хотя доверием и симпатией к нему она не прониклась, всё же существовал один примечательный факт: в прежней жизни их связывало знакомство с Фуллбастером, — и ей это прельщало. Это по крайней мере означало, что розоволосый преступник не из глубин ада поднялся; что он человек со страшным прошлым и не менее благоприятным будущим, которого можно расколоть. Хладнокровная мразь и вершитель чужих судеб — убийца, если кратко, но всё же человек. Неприятный парень из-за, как минимум, своего отстранённого поведения (если не брать в расчёт натуру преступника и утро четырнадцатого июля), однако единственный, кому она осмелилась бы довериться.
Двери бесшумно распахнулись, впуская сосредоточенного юношу внутрь, и Люси, забывшись за бездумным брожением по комнате, испуганно обернулась.
— Как она? — тут же набросилась на Драгнила и вцепилась в его крепкие плечи, однако, встретившись с его растерянным взглядом, также резво отстранилась. — Просто волнуюсь.
— Я заметил, — Нацу натянул довольную улыбку и вальяжно развалился в одном из кресел. — Пару дней побудешь здесь, — протянул слащаво и наигранно потянулся, закинув руки за голову, — а потом вернёшься в свои роскошные покои.
— Я задала вопрос, — настойчиво произнесла девушка.
— Это моя комната, — со смешком парировал Драгнил и плавно обвёл руками широкое пространство, на что Люси гордо не подала виду. — Успокоишься, а там пойдёшь нахрен отсюда. Правда, не думаю, что с Альбероной обратно поселят, ну, то не мои проблемы.
— Твоя комната? — нарочно переспросила Хартфилия с неким скепсисом. Напыщенным видом девушка изо всех сил старалась продемонстрировать свою непоколебимость, что получалось весьма неплохо, пока Дрганил молчал. — Прошло несколько дней, я думаю. Тебя здесь я не наблюдала.
— Дела были, милая, — более сурово ответил парень, и даже театрально ласковое обращение не скрасило грубый тон. — Из-за тебя не дрых трое суток. И на коврике у двери я спать не собираюсь, смекаешь? А теперь к делу, — продолжил уверенным голосом, не терпящим возмущений, — Кана идёт на поправку. Осыпала меня просьбами передать тебе извинения.
— Она жалеет? — спросила с надеждой в хриплом голосе и безвольно плюхнулась на край постели. Обледеневшие ступни кололо, и в давящей на слух безупречной тишине, под пристальным взором убийцы, жжение, казалось, только усиливалось. — Я ведь… сама виновата. Нам дадут поговорить?
— Попытаюсь выбить для вас встречу, — удручённо произнёс Нацу, — только не скоро. Понимаешь, милая, Кана стала обычным средством для выполнения цели. Кто-то из наших пытался тебя убить.
Девушка, сведя брови к переносице, непонимающе уставилась на серьёзного Драгнила, который, очевидно, нервничая, размеренно постукивал пальцами по сделанной под дерево тумбе рядом с креслом. Кривляния не были свойственны молодому преступнику, но хмурость, заставлявшая его сжимать челюсти вплоть до появления еле выпирающих скул, возвращала её в ад четырнадцатого июля, вырывала из глубин души ужасные воспоминания. Он помолчал минуту, подбирая аккуратные слова, и задумчиво, приглушённо продолжил:
— Я настоял на анализе её крови, потому что раньше не видел у неё таких приступов гнева.
— Кану чем-то накачали? И вообще, вы разве не этим занимаетесь? — с энтузиазмом начала светловолосая, укоризненно выделив голосом предпоследнее слово.
— Этим, — вяло пробурчал Нацу, уставший доказывать глупым девицам вроде неё и Каны, что в этом аду он исполняет скорее роль цербера, чем медработника, — но в таком случае Альберону должны были оставить в лаборатории. И она говорила мне, что о твоём побеге услышала от охраны.
— Ну и? — нетерпеливо подначивала Хартфилия.
— Подумай сама, дура, — гаркнул парень, — не положено говорить. По уставу. Думаю, что знаю, кто устроил этот цирк. Соберу нужные доказательства и…
— Назовёшь имя этого человека?
— Слишком много чести, — заявил с явным недовольством, но сдался, глянув на расстроенную собеседницу, и изнурённо выдохнул: — Назову.
Запёкшаяся рана на лице у девушки привлекала внимание, и Нацу словил себя на мысли, что при разговоре с ней в упор смотрел на покрасневшую рассечённую щёку. Несомненно, шрам останется. Дурёха не позволила нормально обработать и зашить рану и в очередной раз, когда Драгнил (явно уверенный, что поглаживания по спине сошли за отличный релакс) потащил её к двери, подняла страшный визг, а скакать козликом возле неё отказался весь персонал лаборатории. Впрочем, есть ли ей дело до внешности? Сколько шрамов впереди? Выпирающие рёбра, сетка сине-зелёных венок под глазами и беспорядочные, сальные волосы шарму девушке однозначно не придавали; подумаешь, рваный порез на щеке. Хартфилию доставили на базу по приказу — единственную из всех пациентов, — однако это не гарантировало ей спасение. Муки её не увидит никто, кроме него и прочих сотрудников лаборатории, только им всем не привыкать. Умрёт, как остальные, и даже имя её канет в небытие.
Девушку он жалел. Трепыхавшаяся, как птица в клетке, отчаявшаяся, она вызвала лишь жалость и отвращение, и по этой же причине Драгнил избегал прочих пациентов, таких же угнетённых и жалких. Слышать нечеловеческие вопли с другого конца базы и видеть ужас, сотворённый его братом, в живую… разница велика. В первом случае совесть почти не мучала.
— Завтра займёмся твоей щекой, — сипло, неуверенно выдал Нацу, — пулевое вылечили. Порез — пустяк. А сейчас дай поспать. Я устал.
И снова Люси с огорчением признала, что ненавистный ею преступник — такой же человек. И у него есть свои проблемы; правда, если она, словно помешанная, думала о выживании, то его забота состояла в том, чтобы прибрать за ней бардак. Нацу — обычная пешка, разменная монета, и власти у него нет. Девушка осознавала это, иначе не стал бы он возиться с ней и Каной, требовать анализа крови Альбероны или собирать информацию на одного из своих людей. Властью он сполна упивался, направляя на кого-то курок. Развлекался? Отрывался за подчинение кому-то? Он человек, и на душе её разливалось тепло. Убийца, если уточнять род деятельности, однако не безумец или свихнувшийся изверг, каким представлялся вначале.
— Ложись на кровать.
Люси босыми ногами прошлёпала в небольшую ванную, где, удобно примостившись у раковины, умылась холодной водой. Кран с тёплой работал, но девушка считала необходимостью ощутить точечное покалывание на лице (словно верила, что вместе с кожей очищаются и мысли). Вышла оттуда минут через двадцать и застала в кресле спящего парня; тот, казалось, уснул в таком же положении, в каком Люси видела его перед умыванием. Спал, несомненно, крепко: он часто хмурил брови. Дурной сон? Умиротворение так и не коснулось мужского лица. Вырвать пистолет из кобуры — реакция Драгнила неоспоримо подвела бы его — или попросту задушить? Разве не заслужил? Противными казались оба варианта, и девушка мотнула головой, ужасаясь заманчивым предложениям своего подсознания. Люси, в мыслях нарекая себя слабовольной дурой с нереализованным материнским инстинктом, бережно подложила ему под шею подушку, бесшумно улеглась на морозную кровать, опалившую её тело мятной свежестью, и тоскливо уперлась взглядом в юношу напротив.
Проснулась Хартфилия в одиночестве, зато к своему удивлению подметила, что спала сразу на двух подушках.
***
— Мы ничего полезного от неё не узнаем, — настойчиво причитала Скарлет, неуверенно косясь в сторону одноэтажного светлого дома, возле которого припарковался её товарищ. — Только не о Леви.
— Я не ради МакГарден сюда приехал, — Грей поправил загнувшийся ворот синей рубашки, мельком оценил свой внешний вид в зеркале заднего вида и рывком выскочил из салона.
— Мы провалим это дело, — с печальным выдохом заключила девушка и последовала за брюнетом.
Одиннадцатого августа, в день, когда следователи и планировали навестить Миражанну, Эрза не смогла поехать в силу семейных обстоятельств — Джерар весь день проверял нервы своей невесты на прочность разговорами о сволочной натуре начальника: бедного Фернандеса и не ценят, и не уважают, и вообще-то его семья (благородных кровей) вот как полвека занимается реставрацией реликвий, пока он корячится на благо наглого толстосума. Впрочем, возмущённые крики Грея быстро стихли, потому что Штраусс также попросила перенести встречу. Высокая, худая девушка с собранной в хвостик серебристой чёлкой встретила офицеров сдержанной, немного болезненной улыбкой и провела на кухню, заполненную сладким ароматом тушёных овощей.
— Прошу меня простить, — ровным тоном произнесла Мира, усаживаясь за кухонный стол, на котором лежала потемневшая от овощного сока деревянная доска, — сейчас в городе много отдыхающих, даже недавние теракты их не спугнули. У меня свой бар на пляже, и вчерашняя смена еле справлялась. Пришлось помочь.
— Не волнуйтесь, — ободряюще улыбнулась Скарлет, — мы сами заняты были, — продолжила мягко, на что её напарник издевательски хмыкнул. Под «мы» подразумевалось, конечно же, «Эрза, рвавшая на куски шесть заявлений жениха об увольнении подряд».
— Чай, кофе? Могу фраппе сделать, — учтиво предложила хозяйка.
— Фраппе, если не составит труда. И мы можем перейти на «ты»?
— Конечно.
Кухня не блистала изысками — неброский, староватый провинциальный дизайн; лет тридцать тому назад, когда последний раз делался ремонт, район действительно считался провинциальным, однако за эти года окраину на несколько километров вперёд застроили стеклянными высотками. Штраусс неторопливо встала, кажется, всё ещё заторможенная после бессонной ночи, положила доску с ножом в раковину и принялась насыпать в турку молотый кофейный порошок для фраппе. Плечи девушки, видневшиеся из-под бретелек хлопчатого сарафана, оставались мраморно бледными, будто бы Мира не работала сутками на берегу под палящим летним солнцем.
— Сильно работа утомляет? — исподтишка поинтересовалась Эрза, за что была вознаграждена пальцем у виска от недовольного Фуллбастера. — Ну, я имею в виду, что не стоит себя загонять.
— Работа — это последнее, что у меня осталось, — выдавливая из покрытой инеем пластины кубики льда, спокойно отвечала девушка. — Вы говорили, что вам нужна информация про Леви МакГарден?
— Да, — кивнул Грей и нахмурился: Мира явно не собиралась затягивать с гостями. — Твоя сестра… — неловко запнулся, — Лисанна училась с ней. Возможно, ты вспомнишь что-нибудь важное.
— Школьные времена, не более, — безразлично начала Штраусс. — Леви увлекалась химией и биологией. Гордость преподов. Знаю, что поступила в медицинский и успешно его закончила. Году в четырнадцатом заключила контракт с фармацевтической компанией Арболес. За счёт компании занималась научными исследованиями.
— До марта этого года она также работала судмедэкспертом, — уточнил парень, — позволь спросить, откуда информация про контракт?
— Лисёнок мой мне рассказывал. Одним из акционеров этой компании является старший брат Нацу. Моя сестра и Нацу гостили у него пару раз, вот и заходил как-то разговор об их бывшей однокласснице. Контракт Леви заключила именно с Зерефом. Зереф Драгнил.
Повисло неловкое молчание. Все присутствующие отчётливо понимали, что спектакль был устроен лишь за тем, чтобы поговорить о наболевшем. Поговорить о Нацу и Лисанне. Дреяр, к примеру, с десятого числа мотался по бывшим однокурсникам и коллегам МакГарден — людям, способным дать ей реальную характеристику. Даже у руководства меда побывал. А тут — сестра одноклассницы! Глупость же. Впрочем, поездка оказалась не такой уж бесполезной для расследования: лучшие, на минуточку, друзья Нацу впервые услышали про существование у того старшего брата.
И почему Драгнил никогда не упоминал Зерефа? Эрза и Грей недоуменно переглянулись.
— Нацу был частым гостем в вашем доме? — наконец сдался брюнет и повалил напрямую. Миражанна поставила перед гостями готовый напиток и снисходительно улыбнулась.
— Да. Ох… понимаете, я была старше Лисёнка всего на два года, но мне приходилось растить её вместо родителей. Наша мать гуляла, ну, а отец и вовсе не объявлялся. Да о Нацу заботился один Игнил. Родители у него в разводе. Я не видела человека более душевного, чем Игнил. Ну, думаю, Нацу рассказывал про него?
— Каждые выходные они ходили на футбол, — ласково вспоминала Скарлет. Девушка с довольным причмокиванием потягивала изумительно нежный фраппе, в то время как Грей, чересчур напряжённый, с хищным интересом следил за каждым словом Миры.
— Игнил всеми силами помогал нам с Лисёнком. Обеспечивал, опекал. Нацу и Лисёнок были неразлучными друзьями, — со всей теплотой, на которую только способно женское сердце, говорила Штраусс. — Эрза, верно? Мы виделись на похоронах Нацу.
— Д-да, — неловко отозвалась Скарлет. — Грей не смог прийти. По поводу Лисанны… нам остаётся только принести соболезнования…
— Это лишнее, — отрезала светловолосая. — Убийцу не посадили, дело закрыли. Конечно, я всё понимаю, сейчас никому до того нет дела… с января теракты не дают вам покоя.
— Мы никогда не слышали про Зерефа, — бестактно вмешался Грей. — Почему? С Нацу мы дружили семь лет. Прошли академию и вместе начинали службу.
Миражанна вмиг помрачнела: из-за беспардонности брюнета или затронутой больной темы? — неизвестно. В сжатой ладони от взыгравшихся нервов зашуршала ярко красная обёртка съеденной шоколадной конфеты. Девушка брезгливо пробормотала:
— Значит, Нацу не считал нужным говорить о брате. И правильно делал. Зереф никогда не вызывал у меня доверия. Своего младшего брата он ненавидел. И на похороны Нацу как на праздник шёл.
Зереф, значит? Арболес, значит?
***
Кана, хмурясь, разогнула противно ноющий локоть и спустила рукав своей рубашки. Недавно взяли кровь для последнего, контрольного анализа; внутренний сгиб локтя, истёртый пластырями вплоть до покраснения, был утыкан ранками от игл после череды капельниц. Альберона обернулась на звонкий голосок соседки, с которой обитала в операционной уже третий день.
— Ты вспомнила, кто это сделал? — девушка непрерывно болтала босыми ногами в воздухе.
— В этом месте всё происходящее мешается в одну кучу дерьма, — угрюмо ответила Кана. — И не вспомню. Я просто в очередной раз сыграла роль подопытной крыски. Хочешь правду? — напыщенно спросила у соседки после недолгой тишины, на что получила заинтересованный кивок. — Я и без помощи препаратов эту суку повалила бы. Не так грубо, конечно…
— Но ты же просила у неё прощения! Помнишь, тот парень приходил? Такой странный! Волосы у него ещё…
— Ой, Джувия, ты думаешь, я стану доверять ей после такого? Ради приличия извинилась.
Локсар смущённо поджала бледные губы. Противостоять резкому нраву шатенки — дело глупое, и потому молоденькая девчушка (всего восемнадцати лет), в которой признали достойную собеседницу, на протяжении трёх дней выслушивала мудрости более взрослой и опытной Каны. В основном, конечно, — ругань и нытьё. Джувия скромно теребила светло голубую медицинскую сорочку и покорно кивала каждый раз, когда того требовала возмущённая Кана. Стоило признать: совсем недавно очутившаяся в этом кошмаре, наивная, простодушная Локсар молча ужасалась рассказам соседки.
— Тебя готовят к операции? — Альберона прищурилась.
— А… ну, вроде… Мне уже сутки не дают есть.
— Первая операция? Радуйся, что не последняя, — уверенно продолжила гнуть свою линию шатенка. — Я познакомилась с одним пацаном, когда меня притащили сюда. Он был моим соседом неделю. Семь дней к нему не приходили. И на восьмой убили. Смекаешь? Он стал бесполезен.
— Ну, Кана-а, — жалобно протянула Локсар, — что ты такое говоришь?
— Да вот что, — рявкнула Альберона, — меня стали реже мучать. Скоро вообще выкинут, как мусор. А я сбегу. Люси пыталась, верно? Чем я хуже?
Джувия горько выдохнула тёплый пар и сжалась от режущего внутренности голода.
