Отчуждённые

18 августа. 2017 год       Светловолосая хостес встретила детективов в ресторане, прилегающем к бизнес-центру, крупнейшему в мегаполисе. За стеклянными столами, разбросанными по просторному залу, расслабленно обменивались рабочими фразами седые мужчины и с бокалом белого игристого щебетали их молодые протеже; стараясь занять себя чем-то помимо последних сплетен столичного бомонда, девушки, отвлекаясь, бесцельно копались в сумочках. Излишки света ослепляли. Лаксус, презиравший надменных аристократов, среди которых, по его мнению, совестливых и честных быть не могло, исподлобья осмотрел сияющий ресторан и скривился. Хостес повела его и Сильвера на второй этаж.       — Показушник, — фыркнул блондин, пальцами зачёсывая жёсткие пряди пшеничных волос. Цокание туфель по кремовому мрамору на лестнице сливалось с неторопливой мелодией рояля. — Отвратительно.       — Обладатель блокирующего пакета акций Арболеса, — шёпотом поправил Сильвер, не упуская хостес из виду. Девушка поставленной походкой вышагивала впереди. — Говори тише.       — Зереф не так глуп, раз назначил встречу в месте, где полно свидетелей, — Дреяр покосился на шефа, — а не в офисе. И я не знал про акции. Это процентов двадцать с небольшим? У Драгнилов в начале двухтысячных была небольшая доля в компании, я проверил. Откуда такие деньги у бывшего дока?       — Семейное. Сейчас сам спросишь, откуда.       Сталь прорезалась в голосе шерифа, и Лаксус послушно замолчал. Напряжение Сильвера выражалось в плотно стиснутых челюстях, нервозность — в постоянном одёргивании ворота рубашки, и доканывать старшего Фуллбастера почём зря не хотелось. Дреяр беззлобно ухмыльнулся: Грей, пойди он с отцом, своей взбалмошностью увёл бы разговор не в то русло. А выпытывать сведения из Зерефа, как для себя успел решить Лаксус, следовало аккуратно, и пускай Драгнила он не знал, голос разума всё же заговорщически нашёптывал ему, что молодой бизнесмен и вправду был человеком опасным. Непростая и трагичная семейная история, безупречная репутация Арболеса, на чьём счету — годы уникальных исследований, крупные проекты, высокие места в рейтинге продаж лекарственных средств и успешная поддержка государства. А тут такой прокол — случайная фотография двухгодовалой давности, и на ней Зереф с известным даже собакам рецидивистом.       Дреяр, у которого все факты по делу о телеканале никак не могли уложиться в единую цепочку, пребывал в апатичном настроении и вообще сомневался в надобности этой встречи.       В какой-то момент хостес остановилась, вежливо указала на стол у стеклянного ограждения, где сидел брюнет, кинула напоследок пару заученных пожеланий и удалилась встречать других гостей. Зереф с лёгкой полуулыбкой беседовал с кем-то по телефону, беседовал причём на иностранном, и свободной ладонью растирал мутные стенки бокала, наполненного прохладной водой. Молодой мужчина бегло взглянул на детективов и в спешке завершил звонок. Сильвер пожал брюнету руку, а внезапно растерявшийся Лаксус воздержался, ограничившись лёгким кивком головы. Официантка неподалёку стрелой порхнула к гостям.       — Принеси новую, пожалуйста, — Зереф потряс пустую бутылку минеральной воды и прищурился, заостряя внимание не бейдже, — и льда побольше. Спасибо, Нэнси.       — Виски, — грубовато бросил блондин и коротко хохотнул в ответ на бурчание шерифа.       — Вы ничего не будете, кроме воды? — уточнил Сильвер у Драгнила, отмахнувшись от развеселившегося напарника. Зереф ровно посмеялся и подпер щёку.       — Мы с коллегами вчера… так сказать, собирались узким кругом. Спасибо, но в такую рань только воду. Надеюсь, нам хватит часа, — надавил голосом.       — Много времени мы не займём, — заверил Фуллбастер-старший.       Лаксус заметил, как холодный пот прошиб крепкую шею его босса, — даже такой пустой разговор потрепал его нервы, закалённые долгой службой. Нэнси быстро обслужила гостей, и еле различимый всплеск тёмно-золотистого напитка донёсся до Дреяра, пребывавшего в задумчивом оцепенении. Впервые терпкий аромат ячменного напитка душил глотку, а не насыщал, как раньше, уставшую голову. Встречи с прочими владельцами, имеющими доход с компании, прошли в более разряженной обстановке, а обладатель контрольного пакета акций так вовсе душкой оказался. Рядом с Зерефом блондину становилось не по себе. Вычищенные манеры, улыбка одними только уголками тонких губ, ровный голос и стать, подобающая руководителю. Детектив дёрнулся, когда понял, что молодой брюнет рассматривал его столь же пристально, как и он его.       — Любопытный шрам, — заметил Драгнил. Лаксус непроизвольно провёл по густой брови, которую рассекал стянутый в виде молнии светлый рубец. — Работа?       — Весёлое детство, — без энтузиазма ответил блондин и показательно ухмыльнулся, предвкушая недоумение собеседника. — Работа, помнится мне, когда-то оставила шрам на шее Нацу.       Сильвер прошипел что-то невнятное в сторону Дреяра, который умом, как выяснилось, не особо превзошёл настырного Грея, прочистил горло и виноватым тоном обратился к бизнесмену:       — Прошу простить моего коллегу и принять наши соболезнования. Нацу был для нас семьёй. Уже два года, конечно, прошло, но…       — О, пустяки, — оборвал Зереф на полуслове и скромно улыбнулся, отрешённо пожимая плечами. — В соболезнованиях нуждаюсь вовсе не я.       — Как так получилось, что мы не знали о существовании у Нацу старшего брата? — настойчиво проговорил Лаксус, задавшийся целью вывести Драгнила хоть на какие-нибудь эмоции, и шериф в очередной раз безнадёжно простонал, откидываясь на мягкую спинку кресла.       Дреяр с трудом принимал брюнета за старшего брата погибшего Нацу. Спокойный, степенный, аккуратный в выражениях, ухоженный Зереф никак не вязался с тем парнем, и потому у Лаксуса на языке крутился неуместный вопрос про вероятное усыновление — ну немыслимо, по его соображениям, настолько разным людям родиться в одной семьей. В его памяти Нацу зачастую вёл себя как твердолобый баран, блеющий о чести и дружбе до гробовой доски (о последнем, преимущественно, в барах по пятницам); совсем не умел хитрить; не отличался опрятностью и вежливостью; в конце концов, не посмеивался так легонько, как это делал Зереф, а всегда хохотал от души. Даже Лаксус, когда-то державший с парнем дистанцию в силу своего скверного характера, через два года после трагедии пятнадцатого мог дать офицеру Драгнилу неплохую характеристику. «Ну, другой дебил придёт на его место. Дерьмо», — выплюнул Дреяр в сентябре пятнадцатого. А теперь, любуясь на псевдопацифиста напротив себя, потихоньку жалел о сказанном. Мёртвый Нацу не отпускал сознание детективов, а фамилией Драгнил они разве что бредить не начинали.       — Оу, ну разве детективы не соизволили поинтересоваться моей историей? — Зереф наигранно склонил голову набок. — Наши родители были в разводе. Некоторое время решался вопрос о наследственной передаче доли отца в Арболесе. Это нас окончательно разобщило. Нацу выбрал службу, а я — медицинский и бизнес. Я всегда знал, что смогу поднять компанию с колен. Мои проекты принесли Арболесу миллиарды и невиданный успех.       — А сейчас вы живёте и работаете за границей? — осторожно начал шериф. Лаксус насторожился вслед за Сильвером: его вообще не привлекали заядлые карьеристы, да очевидное безразличие брюнета к смерти брата усугубляло ситуацию. Драгнил-старший говорил уверенно и, казалось, даже издевательски.       — Допустим, — бизнесмен сцепил ладони. — Вы хотели поговорить о моей семье? Увы, это печальная история. И личная.       — Давайте вспомним другую печальную историю, — громко подхватил Дреяр, кривя губы. Внутри, где-то под светлой рубашкой и стальным прессом, тянущей болью ворошилась тревога, но детектив попытался сохранить равнодушие. — Повесть о теракте четырнадцатого июля.       — Ну, тогда нам стоило встретиться ещё полгода назад, — с издёвкой в голосе заявил Драгнил.       Переливы рояля притупляли трезвое восприятие происходящего, из-за чего блондин клялся себе, что обязательно отыщет в этом рассаднике отшлифованных манер неудачливого музыканта и пересчитает его зубами клавиши. Сильвер жестом приказал Дреяру помолчать и ладонью небрежно толкнул бокал с янтарным содержимым, мол, пей и не суйся в серьёзный разговор со своим гонором.       — Позвольте, — Зереф решительно возобновил беседу, — ответственных за совершение теракта четырнадцатого июля до сих пор не нашли, я верно понимаю? Давайте начистоту, шериф. Вы здесь не ради моего брата.       — Не только ради него, — поправил Сильвер и запнулся. Начистоту, значит? Мужчина рискнул. — Мы расследуем июльские взрывы.       — Полагаю, в таком случае детективы должны знать о февральском теракте. Ни выживших, ни подозреваемых. Идеально, правда? — бизнесмен притупил голос, елейно растягивая слова.       — Уничтожили окружной центр исследования смертельных заболеваний, — спокойно продолжил шериф. Дреяр, заметив шевеление под стеклянным столом, метнул взгляд вниз: согнутая в локте рука Фуллбастера плотно лежала на потёртой, исчерченной белёсыми полосами кобуре. — К чему здесь февраль?       — Я более чем уверен, что детективы внимательно изучили Арболес. И упустить такое ужасное происшествие? Нехорошо, — Зереф наигранно сконфузился, и теперь у Дреяра не осталось сомнений в гнилой натуре брюнета. Драгнил нахально издевался. — Раньше я работал в этом научном центре. Несколько позже, когда я стал располагать определёнными средствами, — он пошуршал пальцами, — вложился в его развитие. Арболес спонсировал исследования. И в феврале мы потеряли ценное оборудование. Ценные разработки и контракты. С кого мне спросить ущерб?       — С виноватых, — Сильвер нахмурился.       — Тогда займитесь их поисками. Чем я могу помочь? — учтиво заключил Зереф.       Рука шерифа покинула прежнее место, и на истрёпанную коричневую кобуру упал сливочный свет утреннего солнца. Начинало припекать и на балконе. Ругательства в адрес Драгнила-старшего никуда не подевались, но с его словами и у Дреяра вслед за Сильвером наступило некое облегчение. От сведений про Леви и Локи зависел успех дела, детективы это понимали, и каждый по отдельности помолился за насыщенное завершение беседы. Стоило, конечно, по новой проверить Арболес… в частности, заняться февральским терактом наравне с июльским. Дел заметно прибавилось.       — Леви МакГарден, — прогрохотал Лаксус, — знакомое имя?       — Конечно, — брюнет бесшумно отпил воды, и Дреяр с удивлением подметил, что за время разговора тот умудрился незаметно опустошить две трети бутылки. Виски, на поверхности которого дотлевали округлившиеся кубики льда, остался нетронутым.       — Она сотрудничала с Арболесом, я прав? — на вопрос блондина Зереф кивнул. — Расскажите о ней.       — Умная и скрупулёзная девушка, — без глумливых замашек принялся говорить Драгнил. — К работе относилась ответственно. Ночами в лаборатории могла сидеть… Ну, к чему эти пустые слова? Давайте конкретнее.       — Вы знаете, что с ней случилось? Догадываетесь, возможно? — шериф, преисполненный надеждами, затих. Неужели им удастся выйти на след МакГарден?       — В марте мы говорили последний раз. Она была напугана, — признался брюнет. — Леви заверила меня, что вернётся, как только уладит какие-то дела. С марта мы не виделись. Номер заблокирован.       — Как она вела себя в последнее время перед отъездом?       — Растерянно. Леви не распиналась со мной о личном.       — Вы можете назвать кого-нибудь из ближайшего окружения МакГарден? — настоял Сильвер, и молодой бизнесмен развёл руками, мол, без проблем.       Драгнил-старший дал им многое и вместе с тем ничего. Дело зашло в тупик, не успев как следует раскрутиться, и не понимал этого разве что Грей. Детективы ворошили прошлое семьи Драгнил, о причастности которых к терактам не свидетельствовала даже тот снимок, и копались в этой мутной истории, несомненно, по прихоти слабонервного Грея, так и не смирившегося со смертью друга. О поисках Локи — реального подозреваемого — не беспокоился никто. Сильвер выудил из выделанного чёрной кожей портфеля бумажный лист, протянул его Зерефу, и молодой брюнет лениво начеркал пару имён, после чего отдал записи шерифу.       — Какое отношение Леви МакГарден имеет к делу четырнадцатого, детективы? — без прежней спеси спросил Зереф.       — Это мы и выясняем, — уставший шериф убрал в сторону примятый от давления пальцев список имён. — Последний вопрос, и мы прощаемся. Вы узнаёте себя на этой фотографии? — Сильвер показал скучающему парню единственную значимую улику, которая у них имелась, и пристально уставился на него. Дреяр предположил, что шериф понадеялся найти зацепку в идеально отточенной реакции бизнесмена, и последовал его примеру. Драгнил же попросту пожал плечами.       — Да. Могу назвать улицу. Я вырос в этом городке. Прикину даже, наверное, день и месяц…       — Октябрь пятнадцатого, — хмыкнул блондин, перебивая Зерефа, чего последний не оценил: он показательно сморщился перед новой обаятельной улыбкой.       — Допустим. Это-то здесь причём? — пренебрежительно, сквозя ехидством, поинтересовался Драгнил.       — Вы знакомы с парнем, которого держите за локоть?       — Нет, — невозмутимо кинул Зереф, на что вровень с фотографией пятнадцатого года Сильвер положил портрет Лео. Именно Лео, пропавшего сотрудника телеканала, и вовсе не рецидивиста Локи, преступника, бежавшего из Тартароса в далёком двенадцатом. Сильвер путался в сомнениях, не зная, что лучше для брюнета напротив, — различать их или принимать за одного и того же человека. Драгнил-старший продолжил: — Могу ошибаться… Это один из двух выживших после теракта четырнадцатого июля. Полагаю, в пятнадцатом мы столкнулись случайно. Я не помню его.       — Какая осведомлённость про июльский теракт, — протянул Лаксус. — А про Люси Хартфилию ничего не слышали?       — Слышали, — Зереф скучающе подпёр щёку кулаком, — она в розыске. В бессрочном, думаю, с такими-то темпами расследования.       Негодование Лаксуса, взбешённого желчной беседой с Драгнилом, пресёк шериф, уставший от вежливых улыбок и взаимных нападок, завуалированных под деловой разговор. Мужчина резво приподнялся с места, толкнул опешившего Дреяра и второпях извинился перед бизнесменом за неподобающее поведение своего напарника и скомканность встречи в целом. Лаксус осёкся, процедил сквозь зубы прощание и круто развернулся к обитой кремовым мрамором лестнице, сходу снимая тяжёлый мокрый пиджак и неряшливо перебрасывая его через плечо. Сильвер же помедлил и, стоило силуэту блондина замельтешить на ступенях, в последний раз обратился к Драгнилу:       — Вы и вправду ничего не почувствовали, когда потеряли его? Скажите, Зереф.       — Увы, — брюнет виновато улыбнулся. — Вам советую не допускать моих ошибок. Цените любимых, пока можете.       Мелкая дрожь пробежала вдоль позвоночника, и Фуллбастер-старший сдавленно пожелал молодому брюнету благополучного дня. Догнать напарника не составило труда: Лаксус стоял на улице, солидно опершись на полированный гранит, которым был облицован роскошный вход в ресторан. Дреяр с подозрением покосился на задержавшегося шерифа, и детективы направились к парковке, придерживаясь тени небоскрёбов. Пыльный воздух вкупе с удушливой жарой доканывали блондина, вяло плетущегося позади Сильвера. Лаксус нерешительно начал разговор:       — Что думаете, шеф?       — Думаю, что с таким же успехом мог притащить на встречу Грея, — Фуллбастер смерил блондина суровым взглядом, — наговорил ты достаточно.       — В отличие от нашего клиента, — Дреяр скривился, — я старался его взбесить.       — Взбесил ты только меня, — цыкнул Сильвер и остановился, отстраняясь с прохода, где сновали нервные прохожие.       Лаксус шагнул вслед за мужчиной и, став к нему вплотную, с пылом начал:       — Ощущение, будто меня поимели, как проститутку! Мы играли по его правилам, и он либо самый настоящий преступник, либо дьявольски чистый на совесть бизнесмен. Или… ну просто безумец.       — Да… мутный, — задумчиво отозвался Сильвер, запрокидывая голову к широко раскинувшейся синеве неба.       — Не устали уклоняться от ответов? — со злобой прошипел Дреяр. — Мы в тупике. Стоила эта встреча того, шериф?       — А стоили того все встречи до этой? — равнодушный голос Фуллбастера остудил пыл молодого детектива, и блондин осёкся.       Сигналы автомобилей мешались с неразборчивым клубком людских речей. Гаркающие мужские, щебечущие женские и заливистые детские голоса звенели за спиной у застывшего Дреяра, которого пару раз ненароком толкнули локтями и сумками. Казалось, в один момент безумие улицы сошло на нет, и гам утих. Лаксус знал эту особенность города: случалось, всё затихало на какое-то мгновение, тротуары пустели, но длилось это блаженство от силы пару минут — затем потоком цунами приносило новых незнакомцев. Августовское солнце припекало; плавились, утопая в жгучих лучах, верхние этажи небоскрёбов. Дреяр невольно вспомнил утреннее пекло четырнадцатого июля. Каково было заложникам телеканала? Каково это — дышать гарью, жаром огня, выжигающим лёгкие? Каково это — жалеть о том, что вовремя пришёл на работу, а не опоздал, как обычно? Осознание безысходности отпустило детектива, и он устало посмотрел на шерифа, вымотанного, постаревшего.       — Я поговорю с Греем, шериф, — глухо заверил Лаксус, отряхивая пиджак. — Мы вернёмся к обычной работе. Делом займутся спецагенты…       — … и ничего не изменится, — мягко продолжил Сильвер. — Лаксус, ты парень неглупый. Подумай. Нам так легко передали расследование… будто утром четырнадцатого ограбили магазин игрушек, а не устроили два взрыва посреди города. Кто-то из властей покрывает террористов. Пораскинь о моих словах по дороге в отделение. А теперь пошли.       — Да я не пришибленный, понимаю всё, — отмахнулся помрачневший Дреяр.       Детективы спустились вниз по улице, к обширной разлинованной парковке между стеклянными высотками. В рядах дорогих блестящих автомобилей Сильвер заметил мельтешившего незнакомца. Невысокий парень неровной походкой направлялся навстречу, опуская голову так сильно, что мужчина не мог разглядеть даже лба. Волосы покрывал толстый капюшон тёмного свитшота. Фуллбастер-старший напрягся: подобные экземпляры обычно шатались по разваленным притонам на окраинах, и то, глубокими ночами. Незнакомец, проходя мимо, неловко задел руку шерифа, после чего отшатнулся.       — Извините, — парень, не поднимая головы, виновато отсалютовал ладонями и снова запустил их в карманы джинсов, — я сегодня сам не свой.       Шериф ещё долго взглядом провожал странного прохожего, пока его не окликнул напарник:       — Наркоман, наверное. Надо идти, босс.       — Этот голос… — прошептал в пустоту Сильвер.       Голос офицера Драгнила.

***

19 августа. 2017 год       Миражанна содержала бар на первой береговой линии, мягкий рыхлый песок от заведения отделяла лишь промокшая, покрытая мелкими расщелинами дощатая тропинка. Эрза в нетерпении мялась под свободным зонтиком и еле слышно постанывала от рези в сломанном ребре. Свободного покроя рубашка липла к спине, и Скарлет в изнеможении кривилась, ощущая, как очередная капля пота, щекоча, стекала по шее; до безумия хотелось искупаться в бирюзовом заливе. Мечты раздражённого детектива у неё же на виду исполняли беспечные полупьяные студенты, нырявшие в солёную воду с невысокого каменного выступа. Подумать только — когда-то резвилась так и она. Июльские ночные смены в её двадцать лет, бывало, заканчивались бутылкой вина, на четверть закопанной в утрамбованный песок, и продолжались такие побеги с дежурств, пока молодые офицеры не получили знатных подзатыльников от Дреяра-старшего… ну, потому что в восемь утра в более-менее приемлемом состоянии находился только Драгнил, у которого крепкий организм и алкоголь каждый раз подписывали пакт о ненападении. И тот предложения еле-еле в связный рассказ складывал, из-за чего глупо улыбался, увёртываясь от щекотливых расспросов Макарова.       — Я просил тебя не ходить, — пробурчал Грей, ступнёй вороша прохладный затенённый песок. — Джерар с меня шкуру сдерёт. У тебя постельный режим, чёрт! А ты за старое.       — Никого Джерар драть не будет, — упрямо ответила девушка, — он вместе с … — запнулась и поморщилась, — с миссис Фернандес свалил на какой-то вшивый аукцион в соседний округ.       — За Джерара выходишь, не за его маму, так что не трать время на вредную старуху, — по-доброму ухмыльнулся брюнет.       — Эта старуха мне фору даст, — выдохнула детектив. — Я про мачеху гово…       Скарлет закончила на полуслове, приметив худые, казалось, больные плечи Миражанны и её пепельные волосы. Размашистой походкой хозяйка бара пересекла дощатую тропинку и спокойно ступила на раскалённый песок. Грей сразу прикинул, что разговор не склеится должным образом, — девушка направлялась к детективам с излишне воинственным настроем. Сходу Мира достала старенький смартфон из поясной сумки, ремнём обхватывающей полуприкрытые ягодицы. Фуллбастер неуверенно заикнулся в приветствии, однако девушка твёрдым голосом оборвала его:       — Не нужно. Возьмите, — она всунула обшарпанное устройство офицеру и отчеканила: — Это принадлежало моей сестре. Послушайте последнее сообщение на голосовой почте. Думаю, вы поймёте, что на самом деле случилось осенью пятнадцатого года. С вашим расследованием ничем не помогу. И мой вам совет: бросайте июльские теракты. Правда вам не понравится.       Мира растерянно попятилась назад, затравленным взглядом окинула шумный пляж и в последний раз обратилась к детективам, испуганным теперь не меньше её самой.       — Удачи. Сделайте одолжение… и забудьте о нашем знакомстве.       Исчезла Штраусс-старшая столь же стремительно, как и появилась. Недоуменный Грей видел, как бледная девушка завертелась между плетёными диванчиками с обходительной улыбкой, будто вовсе не она таращила на него и Эрзу глаза две минуты тому назад, не она стращала их. Скарлет покачала головой, мол, в участке разберёмся, щёлкнула пальцами перед нахмуренным напарником и позвала за собой. Приходилось прихрамывать — боль при ходьбе простреливала до самых пяток. Фуллбастер постоянно отставал от ковыляющей подруги, осторожно оглядывался на удаляющееся заведение и мял пальцами корпус смартфона, который его коллеги должны были изъять ещё при составлении протокола на месте преступления в сентябре пятнадцатого. Сестру Миры зарезали, а убийцу не то что не посадили — на его кандидатуру у ищеек даже подозреваемых не наблюдалось. Судмедэксперты, изучив тело погибшей, лишь дружно пришли к мнению, что девушка пострадала от рук врача с образованием, после чего дело закрыли, потому что список потенциальных виновных не ограничивался даже всеми местными студентами медицинского, патологоанатомами и хирургами. Неужели Мира уже тогда знала имя убийцы и просто пустила следствие на самотёк?       — Займёмся этим, да? — неуверенно спросил у напарницы брюнет.       — Сначала июльские взрывы разгреби, герой, — проворчала сгорбленная Эрза. — Стоять. Дай дыхание переведу.       — Послушаем хотя бы голосовое? — с мольбой предложил парень. — Потом я отвезу тебя домой.       Детективы вышли на асфальтированную прогулочную дорожку, возвышающуюся над морем и ограждённую высокими перилами. Послышалось бренчание, и Эрза отошла, пропуская крепкого бородатого велосипедиста. Скарлет бессильно кивнула напарнику в сторону одиноких перил, прислонилась к ним сама и облегчённо выдохнула. С искрящегося залива слегка дуло, и она подставила лицо под мягкие, щадящие порывы ветра, приносившего с собой мелкие песчинки. Позади диким зверем шумел город, завывая автомобильными сигналами и сиренами. Грей уже рьяно щёлкал что-то по загоревшемуся дисплею, когда Эрза лениво повернулась к нему. Сердце с болью ломанулось о кости: странно было видеть в руках живого человека вещь мёртвого. Лисанну однако же детективы знали плохо — у Нацу почему-то стояло жёсткое табу на смешивание личной жизни и работы. Это теперь печалило Эрзу: по какой дружбе Грей страдал, если младшую Штраусс они видели от силы десять раз? А старший брат у Нацу, судя по немногословности последнего, вообще под запретом был.       — Нашёл, — объявил Грей и стушевался. — Включаю?       — Давай без глупых вопросов, — раздражённо бросила Скарлет и, щурясь, вернулась к горизонту, синей неровной полоской отделявшему высокое небо от лазурной морской воды.       Две секунды помех, пугающей тишины, а затем рваный шёпот.       «Мира... Это первое и последнее голосовое сообщение, которое я тебе отправлю».       Эрза издала истеричный смешок и костяшками пальцев потёрла сухие глаза. Нацу стал ей ненавистен; напарник был мёртв — погиб в пожаре осенью пятнадцатого — но она-то жива. Скорбь скоро сменилась безразличием — существует ли вообще срок для горя? Драгнила она любила вспоминать случайно, с улыбкой, да даже полчаса тому назад, когда прокручивала свои первые дежурства (а точнее, побеги с них, которые организовывал тот же Нацу). Подсознательно офицер, конечно, понимала, чей голос ей суждено услышать, но восторга или же ностальгии этот тембр не вызывал. Девушка пропустила между пальцами прядку алых блещущих волос, подмечая, что, пожалуй, их следовало бы остричь. Вместе с тем следовало хорошенько треснуть Грея, причём, желательно, до амнезии, и не помешало бы, как неправильно то ни звучало, взять перерыв в отношениях с Джераром... Фернандесы очевидно тянули со свадебной церемонией. Эрза забылась в мечтах, в мире, где никогда не было июльских терактов, Драгнилов, Грея Фуллбастера и всей семейки Фернандесов в придачу. Где не было городского безумия, извечной тревоги и, безусловно, боли в рёбрах.       А брюнета просто трясло.       «Да в принципе это последние мои слова, которые ты услышишь. Помолись просто за меня, хорошо?»       Грей, казалось, перестал дышать, цепляя каждое слово друга.       «Прости, что не сказал это в живую…»       Нацу обрывисто выдохнул. Голос сильно колебался.       «… и прости за Лис. Я не уберёг её. Обещаю, все Драгнилы своё получат. И я тоже — ведь в её смерти я виноват не меньше. Поэтому просто помолись. Настанет день, когда мой брат заплатит. Об одном прошу — молчи. Эти слова для тебя одной. Мира… спасибо за сестру. Я не забуду вас».       Сообщение Нацу отправил за пару часов до смерти.

***

28 августа. 2017 год       Лихорадочный бред долго не отпускал сознание девушки; она стремилась к свету, мелькавшему, казалось, ровно перед слипшимися веками, но обессилившее тело противилось пробуждению. Люси колотил нескончаемый озноб, инстинктивно, не помня себя, она перебирала голыми ногами под тонкими медицинскими простынями и бессвязно молилась кому-то неизвестному. Холод пробирался под кожу, блуждал по венам с густой, застывшей кровью — так, по крайней мере, казалось ей в минуты, когда приходило мимолётное понимание причины такого поганого самочувствия. Лаборатория, ровный писк кардиомонитора, склонившиеся над ней врачи, мутные, затемнённые образы которых вновь и вновь возвращались к ней в череде нескончаемых кошмаров. Девушке мерещилась ровная чеканка их голосов, одинаково стальных, лишённых всякой человечности.       Дрожь со временем оставила её. Шевелиться было больно — конечности еле разгибались, и острая боль простреливала мышцы, отвыкшие от нагрузок. Пару раз Люси с громким стоном переворачивалась в скрипучей койке, закрывая лицо от тусклого грязного света; как-то, помнится, умудрилась добрести (доползти, скорее) до туалета, но скоро в бессилии рухнула обратно в холодную старую кровать. При новом пробуждении Хартфилия не поспешила открывать глаза и позволила им привыкнуть к мерцающим подвесным лампам. В шумной тишине раздавалось лишь её собственное глубокое дыхание. Впалые щёки стягивали дорожки засохших слёз, и трясущейся рукой блондинка потянулась к шершавому лицу, пытаясь утереть крошки, оставшиеся после влаги, однако раздражённый верхний слой кожи только сильнее потрескался. Шейные позвонки ныли, и потому приподнять свинцовую голову удалось не сразу. Пришлось опереться на локти. Люси зажмурилась, вцепилась в решётчатое изголовье кровати, приподнимаясь и перенося вес тела на бок в попытке свесить ноги. Такие резкие перемены в своём положении она встретила с въедливым пульсирующим головокружением. Девушка помассировала виски ослабшими пальцами, перевела сбивчивое дыхание и вяло выгнула спину, придерживаясь края матраца. Расфокусированное зрение уловило напротив мужские чёрные ботинки, напоминающие берцы.       На соседней койке сидел Нацу.       Вместо нормальных слов ей удалось издать лишь хрип. Драгнил сочувственно выдохнул и встал, из-за чего девушка вжалась в промятый матрац. От этого человека следовало ожидать всего, но больше всего девушка боялась, что Нацу оставит её в таком беспомощном состоянии. Он не посмеет ударить, не станет кидать слепые беспочвенные угрозы в воздух, — блондинка и не этого опасалась, не физической боли, а именно его безразличия, боли душевной. Этот человек разделил её жизнь на «до» и «после» тем утром, до сих пор призрачными отголосками ей слышались звуки стрельбы, устроенной им в офисе телеканала, и в этом же человеке она видела своё спасение. Волнение подтолкнуло Люси вперёд, и она внезапно ощутила прикосновение горячих ладоней к плечам: Нацу легонько прижал её истощённое тело к себе.       — Давай помогу. Только не возмущайся.       В неверии светловолосая кивнула. Драгнил донёс девушку до тесной уборной, поставил на ноги и, двумя руками бережно обхватив её за талию (во избежание падения на вытертый кафель), нагнулся к раковине. Сбивчивая струйка ледяной воды потекла в ржавый слив. Нацу подставил пальцы под воду, недовольно одёрнул их и посмотрел на бледную Люси.       — Придётся потерпеть. Умываемся, милая.       Кислое мычание в знак протеста не возымело эффекта. Драгнил, шепча проклятия, вытер сухие дорожки с её щёк, мокрой ладонью увлажнил исхудавшее лицо и помог сполоснуть сальные волосы с обычным кусковым мылом — ну хуже им быть просто не могло. Затем оставил девушку на пару минут одну, по прошествии которых она, насквозь промокшая и озябшая, показалась из-за косяка; с тяжёлых сырых волос обильно капало. Со скулежом, хватаясь за щемивший бок, Люси сползла на покрытый мелким мусором пол.       — Пойдёшь сама, — заявил Нацу. — Не из вредности говорю. Тебе надо привыкать к боли.       И всё-таки позволил ей опереться на себя.       Морозные простыни заставили девушку жалобно взвыть. Люси судорожно принялась окутывать себя многослойным коконом, надеясь выудить хоть кроху тепла, но парень остановил её.       — А теперь будь умницей и сними сырую рубашку, — ровно произнёс Нацу. Девушка нахмурилась. — Я дам тебе свою ветровку.       — У… меня… там… — сипло забормотала Хартфилия, надламливая голос.       — Заговорила, — по-доброму усмехнулся парень. — Знаю, что голая. Поверь, и не такое видел. Снимай, говорю. Не трону тебя.       Драгнил выжидающе протянул куртку озябшей девушке, и та, чуть помедлив, затеребила ослабшие пуговицы. Неловко разделась, прикрыла грудь тонкой тканью постельного белья и обменяла обтрёпанную серую рубашку на мужскую ветровку. Смущение уступило место благодарности: то, с каким терпением обычно высокомерный Нацу помогал пленнице, стоило вежливой покорности. Скандалить она не посмела, пускай повод для возмущений всё же имелся: Нацу не торопился отворачиваться, более того, не постеснялся пройтись пустым взглядом по её телу. Не оценочным, не надменным, за что Люси была безумно благодарна; парень, как она полагала, скорее констатировал следующий факт — Хартфилию извели. Люси признательно зарылась в великоватую куртку, источавшую сладковатый запах одеколона. Помимо парфюма пахло чем-то горьким наподобие миндаля.       — Принесу плед, быть может, — предложил Нацу, и блондинка оживлённо закивала головой. — И куртку оставлю, — улыбнулся, подметив, что ветровка пришлась девушке по душе. Или, возможно, её аромат, что ему тоже, несомненно, льстило.       Парень дал Люси воды и предупредил, что больше двух-трёх маленьких глотков нельзя. Глотку саднило, из-за чего ей хотелось выдрать бутылку из рук Драгнила, однако она понимала, что выпитые пол-литра воды на здоровую-то голову хорошими последствиями не обернутся, не то что на больную. Внутри всё свело даже от пары глотков. Девушка откинула голову, ожидая, когда затихнут фантомные ощущения подступающей к горлу тошноты, и провалилась в полудрёму, по-прежнему спиной опираясь о грязную стену; жёсткая поверхность натирала выпирающие змейкой позвонки. Нехотя очнулась спустя три часа, прощупала уже сухие, но всё такие же неопрятные волосы, содрала с себя хлюпкие простыни, натянутые поверх куртки, и, как прежде, застала Нацу, лежавшего на месте Альбероны. Парень, отчего-то хмурясь, с запрокинутыми руками бесцельно уставился в потолок, покрытый трещинами от давнишней штукатурки. Копошение сбоку заставило Драгнила обернуться.       — О чём думал? — с разбитой улыбкой поинтересовалась Люси, обнимая колени. Хрипотца стягивала горло.       — Как себя чувствуешь? — ответил вопросом присевший Нацу.       — Лучше, — она с силой откашлялась: слышать саму себя было невыносимо. Нерешительно помялась, после чего, припоминая свои старые попытки выведать день и, собственно, по той же причине не рассчитывая на успех, робко обратилась к гостю: — Какое сегодня число?       — Двадцать восьмое августа, — без раздумий произнёс парень.       — Нацу, — неуверенно протянула Хартфилия, — разве тебе можно… ну, говорить со мной о таком? И помогать мне? С тобой ничего не случится?       — А ты переживаешь?       И Люси осеклась: действительно, как она могла забыться? Четырнадцатое июля ещё никто не отменял. Драгнил вымученно улыбнулся и кивнул в сторону не мигавшей красным камеры. Девушка, которой уже не было до того дела, с болью посмотрела на человека, прежде ей ненавистного; она безбожно проклинала его тем утром, но утопала в его виноватой улыбке сейчас. Утопала сама, но желала вытащить его — протянуть руку, успокоить. «Дура, дура с глупыми материнскими инстинктами!» — тщетно корила себя Хартфилия. Одно не давало покоя: Нацу такой же пленник, как и она. Драгнил рушит чужие судьбы ради спасения своей, и эта назойливая, противоестественная мысль нашла себе приют в задворках её души. «Лучше бы ты бросил меня подыхать, лучше бы ушёл», — но эти слова, крутившиеся на языке, она проглотила, потому что боялась остаться наедине со своими страхами и цепями.       После этих людей остались лишь беспомощные, жалкие пережитки самих себя.       — Ты постарался? — уточнила девушка.       — Даже не пытался, — Нацу сдавленно посмеялся, — но я позаботился о том, чтобы камеры не работали как можно дольше. Грех не воспользоваться случаем.       — Ради кого?       На этот вопрос Драгнил промолчал.       — Ты часто навещал меня? — повторила попытку Люси. Откровенничать Драгнил не торопился, однако внезапная сентиментальность не позволяла девушке привычно насупиться и попросить преступника на выход.       — Это второй раз, — признался Нацу. — Меня не было на базе.       — И на этом спасибо, — Хартфилия стеснительно поёрзала на койке и пальцами вцепилась в рукава мягкой куртки. — Правда, ты… — неловко замялась и мотнула головой, — а, забудь. Просто спасибо. Нацу, тебе… не говорили, что… со мной было?       — Я не спрашивал. Знаю, что обошлось без операций.       — Уверен?       — Я осмотрел тебя, пока ты спала. Шрамов нет.       Высказывать недовольство в ответ на подобное заявление, разглагольствуя о женской неприкосновенности, ей почему-то не хотелось (визжать о правах человека точно не в этом месте следовало). Люси просто приняла услышанное как должное. Конечно, её пулевое излечили до совершенства, и не исключено, что послеоперационные шрамы могли подлатать, но Нацу выражал такую уверенность в своей правоте, что Хартфилия не стала попусту трясти воздух. Молчание повисло в прохладном помещении. Драгнил размеренно постукивал подошвой берцев, очевидно, нервничая, пока Люси пыталась подобрать подходящую для обсуждения тему. Становилось до ужаса неловко — оба начинали потихоньку вспоминать, как следовало вести себя, находясь рядом. Гордо и бездушно. Устав, по-видимому, от гнетущей тишины, Драгнил лениво поднялся с койки и направился к выходу.       — Позже принесут поесть, — начал Нацу обыденным тоном командира карцера, — пока отдыхай. Куртку оставь себе, но спрячь, будь добра. Иначе реально из-за тебя огребу, милая.       — Да-да, — отмахнулась Люси.       И оба вернулись к ролям, начерканным безумным кукловодом.       — Кстати, — небрежно кинул у самого выхода, — завтра у тебя появится соседка. Постарайся без драк, пожалуйста. Не нарывайся на проблемы. И без того помрёшь.       — Не устал прикидываться? Ну, умру я, тебе полегчает? — выгравированным тоном процедила Люси.       Нацу видел, как напряглось её бледное лицо, как презрение к нему, схожее с тем, что он испытал утром четырнадцатого, заплескалась в пустых глазах. Заметил, как она принялась беспокойно скручивать себе пальцы, как в изнеможении чему-то глупо улыбнулась. Воздвигнутая между ними стена стремительно рушилась, и Нацу в отчаянии пытался возвести её обратно. Сочувствие порождало привязанность. Привязанность становилась в основе желания быть рядом. А дальше — пуля прямиком от старшего брата. Драгнил локтями оперся о стену и глухо прорычал, опуская голову и с усердием сминая шею. Чувства травили, терзали, заговорщически нашёптывали… что предательства не избежать. Нацу же предпочитал втихомолку лелеять мечты о смерти брюнета, к которой, по возможности, лучше не прикладывать руку.       — Нет, мне не полегчает, — глухо выдавил из себя Нацу и оторвался от холодной стены. — Не говори со мной о таком. Советую почаще вспоминать то утро. Ты забываешь, кто я.       — Не я забываю, — Люси пропустила меж пальцев спутанные пряди светлых волос, разрывая их; боль отрезвляла. — Забери уже свою заботу и выметайся. Заставь себя ненавидеть, а не…       — Я одного хочу, дура, — твёрдо оборвал парень, предостерегая её от ненужных, случайно брошенных слов, — тебе жизнь продлить.       — Покорность здесь вознаграждается — это я усвоила. Доволен?       Девушка впилась в свои костлявые плечи, сдавила их через мужскую ветровку и откинулась, взглядом уперевшись в шероховатый потолок, на котором мерно потрескивали две слабые лампы. Горло сводило судорогами; хотелось неистово, надрывно закричать, в вопле, полным боли, проклиная мир за его несправедливость. Смирение не наступало. На душе Нацу скребло — в оцепенении наблюдать за Люси, качавшейся в бесшумной истерике, делалось невыносимым. Драгнил вернулся к её спальному месту и осторожно опустился на корточки.       — Люси, посмотри на меня, — требовательным шёпотом.       Хартфилия несмело заглянула в его холодное, измождённое лицо. Глубоко выдохнула, с усилием сглатывая ком, ставший поперёк горла, после чего придвинулась ближе к парню и с мягким стоном спустила онемевшие ноги на стылый пол. Нацу одной ладонью накрыл её колено, другой нерешительно очертил скулу, на что девушка, забывшись в тягучих сладких спазмах, расслабленно прильнула к его руке. Умиротворение вытесняло страх: Драгнил пальцем размеренно растирал её приятно горевшую от мужских прикосновений кожу. Происходящее казалось восхитительным сном, рискующим кануть в небытие, и поэтому Люси, в отчаянии цепляясь за ласку, срыву ухватилась за его немного отпрянувшую ладонь. Немой мольбой она, нуждаясь в тепле, упрашивала его не останавливаться; сильнее прочего ей было необходимо раскаяние человека, когда-то приставившего к ней пистолет. Нацу безоговорочно проигрывал как Зерефу, так и его пленнице. Светловолосая куталась в куртку, принадлежащую Нацу, млела от его прикосновений, — как выяснилось, Драгнилу-старшему определённо было, над чем поработать… потому что его глупый младший брат позволил себе сострадание.       — Так нельзя, Люси, — прохрипел преступник.       — Ударь меня, и я, возможно, пересмотрю свое мнение о тебе. Ну, ударь, как котёнка с улицы.       — Совсем рассудок потеряла? — зло выплюнул Драгнил.       — Ударь меня, говорю, — серьёзно вторила светловолосая.       — Никогда, дура.       — Тогда целуй, — продолжила уже в полушутливой манере.       — Смеёшься? — парень пальцем невесомо тронул уголки дрогнувших девичьих губ. Волнение окутывало и его — нарушать запрет брата было чересчур приятно.       — Просто рассудок потеряла, — Люси легонько пожала плечами и усмехнулась.       — Поиздевалась? Теперь моя очередь.       Люси гортанно простонала, когда ощутила, как мужские сухие губы смяли её собственные. Драгнил, вскользь разрывая поцелуй, приподнялся с корточек и, ладонью бережно обхватив шею, заставил изнывающую девушку запрокинуть голову. Светловолосая скулила под россыпью воздушных прикосновений его губ, тихо дёргалась и в отчаянии елозила по простыням. Между ног разливалась сладкая истома, и она в беспамятстве шептала имя своего мучителя. Нацу был доволен. Доволен и напряжён — тот самый контраст лёгкого возбуждения. Увлёкшийся парень наощупь отыскал замок на ветровке, потянул вниз и… тут же осёкся. Разочарованный вздох вырвался из затвердевшей женской груди. Нацу расстегнул только до впадинки и отстранился.       — Об этом ты никому не расскажешь, поняла, милая? — Драгнила заметно трясло.       Люси покорно кивнула, судорожно растирая места, горевшие от беглых поцелуев.